Мишка

Однажды мы с Соньчей ехали в город вечером и увидели снегоуборочную машину.
Соблюдая традицию, мы решили сгенерировать страшную историю, каких мы сочиняем пачками и забываем. Но та история получила свое продолжение сегодня и мы ее восстановили в деталях.

Было позднее мартовское утро, грозящее вскорости перейти в обед. Выпавший за ночь снег, снегоуборочная машина загребала своими механизированными захватами. В кабине сидел оператор, который вспомнил, что у него есть донер, припасенный для позднего завтрака совмещаемого с обедом. Работа со уборке снега шла сама собой и ничего не мешало достать пластиковый тормозок и вытащить из него свой фаст-фуд в фольге, развернуть и начать поглощать его, впадая от этого в транс с закатыванием глаз.
Тем временем кучки снега попадали на конвеерную ленту сннгоуборщика, а лапы его с острыми каленными углами продолжали загребать все больше и больше.
Даник, которого родители нежно называли "мишка" из-за его шкодной пухлости, неуклюжести и косолапия, улизнул из-под родительского надзора из двора и стоял завороженно гляда на  процесс автоматизированной уборки снега. Он был увальнем и поздним ребенком, которого родители лелеяли и уделяли ему свое повышенное внимание настолько, что отдали его в школу не в семь лет, а восемь. У него не было задержки в развитии, но, мама и папа, также апашка, Галия-апай и Жантемир-ага сошлись на том, что ребенку надо отдохнуть перед школой. Так он и стал самым старшим и крупным в своем потоке. Его никто не гонял, и не заставлял грызть гранит наук. В его весовой категории ему не было равных и о социализации он не заботился, оставляя ее на самотек. Сны ему не снились вовсе, ни цветные, ни черно-белые, и переживать родителям о психическом его развитии не было надобности.
В тот год зима удалась снежной. А его всегда захватывали образы загребущей жадности снегоуборочных машин. Даник с первых мимолетных встреч полюбил образ такого рода агрегатов. Он фанатом чистой воды и впадал в транс от процесса транспортировки масс снега снизу вверх и далее в кузова самосвалов. Зовущие махи лап снегоуборщика пленяли и вводили его в эпилептическую дрожь от рассматриваемого.
Кроме рвения уставиться в это жерло жвал, а далее в шнек и на ковеерную лену, "мишка" горел желанием самостоятельно подкормить монстра. Прежние встречи не давали ему такой возможности. То они с апашкой проезжали мимо на такси и он лишь три секунды имел счастье наблюдать за работой. То, мама его вела в детский сад и он издалека видел труд рабочих в оранжевых жилетах, подающих широкими алюминиевыми планшетами лопат снег в лапы.
В этот раз "мишка" был один на один со снегоуборщиком и никто его не торопил, не подгонял и не мешал ему. Отрок вырвался, освободился и был предоставлен своим мечтам и желаниям.
Он слепил из липкого снега комок и попытался подбросить его в самые лапы сегоуборщика. Никого вокруг не было. Спины трудяг в оранжевых жилетах удалялись с лопатами на плечах. А, оператор машины, истекая желудочными соками, ушел в портал своего тормозка.  Никто и ничто не мешало и момент был самым актуальным в мишкиной жизни.
Бросок был неудачным и комок свежего мартовского снега шмякнулся вне сектора захвата лапами и даже вне нижней и единственной лопатообразной губы монстра. Повинуясь судьбоносным алгоритмам судьбы, Даник поднял комок и протянул его к лапам. В этот раз снежок упал на губу-лопату но также вне захвата толкателей. Мишка решил подтолкнуть его указательным пальцем и в этот раз Лапы ответили ему взаимностью и некоторой жадностью, срезав палец даже без боли.
Карапуз открыл рот от удивления и смотрел как палец его продвигается к шнекам и уже вертиться в них. Он ступил на нижнюю губу монстра уже без осторожности, не задумываясь о зовущих лапах. Они его и позвали.
Тело мальчика загребло в шнеки и перемололо в фарш. Агрегат его обнял и раздавил, размял и разорвал на части. Оператор продолжал смаковать миксовый из говядины и курицы донер, и уходить сознанием в его вкус. Сидя с открытыми глазами, он не видел то, что происходило перед ними. А фарш из мальчика, обрывков его одежды и обуви отправился благополучно в кузов Камаза. Снегоуборщик и следующий за ним задним ходом самосвал двигались плавно и неостанавливаясь. Поэтому, любые следы крови и трагедии покрывались новыми поступающими дозами снега, перемешивались, стирали произошедшее и отправлялись в кузов. Красно-розовое месиво благополучно было скрыто от глаз вернувшихся с обеда оранжевых жилетов, а оператор с водителем Камаза так ничего и не заметили.
Камазист втечение получаса увез свой груз на полигон у старого отстойника, который, как нижняч часть каскадов был некогда продолжением Пархача*,  и высыпал его на автомате, как это делал в каждый раз по заведенному алгоритму. Место было безлюдное с высокими и ветвистыми дубами, посаженными там каким-то каторжанином с немецкой фамилией еще за полтора века до того и зарослями камыша-осоки. На ветвях дубов-колдунов жили-нетужили стаи ворон, перед которыми вдруг еще и пиршество из мишки в тот день вывалили. Снег быстро таял и фарш из Даника был размазан по жиже еще держащей вес серых и черных птиц.
Птицы быстренько расправились со следами, проглатывая даже осколки костей. Остался не съеденным лишь указатнльный палец, который при разгрузке отскочил в сторону и завалился в тектоническую трещину, оставшуюся от последнего землетрясения.
А, тем временем, вороны облепили ближайший самый крупный дуб, стоявший на краю оврага, и устроили себе обсерваторию на нем, от слова "обсераться".
Таким образом, в условиях првышенной влажности и набегающих облаков с теплой весенней изморосью, питательной смесью их помета было обгажено полуторовековое дерево и земля под ним. Но, грянувший вслед за эти дождик смыл все тут же в овраг, а весенний вечерний поток ручейка унес питательные воспоминания о Данике в омут нижнего пруда, куда выходил никому не известный сброс из био-химической лаборатории. Данный закрытый объект продолжал функционировать после распада прежней государственной формации и теперь находился под патронажем иноземной великой державы.
За ночь был произведен очередной сброс жидкости с урановым желто-зеленым свечением. В питательной среде пруда начались процессы генеза, а в его глубине сам собой стихийно сформировался бледно-серый кожистый кокон. Вода вокруг него бурлила и испускала зловоние. Но, ни свечение, ни пузырящаяся поверхность водоема никому не были заметны. Пруд был заброшенным, поросшим по периметру терном, ракитой, непроходимой осокой и кураем, а поверхность в ночное и утреннее время затягивалась тревожным туманом. Никто туда не ходил. Даже очумелые рыбаки, просиживающие свои жизни на Пархаче. У бомжей было поверие, что там русалка утонула, а белки, обосновавшиеся в гнездах на камыше, распространяют лепру. Даже шавки обегали тот водоем за версту.
Утром кокон прибило к берегу и из него вылупился Даник-мишка таким же отроком. Он не помнил как там оказался, но хотел жрать, курить и материться. На берегу он, как-то само собой, нашел бесхозную грязную одежду и обувь, заброшенную связкой через левое плечо с адресными проклятиями, алкашами, допившимися до чёртиков. Некогда они заблудились и купались в пруду, а после обросли бородавками и трансформировались в водяных из компьютерных игр-ужасов.
Даник на автомате оделся и, пользуясь своим проявившимся вдруг IQ, отправился искать свой двор в мартовском городе. Новый день удался и солнце пригревало, что помогало ему энергично шагать и распознавать улицы, складывая их в трехмерную картину своего отроческого сознания, подвергшегося био-химической модернизации и ДНК-коррекции организма.
Нашел он свой двор за короткое время. Рядом с подъездом стояли полицейские машины, а родители стенали и рыдали в желтые жилетки полицейских, которые не хотели принимать заявление о пропаже ребенка, т.к. не прошло 72 часа с момента пропажи Даника-мишки.
Своим появлением в грязной оверсайз-одежде сын поразил родителей, полицейских и собравшихся зевак. Апашка упала в обморок, и мама Даника едва успела ее подхватить, чтобы та не раскроила себе череп о ступеньки перед подъездом.
Папа остался разбираться с полицейскими, а мама, апашка и Зауре-апай, примчавшаяся вместо Галии-апай повели мишку на свой этаж в квартиру, где избавились от его облачения и отмыли люминисцентный налет с него в теплой ванне.
Даник выглядел отрешенным и его уложили спать. С тех пор, каждую ночь ему начал сниться его указательный палец, который неестественно и самостоятельно покачивался на его же кисти и упрекал мишку в том, что тот его бросил и забыл вытащить из снега в текторическом разломе.

P.S. Сегодня утром у нас осталась пустая консервная банка от бобов. Надо было придумывать себе развлечение и смыслы. Поэтому мы с Соньчей сделали из банки кружку на скорую руку. Конечно не такую искуссную, какие выкладывают американские диггеры, и которые остались от эпохи гражданской войны между севером и югом. Но, функциональную.
Держать такую посуду у себя дома не моветон, т.к. есть добротный фарфор, стекло и на крайний случай пластик для трапезы в путешествиях. Поэтому перед нами встала задача, как ее пристроить на перспективу. Мы решили, что в очередном нашем путешествии к одному из древних кратеров вулкана (а может быть и воронке от доисторической ядерной войны), расположенному в одном из районов Алматинской области Казахстана мы возьмем с собой эту кружку, а также тросик к ней. В окрестностях того древнего кратера есть колодец с водопоем, которые оба, на удивление, располагается на возвышенности, над прилежащей равниной. Там мы и решили в будущем присобачить такую кружку на тросике у колодца. Людям на пользу.
А, чтобы никто из чабанов или одиноких скаредных туристов не позарился пристроить ее в свой нехитрый скарб, мы решили нанести долотом по кайме надпись: "Пейте на здоровье. Но, кто украдет сю кружку, того будет приследовать ожесточенный дух указательного пальца мишки! Трепещите!".