Холодно

Погода промозглая… и вообще, скверная. Скверное поле, скверный общипанный на горизонте лес и скверные, кажущиеся столетними, лужи в которых отражается не менее скверное небо. Ветер неспеша, точно рачительный хозяин, прогуливается по шоссе, сметая в грязные кюветы жухлые листья, которые тут же прилипают к лужам. Те,  что не успели осесть, неожиданно подхватывает невесть откуда взявшийся смерчь и долго их кружит в воздухе и уносит за посадки, на поле, чтобы там окончательно рассеять.

Инспектор ГАИ Жевакин походил около будочки, подвигал плечами, поёжился, пытаясь согреться, а, возможно,  он просто пытался спрятать шею в клеёнчатый воротник куртки. Он искоса посмотрел на часы, стоять приходилось ещё долго, а уже мёрзнуть начал. Спросил по рации инспектора, с соседнго поста, «не приезжал ли проверяющий?», ещё зачем-то спросил «Который час?». В трубке проскрипело. Расхождение во времени было небольшое, минуты две-три.

Это был самый пустынный пост, с некудышной дорогой, ограниченной видимостью и редким движением. Если и появится какая машина, то ползёт медленно, точно наощупь, поэтому и время на этом посту течёт медленнее обычного. Жевакину кажется, что он простоял здесь уже целую вечность, ему хотелось погреться, а пуще всего – с кем-нибудь поговорить. И это желание «поговорить» в конце-концов преврвтилось в жуткую необходимость. И сколько бы он не вглядывался в горизонт дороги, но там не было ничего движущегося.

Жевакин, прохаживаясь, стал считать,  сколько шагов до столба и обратно. Прошёлся, посчитал, вроде немного согрелся. Пока шёл до будки - позабыл,  сколько шагов насчитал?  И не потому, что память у Жевакина плохая, а потому, что не может он заострить внимание на этих шагах. Снова стал считать. Считает, а в мыслях одно: «Хоть бы поговорить с кем…,  чёртов холод…».

Показалась машина, - аж глазам не поверил. Ближе, ближе. Хотел уже жезлом замахать. Глядь – за рулём майор сидит. Честь отдал, когда проехала – рукой махнул, с этим разве поговоришь. Потоптался немного, глядь – другая машина едет. Еле успел из будки выскочить, подал сигнал – приостановилась, катится чуть-чуть, а Жевакин рядом семенит, к окну наклонился. «Волга» новенькая, даже работает как неслышно, потому-то чуть и не просмотрел её Жевакин. Из салона лицо холёное глянуло. Разморенное теплом, оно,  кажется, от неудовольствия хрюкнуло.. Стекло дверки приспущено, в него документы суёт. Жевакин водителю честь отдал, а желание поговорить как-то само собой отпало.

- Жевакин я…- с ознобом в голосе представился инспектор.
- А я Семиглазов, - в тон ему представился водитель и, казалось,  опять от неудовольствия хрюкнул. Из салона женский смех послышался. Посмотрел удостоверение – точно, Семиглазов. Спросил ещё что-то.
- Там написано – донеслось в ответ. Смотреть не стал. Написано, значит написано. Вернул документы, честь отдал, когда «Волга» отъехала, вслед плюнул, «тоже мне пузырь». Озябшими пальцами на всякий случай номер записал, «Надо бы спросить у Шмелёва, кто этот с гонором?». Ветер немного утих, но почему-то стало ещё холоднее. «Поговорить бы с кем», - в который раз подумал Жевакин.

Прошло четверть часа. Глядь, со стороны города частник на «жигулях» катит, подфарники включил, уже смеркается. Жевакин знак подал – остановиться. Остановился, дверку распахнул, выскочил, точно его пружиной выбросило. Не успел Жевакин по форме представится, как тот уже права приготовил, глазками этак виновато и часто, часто мигает и на каждый вопрос «так точно»,  «никак нет и «всё в аккурате» отвечает, да начальником величает. Сам же из машины вылез, рядом топчется, суетится, в глаза заглядывает, каждое желание и вопрос упреждает. Хотел Жевакин поговорить, а кончилось тем, что только сигнализацию проверил. Уехал...

Снова ветер подул., точно отдохнул  где за пригорком, липкий такой, с сырцой. Жевакин на часы посмотрел. Часовая стрелка точно прилипла.. Щёлкнул пальцем по циферблату, послушал, идут. Хорошие часы, именные – награда за задержание опасного преступника, как ему сказали. Только Жевакин никакого подвига и не совершал – прыгнул на подножку «Маза», преступник в другую дверку выпрыгнул, Жевакин кинул в него инспекторской палкой, угодил по ногам. Тот стоять стоит, а идти не может, пришлось его ещё на себе тащить. Какой же тут подвиг? Потом бандит этот щуплым оказался. Жевакин об этом «подвиге» никому никогда не рассказывает, стыдно ему, особенно перед Мамочкой. Мамочка – это фамилия у инспектора в их подразделении такая. Так вот Мамочка - настоящий герой. Только ему ничего не дали. Вначале обещали, а потом начальник сменился и вовсе про его подвиг  забыли. Так что тут как кому повезёт.

Смотрит на часы Жевакин, к ветру спиной повернулся. Слышит – гудит что-то? По звуку определил – большегруз идёт, дизель, из-за бугра невидно.

 Немного погодя МАЗ показался. Ближе… ближе…  Смотрит – трубами гружёный. Остановил. Рядом с водителем никого и тут же на подножку прыг, в кабину забрадся. За рулём парень. Хитро так на инспектора поглядывает и говорит с веселинкой:
- Э-э-э-э, начальник, зря стараешься, в кабине не пахнет, не употреблял, а где?, Что? Когда? Было, то всё выдохлось, а что не выдохлось, то с салярой смешалось – дух стал иной…

Жевакин же прав не спрашивает, у него другое на уме.
- Издалека едем? -0 спрашивает.
- В путёвке всё указано, начальник. Да и кабина, как вытрезвитель, щели одни.
Жевакин поморщился, разговор явно не клеился, не знает, как и начать, а парень своё толкует:
- Прав нет, по талону гоняю, но чтоб нарушать – ни…ни. Да и место здесь неподходящее , чтоб нарушать. Левак разве решит промахнуть. Лихача не жди – дорога скверная.
- Мотор-то тянет? – спросил Жевакин, чтобы снять как-то осадок скованности водителя и перевести тональность разговора в другое русло.
- Да тянет, - мотнул головой парень и тут же добавил, - но скорости, как видите, не превышаем. У меня алиби, - и он кивнул в сторону труб, - не разгонишься, да и опять же, дорога здесь плохая, резко тормознёшь, трубами голову снесёт.

Разговор не клеился и в кабине было действительно холодно.. Запищала рация – сосед условными словами сообщил, что едет проверяющий. Жевакин отпустил МАЗ и, не обращая внимания на пронизывающий ветер и подмерзающее левое ухо, стал вглядываться в дорогу. Подъехала Волга, вышел майор. Жевакин, как положено, доложил, всё - таки проверяющий. Тот, в свою очередь, пожал руку и пригласил в машину погреться, чего раньше никогда не было. Жевакин отказываться не стал, тут уж делай как говорят, начальство…

Залез Жевакин в машину, а майор вместо служебных вопросов, стал его о детях, о жене спрашивать, а голос такой у него грустный и чувствуется по интонации, что не просто так спрашивает. «Любопытничает, - подумал Жевакин, - издалека удочки забрасывает, разговорить хочет.  Мы тоже не лыком шиты, не купишь. Тут главное лишнего чего не ляпнуть.

- Родители-то у тебя есть? – спрашивает майор.
- Так точно! – отвечает, - и родители, товарищ майр, есть,  и тёща, и тёщина мать ещё жива!
- Богат же ты, братец, - майор задумчиво улыбнулся. – Не надо, Жевакин, кричать,  я и так тебя хорошо слышу.
- Так точно,  богат! – выпалил опять Жевакин. И вдруг понял, что говорить по-иному он с проверяющим не может, клинит у него что-то в горле. Хотел сержант сказать по-простому, душевно, а получилось, как получилось.

- Может быть, ты увлекаешься чем? - спросил майор,  - хобби у тебя какое есть?
- Рыбу ловлю. –
- Я тоже ловлей рыбки балуюсь – поддержал разговор майор. Голос его взбодрился и лицо немного просветлело. «Сейчас спросит, где ловлю и на что? - подумал Жевакин. – Так я тебе и сказал, тля аппаратная. Прверяешь – прверяй, а в душу не лезь. А то от этого может всякая бяка получиться».

Разговор о рыбалке явно не клеился. Майор оставил эту тему, кисло улыбнулся, и перевёл разговор на дисциплину водителей.

«Прощупывает, - решил Жевакин. Неужели кто из остановленных им водителей, нажаловался?». Стал разговоры вспоминать: кому что сказал? Кто как ответил? Сам вспоминает и одновреме                                нно на вопросы отвечает: «Так точно», да «Никак нет».

Улыбка хоть и болезненная, совсем сошла с лица проверяющего, оно посерело, в голосе послышались металлические нотки. «Ну, начинается… - подумал Жевакин. – Сейчас всё и образуется». Но, майор вдруг изменил тон, откинулся на спинку сиденья, прикрыл ладонью лицо, будто чего вспоминая, и, не убирая руки,  проговорил как-то тихо,  с долей разочарования

- Иди, служи, Жевакин, служи…
- Есть, служить! – выпалил Жевакин,  с душевным облегчением вылезая из кабины машины. Выбравшись, он вытянулся перед дверкой и приложил руку к виску. Волга отъезжала медленно, так медленно, что у Жевакина стали мёрзнуть пальцы на руке и он мысленно её торопил.

                1978


Холодно.

Погода промозглая… и вообще, скверная. Скверное поле, скверный общипанный на горизонте лес и скверные, кажущиеся столетними, лужи в которых отражается не менее скверное небо. Ветер неспеша, точно рачительный хозяин, прогуливается по шоссе, сметая в грязные кюветы жухлые листья, которые тут же прилипают к лужам. Те,  что не успели осесть, неожиданно подхватывает невесть откуда взявшийся смерчь и долго их кружит в воздухе и уносит за посадки, на поле, чтобы там окончательно рассеять.

Инспектор ГАИ Жевакин походил около будочки, подвигал плечами, поёжился, пытаясь согреться, а, возможно,  он просто пытался спрятать шею в клеёнчатый воротник куртки. Он искоса посмотрел на часы, стоять приходилось ещё долго, а уже мёрзнуть начал. Спросил по рации инспектора, с соседнго поста, «не приезжал ли проверяющий?», ещё зачем-то спросил «Который час?». В трубке проскрипело. Расхождение во времени было небольшое, минуты две-три.

Это был самый пустынный пост, с некудышной дорогой, ограниченной видимостью и редким движением. Если и появится какая машина, то ползёт медленно, точно наощупь, поэтому и время на этом посту течёт медленнее обычного. Жевакину кажется, что он простоял здесь уже целую вечность, ему хотелось погреться, а пуще всего – с кем-нибудь поговорить. И это желание «поговорить» в конце-концов преврвтилось в жуткую необходимость. И сколько бы он не вглядывался в горизонт дороги, но там не было ничего движущегося.

Жевакин, прохаживаясь, стал считать,  сколько шагов до столба и обратно. Прошёлся, посчитал, вроде немного согрелся. Пока шёл до будки - позабыл,  сколько шагов насчитал?  И не потому, что память у Жевакина плохая, а потому, что не может он заострить внимание на этих шагах. Снова стал считать. Считает, а в мыслях одно: «Хоть бы поговорить с кем…,  чёртов холод…».

Показалась машина, - аж глазам не поверил. Ближе, ближе. Хотел уже жезлом замахать. Глядь – за рулём майор сидит. Честь отдал, когда проехала – рукой махнул, с этим разве поговоришь. Потоптался немного, глядь – другая машина едет. Еле успел из будки выскочить, подал сигнал – приостановилась, катится чуть-чуть, а Жевакин рядом семенит, к окну наклонился. «Волга» новенькая, даже работает как неслышно, потому-то чуть и не просмотрел её Жевакин. Из салона лицо холёное глянуло. Разморенное теплом, оно,  кажется, от неудовольствия хрюкнуло.. Стекло дверки приспущено, в него документы суёт. Жевакин водителю честь отдал, а желание поговорить как-то само собой отпало.

- Жевакин я…- с ознобом в голосе представился инспектор.
- А я Семиглазов, - в тон ему представился водитель и, казалось,  опять от неудовольствия хрюкнул. Из салона женский смех послышался. Посмотрел удостоверение – точно, Семиглазов. Спросил ещё что-то.
- Там написано – донеслось в ответ. Смотреть не стал. Написано, значит написано. Вернул документы, честь отдал, когда «Волга» отъехала, вслед плюнул, «тоже мне пузырь». Озябшими пальцами на всякий случай номер записал, «Надо бы спросить у Шмелёва, кто этот с гонором?». Ветер немного утих, но почему-то стало ещё холоднее. «Поговорить бы с кем», - в который раз подумал Жевакин.

Прошло четверть часа. Глядь, со стороны города частник на «жигулях» катит, подфарники включил, уже смеркается. Жевакин знак подал – остановиться. Остановился, дверку распахнул, выскочил, точно его пружиной выбросило. Не успел Жевакин по форме представится, как тот уже права приготовил, глазками этак виновато и часто, часто мигает и на каждый вопрос «так точно»,  «никак нет и «всё в аккурате» отвечает, да начальником величает. Сам же из машины вылез, рядом топчется, суетится, в глаза заглядывает, каждое желание и вопрос упреждает. Хотел Жевакин поговорить, а кончилось тем, что только сигнализацию проверил. Уехал...

Снова ветер подул., точно отдохнул  где за пригорком, липкий такой, с сырцой. Жевакин на часы посмотрел. Часовая стрелка точно прилипла.. Щёлкнул пальцем по циферблату, послушал, идут. Хорошие часы, именные – награда за задержание опасного преступника, как ему сказали. Только Жевакин никакого подвига и не совершал – прыгнул на подножку «Маза», преступник в другую дверку выпрыгнул, Жевакин кинул в него инспекторской палкой, угодил по ногам. Тот стоять стоит, а идти не может, пришлось его ещё на себе тащить. Какой же тут подвиг? Потом бандит этот щуплым оказался. Жевакин об этом «подвиге» никому никогда не рассказывает, стыдно ему, особенно перед Мамочкой. Мамочка – это фамилия у инспектора в их подразделении такая. Так вот Мамочка - настоящий герой. Только ему ничего не дали. Вначале обещали, а потом начальник сменился и вовсе про его подвиг  забыли. Так что тут как кому повезёт.

Смотрит на часы Жевакин, к ветру спиной повернулся. Слышит – гудит что-то? По звуку определил – большегруз идёт, дизель, из-за бугра невидно.

 Немного погодя МАЗ показался. Ближе… ближе…  Смотрит – трубами гружёный. Остановил. Рядом с водителем никого и тут же на подножку прыг, в кабину забрадся. За рулём парень. Хитро так на инспектора поглядывает и говорит с веселинкой:
- Э-э-э-э, начальник, зря стараешься, в кабине не пахнет, не употреблял, а где?, Что? Когда? Было, то всё выдохлось, а что не выдохлось, то с салярой смешалось – дух стал иной…

Жевакин же прав не спрашивает, у него другое на уме.
- Издалека едем? -0 спрашивает.
- В путёвке всё указано, начальник. Да и кабина, как вытрезвитель, щели одни.
Жевакин поморщился, разговор явно не клеился, не знает, как и начать, а парень своё толкует:
- Прав нет, по талону гоняю, но чтоб нарушать – ни…ни. Да и место здесь неподходящее , чтоб нарушать. Левак разве решит промахнуть. Лихача не жди – дорога скверная.
- Мотор-то тянет? – спросил Жевакин, чтобы снять как-то осадок скованности водителя и перевести тональность разговора в другое русло.
- Да тянет, - мотнул головой парень и тут же добавил, - но скорости, как видите, не превышаем. У меня алиби, - и он кивнул в сторону труб, - не разгонишься, да и опять же, дорога здесь плохая, резко тормознёшь, трубами голову снесёт.

Разговор не клеился и в кабине было действительно холодно.. Запищала рация – сосед условными словами сообщил, что едет проверяющий. Жевакин отпустил МАЗ и, не обращая внимания на пронизывающий ветер и подмерзающее левое ухо, стал вглядываться в дорогу. Подъехала Волга, вышел майор. Жевакин, как положено, доложил, всё - таки проверяющий. Тот, в свою очередь, пожал руку и пригласил в машину погреться, чего раньше никогда не было. Жевакин отказываться не стал, тут уж делай как говорят, начальство…

Залез Жевакин в машину, а майор вместо служебных вопросов, стал его о детях, о жене спрашивать, а голос такой у него грустный и чувствуется по интонации, что не просто так спрашивает. «Любопытничает, - подумал Жевакин, - издалека удочки забрасывает, разговорить хочет.  Мы тоже не лыком шиты, не купишь. Тут главное лишнего чего не ляпнуть.

- Родители-то у тебя есть? – спрашивает майор.
- Так точно! – отвечает, - и родители, товарищ майр, есть,  и тёща, и тёщина мать ещё жива!
- Богат же ты, братец, - майор задумчиво улыбнулся. – Не надо, Жевакин, кричать,  я и так тебя хорошо слышу.
- Так точно,  богат! – выпалил опять Жевакин. И вдруг понял, что говорить по-иному он с проверяющим не может, клинит у него что-то в горле. Хотел сержант сказать по-простому, душевно, а получилось, как получилось.

- Может быть, ты увлекаешься чем? - спросил майор,  - хобби у тебя какое есть?
- Рыбу ловлю. –
- Я тоже ловлей рыбки балуюсь – поддержал разговор майор. Голос его взбодрился и лицо немного просветлело. «Сейчас спросит, где ловлю и на что? - подумал Жевакин. – Так я тебе и сказал, тля аппаратная. Прверяешь – прверяй, а в душу не лезь. А то от этого может всякая бяка получиться».

Разговор о рыбалке явно не клеился. Майор оставил эту тему, кисло улыбнулся, и перевёл разговор на дисциплину водителей.

«Прощупывает, - решил Жевакин. Неужели кто из остановленных им водителей, нажаловался?». Стал разговоры вспоминать: кому что сказал? Кто как ответил? Сам вспоминает и одновреме                                нно на вопросы отвечает: «Так точно», да «Никак нет».

Улыбка хоть и болезненная, совсем сошла с лица проверяющего, оно посерело, в голосе послышались металлические нотки. «Ну, начинается… - подумал Жевакин. – Сейчас всё и образуется». Но, майор вдруг изменил тон, откинулся на спинку сиденья, прикрыл ладонью лицо, будто чего вспоминая, и, не убирая руки,  проговорил как-то тихо,  с долей разочарования

- Иди, служи, Жевакин, служи…
- Есть, служить! – выпалил Жевакин,  с душевным облегчением вылезая из кабины машины. Выбравшись, он вытянулся перед дверкой и приложил руку к виску. Волга отъезжала медленно, так медленно, что у Жевакина стали мёрзнуть пальцы на руке и он мысленно её торопил.

                1978