Договор

Он, в куртке, обутый, сидел у окна  на панцирной кровати, положив руку на край стола. На столе его кепка.

Пять минут назад, когда он вошел в квартиру, настроенный очень решительно, и Оксана попросила его: «Снимите, пожалуйста, обувь», - тот не разулся и сразу же направился туда, к тому месту, где и сидел.

-Здесь ребенок. Грязь ведь.

Вчера она говорила, что выселится. Она – природная блондинка за тридцать, у нее косая челка и короткие волосы  по бокам и удлиненными на затылке, чуть взъерошенные, что она делала в расчете на то, что это убавит возраст, лицо овальное, белое, чуть-чуть родимых точек на левой щеке, правильные черты лица, накрашенные брови и ресницы, длинные, как наклеенные. В общении с ним не испытывает никаких затруднений и  до этого располагала к себе, вызывая симпатию. Она знала об этом. И пользовалась этим.  Но сегодня все было по-другому.

-Мы вчера договорились, что во вторник. Сегодня воскресенье. Что поменялось за ночь?

-А то, что соседи звонили, что в пять часов утра у вас крики, звон стекла.

-Какие крики? Не было криков. Ничего не было. Максим, иди сюда. Ты слышал?

В дверях показался Максим. По всклоченным волосам было видно, что он только встал с кровати. Худой, весь какой-то дерганный и так, и по паспорту моложе  Оксаны лет на пять. «Вот из-за чего ухищрения с прической и прочее», - подумал он.

-Не было никаких криков и вообще у нас по договору…

-По какому договору? – перебил его он.

-Оксана, принеси.

Та вышла в другую комнату и, вернувшись, протянула ему: вот, мол, - но так, чтоб тот не взял его, а увидел, что он есть, и все, и только. Ха! Он знал, что есть. Ему не надо было его показывать. Но раз показали, то он вдруг выхватил его у нее из рук и, порвав на кусочки, зажал бумагу в кулаке – кулак же засунул в карман брюк. И так потом и сидел с кулаком в кармане.

-Ах!- выкрикнула Оксана. – Смотри, что он делает! Но у меня остался! Вот, вот остался!

Максим взял клочок бумаги у Оксаны и, разгладив, обрадовано заявил:
-Тут подписи. Смотри подписи. Так что договор есть.

-Вы б его еще съели, - понимая, что дала маху, сказала Оксана.

У него была такая мысль. Но, во-первых, так сразу все съесть он не мог (много бумаги), а, во-вторых, вот если б Максим отнимал, то тогда, может, и стоило это сделать, а так зачем.

-Оксана, смотри, тут все видно, - не унимался Максим.

«Ничего там не видно. Это они так, берут на понт», - решил он.

-Как вам не стыдно, такой солидный мужчина и… Сейчас я позвоню риэлтору и все ему расскажу.

Он слышал, как она в соседней комнате звонила Василию Иванычу: «Представляете, порвал договор. Как? На кусочки и засунул их в карман». Тот, судя по всему, был на ее стороне. «Ну, и пусть», - решил он.

-Такой же договор есть в риэлторской компании.

-Вон! – неожиданно для всех, и для себя, в том числе, выкрикнул он. – Вон из моей квартиры! – и ударил кулаком по столу.

Ребенок, девочка лет трех-четырех со светлыми длинными спутавшимися волосикам на голове, белым личиком, на котором главное - серые глаза, и в них такая, уже взрослая,  печаль, что плакать хочется, сначала скривилась, а потом разревелась.

-Он испугал ребенка. Доча, не бойся. Дядя не на тебя кричал. Он не кричал, а так просто, - и тихо, но он слышал. – У дяди не все в порядке с головой.

Настал черед возмущаться Максиму:
-Вы испугали моего ребенка. Оксана, звони нашему адвокату. Пускай приезжает.

-Нет,  я позвоню в полицию.

И тут он сказал:
-Я позвоню, -напирая на"я", - и скажу, чтоб вас убрали отсюда.

Он сидел уже два часа на одном и том же месте, все еще держа руку в кармане. Ему дважды звонили из полиции, спрашивали, чем они могут ему помочь, его адрес.

Оксана и Максим ходили мимо комнаты, в которой он сидел, и заглядывали, как он там. Они заметно нервничали, готовясь к встрече с полицией. И еще было то, что им надоело, что он сидит.

-Мы ведь сказали, что выселимся. Не завтра, так во вторник – точно.

-Не надо петь военных песен, - успокоившись после случая с договором, и даже заметно повеселевший, потому что видел, как они суетятся, сказал он, в шутку.

-Я год как из армии. А вы служили? В каком звании?

«Значит, был на востоке», - мелькнуло у него в голове. Плевать! Он слышал о поствоенном синдроме. Отсюда, видно, у него его нервность. Но он за свою жизнь встречал всяких и всегда решал вопросы.

-Полковник.

-Полковники так себя не ведут. Вы где служили? В каких войсках.

Он молчал, вроде как думал, что ему ответить.

-Это не ваше дело, солдат.

После «полковника» Максим как бы успокоился, уже не бегал к нему с новыми выдумками, и, казалось, проникся к нему невольным уважением. «Дурачок», - решил о нем он.

Позвонили в дверь.

-А, мальчики. Здравствуйте. Проходите, - залебезила перед полицейскими Оксана. - Тут у нас…

Их двое. Один полный, другой худой. Полный говорил, и когда Оксана вставляла свои замечания, не поворачивая головы, не говоря о том, чтоб вообще повернуться к ней, делал движение, как намек на действие, обозначив то место, куда, отвечал ей. Другой, видно, был для того, чтоб поддакивать. Но за все время, пока они были в квартире, он не сказал ни слова.

-Кто владелец квартиры. Вы? Что вы хотите?

Он все так же сидел на панцирной кровати, облокотившись одной рукой о стол. У него ровный профиль лица. Лицо белое. Короткий нос, не нос, а какой-то обрубок, не прямой и не курносый. На голове большая плешь - от чубчика и дальше чуть ли не до затылка, во всяком случае, вся макушка из тоненьких реденьких волосиков, которых толком и не видно, вроде их и нет. По бокам и сзади темные, длинные волосы. Когда он повернулся, чтоб ответить, то те увидели мужчину шестидесяти лет. Уставшего. Глаза темно карие, уже с возрастом, и, наверное, такая у него их природа наполовину закрытые, так, что оставались две щели, из которой он и смотрел на них.

-Хочу, чтоб они выселились.

-Сейчас?

-Нет, зачем же сейчас. Завтра. В четыре.

Оксана и Максим начали возражать. Но это уже было, что хозяйка квартиры, с которой они договорились, уехала и вернется только ко вторнику, потом, что вещей много. Но полный  повторил: «Завтра в четыре».

Он тяжело встал и вышел из комнаты. Впереди шли полицейские. Он шел за ними.