Бородач

Медиумический рассказ, записанный при помощи "яснослышания".


  - Эти дела не делаются быстро, - сказал рассерженный следователь, ему надо было разобраться в "курьёзной ситуации", как он считал.
  - Хорошо, только побыстрее, как можно быстрее, - выпалил на ходу рассерженный вдовец, хоронил жену, а тут вот...
История эта имела хождение по некоторым другим нерешённым вопросам. Надо было выяснить, откуда бралась такая сумма долга, которую мужу вменили выплатить за умершую жену (он не знал о её расходах), к тому же прибавилось счетов за "двойные" похороны.

  - Это как? – кричал незлобивый (до этого) вдовец. – Это как понимать? – настаивал он, не разобравшись в счёте за ритуальные действия конторы. – Два гроба? За что?
  - Это один, - невозмутимо, с холодностью трупа в голосе, сказал служащий ритуальной компании и провёл ногтем по строке, - вот здесь, - уже голосом учителя продолжал, - это за оказанную услугу: доставку гроба к месту назначения, опять же, лошадь, - это он сказал значительно, - ну и катафалк, конечно.
Он выглядел победно, здравое рассуждение его не подвело – это именно ему доверяли подобные споры улаживать. Вот и сейчас "глупый" вдовец (вслух такого не скажешь) пытается выудить хоть один "пфенниг" (корни у служащего ритуального агентства были германские – это он так считал) из утверждённого счёта.
  - Да за такую лошадь... – он посмотрел в глаза служащему, - я же её не покупаю, ей только до кладбища дойти – всё!
Пока служащий готовился произнести речь, дабы объяснить и вразумить...
  - Ну, вот что, - решительно заворачивая в выписанный счёт какой-то буклет со стола, - я это выясню, а пока...
  - На корове повезёте? – съехидничал служащий.
Вдовец опешил.
  - Что? – он вдруг вспомнил, махнул рукой и опрометью кинулся бежать из конторы домой.
Там уже описывали имущество за долги жены.
"Хоть бы грош оставили, - говорил он после следователю, - всё вывезли".
Если бы беды вдовца на этом закончились, то и истории не нужно было начинать. Нет – это было только начало. Тело в гробу, а в доме даже стула не оставили – голые стены.
"Гроб-то, поди, денег стоит, - рассуждает про себя вдовец, - лошадь тебе? На-а! – он суёт покойнице под нос фигу. – Ты и гроба этого не получишь!
Он вытряхивает покойную из гроба, потом осторожно кладёт туда "тряпки" бывшие на ней и оставляет лежать на полу полуголую. За всем наблюдает женщина, соседка, подругой жене не была, а секреты про неё, как потом выяснилось, знала – решилась сказать:
  - Что ж вы, Виктор Аркадьевич, так с женой поступаете? – смерила взглядом пустые стены и гроб уже без покойной, покачала головой. – А вы не знали?
Говорить он не мог, был занят, только пожимал плечами.
"Рехнулся", - подумала соседка, а вслух сказала.
  - Вы бы, Виктор Аркадьевич, врача... – и показала на голову, мол, совсем плохо.
  - Отстань, Лукерья, я тебе не сумасшедший: видишь? – он показал на дыру в полу гроба. – Для чего?
  - Сучок был, вылетел, - деловито сказала соседка.
  - Сучок он вот такой, - вдовец показал размер, согнув пальцы, - а тут – во как! – изъян он нащупал, когда "тряпки" с покойной жены складывал. – Гроб по цене саркофага фараонского, - он ткнул пальцем в кипу бумаг, торчащую из кармана.
  - Что там? – поинтересовалась соседка, явно вставая на сторону ещё живого соседа.
  - Счёт, - горячность во взгляде его ещё не прошла, но сочувствие к себе в голосе соседки сумел уловить, - счёт, Лукерья, вот он, - стал выворачивать зачем-то карман, чтоб достать, - это на столе лежало, я взял, - развернул бумаги, - вот.
Это был не буклет, а фотографии: рекламный лист, а на коне жена. Подпись: "Наши вороные, хоть на скачки".
Следующее фото - "скорбящая вдова", и опять она, его жёнушка в траурном наряде рядом с катафалком.
  - Хватит? – спросил он с искринкой в глазах. – Есть ещё одно! – он вывернул карман не полностью, небольшое фото упало на самое дно. – Где же, тут было, а вот!
На руках грудничок, ребёнок, которого у них с женой не было.
  - Когда? Я спрашиваю вас, когда успел родиться этот? – он постучал по снимку пальцем. – Мой? – он пожал плечами.
  - Может, надо спросить у... – соседка осеклась: обещала молчать до поры, - у того, кто сделал фотографии, - бодро закончила, - у него бы и спросили. – Здесь всё? – она надеялась что-то узнать ещё.
Сосед махнул рукой:
  - Хватит с меня и этого, - сложил обратно в карман в прежнем порядке, так что последнее фото угодило на прежнее место, не выворачивая карман, не достанешь, - пойду.
  - А эта? – соседка сочувственно разглядывала покойницу, лежащую на полу в позе брошенной куклы.
  - Поправить надо, - сказал «сердобольный» муж, но ничего делать не стал.
Пришла ещё одна соседка, когда муж покойной был уже в дверях.
  - Проходи, - сказал он приветливо (соседка ему нравилась), - Лукерья там... вместе...
  - Что это? Ах!
Дальше он уже не слышал: бежал в полицию. "Его обкрадывают, за его спиной плетут заговор, он ничего не знает, по миру пускают..." – всё это крутилось в голове вдовца.
Следователь выслушал, вначале не поверил. Два фото вдовец достал сразу, счёт отметил как "несусветный, где такое взять", и полез дальше выворачивать карман, порвал второпях и уже зубами разрывая суровые нитки подкладки (пальто пришлось снять), при этом "поранил" резец (кусочек зуба сплюнул вместе с ниткой), достал, наконец, злополучное фото с ребёнком.
  - Вот! Ребёнок не мой!
  - А жена? – следователь внимательно изучал фотографии.
  - Моя.
  - Ясно. Приходите завтра, разберусь, напишу отчёт на ваше заявление. А вот долг... это вы уж сами, через суд, если что. Приставы-то что сказали?
Вдовец не помнил, махнул рукой "разберусь".
Разбирательство шло недолго, но потребовалось время, чтобы найти оригинал фотографий – эти фото были типографской работы, кроме младенца, с него потом типографским же способом делали ангелочков на украшениях фотографий покойных, мастерски получалось.

  - Вся семья в сборе? – следователь без церемоний приказал всем сесть на скамью поодаль от себя. – Кто глава? Вот на этих фотографиях вижу только женщину... и её ребёнка на этой.
  - Я не замужем, - тихим голосом произнесла женщина.
  - Ребёнок ваш? – голос следователя не сулил ничего хорошего.
  - Мой.
Ребёнок вертелся у ног матери, ему не сиделось. На вид можно было дать год, полтора – от силы, но подвижный, юркий.
  - Ваш? – он обратился к мужчине с бородой.
  - Живём вместе, - он взглядом указал на мальчика, - не мой.
  - Чей?
  - Моей сестры муж – отец ребёнка.
Следователь замешкался: сёстры не были похожи ни капельки.
  - Ответите мне на вопрос или сядете оба за махинации, - следователь не кричал, но издавал булькающие звуки – признак гнева.
Женщина начала говорить.
  - Мы жили вместе, она показала на мужчину, но её, - она показала на фото, лежащее на столе, - некрасивый муж не устраивал, мы решили...
  - Так, - перебил следователь, - теперь под протокол, всё по порядку с самого начала.
Выяснилось следующее: две сестры жили вместе до замужества младшей с одним мужчиной, в последствии мужем покойной, одна из сестёр забеременела. Бородач появился после, жили невенчанные.
  - Так нельзя, муж узнает, уходи, буду платить тебе на игрушки давать деньги, только уходи, не мешай мне самой свою судьбу устраивать. О сыне ни-ни, узнает, обоим несдобровать будет и сыну твоему не сладко придётся – не примет, да и мы с тобой грешницы великие, - это она сказала после рождения ребёнка.
Денег требовалось всё больше, а муж сестры перестал зарабатывать. В долги влезали, чтоб агентство похоронное открыть. Фотографии сестра с себя делала, а племянника брала на руки, будто свой и ангелочков с него делали – всем нравилось, особенно на похоронах ребятишек (умирали часто). Это женщина рассказывала задумчиво, будто жалела сестру, так вначале показалось следователю, но потом...
"Женщина врала, на ходу придумывала, оговаривая себя, значит, - размышлял следователь, - скрывается большее, чем сожительство сестёр с одним мужчиной, нечто большее..."
Далее всё шло как по написанному. Ребёнок умудрился обрести известность, стали приглашать на церемонии похорон: "ангелочка" просили целовать умершего ребёнка и делали фотографии, за это платили. Облачение ребёнка при этом... едва прикрытая нагота (в зимнее время шубку из кроличьего меха надевали, белую). "До двух лет горя бы не знали", - сокрушался мужчина с бородой. Свою "содержанку", так называл сожительницу, терпел за её ребёнка: "кормилась за него". Однако следователю не давал покоя муж умершей сестры: как он, сожительствуя с обеими сёстрами, не узнал о ребёнке? Ведь сёстры были настоящими, крестили их – свидетелей тому много. Но порочность мужа, не говоря о сёстрах, не поддаётся разумному объяснению. Как мог прибежать, требовать, где справедливость, имея сына на руках сожительницы, родной сестры жены?
Вот что поведал муж.
  - Это был не я – брат по отцу. То же имя, фамилия и вылитое фото с меня. Отрастил бороду, неузнаваем стал, ну, я ему и поверил: живи, говорю, пока свою хибару не построишь. Долго мыкался по дворам, клянчил кусок хлеба, ну, я и пожалел. Тут сестра её... ну, я не обратил... у них там закрутилось...  Ведь как вышло-то? Хорошенькая не была, гулящая: подол раскинет, - показал на себе жестом, - на, беру я, ну и брат, конечно, тоже не простак. А жена, - он пожал плечом, - может, знала, а может...  Их ведь, сестёр, не понять: ржут между собой, потом опять тихие.
  - Вот что, - сказал следователь решительно, - за деньги вы не волнуйтесь – ваши, если ребёнок, докажем, ваш.
  - Как докажешь, если имя носим одно: он Виктор – я...
  - Что ж, и это не нужно, ваша жена рожала – вот! Свидетельство от повитухи: узнает и имена разные у сестёр. Рожала Маргарита – вот! А теперь вскрытие (хоронить усопшую следователь не дал, приказал сделать вскрытие), в результате: "рожавшая женщина, примерно полтора года назад". Ваш сын. Как вы не знали, расскажите.
Теперь уже обвиняемый, начал угрюмо:
  - Знал. Но ведь как было...
Он рассказал следователю запутанную историю отношений, где всё "переплетено", так он назвал сожительство двух мужчин с сёстрами. Кто кого совратил, предстояло выяснить.
Сёстры именовали себя подругами, сожительства не стеснялись, но был ли "бородач" братом, выясняли долго. Бородач признавался в сожительстве с сестрой покойной, "но к ней, покойнице, не подходил – ни-ни, брат строго наказывал".
Хорошо, что скажет соседка? Лукерья забор в забор жила – видела, как под руку один и другой с сёстрами то с одной, то с другой ходят. Значит, жили вместе, деля постель. Зачем мужу, скажите на милость, раздувать ссору за деньги, долги жены? Ребёнок нуждался в опекунстве: жена, мать ребёнка, постаралась сохранить для него деньги. Вот счёт: все деньги выплачены... незнакомому лицу – это и возмутило вдовца. "Кто этот негодяй? – кричал обезумевший банкрот. – Вы покажите мне его!"
Показали. Оказалось, что мнимый брат и есть его "обиратель". Сбрили бороду и сходства нет никакого – разные по всем статьям. А вышло, что когда соседка Лукерья, быстрая на язык баба, поведала своему знакомому про похоти соседа, что сманил на сожительство обеих сестёр, смекнул, как можно поживиться за счёт ничего не подозревающих любовников. Представился братом (всю историю о хозяине рассказала Лукерья), тот поверил и даже в то, что отец уже был женат (этого соседка не могла знать, а только место на кладбище, где похоронен их "общий" отец), документов спрашивать не стал, поверил на слово, только посмеялся: "Во как, понравился сын, что второй с тем же именем..." Смутные сомнения возникали, нет-нет и оговорится, скажет: "Денег нет, может, отец чуток подкинет, - потом опомнится, - с того света", - и оба хохочут. Но отца он любил и шутка была не к месту, и с сёстрами "само вышло" – скрывал. А бородач появился, как бес вселился в него и в жену. "Всё прахом, всё прахом, - каялся вдовец, - как можно? На покаяние мне надо".
Суд уже назначен, дело подошло к концу. Следователь должен выступить в суде и предоставить неопровержимые доказательства вины афериста, но суд отложили. Выяснили, при вскрытии этого не заметили, что покойная умерла не своей смертью. Соседка божилась, что видела выходящего мужа из спальни (окна выходили прямо на крыльцо, а она пришла за молоком). Что там было? Крики, потом тихо, я бежать, чтоб не заметил. Молчала: зачем мне?..  Муж он ей, хоть убей".
Эксгумацию провели с соблюдением всех правил, муж не стал ставить препоны, сказал: "Что ж, коль надо... не убивал я, не я убил, мне дитя ея жалко", - за последнее время стал набожным. Арестовали его и "брата" после того, как удар по голове подтвердился (незаметная вмятина, в волосах и не заметили, кровь смыта). Стали допрашивать соседку, была в гостях не раз, расположение комнат знала и священника вызвала сама и волосы "прибрала", от крови замыла, пока муж по делам "выхаживал". Причина была проста: не хотела ждать, деньги обещал "сводный брат" не малые за её услуги. "Уж я старалась, - говорила она на допросе, - а он "потом-потом, не людей же убивать за это", я и смекнула: всё за ней и долг, нет, возьму силой – должна".
Ребёнка вдовец брать отказывался: "... не я отец, они долго уж жили, а я..." Но отсидев срок (мошенничество), вернулся, забрал сестру и ребёнка. Бородач с Лукерьей в острог отправились по этапу за сговор, мошенничество и убийство.