Письмо девятое

Наверное, каждый родитель должен быть немного педагогом для своих детей. Моя мама была учительницей математики в 8-ми летней школе. Отец был агрономом, потом, в силу независящих от него обстоятельств, а именно, решение руководства страны о ликвидации подсобных хозяйств при крупных промышленных предприятиях, переучился на инженера. Могли ли они подобающим образом воспитать своих детей, дать им какие-то особенные навыки, привить любовь к какому-либо делу. Я думаю вряд ли. Я рос и воспитывался как все мои сверстники, не лучше не хуже. Больше занимался самовоспитанием. Чувствовал, что мне не хватает знаний для хорошего духовного самочувствия. В 15 – 16 лет я с трудом переносил атмосферу своего родного поселка. В прямом (сильная загазованность, исходящая от ЦБК) и переносном смыслах. А в 17 лет после окончания школы принял решение ехать в Москву учиться в институте и впитывать культуру. В детстве мы с мамой несколько раз ездили в Калугу к родственникам через Москву. В Москве останавливались у маминой подруги тети Тамары. Она жила рядом с парком культуры Горького. Мы с мамой часто гуляли по набережной, в парке, на Ленинских горах. Один раз ходили даже на Новодевичье кладбище. Москва мне нравилась! Мне представлялось, что я как будто попадал в иной мир. Чувствовал себя глубоким провинциалом. В сущности я им и был. Даже сейчас, когда я много лет живу в Москве, во мне остались черты провинциала. Правда, эти черты особо никого не шокируют, т.к. в Москве меня окружают такие же провинциалы, если еще не дремучее.
Итак, как же меня воспитывали родители. Мама много работала и под этим объективным предлогом поручала мне выполнять домашние дела. А меня тянуло заняться своими делами, но не хотелось расстраивать маму, и приходилось выполнять домашнюю работу. Она заключалась прежде всего в глажке белья. Самодельную гладильную доску я клал (пишу «клал», хотя у меня на родине говорят «ложил») одним концом на край стола или швейной машины, другим – на спинку стула, на котором было сложено неглаженное белье, брал электрический утюг и начинал гладить. Белья было много. Мама по характеру была чистюлей. Стирать никому не доверяла, да и гладила сама, пока я не дорос до выполнения этой не хитрой работы. От глажки я не уставал, утомляла монотонность процесса. Эта работа не доставляла мне удовольствия. Мыл полы в квартире, вытирал пыль с мебели. Тогда в моде была полированная мебель, покрытая лаком. На ее поверхности очень даже было заметно пыль. Эту работу можно было сделать быстро, что радовало. Когда стал постарше, мама научила меня готовить самые простые блюда: варить макароны, картофель, жарить яичницу и т.д.
Таким образом мама готовила меня ко взрослой жизни. Она была взыскательной к качеству выполняемой домашней работы. Наверное, я не всегда выполнял ее надлежащим образом, но она никогда не ругала меня и не заставляла переделывать.
Эти навыки привились к моей натуре. Благодаря им, мне было легко жить в дальнейшем, как одному, так и семье.
Отец мало что мне мог дать. Чинить любую поломку бытовых приборов, водопровода, электричества он звал своего младшего брата Игоря. Дядя Игорь был очень добрый, мягкий и отзывчивый. Хотя у него была своя семья: жена и два сына, он никогда не отказывал отцу. Всегда приходил и исправлял поломку. Вот своих детей Олега и Михаила дядя Игорь много чему научил. Руки у них золотые. По рассказам у моего деда по линии отца, Макара, тоже руки были на месте, да и голова тоже.
Однажды сломалась кнопка у настольной лампы. Я решил, что смогу ее отремонтировать. Взял отвертку, пассатижи, нож и принялся за дело, разумеется, в отсутствии родителей. Мне казалось это простым делом, тем более на уроках труда в школе мы нечто подобное делали. Развинтил подставку лампы, извлек из гнезда кнопку. Стал ее разбирать. Разобрал. А вот собрать кнопку обратно явилось для меня проблемой. Не смог. Когда пришла мама, пришлось признаться в своей неспособности отремонтировать кнопку. Пришлось отцу звать на помощь дядю Игоря. И он не смог, потому что, когда я разбирал кнопку, я растерял или сломал мелкие ее детали. Дяди Игорю пришлось напрямую соединить провода и заизолировать лентой. Лампа стала включаться просто вилкой в розетку. 
Слева и справа от нашего дома стояли по два двухэтажных деревянных дома с проходными подъездами, приусадебными участками, палисадниками и сараями, в которых держали не только вещи, необходимые по хозяйству, но и всякий ненужный хлам, а в погребах заготовки и запасы фруктов и овощей. Держали кур, гусей и даже поросят.
Примерно, когда мне было 7-8 лет, слева расположенные дома сломали. На их месте построили один большой 5-ти этажный дом, из серого кирпича. На торцевой его стороне красным кирпичом выложили надпись: «50 лет Октября». Справа расположенные дома стоят до сих пор.
Люди были очень рады получить квартиры в этом доме. В нем имелись все удобства. Одно было плохо: не было сараев для его жителей. У нас было три сарая. Два стояли рядом, а третий поодаль. В одном раньше держали кур и гусей, потом перестали заниматься этим делом. Этот сарай стоял пустой, загаженный птичьим пометом и постепенно разваливался. Второй, что рядом, служил отцу мастерской и для хранения вещей, вышедших из употребления, но расставаться с которыми было жалко. Авось еще пригодятся. В третьем был погреб, мамины учебники, по которым она училась в университете, стеклянные банки для заготовок, кадушки для солений.
В этот новый дом переселилась семья Шитовых: дядя Дима, тетя Дуся и их сын. Сын учился в школе у мамы. Наверное, поэтому мама сдружилась с этой семьей. Их сын, забыл, к сожалению, его имя был старше меня на несколько лет, и дружить со мной ему было не интересно. По дружбе или за деньги, не знаю, мы отдали сарай-курятник Шитовым. Дядя Дима с сыном его снесли и построили на его месте новый, из хорошего материала. У них за городом в деревне был свой дом с садом. Сарай дядя Дима построил там на свободном месте. Потом его разобрал, перевез на место курятника и снова собрал. Получился очень хороший из добротного материала сарай. Я наблюдал за ходом строительства, немного помогал. Мне нравилось как работал дядя Дима. Профессионально. Потом выкопали яму для погреба, и в отличии от нашего его стенки выложили силикатным кирпичом. Приходила даже моя бабушка, тогда уже очень больная, смотреть и принимать работу. В сарае дядя Дима сделал мастерскую и вскоре стал делать настоящую лодку из листов дюралюминия. Для меня процесс строительства настоящей лодки, на корму которой потом будет крепиться мотор и она будет ходить по Волге, был чрезвычайно интересен. Просто завораживал своей новизной. Я сначала робко заглядывал в сарай, потом осмелел, не выгоняют, стал заходить и смотреть. А когда дядя Дима решил привлечь меня к постройке лодки, я с удовольствием согласился. Мама не возражала. Я помогал и попутно многому учился. Выучил, как называется инструмент и детали, потому что подавал их дяде Диме, выучил приемы сборки деталей агрегатов лодки методом клепки. Видел, как делаются чертежи. Но прежде чем приступить к строительству лодки, дядя Дима построил по чертежам стапели. Потом я понял, что без этих приспособлений лодку построить невозможно. Сын почему-то отцу не помогал. Если бы мы работали втроем, то, наверное, сдружились бы с ним лучше. А так были просто знакомые.
Лодку построили и спустили на воду. Этого праздника я не видел. Зато сын дяди Димы один раз предложил мне прокатиться на ней по Волге. Я с радостью согласился и мы пошли кататься. Сын дяди Димы сидел на корме и рулил мотором, а я сидел на скамье за лобовым стеклом. Когда привставал со скамейки, поток воздуха бил мне в лицо. Такая большая была скорость лодки. Мы переплыли Волгу, вышли на пустынный берег. Походили. Сели и снова пошли. Догнали пассажирский теплоход. Махали руками пассажирам, что-то кричали. Они в ответ кричали и махали нам. Из-за шума мотора ничего не было слышно. Когда накатались, сын дяди Димы решил помыть лодку изнутри. Мы причалили к берегу и вымыли лодку. На обратном пути, когда подплывали к стоянке, случилась неприятность: налетели на топляк, такое полузатонувшее бревно. Повредили мотор, но не сильно. Эта прогулка была и остается единственной в моей жизни.
В 6-ом или 7-м классе я влюбился в одноклассницу Галю Коробову. Она не училась с нами с 1-го класса, а пришла к нам с другими ребятами в    5-й класс. Свои девочки как-то уже стали совсем своими, а тут вдруг появилась новенькая. Галя была симпатичная и мне нравилась. Были у нее и недостатки, но они не играли большой роли в моих чувствах. Влюбленность моя была сильной. Мне иногда кажется, что, если бы встретить ее сейчас, чувства бы вернулись. А тогда, я просто сгорал, сходил с ума не знал, что мне делать. Я выяснил в тайне от нее, где она жила. Часть пути в школу и из школы нам было по пути. Я поджидал ее, но подойти и заговорить не решался, шел сзади за ней шагах в 10-ти и наблюдал за ее походкой. В школе на переменах или в буфете не показывал виду, что она мне интересна. В классе она с Ирой Морозовой седели впереди меня. Я иногда вытягивал свои длинные ноги под столом и осторожно, как бы невзначай, касался ее ног. Наверное, и она чувствовала ко мне симпатию. В 8-м классе стало ясно, что Галя будет продолжать образование в техникуме, а я продолжу учиться в школе. Мне в душе было грустно с ней расставаться. Но я стеснялся подойти и прямо сказать ей об этом. Мой друг Андрей Волошин уже дружил с девочкой из нашего класса, тоже Галей, а меня что-то не пускало. Были два момента, когда могло произойти объяснение. Первый, когда теплым солнечным днем мы возвращались из школы домой. Как обычно, Галя шла впереди, а я чуть сзади. И вдруг она оглянулась и выразительно посмотрела на меня зовущим взглядом. Я почувствовал этот взгляд – приглашение, может, я его желал, но от неожиданности я растерялся и остолбенел. Догнать бы ее тогда и сказать какую-нибудь банальность, и жизнь пошла бы совсем по-другому, но не случилось. Второй момент случился уже в летние каникулы, сразу после окончания 8-го класса.
Я увидел ее из окна своей квартиры. Галя стояла во дворе и разговаривала с девочкой из нашего класса Мариной. Я смотрел на них в окно и не мог оторвать глаз. Они меня не видели. Потом я перешел на балкон и продолжал смотреть на них. Теперь они могли меня заметить. Но они продолжали разговаривать, делая вид, что не замечают мои метания на балконе. Я хотел, чтобы они меня заметили. Марина могла и позвать меня, все-таки выросли в одном дворе, дружить не дружили, но иногда играли в одной компании. Тогда я бы спустился во двор и подошел к ним. Мама заметила мое странное поведение. Родители всегда все замечают за детьми. Что-то сказала мне по этому поводу. Я огрызнулся. Что меня держало? Мог бы сам без приглашения выйти и подойти к ним. Поинтересоваться делами, техникумом, куда собиралась поступать Галя. Так я тогда и не разобрался в своих чувствах. Галя пропала из моего поля видимости, но я не забыл о ней. Тянуло. Приезжая на каникулы, я ходил на ту улицу, где она жила, надеясь на случайную встречу, но встреча не произошла. Даже расспрашивал женщин у соседних домов о ее местонахождении. Кто не знал, а кто-то сказал, что она вместе с родителями уехала в другой город. До сих пор ничего не знаю о судьбе Гали. Дай Бог, чтобы у нее сложилась жизнь, и все было хорошо!             
  Не все школьные годы я проучился в одном здании. Один год наш и еще несколько классов нашей школы перевели в здание школы рабочей молодежи, сокращенно ШРМ. Еще эта школа называлась вечерней, потому что в ней учились молодые рабочие комбината, у которых не было даже восьмилетнего образования. Они учились вечером, а мы утром и друг другу не мешали. А перевели нас туда из-за ремонта нашей школы. В ШРМ я чувствовал себя не уютно. Там не было почти никаких пособий и плакатов на стенах класса. Не было специализированных кабинетов. Учиться было скучновато. Но именно в этой школе я встретил Галю, девочку, которая мне понравилась, в которую я первый раз в жизни влюбился!