Часть 3. Глава 2. Манон Лескова

  Для Никанора Подлизалова нормальная жизнь кончилась лет в пять, когда его отец, генерал ФСБ, Феликс Подлизалов,  страстный охотник, прочел книгу о Вильгельме   Теле.   С этих пор он стал выводить сына на вечеринках во двор, ставил ему на голову бутылку пива и ***рил по ней.

 Мальчик плакал, срался и ссался, но отец оставался непреклонен и на любых мероприятиях продолжал точную стрельбу. Ничего не изменилось, когда Никанор вырос. Генерал выволакивал его с выпускного вечера и во дворе школы ебашил по пивным банкам, стоящим на голове парня и весело хохотал.

Когда Никанор женился на дочери директора фабрики-кухни, Разменяева Абрама Ивановича, Феликс приехал на служебной машине и с помощью отца невесты, приставив к его голове помповое ружье, заставил выйти Никанора и подтвердил свое  умение стрелять. Поскольку в течении длившейся около двух лет брачной ночи Никанору так и не удалось доказать своей состоятельности как мужчины, брак был расторгут,  а подарки в виде отстрелянных голов лосей, прибитых к коричневой фанере, стеклянных автоматов калашникова, наполненных дешевым коньяком, мастерков с рюмками , были возвращены неуемному Феликсу. Несчастная  невеста быстро вышла замуж за корпоративного певца Кирилла Защекина, но и с ним счастья не обрела.

Никанор покинул загородный дом, прихватив с собой памперсы, пачку скрепок и приставку Нинтендо. Поскольку памперсы часто заканчивались и стоили дорого, не кончающиеся скрепки помогали прищемить места позора, когда появлялся отец. Пока Никанор дошел пешком до Мытищ, папаня дважды нагонял его с друзьями и у памятника Водопроводу и у Волковского кладбища  демонстрировал технику Вильгельма Телля.

 Когда отец , стреляя в воздух и гогоча, умчался на джипах в сторону Москвы, перед Никанором, дошедшего до окружной, остановилось  такси и толстая, но не лишенная обаяния женщина, немного смущаясь, предложила Никанору составить ей компанию в поездке в Ялту. Была темная ночь и поскольку Никанору терять было нечего, он согласился, но попросил его немного подождать. Он зашел за "Петерочку", оторвал от члена и задницы скрепки, умылся одеколоном "Мэр" и сел в машину.

Манон Лескова, так звали женщину, почувствовав запах элитных духов, неожиданно вспомнила 90-е, свой страстный роман с Епатием Коловратом, тяжело задышала, заглушила мотор и пересела на заднее сиденье к Никанору. И тут Никанор получил то, чего не мог добиться в течении двух лет от Раи Разменяловой. После невероятных судорог Манон откинула голову на подголовник и решила для себя, что это судьба и она никогда не оставит этого лютого ебаку.
 
Но тут двери такси открылись и отец Никанора с друзьями выволок сына за рукав, а Манон за волосы и поставили обоих у отбойника, водрузили им на головы пивные банки и отец начал беспорядочную стрельбу. В этот раз обосрались не только Никанор и Манон, но и друзья генерала, потому что от пояса из калашникова с двумя рожками, замотанными изоляционной лентой,  еще никто не стрелял по своему сыну и неизвестной женщине, включая самого Вильгельма Телля.

Когда генерал с друзьями улетел на бешенной скорости по окружной, обосранные Манон и Никанор, объединенные общим позором, повнимательнее посмотрели друг на друга. Никанор от любви растерял все скрепки, а Манон крутила баранку и время от времени поглядывала на попутчика. Через неделю они уже были в Ялте, по дороге рассказав друг другу о себе.

Прадедом Манон был подшишельный бурлак Ермолай. Устав от артельного ада, однажды он появился в нарядных штанах и рубахе у пристани и предложил компании подвыпивших дам и господ прокатить их по Волге-матушке с ветерком в одиночку, причем за мизерную цену. Все немедленно согласились, взбежали на борт, Ермолай перекинул лямку через плечо, поднатужился и исчез за горизонтом.

  Больше пассажиров никто не видел, а появившийся гигант рассказал о внезапно начавшейся буре, которая сорвала лямку с его плеча и унесла корабль в пучину буйных вод. Потом начинал настолько истово креститься, цепляя скрюченными пальцами за лопатки и коленки, что оснований не верить ему не было. Вскоре Ермолая в народе прозвали "Горе"- из-за мизерной цены работы было невпроворот, но никто никогда не возвращался обратно, потому что бури как-будто гонялись за Ермолаем.

Первые подозрения появились, когда Ермолай вдруг отстроил огромный постоялый двор. Возмущенные бурлаки в обносках заявились вместе с начальником полиции Акакием де Лансере и потребовали объяснить, откуда у него такие несметные богатства, когда у них нихуя.  Ермолай  кротко и с любовью посмотрел на собравшихся и ответил просто:

- Курочка по зернышку клюет.

 А потом начал истово креститься. Потрясенный таким простым и мудрым ответом, толпа одобрительно загудела, быстро разошлась, шепча с благоговением эту истину. Вскоре Ермолай женился на мещанке Лукерье Слабозадовой, но та ничем в истории рода не закрепилась, кроме того, что еблась с утра до вечера с постояльцами, пока Ермолай уходил в бурю с очередным " летучим голландцем".

 Все открылось в 20-е годы, когда Ермолай, проигравший конкуренцию пароходам, одиноко сидел на причале с пачкой билетов на свой корабль. Тут на автомобиле подкатила компания подвыпивших мужиков и баб и спьяну согласилась на предложение Ермолая. Он принял их за нэпманов, не заметив наганов под юбками у баб и маузеров под пиджаками у мужиков.  Он долго бежал по берегу с кораблем за спиной, пока не поравнялся с огромной пещерой, заросшей настолько, что не видно было входа.

 Ермолай втащил корабль в пещеру, бросил лямку, вытащил из-за камня топор, повернулся с недоброй усмешкой к кораблю и, увидев наставленные на него пистолеты, понял что проиграл. Вся пещера была завалена кораблями и скелетами.
 Был суд, на котором Ермолай показал, что грабил и убивал только буржуев, таким образом  пытаясь бессознательно восстановить социальную справедливость. Адвокат Перемычкер в доказательство сказанного вывалил судье на стол четыре мешка паспортов и резонно заметил, заискивающе поглядывая на публику, что пусть судья хоть до второго пришествия изучает эти паспорта, но рабочих и крестьян она там *** когда найдет. За "хуй когда" Перемычкер был наказан в виде лишения талонов на обед на два дня.

 Судья сообщила о переходе к прениям.  Публика вместе с присяжными начала немедленно стаскивать с себя сапоги, портянки, валенки, анучи и лапти. Потом вышел прокурор, посмотрел в зал, поморщился, прикрыл нос платком и приказал  публике немедленно надеть портянки, сапоги, валенки и прекратить эти ядовитые прения. Когда помещение проветрили и от прений ничего не осталось, прокурор потребовал немедленно приговорить Ермолая к принудительной работе в Верховном совете депутатом от волжского округа. Только настоящей работой на благо Страны рабочих и крестьян он может принести больше пользы, чем этой бессмысленной  резаниной.

 Прокурора под бешеные аплодисменты вынесли на руках, Перемычкеру по традиции, как недобитому холую буржуазной Фемиды, лениво наплевали в лицо, хотя именно он и защищал бурлака, а Ермолаю напихали в руки баранок.  Он счастливый вышел из суда, вдруг вспомнил, что у ему сегодня исполняется 104 года, испугался такой цифры, схватился за сердце, пошатнулся, уронил  баранки и окачурился на ступеньках суда.

  Ее дед, извозчик Прохор Лесков, не пошел по стопам своего отца. Он приобрел карету, написал на ней большими буквами "Нэпманам скидки", задраил все щели, воткнул кобыле в сраку резиновый шланг, незаметно провел его в салон, а кормил ее такой дрянью, что кобыла всю дорогу страшно пердела, отчего никому не удавалось доехать до места назначения живым. Неуловимый Прохор вываливал усопших в канаву и собирал деньги и ценности.  Собственно, именно он обязан появлению в то время  термина "Угар НЭПа".

 Ее отец, Платон Лесков, работал таксистом и не стал выдумывать сложную схему- он просто отвозил богатого клиента на свалку, а там ебашил его по голове чугунной гирей. Так продолжалось до тех пор, пока он не посадил в свое такси известного на весь город гиревика Муденкина. Когда Прохор остановился у свалки, вытащил гирю с заднего сиденья и ударил пассажира по голове, Муденкин страшно удивился, потом залез в потертую сумку, что держал на коленях, вытащил оттуда свою гирю на 32 кг и уебашил Прохору по голове, расколов ее на три ровные части, потом аккуратно положил ее в сумку и покинул авто.

 Мать Аделаида Лескова, в девичестве Работорговлева, работала в таксопарке учетчицей и ничем, кроме беспробудного ****ства, не запомнилась. Поэтому для девушки не было выбора, ибо семья всегда трактовала себя как потомственных рабочих ездоков. Но Манон придумала еще один путь к обогащению.
Когда они проехали всю Ялту , Манон предложила Никанору попить воды из бутылки.

 Счастливый Никанор глотнул и через сутки очнулся среди мятых пакетов, груды проссаных памперсов и разбитых унитазов на помойке. Ни денег, ни одежды, ни документов при нем не было. Слава Богу, что тут же появился его папаша с друзьями и отвел Никанора на гору Медведь, поставил его перед обрывом и до позднего вечера стрелял из гранатомета по трехлитровым банкам от вина Агдам, которые установил на голову сына. Сын, потерявший скрепки и памперсы, впервые валил кучи прямо в обрыв.  Потом хохоча и выпивая из горла стеклянного автомата Калашникова, генерал умчался в Алушту в поселок Мирный, где он отстроил особняк, выгнав стариков Потапенко из их домика.

Никанор отряхнулся, отмылся в ручье и стал думать куда идти. Перед собой он увидел крутую и неподъемную гору, на которой стояла православная церковь. Понимая, что в церкви хоть и не помогут, давая запутанные советы, но и не от****ят, он отправился туда. Когда он до нее добрался, то еще час лежал у входа, отхаркиваясь от изнеможения, как пожилой туберкулезник. Отдохнув, он открыл железные ворота и увидел тощего священника, лежавшего у алтаря. Надавав
  тому пощечин, он привел священника в сознание и узнал от него, что богатые прихожане сюда не ходят, а бедные, понимающие власть Бога над людьми, полгода назад приволокли ему бочку квашенной капусты в виде подношений и с тех пор он ее только и жрет. Он, конечно, благодарен пастве, но постоянный понос  и рвота пошатнули его веру.
Никанор дал отцу Акакию два батончика "Твикс" и, когда тот неожиданно ожил, обратился к нему.

Никанор рассказал отцу Акакию, что полюбил загадочную Манон, что была за рулем такси, просит его совета и, если возможно, денег. 
Отец тяжело вздохнул и сказал, что очень хорошо знает Манон.Она вечалась у отца Акакия за последние пять лет раз восемьдесят. А сейчас, как он слышал, выходит замуж за начальника лодочной станции, местного олигарха Абрама Ивановича Перетруддинова. Никанор взмолился дать  ему денег, если таковые есть, и он бросит их к ее ногам и вернет любимую, потому что наверняка, ее удерживают силой. Священник тяжело вздохнул, пошел в церковь и вынес две металические желтые десятки.

Но тут приземлился вертолет, из которого выпрыгнул его отец , Феликс Подлизалов с друзьями , поставил сына вместе со священником у могилы героя войны 1812, генерала Власа Курвуазье, на головы им поставил шоколадные яйца и открыл стрельбу из миномета.

Снаряды точно накрыли шоколадных зайцев, не причинив вреда сыну и священнику, если не считать, что отец Акакий остался без носа и ушей, а у Никанора вывалилась прямая кишка, которую он привычным жестом заправил обратно. Когда вертолет улетел, священник заметался, на животе заполз в церковь, а минут через пятнадцать вышел с огромным чемоданом, в котором было два миллиона рублей сторублевками и елейно пожелал молодым счастья. Так он стали друзьями.

Утром Никанор нарисовал священнику план- когда начнется свадьба, отец Акакий тайно передаст Манон записку от Никанора. Он будет ее ждать у утеса с миллионами.
Абрам Перетруддинов возвел шатер у моря, где отец Акакий должен был надеть им кольца, подготовил розовую лодку с веслами для медовой недели, нажарил мидий в распиленной канистре и в условленный срок стал ждать невесту.

Невеста подъехала на такси в розовом атласном платье, что ей сшила мать Абрама из атласных лифчиков, оставшихся от безрассудных утопленниц- сшитые вместе, они напоминали коробки от яиц страуса. Манон  подошла к импровизированному алтарю, сделанного из треснувшей трибуны, приготовилась к бракосочетанию, но тут отец Акакий поднес палец ко рту, намекая о тайне, и протянул ей записку от Никанора. Манон повернулась к морю, быстро прочла записку и заявила жениху, что хочет поссать. Абрам Перетруддинов понимающе  отвернулся и Манон побежала за утес.

 Там у лодки ее ждал Никанор с миллионами. Манон решительно запрыгнула в лодку, но тут неожиданно появился армейский грузовик с прикрученной гаубицей. Из грузовика выскочил отец Никанора, вырвал из рук сына чемодан, водрузил его на голову сына. Солдаты, соскочившие с грузовика, отсоединили гаубицу, отдали честь и спрятались за утесом. Генерал Феликс Подлизалов вышел из кабины, настроил пушку по открытому дулу, вставил снаряд и заебашил по чемодану. Надо отдать должное генералу- точность была стопроцентная и горелые миллионы разлетелись по берегу. Отец захохотал, знаком приказал солдатам вернуться в грузовик, опустошил флягу с водкой и исчез за горизонтом.

Обосранный от страха и обгорелый от выстрелов, Никодим тяжело присел на песок, а Манон, поменяв памперсы, которые она не переставала менять с  первой встречи с Никанором, успела вернуться на бракосочетание.

 Манон обвенчалась с Абрамом и он подарил ей на свадьбу билет в гастролировавший в Гиленджике цирк.  Вечером Манон уже сидела в первом ряду и с восторгом смотрела на полеты гуттаперчевого мальчика. Когда мальчик ебнулся с трапеции, а потом поднялся и проковылял за кулисы, Манон поняла, что снова безнадежно влюблена. Она пробралась в подвенечном платье, сшитых  из лифчиков утопленниц, взвалила на спину гуттаперчевого мальчика, засунула его в свое такси и уехала в неизвестном направлении.

На пляже гуттаперчевый мальчик овладел Манон, но  оказался карликом Мужланом Мужлановым , выходцем из Болгарии. Он слез с Манон, подошел к краю обрыва, гордо скрестил руки на груди и с вызовом посмотрел на солнце.  Вся жопа карлика была в страшных шрамах. Заметив ее взгляд, он рассказал ей о том, что до цирка он скитался по стране в поисках пропитания и со временем он научился его добывать.  Он засовывал задницу в собачью будку и, пока собака ее рвала в клочья , съедал размоченный хлеб с водой из ее миски.

 Так прошло много лет, пока он не оказался около цирка. В тот день у семидесятилетнего гуттаперчевого" мальчика" во время бешеных кульбитов оторвалась голова.Так кончали свою жизнь все гуттаперчевые мальчики, начиная с позапрошлого века.   За неимением других кандидатов, дирекция цирка немедленно приняла на работу карлика Мужлана Мужланова. Манон была счастлива целых три дня, но вид прыгающего  карлика с огромным ***м по стенам гостиницы, быстро убедил ее, что это все-таки не счастье и не перспектива, как ей раньше казалось, тем более, что гуттаперчевого карлика уволили с работы. И когда мечущийся по стенам  Мужлан зацепился хуем за вешалку и беспомощно повис, Манон собрала вещи и исчезла в неизвестном направлении.

Через месяц его нашла уборщица, долго подпрыгивала, уцепившись за оттянутый до пола ***,  безуспешно пытаясь вытащить его из вешалки, а потом позвонила в милицию и сообщила, что наткнулась на притон, где, видимо,  неизвестный педофил мучает болгарского мальчика-инвалида.  Нагрянувшие милиционеры долго разбирались с Мужланом, но потом отпустили. Болгарский карлик так и не оправился от предательства Манон, надолго запил, но потом, понимая, что даже если его все-таки возьмут обратно в цирк, то где-то через месяц у него отвалится голова. Поэтому болгарский карлик Мужлан Мужланов  и    устроился в передвижной цирк братьев Покатушкиных, где им стреляли из пушки.

Манон вышла из цирка и отправилась обратно, но за очередным утесом остановилась как вкопанная- неожиданная любовь нахлынула на нее. Рядов с обрывом стояла закрытая тряпкой телега, а рядом с ней стоял голый мужчина, одетый в медицинский халат. Манон выронила из рук  железный поднос, который она прихватила с собой из гостиницы, и тот с грохотом упал на землю. Незнакомец повернул голову, увидел Манон и не раздумывая бросился к ней. Они слились в поцелуе и два часа катались с дикими стонами  по краю обрыва, рискуя в любую минуту свалиться, пока их не остановил деликатный кашель.  Над ними стояла старая и толстая женщина, которая также сухо и деликатно сказала:

- Otto, statt sich dem Laster zu hingeben, w;rde sich an die Patienten erinnern!
(Отто, вместо того, чтобы предаваться пороку, вспомнил бы о пациентах!)

-Ja, ja, Mutter, ich laufe!( Да,да, матушка, уже бегу!)

И сбросив с себя удивленную Манон, он добежал до телеги, сорвал с нее тряпку, вытащил из нее переносную бормашину и старый велосипед "Школьник". На велосипед уселась мать мужчины, он подсоединил длинной цепью звездочку велосипеда с роликом бормашины и стали ждать клиента. Пока ждали, Отто , так звали мужчину, пояснил Маноне происходящее. На самом деле его зовут Йоханнес Блашке и он был личным врачом Гитлера. После войны ему уже никто не доверял свои зубы, поэтому он купил себе документы на имя Отто Крейнес, и, прихватив с собой мать, перешел границу и стал зарабатывать деньки на необъятных просторах России.

 С годами качество услуг по сверлению зубов в России выросло и последнее время его услугами пользовались только цыгане юга России, расплачиваясь с Отто привычной для немцев мерой достатка - золотыми коронками.
  Вот и сейчас должен подъехать цыганский барон Шандор Слипченко для последней процедуры. У него не было передних зубов, коронки не на что было сажать, а он должен был жениться и хотел произвести на юную невесту хорошее впечатление. Тогда Отто предложил ему такую же операцию, какую он сделал Гитлеру перед его побегом из Берлина.

Он поставил Шандору специальный аппарат в виде брекетов, сделанных из колючей проволоки, собранной на заброшенной воинской части, и большим болтом, торчащим изо рта Шандора, используя баллонный  ключ от Белаза, каждый день подтягивал эту конструкцию так, чтобы оставшиеся задние зубы и зубы мудрости переместились вперед и встали на место передних. Уже месяц Отто истязал Шандора, но сегодня он снимет аппарат, а завтра барон женится на красотке Фифике.

Послышался стук копыт и вскоре появилась телега, запряженная лошадью, на которой лежал барон Шандор. Увидев доктора Отто, Шандор затрясся от ужаса.

- Komm, komm schon, Zigeuner, es dauert nicht lange! (Давай, давай, цыган, осталось не долго!)- попытался подбодрить барона Отто, но от немецкой речи Шандор, просидевший всю войну в концлагере и чудом спасшийся от расстрела, потерял сознание.

Приехавшие с ним цыгане подхватили Шандора, усадили его в кресло, старая мать с трудом закрутила педали велосипеда. Пока Отто заделывал дырки в зубах, потерявший сознание Шандор орал как резанный.  Врач приказал матери жестом остановиться, баллонным ключом вывинтил огромный болт и вытащил брекеты. Цыгане уложили на телегу бездыханного Шандора, а потом по очереди садились в кресло и Отто, согласно договору, вырвал у них все золотые коронки. Как только цыгане исчезли в облаках пыли, любящие сердца опять соединились и долго катались со стонами по земле, пока их не остановил немецкий  и деликатный голос его мамаши:

- Otto, sei nicht so sorglos! Es ist Zeit zum Schei;en! Shandor kann fr;her aufwachen, als du denkst. (Отто, не будь таким беспечным! Пора съебывать!  Шандор может очнуться раньше, чем ты думаешь.)

Отто с матерью собрали все свое имущество в телегу, уселись в нее сами и подсказали Манон, как правильно толкать телегу, чтобы не устать за те 40 километров, что им предстоит сегодня преодолеть во что бы то ни стало.

На 38 километре цыгане их догнали и окружили плотным кольцом,а сидящий на коне Шандор грозно предъявил претензию.

Если Адольфу Гитлеру такая операция помогла скрыться от преследования  в Аргентине- когда его в очередной раз настигали сотрудники Массада, он неизменно улыбался им открытой лошадиной улыбкой и  пристыженные массадовцы, извинившись, что потревожили такого хорошего человека,  уходили, то Шандора, когда он широко улыбнулся   у алтаря, невеста приняла за старую кобылу и категорически отказалась выходить за нее замуж.

Такого оскорбления Шандор вынести не мог и жаждал мести. И старинная цыганская месть свершилась молниеносно- доктора Отто и его мать поставили раком, надули велосипедными насосами и скинули в море. Два огромных пузыря еще долго болтались по волнам, пока их не унесло поднявшимся ветром за горизонт. Шандор долго смотрел в море, потом повернулся, встретился взглядом с Манон и широко улыбнулся, сверкнув передними золотыми зубами мудрости. Поймав этот взгляд, Манон поняла, что пропала от любви. Это же самое понимание пришло и к Шандору. Они бросились друг к другу, слились в страстном поцелуе и, при обобрительных взглядах цыган, еще часов шесть со страстными стонами и криками катались в пыли. Когда все закончилось, Шандор посадил Манон на лошадь, сел сзади и табор поскакал готовиться к новой свадьбе.

Но влюбленный король лодочной станции, Абрам Перетруддинов, опозоренный бегством жены, не мог спустить все на тормозах и решил вернуть ее во что бы то ни стало. Зная бешеный нрав Шандора и его страшные велосипедные насосы, он не стал поддаваться первому благородному порыву души, которого, как говорил Талейран, нужно бояться больше всего, а собрал совет из всех королей лодочных станций побережья. На другой день к берегу стали подплывать лодки с веслами и из них выпрыгивали лодочные олигархи юга страны.

Совещание шло долго и бурно. Все предложения сводились к тому, что табор надо сжечь, а самого Шандора надуть с помощью его же насосов и спрыгнуть всем вместе на него с маяка, но когда дело доходило до голосования, предложение не набирало достаточного количества голосов. Все мысленно вспоминали, что табор не один, что рядом выпасывают своих коней их родственники и почтовых голубей никто не отменял-а что, если редкая птица долетит до середины острова и передаст записку о помощи?

И тут встал старейший лодочник Гастридзе, ничего не  успевший приватизировать, но пользовавшийся колосальным авторитетом среди лодочных олигархов  своим  возрастом и здоровой простатой. Гастридзе рассказал, что в Москве есть один человек, зовут его Касьян "****ец" Бойцов. Так вот он самый страшный каратист в мире. Он не только  ладонью пробивает бетонные стены, но и голой пяткой убивает слона, а второй голой пяткой-второго.

Потрясенные олигархи затихли. Гастридзе сказал, что если ему хорошо заплатить, то он согласится, но платить надо через посредника, потому что если лично, то Касьян станет самураем башляющего сегуна и до конца жизни этого сегуна будет топтаться рядом, не давая даже посрать спокойно.
  Но если, не дай Бог, сегун-лодочник помрет первым, то самурай из Москвы станет ронином и, не вынеся позора, выпустит себе кишки на могиле сегуна-лодочника. А в этом случае за японского  соотечественника приедет мстить из Москвы мастер другой школы - Тадеуш " вообще****ец" Заепашин, и мстить будет уже лодочникам.
 Поэтому платить только через посредников и только через них. Поскольку сам Гастридзе на олигарха не похож и, имея сутану, детский ранец и муку,  может вести беседу под видом русско-японского монаха, то он может взять на себя  и  исполнение этого заказа.

Олигархи одобрительно загудели, согласились на это предложение и попросили назвать сумму. Гастридзе бодро назвал цифру в четыре миллиона рублей и скромно потупился. Посовещавшись, решили, что это правильное решение, повысили цены на входные билеты и на катание на лодках,  полгода собирали деньги и отправили Гастридзе в путь. Переговорщик одел на себя сутану, детский ранец, набелил мукой лицо и отплыл на лодке в Москву.

На окраине Москвы он нашел подвал, где старый мастер и еще сорок стариков отрабатывали технику пьяного кулака, подражая поведению “Восьми Небожителей”.
Когда русско-японский монах предложил Касьяну "****ецу" Бойцову две  тысячи рублей авансом, бесплатный проезд туда и обратно и еще три тысячи за успешное принуждение к миру и возвращение невесты, старый мастер сорвался с места и через минуту стоял перед монахом в синем берете, тельняшке и военных ботинках, готовый к битве. Перед тем как покинуть подвал, монах попросил мастера все-таки  надеть портки, ибо японские традиции, конечно хороши, но на юге России могут не понять.

Еще через полгода Касьян "****ец" Бойцов подошел к цыганскому табору. К воротам высыпали цыгане и с удивлением уставились на мужика, который странными движениями явно пытался привлечь их внимание. Он долго корчился в раскоряку, выгибая руки и нанося удары артритными ногами. Сначала он показал пьяного мастера, шатаясь у кустов, потом удивил техникой обезьяны, привел в недоумение техникой богомола, потерял внимание на технике змеи, мгновенно вернул его на технике пьяного скунса, а потом угрожающе остановился.

Цыгане как ели зеленые яблоки, сверкая золотыми зубами, так и продолжали это делать, не понимая за чем пришел диковинный старик в форме ВДВ. Так продолжалось до позднего вечера, пока цыгане не закрыли ворота. Прятавшиеся в кустах лодочники подумали, что это был запугивающий маневр, и не ошиблись. Самурай из Москвы достал из мешка костюм ниндзя, переоделся кряхтя , запихнул за пояс металлические звездочки, что ему наделал токарь  Яков Пистецов, и полез на приступ особняка барона.

 Но никто еще не отменял ***вую проводку в цыганских домах, кое-как подсоединенную к столбам освещения. Когда наконец Касьян "****ец" Бойцов невидимым добрался до окна барона, заполыхало так, что в Алуште среди ночи ошибочно провели молебен за души итальянцев, погибших при проснувшемся Везувии.

 Обгорелого героя похоронили в навозной куче, так и не узнав, кто он и зачем приходил. Следившие за подвигом из кустов лодочники еще долго крестились от радости, что до ронина дело не дошло. Абрам Перетруддинов немедленно отказался от задуманного и проклял Манон колесами, сферами и  самим святым Изекиилем. Столетний Гастридзе  с новыми голливудскими зубами похлопал восьмидесятилетнего Перетруллинова по плечу и весело сказал:

- Абрам, что ж, мы себе баб что ли не найдем?

Только Никанор не смог успокоиться - его Манон навсегда покорила его сердце. Он снова преодолел подъем и вошел в церковь к своему другу, священнику Акакию. Тот увидел друга, доел капусту из бочки, душераздирающе рыгнул, протянул письмо и помер. Никанор, отрыдавшись, закопал священника на кладбище, что было рядом с церковью, пропел "аки паки" и развернул бумагу. Отец Акакий сообщал, что ему было видение, в котором сообщалось, что Никанор непременно должен выкупить колесо обозрения, возвышавшееся в парке и тогда счастье найдет его. Также он сообщал, что под алтарем есть лаз и там он найдет два чемодана с  восемью миллионами и этого хватит на покупку колеса у хозяина аттракционов, столетнего Григория Мелехова, казака и цепкого мецената, но просил не заглядываться на его жену, старуху Аксинью, а то старик не только не продаст колесо, а еще и шашкой зарубит.

Когда Никодим пришел к Мелехову покупать колесо, он не мог понять, как этот старый *** умудрился жениться на его Манон. Пока Григорий, согласившийся продать колесо, демонстрировал его достоинства, Манон шепнула Никодиму, что старик поехал крышей и принял ее за Аксинью.
Когда он подарил ей царские черевички, желание обладать ими перевесило отвращение,  и она согласилась сочетаться с ним. Поскольку Никодим пришел покупать колесо в одежде священника Акакия, то Мелехов потребовал еще и венчания, на что Никодим немедленно согласился.

 После венчания Никодим расплатился и еще неделю не мог понять, нахуя он купил это колесо вместе с механиком Тарасом Епанутым. Народ не шел и Никодим один все дни напролет катался на колесе. Через месяц к Никодиму спустился Господь на воздусях и спросил, чего хочет его раб Божий, чтобы прекратился этот безумный скрежет.

-Манон!- только и смог ответить Никодим.

-Да будет так ! - ответил Господь и удалился.

Утром под колесо заявилась Манон и попросила Никанора помочь ей по дому. Радостный влюбленный выскочил из кабины колеса обозрения и бросился на помощь Манон. Когда она привела его в дом, Никанор увидел зарубленного Григория Мелехова его же шашкой, лежавшего кулем у печки. Манон вышла из кухни с топором, сдула с потного лба челку и рассказала правду о себе.

Она все выдумала про ездовую династию, а на самом деле была дочерью Евгения Листницкого. Сначала Мелехов выпорол дворянина Листницкого, а потом переспал с его женой. Когда жена ушла, Листницкий, зная что его ждет и не желая себе такой унизительной доли, отрубил свою правую руку, но обнаружив, что делать левой вообще ничего не умеет, даже то, что пришлось бы делать правой, останься она целой, тут же покончил с собой.
 Но перед смертью собрал родственников и взял с них клятву отомстить и убить проклятого Гришку. Никто из родственников не смог напасть на след хитрого Григория, пока неожиданно Манон не узнала, что Григорий владеет колесом обозрения.
Теперь она будет рубить Григория на куски, а Никодим должен все рассортировать по пакетам и закопать за домом в огороде. Влюбленный Никодим не мог отказать Манон и принялся за дело. К ночи все было закончено, но тут выяснилось, что Манон при разделке Мелехова заразилась коклюшем и, прокашляв всю ночь, к утру отдала Богу душу.

Никодим нашел под кроватью чемоданы с миллионами, заказал пышные похороны и был на них единственным скорбящим. Когда гроб засыпали землей и могильщики покинули кладбище, из-за деревьев появился грузовик с ракетами. За рулем сидел солдат, а на пассажирском кресле развалился отец Никанора, генерал Феликс Подлизалов. Он открыл дверь,  соскочил с подножки армейского грузовика и бросился обнимать сына.

-Слышал, слышал! Горе то какое!  Но что ж ты похороны такие убогие то устроил? Без воинского салюта? Ты давай , становись у могилы, а я захуярю. На вот ведро, на голову поставь для ориентира.

Никодим послушно поставил ведро на голову, а генерал побежал готовить систему "Град".