Любовь. ч. 8

А пока я лежала в палате кипрского госпиталя. После операции. Смотрела в окно, где сияло еще солнце. И казалось, что утро сегодняшнего дня наступило как минимум неделю назад, а не сегодня. Время...
Однако события дня все же догнали усталостью. Окончательно успокоившись, я сдалась и уснула. Безмятежно, глубоко, без сновидений.
А утром следующего дня пришлось испытать целую череду «культурных шоков» и открытий.
Я до этого события в больницах никогда не лежала, если не считать родильного дома в 20 лет и удаление аппендикса еще в школе. Но посещала лежавших в таких заведениях родственников. Было с чем сравнить. Потому-то и пришла в состояние крайнего изумления, когда мне поменяли утром белье, умыли и протерли все тело. И все это не на глазах  изумленной публики. Лежала то я в общей палате, если помните. Но маленькая деталь делала общую палату комфортной для находящихся в ней пациентов: каждая кровать при необходимости закрывалась по периметру плотными шторками, крепленными под потолком. И все. Вы в домике. И делайте, что хотите. Это сейчас такие шторки стали привычными глазу. Хотя бы по телевизору, в сериалах их показывают. Может быть, они имеют место быть в каких-то столичных клиниках. Но массово у нас это чудо почему-то не пришлось ко двору. Наверное, нам скрывать нечего….  Для меня же это было открытием.  А так можно?
Пока я изумлялась происходящему со мной, медицинский персонал изумлялся моей реакции. Они-то воспринимали свои действия как обычные и естественные. Мое сопротивление, попытки выхватить тазик, тряпочки, не отдать на смену белье постельное, были встречены искренним удивлением и отнесены к разряду странностей после операции и «это ж русская». Да еще и больная. У меня же проснулась какая-то гордыня, желание кому-то и что-то доказать. Доказать, что я вот такая вот сильная и даже в таком состоянии мне не нужна помощь, я не сдамся ни на чью милость. Откуда это взялось? Почему нельзя просто принять помощь, когда ты слаба? И кто мне вдолбил в голову, что нельзя быть слабой? Что никто не должен не то, что не знать, даже догадываться не должен, что ты с чем-то не справляешься? Почему наши женщины должны «входить в горящие избы», останавливать «на скаку коней»? Почему это воспринимается всеми, и даже самими женщинами, как должное? Все эти вопросы я задаю себе сейчас. Тогда же я считала, что быть слабой или даже показать слабость – это унизительно. И чувствовала себя не в своей тарелке, стараясь помочь ухаживающим за мной, только бы они поскорее ушли. Ну согласитесь, чтобы помыть голову, ноги не нужны. Нужны руки. Руки целы. Зачем мне тогда помощь? А зачем, простите, менять постель по два раза на дню? Ну и что из того, что жарко. Она же почти чистая. Однако, на все мои возражения ответ был один: «Такое правило». Они тут живут по правилам. И нарушать их нельзя.
Когда же принесли завтрак, я впала в умиление, граничащее с истерикой. Мне, как и всем обитателям общей палаты, принесли прямо в постель поднос, на котором стояли тарелочки, накрытые колпаком, чтобы не остыло. Я такое встречала позже в некоторых лечебных учреждениях в России. Но именно в некоторых. В описываемые же мной событиях шел 2007 год.  Кое-кто помнит еще, что значило лежать в это время в общей палате городской больницы. Тогда становится понятным, почему для меня просто завтрак стал еще одним культурным потрясением.  Я уж и не говорю о содержимом тарелочек. Слюнки текут даже сейчас.
Не только я наблюдала и делала открытия. За мной тоже наблюдало как минимум 3 пары глаз. Плюс приходящие толпой с раннего утра и до позднего вечера родственники моих соседок по палате. Мне сочувствовали, жалели, но границы личного пространства не пересекали. За все время пребывания в госпитале я более-менее общалась с гречанкой, переехавшей жить в Англию. Она рассказывала что-то о себе, своем взрослом сыне, муже, а я каким-то чудом понимала ее. Общались мы на непонятной смеси языков: греческого, английского и русского. Перед выпиской обменялись электронными почтами, даже пару раз написали друг другу, но не имея общих интересов дружба не состоялась.
Вот так вот и пролетела моя неделя в госпитале. Ежедневные смены белья, помывки, да еще беседы с русскоговорящими медсестрами наполняли мои дни. Все бы замечательно, но одно не давало покоя. Внутри тикал счетчик. Не смотря на согласие страховой компании и  расширенную страховку, расходы по моему пребыванию в госпитале не должны были превышать страховую сумму. Был лимит. И этот лимит меня тревожил не на шутку. Пора было закругляться. Иначе останешься без штанов, но с платиновой пластиной. Что совсем не грело душу. Ну прям никак.
Видя мою нервозность и  нездоровый интерес к стоимости процедур и нахождения в стационаре, обеспокоенность передалась киприотам. Они решили, что пора от меня избавляться и вызвали сопровождающего из России.
И он прилетел. Назначили день эвакуации. События этого дня стоят того, чтобы вспомнить все происходящее максимально подробно. И это не сложно, потому что помню я этот день в деталях.   
Продолжение следует …..