Покинутый край

Мы с мужем путешествовали на машине по Вологодской области, и я попросила его заехать в Вытегорию – родной край моего деда. Хотелось увидеть деревню Великий Двор – так в паспорте обозначалось место рождения мамы. Папа, подтрунивая над своей женой, смеялся над таким названием деревни: «Двор – Великий!». Мама ничего не отвечала, зная, что папа – любитель пошутить. Но я-то теперь грамотная и знаю, «великий» – значит «большой». И ещё, как я поняла, это слово подчёркивает важность поселения. В давние времена Олонецкий край подчинялся Новгороду, и в некоторых деревнях устраивали дворы для приезжавших наместников, собирающих дань. Это было очень древнее поселение – одно из первых в Олонецком крае. Так же, как и Саминский погост – родина моей бабушки.
***
Дедушкина фамилия – Юшеев. Звали его Василий Дмитриевич. Мама рассказывала, что мой прадед Дмитрий был крестьянином. Моя прабабушка тоже крестьянка (имя не сохранилось).
Мама рассказывала, что их дом был большой, двухэтажный. Умер мой прадед в начале 20-х годов в Великом Дворе, где и похоронен – на земле своих предков. Моя прабабушка пережила его на 10 лет и умерла у своего старшего сына в Вытегре.
***
Дети моего прадеда… Как жили они в нашем краю?
Николай, самый старший. Ещё мальчишкой отморозил на демонстрации ногу, её отрезали по колено и привязали деревяшку. Он на ней шустро бегал, играя с ребятами. Выучился на бухгалтера, женился. Отселился в дом напротив родительского, через дорогу. У них родилась дочь. Николай, хоть и на одной ноге, но смог отбиться от пришедших к ним с обрезами бандитов, вытолкав их за дверь. Когда начались в Андомском краю активные с перегибами репрессии, раскулачивания, переехал с семьёй жить в Вытегру.
Было у моего деда четыре сестры.
Старшая Анастасия, говорили, была очень красивая. Взгляд её голубых с каким-то женским прищуром глаз смущал многих парней.  Вышла замуж за Рыбина. Он был крёстным моей мамы. Жили Рыбины в доме рядом с домом Николая. «Напротив и немного наискосок от нашего дома»  – сказала моя мама. У Рыбиных было пятеро детей. Вся семья в эти неспокойные времена уехали из деревни в Петрозаводск.
Вторая сестра Мария не вышла замуж, стала крёстной для моей мамы. Она потом вслед за братьями тоже переехала в Вытегру.
Третья сестра Александра хотела выйти замуж за русского парня из Карелии. По тем меркам – очень далеко. Мой дед, оставшись в родительском доме за старшего, побоялся отправлять сестру в чужие края. Выдал «не по любви», как потом говорили в этой семье, в соседнюю деревню Гонево за Пахомкова. У них было два сына и четыре дочери. Жили небогато. У детей были одни на всех валенки. Гуляли зимой в очередь. Дети, когда выросли, уехали вслед за Рыбиными в Петрозаводск. Похоронив мужа, Александра перебралась к своему сыну полковнику, который обосновался в ту пору  в Ленинграде. Дом никому не продали. Теперь туда на лето иногда приезжают дети и внуки Пахомковых.
Четвёртая сестра деда Любовь вышла замуж за вытегорского большевика Фаркина. Его перевели в Москву. Оба супруга получили высшее образование. Он – юридическое, она – медицинское. Сестра дедушки работала главным врачом в Центральной военной больнице, рассказывала, что она «сиживала за одним столом с Ворошиловым» и её называли «русской красавицей». У них было двое сыновей, оба стали врачами.
Любовь Дмитриевна сильно располнела, курила папиросы, говорила и смеялась хриплым голосом. Иногда приезжала к родне в Петрозаводск и Вытегру. Там её всегда пышно встречали.  И у себя в Москве она охотно всех принимала.
У Василия, моего деда, было шестеро детей. Двое первых умерло. Спасая свою семью от репрессий 30-х годов, наш дед уехал с четырьмя детьми в Вытегру, вслед за старшим братом. Маме тогда было всего семь лет, и поэтому от неё я мало что могла узнать про нашу историческую родину – Великий Двор.
Получилось, в Великом Дворе дольше всех жила сестра дедушки Александра (Шура). Анастасия, тётя Наня, как все её звали, каждое лето до глубокой старости приезжала в Великий Двор. Селилась у своей сестры Шуры. Рассказывали, что здесь, у Пахомковых, она любила сидеть у окна и смотреть на родительский дом, теперь уже чужой. Я помню эту старушку – сухонькую, беззубую, седую, опрятную достойного вида, лет под 90. Все её очень уважали и удивлялись, что она в свои годы «ездит по родне». Покинутый край тянул её к себе.
***
В начале двухтысячных годов, путешествуя по любимому Северу, мы с мужем оказались в Вытегории, и я попросила его заехать в деревню Великий Двор, чтобы, наконец, познакомиться с родиной моей мамы.
Мы не сразу нашли мамину деревню. С таким названием на карте Вытегории обнаружили целых пять деревень. Дозвониться до мамы, чтобы уточнить, какой же из этих Дворов её, мы не смогли, и решили объезжать поочерёдно все, пока не поймём, что это наша деревня.
Три из них мы посетили. Нам, особенно мне, понравилось такое путешествие по северному краю. Две деревни были в районе Анненского Моста. Причём одна из них уже практически не существовала. Только нашли несколько полуистлевших брёвен в кустах черёмухи. А третья деревня была в районе Белого ручья и Девятин. Мне это место очень понравилось – высокое, над ручьём с подвесным мостиком. Мне хотелось, чтобы именно этот Великий двор был нашим, тем более, что в Девятинах жила наша сводная родня, и сюда мы с мамой не раз приезжали. Однако и здесь никто не знал наших фамилий – Юшеевы, Самылины, Пахомковы, Рыбины. И, что характерно, в этом районе, сказали нам, не было активных репрессий, о которых я была наслышана от своих родных. «А вот в Андоме многих раскулачивали. Вам надо ехать в Андому!»  – сказали нам. Указав на одну из женщин, я сказала, что она – как родная сестра моей мамы. «Так она из Тудозера!» – сказали мне. А ведь это рядом с Андомой. И тут я вспомнила, что в разговорах моих родных часто упоминалась Андома.
Вернувшись в Москву, я уточнила у мамы, где же находится её Великий Двор? «В Андомском сельсовете»,  –  сказала она мне.
***
В то путешествие мы с мужем не доехали до нашего Великого Двора, но посетили Тудозеро, где я была когда-то в юности. От той поездки у меня остались самые прекрасные впечатления.
Также мы с мужем заехали на берег чудесного Онежского озера. Переночевали недалеко от устья реки Андомы. Картины там – впечатляющие. Одна Андома-гора чего стоит! Красота, залюбуешься! Песок, сосны, Онего – полный восторг! И с погодой нам тогда повезло –  солнце, тепло. Природа – изумительная. Цветы мои любимые – незабудки и виолы, виолы, виолы – прямо на дороге и на любой поляне – грех ступить даже на землю – затопчешь такую красоту. Встречаются интересные кустистые колокольчики. Цветущие ландыши вдоль дороги и поспевшая земляника – настоящий рай! На берегу озера прямо на песке росла белая перистая гвоздика. Чудесно! Я откопала небольшой кустик и попробовала вырастить гвоздику у себя на даче – нет, она не захотела. Ей больше по нраву была та скудная песчаная земля любимого Севера.
В тот раз мы упёрлись на машине в устье реки Андомы и с тоской посмотрели на противоположный берег. Там росла огромная сосна и так звала нас к себе! Но нам пришлось повернуть машину назад и поехать домой, в Москву. Конечно, мы остались довольны своим путешествием, хоть и не вполне завершённым. У меня сохранилась мечта – узнать побольше о нашем крае и увидеть родную деревню моих предков – Великий Двор.
***
Но спасибо мужу, на следующее лето он опять повёз меня в наш край. Правда, у него и свои задумки были – хотел опробовать свой ветряк на Онежском озере.
Мы опять приехали к устью реки Андомы. Теперь оставили нашу машину на берегу, под охраной местных жителей, и на байдарке переплыли речку. Отплыв немного подальше от цивилизации, мы причалили к берегу и установили палатку. Муж приступил к испытанию своей последней версии ветродвигателя. Так прожили мы пять дней, после чего муж позволил мне продолжить поиски Великого Двора. 
Всю прошедшую зиму я с теплотой вспоминала летнее путешествие в родные края, и накануне второй нашей поездки мне приснился необыкновенный сон. Вот он.
Лето. Солнце. Я иду по деревенской улице. Слева от меня между избами видна не очень широкая река с коричневыми, но прозрачными водами и не заболоченными берегами. Впереди вижу крепкий высокий мост. Ближе к нему на другом берегу виден пляжик, в речке весело купаются ребятишки. На том берегу стоят избы. Переезжаю (на чём-то, но как будто лечу) мост через речку и дальше еду по дороге, довольно далеко. Потом поворачиваю направо. Там опять – деревня и прямо передо мной – опять река. Вдоль неё идёт дорога, по краям которой стоят избы. На перекрёстке дорог (той, на которую я повернула и той, что идёт вдоль деревни), при въезде, слева, – стоит магазин, дверью на деревенскую улицу. Я захожу туда. В окна магазина – в те, которые находятся рядом с дверью, просматривается река. А в левое от прилавка окно видна дорога, по которой я приехала. У прилавка стоят люди, и продавщица кладёт на прилавок колбасу, похожую на Краковскую. Я проснулась.
Всё, что я увидела во сне и описала здесь, мне показалось удивительно родным. Только во сне я не поняла, почему река перед магазином текла перпендикулярно той, которую я уже переехала через мост. Никакие названия мне не приснились. Запутавшись в этих дорогах и реках, я решила не разбираться сейчас. Когда приеду, тогда посмотрю – как всё на самом деле. Но ощущение того, что это всё так и есть – и эти реки, и мост, и деревни – осталось. Настолько это всё привиделось реальным, что я рассказала свой сон мужу, с которым мы собрались ехать в те края. А также, чтобы проверить сон, я пересказала его своей маме  и потом своему двоюродному брату, который жил в Вытегре. Мама и брат подтвердили, что это так. Только, мне кажется, не очень поверили, что это мне приснилось. Подумали, что я где-то когда-то могла это услышать. Но нет – нигде и никогда! Это мне рассказали мои гены. Моя генетическая память. Во сне я увидела Великий Двор и Самино, откуда родом была моя бабушка — Анастасия Самылина.
Я люблю сказки. Мне нравится разгадывать сны. Но, строго говоря, я материалистка. Поэтому для меня было удивительно то, что я увидела во сне, и то, что – потом.
***
Теперь мы приехали в наш Великий двор. Хотелось узнать что-нибудь о наших родных. И слабая надежда  –  может, сохранился дом моих предков.
Мимо проходит девушка-почтальон. Называю ей фамилии моих родных. Может, слышала? «Да, Пахомковых я знаю, вот их дом»,  – говорит она и показывает мне на него, в деревне Гонево. Дом этот, одноэтажный, потемневший от времени, теперь только летом иногда навещают родные. Все разъехались по городам – в Петербург, Петрозаводск, Москву – за лучшей долей и по роду службы. В мой приезд там никого не было. Но, почтальонша указала ещё и на соседний дом, где жила родня Александры Дмитриевны по мужу.
Встретила меня очень приветливая старушка. По старинному обычаю предложила сесть и про семью деда рассказала, что знала. Обещала показать наш дом. Он один такой в деревне – двухэтажный, через несколько домов от её дома. Деревни Великий Двор и Гонево идут друг за другом.
***
Вот он наш дом. Передать мои эмоции словами очень трудно. Дом осел в песок и с одной стороны стал почти как одноэтажный. Вот колодец недалеко от дома, про который вспоминала мама. Через дорогу стояла церковь, по маминым воспоминаниям. Но теперь здесь только крест, говорящий о том, что она когда-то здесь была, но в борьбе с местными большевиками не устояла. Мне всегда жаль, когда исчезают такие памятники старины. Люблю архитектуру наших северных храмов. Их так мало осталось!
Показывает старушка на пустырь напротив нашего дома – здесь когда-то жил старший брат моего деда – Николай. Его деревенский дом сгорел уже при новых хозяевах.
Мне довелось познакомиться с теперешним хозяином нашего дома и кое что узнать о своих предках.
Историю родни моей бабушки – Самылиных из Самино я описала в рассказе «Краткая история Саминской родни», повторяться не буду.
А про семью моего прадеда я могла собрать только следующие скупые сведения.
У моего прадеда Дмитрия Юшеева был брат (имя утеряно). Как старший, по крестьянской традиции, он отселился со своей  семьёй в новый дом, который построил рядом с родительским. Младший брат – Дмитрий, мой прадед, остался жить в родительском доме.
У Дмитрия с братом была лавка в Андоме – это недалеко от деревни Великий Двор, через главную дорогу, тракт. Продавали они глиняную посуду. Очень правильно дело. Глин всяких цветов достаточно в тех местах. Мы с мужем даже фотографировались возле одного обрыва с белоснежной глиной – настолько это было красиво. Глина нежная, как мука. Подробности нехитрого производства наших дедов для меня остались неизвестны, но вот эту новость про лавку с глиняной посудой – такой необходимой в крестьянском хозяйстве – я недавно услышала от родных.
Революция, гражданская война –  всё понятно, да? Лавку отняли. Моего двоюродного прадеда  с семьёй выгнали из нового дома и заслали в Сибирь. «Какое-то время шли от них письма, потом перестали», – это я процитировала воспоминания мамы.
В доме деда в Вытегре на видном месте висел портрет юноши. Мне говорили, что это был двоюродный брат моего деда, что он был инженером. Двоюродный прадед дал сыну хорошее образование. Мой муж, когда я его ещё в юности привезла в Вытегорский дом, видел этот портрет молодого человека и сказал, что он «похож на народовольца».
На месте дома моего двоюродного прадеда теперь пустырь (уж столько лет прошло, никто не занял!). Новый, тогда только что построенный, большой, тоже двухэтажный, как и первый родительский, дом, разобрали по брёвнышку «на сельсовет» – так сказал мне нынешний хозяин нашего дома. Он позволил мне зайти в наш дом и рассмотреть всё. Как я благодарна ему!
Просторные помещения. Вот окошечки. Из них можно было видеть колодец и церковь, и стадо, возвращающееся с пастбища, и много чего другого интересного.  Из одного из этих окон мама, будучи ребёнком, упала (это со второго этажа!), и родители, перепугавшись, повезли её в больницу. Там их успокоили – ничего страшного.
Очень меня растрогала большая лежанка с отваливающимися изразцами…
Теперь в этом большом доме живёт только один человек –  шофёр, бессемейный. Рассказал, что когда его родители купили наш дом, то власти стали их «загонять» в колхоз. Родители отказались. Тогда, по указке местной власти, разобрали у них всю заднюю часть дома, где должен был содержаться скот…
Ещё мне было интересно узнать, что крыльцо дома, которое во время моего посещения было г-образное, в бытность моих дедов было прямое, широкое. Да! Именно такое всегда было у моего деда в Вытегре. Изнашивалось одно – он строил такое же – прямое, широкое, с лавками и окнами вдоль стен. Как я любила там сидеть с подружками, особенно в плохую погоду!
***
Вот я в деревне Великий Двор. Я видела родной дом, родные места, любовь к которым пронесли мои гены. А как ещё сказать? Судите сами.
Иду от дома Пахомковых по деревенской улице. Солнечно. Слева от меня блестит река – совсем такая же, какую я видела во сне. Неширокая, коричневая, с довольно высокими берегами. Вдоль реки стоят дома, поэтому речку не всегда вижу, но так было и во сне. Мне здесь очень нравится. Восторг переполняет мою душу – всё такое родное! Впереди мост – высокий, крепкий. Вижу на том берегу утоптанный пляжик. Ребятишек там в это время не было, как я видела во сне, но понятно, что здесь они обычно купаются. Видна на том берегу деревня. Проезжаем по мосту через реку Андому и едем 11 км до деревни Саминский погост. Дорога к нему поворачивает направо (как во сне!), и упирается в дорогу (деревенскую улицу), которая, как и во сне идёт параллельно той, с которой мы только что свернули. Деревенские дома тянутся вдоль реки, но это уже не река Андома, а река Самина. И деревня эта – Самино. По расположению – всё правильно, как во сне. Мне только названия деревень и рек не приснились. Но вся явь – как тот сон. Вот и магазин на перекрёстке со своими окнами на реку и на боковую дорогу. Меня берёт оторопь. Муж, зная, как я люблю деревенские магазины, предлагает зайти мне в этот магазин, перед которым мы остановились на машине. Тем более, что он такой родной. Я хочу, но я не могу. Боюсь. Мне кажется, если я увижу, как продавщица кладёт на прилавок Краковскую колбасу, то я сойду с ума. И я сказала мужу на это его предложение посетить магазин: «Я там была»...
***
Продав родительский дом в Великом дворе, мои дедушка с бабушкой купили довольно просторный дом на краю Вытегры на улице Дворянской (потом Крестьянской, потом Цурюпы – забавные перемены были). Мама говорила, в этом доме раньше жил инженер с семьёй. В проймах между окнами у них были зеркала. Большие двери украшали красивые латунные ручки.
В своё время из-за тревожных событий в стране дедушка не успел получить хорошего образования, как говорила моя мама. Но, когда они переехали в Вытегру, власти (наверное, от недостатка образованных кадров) доверили ему управлять магазином. Малограмотный дед что-то напутал в документах (а, может, кто его подставил), и его посадили в тюрьму на год. Я дедушку знала всегда как очень порядочного человека, бесхитростного. Так что никакого греха за ним знать не могу и никогда ничего плохого про него не подумаю.
Ах, дедушка!
Он всю жизнь проработал плотником. Прожил до 70 лет и до последнего ходил на работу. «Тюкал» топором, как он говорил. Перед смертью дом в Вытегре он красиво отделал рейкой – хотел оставить потомкам нарядный дом. У него была своя мастерская с голландской печкой, где так хорошо пахло стружками! Мне нравилось там спать, когда нам с братом прямо на эти ароматные сосновые стружки бросали одеяло.
В молодости дед был высокий и сильный. Я же застала его ссутулившимся. Помню его, устало бредущего вечером со своей работы с ящиком плотницких инструментов в руках. Голубые глаза деда слезились. Когда он смотрел на меня, свою единственную внучку, лицо просто светилось. Мама говорила мне: «Иди, покажи свой новый наряд деду». И он радовался, глядя на меня. Дед был спокойного нрава, непьющий. Любил простоквашу. Говорил: «Выпьешь три литра простокваши, и год жизни тебе прибавится». Умер от рака желудка в 1971г. За полгода до смерти захотел посетить Великий Двор. Мой брат его сопровождал. Бабушка, родная, уже дано умерла, когда маме моей, старшей из четырёх детей, было всего 16 лет. Простудилась на покосе и от воспаления лёгких скончалась. Ещё перед войной. Дед всю войну прошёл, до Берлина. Служил артиллеристом. Вернулся весь в орденах, только плохо слышал – от грохота орудий. Но, главное, –  живой. Он женился второй раз на вдовствующей бездетной крестьянке. В свои 28 лет она была совершенно седая. Первый муж её, красноармеец, был репрессирован, его забрали и увели куда-то. Его портрет в будёновке со звездой тоже висел в доме деда…
***
Закрываю глаза и вижу – красивые речки, шиповниковые опушки леса, цветочные луга, стога сена, косые заборы…
Это милая моя Вытегория, Великий Двор и Самино. Это родина моих предков, а, значит, и моя родина.

P.S. На фото я возле нашего дома. Фотографировал муж.