Заправдашние рассказы

 
 Рассказы и стихи
 
 
Оглавление

  Рассказы
 
Давай мириться!
Жиряга
Не бойся, тетя, я с тобой!
Поездка в Чимкент — чужую страну
Как менялась жизнь — так менялись дворы
Письмо деда внуку Ваньке
Попрошайка
Воображалы
Честный мальчик
Бабушка и чемодан
Курьезный случай на вокзале
Как я нашла сестру-доярку
В детстве всё впереди
Почему мы так любим детство?
О, селфи, селфи!
Три желанья детства
 
О любви

 Кто там сказал, что любовь не жива?
 Женщинам Руси

Андрею Малахову
С днем рождения, Андрей!
 
Юмор, ирония

Крокодил и валенки
Пародист Иванов
Лысой рябине
Как мне погулять на воле Вы не слыхали?

Россиянам

Гражданину
Год коня и опять перемены
Счастье не по карману
 
О войне

 Есть имя русское — Иван
 Помню я
 Представьте, по польским дорогам
 Хлопчикам
 Вечно юным и Зине Портновой

 А главное

 Мир заточен под добро, я знаю!
 На свете много разных стран

 ***
 
 
 
Рассказы


 
Давай мириться!


  Когда я пришла к сестре, племянница Ева отдыхала.
  — Ты еще не провалила диван? — пошутила я.— Такая хорошая погода на улице, а ты лежишь и лежишь!
  — Мне некуда идти, — пожаловалась Ева.
  — У тебя нет подруг? — спросила я удивленно.
  — Нет! — вздохнула Ева. — Была одна, но мы поссорились.
  Я присела к столу, напротив дивана. Видя, что у племянницы проблемы, я решила поговорить.
  — Серьезно поссорились?
  — Они меня, наверное, будут бить. — сообщила она спокойно и обреченно.
  — Ничего себе! Докатились подружки! Сегодня они тебя будут бить, а завтра ты пойдешь их бить со своими друзьями?
  — Наверное!
  Еве было все равно. Жизнь ей казалась беспросветной. Выхода она не видела.
  — А подружка хорошая девочка или плохая? — спросила я.
  — Хорошая! Мы долго с ней дружили! — оживилась Ева.
  — Ну, так помирись с ней!
  — А как?
  Ева приподнялась с дивана.
  — Ты не умеешь мириться? — теперь удивилась я.
  — Нет.
  Ева села за стол напротив меня. Видно, что это было важно для нее.
  — Завтра в школе подойди к ней на перемене и скажи, что ты хочешь поговорить с ней «по-хорошему». И назначь ей встречу, но не где-то далеко, за школой, а наоборот на видном месте. На скамейке перед школой, например. Потому что если встреча будет где-то за углом, она подумает, что ее будут бить, а на видном месте не страшно, можно поговорить.
  Скажи ей, что хочешь помириться и очень жалеешь, что поссорились. Спроси: «Может я обидела тебя чем-нибудь, то извини, я не хотела».
  На следующий день Ева вернулась домой счастливая. С порога кружилась, высоко подняв портфель.
  — Ура! Я помирилась! Мы снова будем дружить!
  Покружившись с портфелем, она плюхнулась на диван.
  — Ну, расскажи как все было?
  — Я пригласила ее поговорить на скамейку перед школой после уроков. Она пришла. Я ей сказала, что хочу помириться и спросила чем ее, обидела. Представляешь? Она сказала, что уже не помнит, но тоже хочет помириться!
  И мы помирились! Я так рада!
  — Ну вот! А уже хотели бить друг друга, а сами и не помните за что! Вот видишь как важно во время поговорить и все выяснить!
  — Важно, важно! А еще важно во время пообедать вкусным супчиком!
  Ева уже кружилась на кухне, распевая что-то веселое и разливая борщ по тарелкам.


 Жиряга


  Моя крестница училась в шестом классе. Это была симпатичная девочка, но год от года она толстела и толстела. Когда мы приходили в гости, она всегда лежала на диване.
  — Почему ты не идешь гулять? — спросила я.
  Ляля пожала плечами. И я догадалась.
  — С тобой не играют подружки, потому что ты — толстая?
  — Да! — грустно ответила крестница.
  Однажды я не выдержала и сказала ее матери.
  — Ты почему не следишь за своей дочерью, она стала жирной!
  — Ничего не жирная! Нормальная, она еще израстется!
  — Где «израстется», когда она лежит целыми днями на диване и ест как мужик! Если мне не веришь, то своди к врачу, пусть он тебе скажет.
  — Вот будет выходной на следующий неделе и схожу! Посмотрим, что он скажет!
  После посещения врача, они пришли огорченные и возмущенные.
  — Я не буду давать ребенку таблетки от аппетита! Пусть ест сколько хочет!
  — Убедилась? Да, тебе никто не заставляет давать ей таблетки, можно попробовать и без них.
  А как? — спросила Ляля на следующий день, когда мы были одни.
  — Во-первых, надо записаться в спортивную секцию в школе. Во-вторых, надо есть в два раза меньше. Вот ты приходишь из школы и накладываешь себе тарелку еды. Посмотрела на нее, и удалила половину, и только потом начинай обедать. На ужин — то же самое! Ты, конечно, будешь хотеть еще, но есть можно только низкокалорийную пищу. Твои перекусы — это морковь или огурец.
  Через три дня Ляля уже жаловалась, что обошла все секции в школе, но тренеры ее не взяли, куда ей хочется, а предложили только легкую атлетику. Она смотрела на меня с надеждой, что я побегу в школу и устрою все.
  — И правильно делают, что не берут! Потому что они отвечают за твою жизнь! Может ты в гимнастику хочешь? Так там тебя ни одна перекладина не выдержит, а бревно под тобой сломается пополам! Или в плавание? Так ты так долбанешься с вышки, что дно бассейна проломишь головой! Поэтому иди туда, куда берут!
  И она пошла. В легкую атлетику. Но и там она бегала недолго. Упала на тренировке, сломала руку.
  — Вот! Из-за тебя ребенок стал инвалидом! — кричала ее мама.
  — Оказывается ты еще и за питанием не следишь! — отвечала я. — Если у нее перелом — значит не хватает кальция в организме!
  Бабушке дали поручение, чтобы она постоянно кормила ее творогом: две столовые ложки в день, не больше.
  — Если не можешь бегать — то ходи! — сказала я Ляле и указала маршрут. — После обеда выходишь и обходишь свой микрорайон. Идешь по тротуару по маршруту кругового автобуса. Если тебе будет трудно дышать, то садишься на скамейку на автобусной остановке, отдыхаешь. А потом идешь дальше. Итак, до своего дома. После этого ничего не ешь, не пьешь, можно только пополоскать горло водой.
  — Хорошо!
  Рука у Ляли срослась быстро, то ли творог помог, то ли юный возраст.
  Теперь она приходила из школы, ела только половину из тарелки. После этого делала круги по «своему маршруту».
  Не прошло и трех дней как она пожаловалась маме, что ей тяжело. Мне досталось от мамы по телефону, и на следующий день я снова зашла к Ляле.
  Она лежала на диване в своей любимой позе.
  — Дорогая, ты зачем рассказала маме про «свой маршрут»? Если тебя ругают за что-то хорошее, то не надо об этом рассказывать! Мы ведь ничего плохого не делаем. Или ты не хочешь похудеть?
  — Хочу!— сказала Ляля и посмотрела на меня вопросительно, как будто я сейчас достану из сумки волшебный эликсир, и она постройнеет без труда.
  — Я сейчас расскажу, что тебя ожидает в будущем, если ты не возьмешься за ум, не напряжешь свою волю.
  Ляля поднялась с дивана и села напротив, с интересом слушая.
  — Представь! Через два года твои подружки пойдут на танцы, и ты пойдешь тоже. Только тебя, несмотря на то что ты симпатичная, никто не пригласит. Толстых и жирных на танцах не приглашают! Даже если ты кому-то понравишься, то он постесняется своих друзей и их насмешек. Итак, ты сходишь один раз и простоишь у стенки. Второй раз, третий… И больше ты не пойдешь. А что толку ходить? И будешь ты сидеть с пенсионерками на лавочке, когда твои подружки на свидания будут бегать. Ты этого хочешь? Такого будущего?
  — Нет!
  Ляля смотрела испуганно, почти с ужасом, представляя себя у крыльца на лавочке среди старух.
  — Тогда молча делаешь все, что мы запланировали: еду, маршрут и перекусы.
  — Я согласна! — жалобно пропищала крестница.
  — Ну и хорошо!
  …Прошло несколько лет. Я была приглашена на свадьбу двадцатилетней Ляли. Фотографии получились отличные. На них в центре была стройная Ляля, с восторгом и любовью смотрящая на своего симпатичного жениха. А рядом были родные: мама, бабушка и крестная мама.


 Не бойся, тетя, я с тобой!


  Посидев с нами вечерком, тетя Нина засобиралась домой.
  — Пошли ко мне ночевать сегодня!
  — Зачем? — спросила я, потому что я жила у бабушки, и ночевала у нее.
  — Да я одна боюсь ночевать, — сказала тетя. — Только на одну ночь!
  — Но я не знаю. Мне надо отпроситься.
  — Отпрашивайся!
  В этой же комнате бабушка сидела на кровати, а тетя Катя стояла рядом.
  — Можно я пойду ночевать?
  — А зачем? — спросила тетя Катя, сделав вид, что она не слышала нашего разговора.
  — Да она боится одна спать!
  — Всю жизнь спала — не боялась, а тут бояться стала! — сыронизировала с улыбкой Катя. Я видела, что они все улыбались.
  — Но я схожу и посмотрю, проверю все там, научу ее как не боятся, чтобы спать спокойно!
  — Ну, иди, — сказали мне, — только на одну ночь!
 

  И мы пошли. Я посмотрела на нее: не дрожит ли она от страха?
  — Не бойся, тетя, я с тобой! — сказала я твердым голосом. Потому что я — смелая и большая, в третий класс уже перешла.
  Дом ее был через дорогу. После войны она, оставшись вдовой, вырастив дочь и выдав ее замуж, проживала теперь одна. Вошли в избу.
  — Вот, как входишь, дверь обязательно закрывай на крючок! — посоветовала я, — пробуй при мне.
  И тетя с улыбкой послушно закрыла дверь на крючок. Я прошла в комнату, где стояла печка и встала у трубы.
  — А теперь проверь обязательно трубу, чтобы она была закрыта! Давай, давай! Доставай и проверяй! Закрыто?
  — Да, — сказала тетя уже без улыбки, видя как я развиваю бурную деятельность.
  — Потому что сейчас лето, дрова там не горят, но в открытую трубу может кто угодно залететь!
  — А кто это может залететь? — спросила она тревожно.
  — Кто-кто… Ты лучше должна знать, ты же в деревне живешь, не я.
  — Мне деревенские рассказывали, что могут залететь всякие духи, нечистая сила может, и много еще чего летает! — сказала я со знаем дела.
 

  Я вспомнила как меня пугали деревенские дети, когда я приехала в деревню в прошлом году на каникулы.
  — Хочешь, мы тебе покажем, как у нас чертики летают?
  — Не может такого быть!
  — Может! Как начнет темнеть — они и начинают летать, мы сто раз видели! Пойдешь с нами, сама увидишь!
  — Хорошо! Я пойду и увижу, как вы сочиняете!
  — Приходи за околицу в семь!
  Я пришла, как и договорились. Шурка, моя соседка по улице, позвала меня с собой.
  —Надо залезть на большой овин сена и залечь. Пошли!
  Мы с трудом залезли на огромный овин, так как сами были маленькие.
  — Не разговаривай, а то спугнешь! И голову положи на ладони, а глаза закрой.
  — А зачем глаза закрывать? Они нас видят, что ли?
  — Конечно, они все видят! И не появятся, если поймут, что ты смотришь.
  Я легла, как сказали, закрыла глаза и молчала.
  — Смотри! — заорала Шурка, толкнув меня в бок.
  Я посмотрела и ужаснулась. Из высоких соседних овинов вылетали такие чертики, как червячки, с горящими хвостами. Они поднимались невысоко вверх и потом падали.
  — Все! Заройся в сено, лежи не двигайся, пусть они улетят, а потом мы спустимся потихоньку.
  Меня друзья сразу предупредили, что как я все увижу, так надо как бы закрыться с головой и замереть.
  Лежали мы долго, минут десять. Потом тихонько сползли с овина.
  — Пойдем в те овины, откуда они вылетали. Может там их гнезда.
  — Что ты! Они еще с собой утащат! Завтра утром можно будет сходить и посмотреть.
  И мы пошли по домам, в надежде, что завтра все прояснится.
  Но на следующий день я никого из ребят не нашла. Кто работал в поле, кто в школе. И этот вопрос у меня остался открытым.
 

  А спустя много времени, я узнала как деревенские обманывают городских. Одни идут в овин с городским, а другие, придя заранее, по сигналу начинают выбрасывать такие чучела: маленький мяч зашит в тряпку с длинным хвостом из бумаги. Хвост у чучела поджигают и выбрасывают из разных овинов.
  Бедный городской ребенок весь пугается этой странной картиной, и таинственностью, и секретностью, потому что его заставляют хранить все в тайне, и никому не рассказывать, ни одной живой душе! Вот мы и хранили это все много лет в тайне.
  И теперь я, уже большая десятилетняя, делилась своими знаниями с тетей.
  Мы зашли в большую комнату, где должны были спать на большой кровати.
  Но я первым делом подошла к форточкам и закрыла их со словами:
  — Вот, прежде чем лечь, обязательно закрой все форточки, опусти занавески и, только тогда, ложись спать.
  Тетя с улыбкой слушала и одевалась в ночнушку. Обнявшись, мы легли рядом.
  Ночью я проснулась от шума. Большая фигура перемахнула через меня и рванула к окнам. Я с ужасом вглядывалась и, наконец-то, в этой фигуре узнала свою тетю, которая резко открывала одну форточку за другой.
  — Что ты делаешь, ты же боишься! — удивленно вскрикнула я.
  — Я уже ничего не боюсь! — сказала тетя запыхавшись, — а то совсем задохнешься с тобой! Спи, все хорошо!
  Я заснула не так быстро, как тетя. Мысли путались в голове. Я не понимала: то ли я вылечила тетю, то ли она сама стала такой смелой. Но все равно хорошо, что она уже не боится.
  И почему-то меня тетя больше не звала к себе спать...


 Поездка в Чимкент — чужую страну


  Когда пришла телеграмма, была почти ночь. Папа сидел за столом и разговаривал с соседом, а я играла в углу. Надо было ехать срочно. Мне так сказали. Мама тихо плакала и собирала вещи. Скоро пришла машина.
  Она мне показалась маленькой. Отец иногда приезжал на машинах домой, но это были большие машины. А это почему-то маленькая.
  —Мы на этой «инвалидке» поедем? —спросила я недовольно.
  —Это — не «инвалидка», — тихо сказал папа, —Поезжайте, такую дали.
  И мы с мамой поехали в ночь.
  Нам нужно было забрать по пути бабушку из села. Когда мы вошли, бабушка сидела молча на кровати и плакала. В доме были люди, несмотря на то, что была ночь, и все в селе спали.
  Мамина сестра Нина обрадовалась нам. Теперь можно было с нами отправить бабушку в Чимкент, а так они сидели, плакали и не знали, что им делать. В далеком городе разбился насмерть брат Петр, нужно было ехать на похороны, а денег у них не было. Пенсию колхозникам не платили.
  — Ты поедешь с нами? — спросила мама тетю Нину, — Семен Матвеевич дал денег на всех, на билеты туда и обратно, хоть поездом, хоть самолетом.
  — Нет! Я останусь присматривать за домами, — сказала она, — нельзя же бросить хозяйство.
  Мама кивнула. В Самаре мы ждали поезда часа два-три в зале ожидания. На большом круглом столе, в детской комнате, стояла игрушечная железная дорога. Я пристыла от восторга около нее: настоящие вагоны с паровозом ездили по рельсам, можно было переводить стрелки, менять направление движения поезда. Но не успев перевести стрелки, я получила хлопок под зад, и меня за руку дернули в сторону.
  — Сколько можно тебе говорить, чтобы сидела на месте! Еще за тобой не хватало бегать!
  Обиженная и надутая, я молча просидела рядом до самого прихода поезда. За мои шесть лет я впервые увидела детскую железную дорогу, и у меня тут же отняли это счастье: поиграть в нее.
  В вагоне я всю дорогу слышала обычные замечания, к которым я привыкла с раннего детства.
  — Не крутись! Не лазь! Не виси!
  «Все как всегда. Ничего нельзя!»— думала я сердито. «Когда же я вырасту, чтобы делать в вагоне все что хочется? Вот тогда я уж полажу везде!»
  Лежа на полке, я предавалась мечтам, как я стану большой и смогу лазить на вторую полку, на третью, на боковую. А еще можно будет висеть и качаться на поручнях в проходе, сколько захочется! Вот только мне, наверное, будут ноги мешать, ведь я буду длинной, когда вырасту? Ладно, что-нибудь придумаю!» — успокаивала я себя, не теряя надежды покачаться вдоволь.
  В Чимкент мы приехали днем. Помню, как меня удивило, что вместо черной земли, как у бабушки, или желтого песка, как у нас в городе, здесь была кругом желто-коричневая глина. Дом тети стоял на высоком пригорке. Улица эта была какая-то кривая, дома стояли как попало: на пригорках, в низине. И никакой прямой улицы.
  Тетя, на следующий день, познакомив меня с соседскими девочками, попросила их взять меня с собой на прогулку. «Лучше бы не просила!»
  Недалеко от домов были видны невысокие горы. Тоже желто-коричневые.
  — А что это там? — спросила я
  — Пойдем! Мы тебе покажем нашу реку.
  — Пойдемте! Я реки люблю!
  Когда мы подошли к воде, на моем лице отразилось столько разочарования, сколько не было и воды в реке.
  — Это — река? — спросила я, показывая на желтую воду. — Да, это — лужа!
  — Как ты смеешь называть нашу речку лужей? — возмутилась детвора.
  — Да, вы рек настоящих не видели! — продолжала я.
  — Реки — это реки! — кричала я, разводя в стороны руками. Уже слов мне не хватало на них! И, вконец, рассердившись, я развернулась и пошла. «Совсем ничего в реках не понимают!» —думала я по дороге домой.
  Тетя Катя, заглянув в комнату, спросила
  — Что так рано?
  — Я поругалась с ними! — ответила я.
  — Как поругалась ? Зачем?
  — Потому что они мне не речку, а лужу показали! Разве это река?!
  — Нельзя ни с кем ругаться здесь! Они же могут тебе отомстить! — огорченно сказала тетя. —Надо пойти помириться! Одевайся!
  — Никуда я не пойду!
  — Надо идти и извиниться!
  — Нет! Я — права!
  — Понимаешь, они могут встретить и избить тебя. Их много, а ты одна! Собирайся!
 

  Тетя Катя давно приехала в эту страну, уже хорошо знала и людей, их обычаи и привычки. Прожив здесь много лет, она сохраняла со всеми хорошие отношения, никогда ни с кем не ссорясь. Живя в чужой стране, надо уважать чужие правила и обычаи. Как говориться: «Со своим уставом в чужой монастырь не ходят!».
  Когда мы пришли к соседям, они нас встретили молча, да и не очень радостно. Но тетя Катя принесла гостинцы и это смягчило обстановку: дети уже не сердились на меня.
  Это были вкусные косички из валяной тыквы, которые мы постоянно покупали на рынке. Мне они очень нравились. Вкус их я запомнила на всю жизнь.
  Соседские дети тоже любили их. Гостинцы были разные. Дети внимательно все рассматривали и пробовали.
  Тетя сказала, что я маленькая и никогда таких рек не видела, приехала первый раз, поэтому ничего не знаю. А еще я, хоть и шестилетняя, но умею читать и писать. Тетя что-то еще рассказывала про меня с улыбкой, дети внимательно слушали и кивали головой. Теперь они смотрели на меня не враждебно, а по-доброму.
  Я поняла, что бить меня не будут. И спокойно пошла домой, договорившись о новой встречи.
  — Ну, вот, а ты боялась! — сказала я по дороге тете Кате. —Трусиха ты!
  — Я — не трусиха! — возразила она, но я ей не поверила. Я не удержалась, обернулась и «показала нос», поиграв пальцами обеих ладоней у носа.
  — Ты ничего не поняла!— огорченно сказала тетя, — теперь будешь все время дома сидеть, до самого отъезда.
  — Ну и посижу! Дома тоже интересно! — ответила я победным тоном, уж очень я не любила проигрывать.
  И мы пошли дальше молча по желто-коричневой земле. Я радостно подпрыгивала. Эта земля не была мне больше чужой, потому что я чувствовала себя победительницей!


 Как менялась жизнь — так менялись дворы.


  Дом бабушки — это зеленая лужайка под окнами, со скамейкой под кудрявыми кленами. Эти клены представляли собой высокие заросли. Заходя в калитку, мы ступали на зеленую траву. А перед домом на лужайке выставляли высокие ящики с желтенькими цыплятами, такими маленькими комочками. Цыплятки были слабые и несмышленые, они совсем недавно вылупились, и их привезли с инкубатора.
  — Сверху положи металлическую решетку, а то коршун утащит!
  Да, это правда. Я сама видела, как однажды, коршун камнем бросился вниз на цыплячью стаю, выхватил одного цыпленка и резко унес его в небо.
  Мы прибежали с огорода, но было уже поздно. Теперь мы их прикрывали сверху. Через решетку нужно было еще смотреть за ними, чтобы они не подавили друг друга. Время от времени приносили им воды, поили их, переставляли в тень, подальше от яркого солнца, чтобы их не хватил тепловой или солнечный удар.
  Рядом в отгороженном участке гуляли куры. Там тоже росла трава, ведь курам надо гулять и кушать что-то. У забора притулилась небольшая грядка огурцов и пара грядок лука. А больше бабушка ничего не сажала.
  За домом росла картошка на большом огороде, среди картошки росли огромные оранжевые тыквы и поднимались желтые подсолнухи, тоже разбросанные по всему огороду.
  И это была замечательная картинка моего детства: зеленая трава, оранжевые тыквы, желтые подсолнухи, кудрявые клены и бабушкин дом с соломенной крышей, плетнем из ивы и маленькими желтыми цыплятками.
  А еще в хозяйстве бабушки была коза. Звали ее Белкой. Помню, что утром ее отводили старшие на луг за околицу, то есть туда, где уже нет домов, но они рядом.
  В обед я должна была отнести козе попить, примерно полведра воды, перебить колышек, к которому привязана коза, потому что всю траву коза на этом месте съела до обеда.
  Вечером я снова шла за козой, брала колышек с длинной веревкой и вела козу домой. Но коза была сильней меня, и шла туда, куда хотела, и я ее удержать не могла и почти бежала за ней. Поэтому, чаще всего, козу приводила тетя, но коза и ее тащила со всей силой, и та не успевала и быстро-быстро перебирала ногами. Было очень смешно смотреть, кто кого ведет: тетя козу или коза тетю.
  Но все-таки они доходили до дома, козу доили, и пили за ужином ее полезное молоко.
  Вместе с козой мы проходили мимо двора другой тети, Нинушки. У нее тоже был замечательный двор. Он только назывался двором, а так, там не было никакого забора. Перед окнами была большая лужайка из густой зеленой травы. А заканчивали лужайку, стоя полукругом, огромные деревья с толстыми стволами и густой листвой. Деревья были высокие, прямые. Только у одного ствол был сильно изогнут в одном месте, а потом опять поднимался. Я очень любила лазить по этим деревьям, особенно по кривому. На него можно было забраться и сесть на этом изгибе как на стуле.
  Однажды мои тети с мамой уходили наряженные к своей подружке в гости. Я очень просилась с ними, но они меня не брали с собой, придумывая какие-то причины. А когда все причины закончились, и меня не убедили, тетя Нина сказала:
  — Мы тебе оставляем караулить поросят!
  — А чего их караулить, они на дерево не залезут!
  Я, как всегда, за словом в карман не лезла! Но они засмеялись и пошли, так и не разрешив мне последовать за ними.
  ... Прошли годы. И прекрасные дворы моего деревенского детства стали исчезать. Ремонтировались дома, становились более новыми, красивыми. Соломенные крыши сменили на шиферные, на лужайках разбили огороды под разные овощи. Вместо легких ивовых плетней, стали ставить крепкие заборы: деревянные, проволочные, железные.
  Открывая бабушкину калитку, я вдруг очутилась чуть ли не по колено в грязи.
  — Что ты наделала? — спросила я тетю, — откуда столько грязи во дворе? Тут же всегда была трава! Куда она делась?
  Что бы мне не говорила тетя, я поняла, что она, не знаю зачем, сняла целый слой земли, во дворе, вместе с травой, и остался под ногами густой чернозем, который разъезжался под ногами после каждого дождя. На асфальтированную тропинку денег у нее не было.
  Одной их самых больших потерь стали кудрявые клены. Однажды, приехав в гости, я обнаружила, что тетя их срубила под корень.
  — Как ты могла?
  — Они закрывали улицу!
  — Ничего они не закрывали, клены — в стороне от окон!
  Я расстроилась, а тетя созналась, что просто боится. Ей страшно одной в доме, и она может не увидеть, если кто полезет.
  Вскоре и вторая тетя пустила под топор прекрасные деревья. Много позже на месте прекрасной лужайки появится огород с забором. Тетя объясняла, что деревья закрывают ей солнце. А, по-моему, она тоже стала бояться. Потому что жить стало страшно, даже в деревне.
  А мне часто снится эта замечательная картинка моего детства: зеленая трава, оранжевые тыквы, желтые подсолнухи, кудрявые клены и бабушкин дом с соломенной крышей, плетнем из ивы и маленькими желтыми цыплятками. И коза Белка, забравшись с ногами на плетень, смотрит на нас всех, ничего не понимающими глазами.


 Письмо деда внуку Ваньке


  (почти по А.П.Чехову)


  Дед Костя, 65-летний мужчина, вышедший два года тому назад на пенсию, мучался очередной бессонницей. Врачиха, к которой он ходил жаловаться, не приняла его: не хватило на него талонов, а без талонов у деда не хватило денег, чтобы приняли платно. Так и вернулся из поликлиники несолоно хлебавши.
  По дороге дед зашел в магазин. Посмотрел на показушное изобилие прилавков: дед знал, что красиво только с виду, а внутри не пойми чего. Они и сами-то не знают из чего это и откуда. Дед Костя взял хлеба и баночку огурчиков. Посмотрел на бутылки с водкой, но брать не стал. Уж очень рискованно ее пить.  Кто рисковал, тех уж нету давно... Не видать.
  Дома он сварил картохи, достал из банки соленых огурчиков и, накрыв свой праздничный стол, сел перед телевизором смотреть Ваньку. Не прошло и полчаса как в дверь постучали: но дед знал: открывать нельзя: потому что или убьют, или обманут. Много их ходит, названивают пенсионерам. Ищут легкие деньги... работать-то лень, да может и нигде. Если ты, бывший зык, так никто тебя и не возьмут никуда. Это при Советской власти их всех контролировали, на работу устраивали, а сейчас никто никому не нужен! Вот они и ходят ... А взять, например, его деда, он и работал всю жизнь: лет 40, и что?! Получил пенсию ... смешную, как будто ее для лилипутов рассчитали: не поесть на нее, не попить, не в добры люди выйти.
  Когда бандиты с риелторами перестали стучать в дверь и, наконец-то, ушли, он, перекрестившись, поел любимую отварную картошку с салом и соленым огурчиком. Потом дед пошамкал в угол комнаты к комоду, взял тетрадку и, вырвав из нее лист, стал писать.
  «Дорогой внучек Ванька! — выводил он дрожащей рукой. — Пишу тебе письмо. Поздравляю тебя со всеми нашими российскими праздниками и желаю тебе того, чего у тебя пока нету. А у меня внучек давно ничего и никого нету, вся надежда на тебя, Ваня.».
  В памяти деда мелькали картинки, как он баюкал своего внука, качая на коленях, как забирал из садика, а потом и вовсе на все выходные к себе. Ванька бегал как оглашенный наперегонки с соседским Бобиком и, наигравшись с дедом в футбол, тщательно мыл руки и уплетал бабушкины пироги.
  А теперь Ванька далеко, в большом городе, и его даже иногда по телевизору показывают. Ванька вырос счастливым и богатым, и у него большой красивый дом, раньше до революции в таких баре жили...
  А у Ваньки в этом доме вся большая семья живет: и его родители, и малые дети, и в этом доме Ванька, конечно, найдет место и деду.
 

  Дед представлял как он сидит на скамейке, в тулупе с берданкой, и караулит сон своих близких. Летом он бы собирал в саду опавшие яблоки, из которых варили бы на зиму варенье. Пчелы летали бы по саду и даже не трогали деда, потому что знали что дед — свой! Рядом на решетке дымился бы шашлык, и вкусный дым лeз бы дeду в глаза. Дед почувствовал даже как покатились слезы, то ли от дыма, то ли от старости...
  А Ванька приезжал бы поздно с работы на шикарной машине, и дед дожидался бы его каждый день у калитки. Только потом, встретив внука и облегченно вздохнув, уходил бы спать на веранду.
  «Ведь мне, твоему деду, Ванька, так мало надо места. А если покушать так это — по утрам глазунья и тарелка супа в день, Ванька!
  Ведь мне больше ничего и не надо.  Ванька, забери меня отсюда, Христом Бога прошу... Стар я стал оборону держать от уродов этих.»
  Дед хитрил немного, он не стал писать про то, что мечтает посмотреть мир, познакомиться с другими странами, покупаться в море и после, в баре, вечерком попить пивкa с немцами, может... Чтобы сестричка сделала массаж расслабляющий и перестала бы болеть спина, и прошла бессонница...
  Тяжелые веки надвигались ему на глаза, голова его коснулась стола, и во сне ему снился смеющийся Ванька, с шашкой на коне, разгоняющий бандитов и риэлторов, а дед довольный сидел на скамейке и соседние старушки, наряженные в платочки и шарфики, смотрели на него с завистью, ведь не у каждого деда такой внук.
  Утром по привычке дед поставил чайник, включил телевизор, увидел знаменитого ведущего Ивана, вспомнил про письмо и, сложив лист вчетверо, положил его в обувную коробку, где таких писем лежало уже немало.
  К сожалению, не знал дед адреса своего внука, потому что тот ни разу не прислал деду даже открытки, а по телевизору почти что каждый день показывали чужого внука, знаменитого ведущего, тоже Ваньку...


 Попрошайка


  У входа в гипермаркет меня оcтановил мальчик лет одиннадцати.
  — Дайте, пожалуйста, денег на хлеб! — попросил он.
  Я посмотрела внимательно. Вид у него был лощеный. Хорошо одет, с модной стрижкой, лицо откормлено лучшими продуктами. Видно за километр, что мальчик из хорошей семьи.
  — Что, кушать хочется? — спросила иронически я.
  — Да!— ответил он, глядя прямо в глаза.
  — Ну, пойдем со мной в магазин, и выберешь любой хлеб, какой захочешь!
  — Нет!— слегка засмеялся он.
  — А что так? — спросила я, — Не надо хлеба? Денег надо?
  — Да! — кивнул он.
  — Вот ты, наверное, думаешь, что ты сейчас подойдешь к магазину, провернешь быстро свою операцию по сбору денег, и никто не узнает?
  — Да! — он смотрел вызывающе и немного нагловато.
  — Вот смотри: я снимаю тебя на телефон. Рядом две большие школы, в которые я пойду к директорам. Один из них признает тебя, мы поднимем твои документы, найдем телефон родителей, и через час они будут здесь!
  У него глаза расширились в миг, и оказались от удивления на лбу.
  — Не надо, тетенька, — жалобно попросил он. Теперь он смотрел умоляющим взглядом.
  — Не надо родителей! — повторил он. Вмиг с него слетела вся наглость и уверенность в безнаказанности, остался только страх.
  — Вот я смотрю и вижу как мама о тебе хорошо заботится: хорошая одежда, модная стрижка, хорошая еда. Мама, наверное, очень рано встает, гладит твою одежду, готовит завтрак, провожает в школу. Потом она не ложится досыпать, а бежит на свою работу, чтобы заработать денег и купить для тебя все, что нужно. Она старается. Это видно. А ты? Что ты делаешь? Вот вызовут ее, отругают, а ее коллеги, женщины с ее работы, смогут ее осудить и скажут.
  — Ты — плохая мать, твой сын побирается!
  Ей станет очень обидно и она, наверное, заплачет. Ты так ее отблагодарить хочешь?
  — Не надо родителей! — испуганно и умоляюще повторил мальчик.
  — Мы живем в такое время, что о человеке можно узнать, даже если он — в Австралии, а не то чтобы — в соседнем магазине! В следующий раз, когда соберешься что-нибудь сотворить, ты подумай о том, что об этом обязательно узнают и родители тоже. И что они скажут тебе за твои дела? Будут гордиться? Тогда делай! А если будут стыдиться — то подумай сто раз, прежде чем совершить плохой поступок.
  — Я не буду больше! Не надо родителей! — глаза его были еще полны ужаса от того, что может произойти в его жизни.
  — Я отпускаю тебя на первый раз, и чтобы больше я тебя у магазина не видела!
  Он кивнул и торопливо пошел от магазина c опущенной головой, глядя под ноги, не оборачиваясь. А я вошла в магазин за хлебом.
  Меня удивило то, что мальчик не сбежал, когда я начала с ним разговаривать, а терпеливо и внимательно слушал меня. Он только умоляюще просил, глядя снизу вверх большими, полными жуткого страха, глазами. Кого он так боялся: маму, отца, директора? Конечно, не меня, но кого?


 Воображалы


  В детстве мне очень нравилось воображать. Например, переодеваться в невест, сотворить фату из кружевной накидки с подушек. А также танцевать в разных самодельных нарядах, начиная с детского сада и до дворовых концертов. Но что такое по-настоящему быть воображалой, мне даже и не снилось.
  Это я поняла с приездом моей кузины Светланы с Дальнего востока. Родственники приезжали раз в четыре года. Они были богаты и, прибыв в родные края в отпуск, к своей бабушке, они навещали и своих бедных родственников, типа нас, осчастливливая всех небольшими подарками.
  Мне тоже перепадало, в тот раз. Это был отрез поплиновый на платье, с модным рисунком: купоном. Гости долго сидели за столом обмениваясь новостями. Они угощались, пели, шутили, а я, не дождавшись, когда все уснут и выключат свет, уснула при свете, свернувшись калачиком на диване, прижав подарок к груди, и со счастливой улыбкой на лице.
  Вообще-то мне лично они не были родными. Это были родственники моей старшей сестры, по ее отцу, пропавшего без вести в 1942 году. В феврале того же года сестра и родилась.
  Она никогда не видела своего отца, а родственники по отцу у нее были, и мы поддерживали с ними отношения. Вот и тетя Рая с дочерью Светой были одними из них. Мама после войны вышла замуж за моего отца, и связь с родными сестры были прекращены. Отец был ревнивым человеком. Но после смерти моего отца, все снова стали дружить, встречаться и приезжать к нам в гости.
  Проснулась я утром от шума, то командовала моя малолетняя кузина:
  — Не одену я это платье, дай мне другое, красное!
  — Но оно не глажено, одевай это, — возражала робко ее мама.
  — Нет! — кричала моя кузина. — Не за что! Что ты позволяешь! Почему ты меня заставляешь одевать, что мне не нравится?
  Она сама пыталась вырвать из сумки то платье, которое хотела, мама ей не давала, стоял ор на всю квартиру.
  Моя мама подсунула мне платье и тихо сказала:
  — Одевай!
  Я безропотно оделась и смотрела с завистью во все глаза на мою орущую сестренку, маленького диктатора. В конце концов, она добилась своего, и ей погладили красное платье. Она оделась и спокойным голосом сказала мне:
  — Пойдем на улицу, погуляем!
  И как будто не было никакого скандала, ни ора, ни почти что драки за платье. Было нам лет по восемь.
  Светлана всю жизнь ко мне относилась благосклонно. Хотя с родителями она капризничала, кричала, топала ногами, ко мне же она относилась вежливо-воспитанно.
  А мне было очень завидно, что она может вот так, и главное, что ей позволяют так себя вести. Меня воспитывали строго, и так себя вести как Света, мне такое даже и не снилось.
  — Мама, а почему ей так разрешают себя вести? — спросила я. — Наверное, потому что Рая, ее мама, очень долго не могла родить детей и, когда родилась Светочка, то ей, как долгожданному ребенку, разрешали все.
  Помню еще один эпизод в деревне летом, когда я жила у своей бабушки, а Света у своих родных. В воскресенье она пришла и позвала меня к своей бабушке.
  — Пойдем сходим в гости к бабушке Любаве, она нас ждет с тобой.
  Я вопросительно посмотрела на свою бабушку и тихо спросила:
  — Может не стоит идти, ведь она мне не будет рада?
  Я подразумевала, что я бабушке Любаве — никто. Но Светлана услышала мои слова и затараторила.
  — Как это она не будет рада! Ты что такое говоришь? Мы же ее внучки! Она очень даже будет рада нас встретить, и угостит чем-нибудь обязательно. Даже не сомневайся! Вот придумала! — тараторила она.
  — Как такое могло в голову тебе прийти, что она не будут рада, — возмущалась она и продолжала:
  — Будет, будет рада, она же наша бабушка!
  Моя бабуля мне тихо сказала:
  — Иди не сомневайся и не придумывай! Бабушка Любава — добрая бабушка.
  И только тогда я согласилась пойти со Светой в гости.
  Бабушка Любава, правда очень обрадовалась, встретила нас дружелюбно, сразу начала стряпать вкусные лепешки. Когда я вернулась домой, меня спросили.
  — Как вас встретила бабушка Любава?
  Я в восторге стала рассказывать про оладушки, очень вкусные, и я таких сроду никогда не ела. Дома, узнав про необыкновенные оладьи Любавы, моя мама, которая всегда очень вкусно готовила, попыталась мне не раз испечь такие же оладьи, как у Любавы. И с надеждой каждый раз спрашивала:
  — Ну, такие же?
  Но я говорила:
  — Нет, это не то, не похоже.
  В конце концов, мама не выдержала и спросила как-то Любаву, что же это было такое вкусное?
  — Да, сырники из творога, — засмеялась Любава.
  И мама успокоилась.
  — А я то думаю, что за оладьи, которые я не умею печь. Как же это я про сырники забыла Ну, теперь буду жарить их, раз они тебе так понравились.
  Да, мне нравятся домашние сырники из настоящего творога, желтые, от яиц домашних кур, плавающие в сливочном масле. И они совсем непохожи на столовские. И я тоже всю жизнь их готовила с удовольствием по рецепту бабы Любавы для себя и своих близких.
  А сомневалась я идти мне или не идти, потому что я для бабушки Любавы была не внучка, а дочь ее бывшей снохи, которая вышла замуж за другого.
  И еще я думала: как моя Светланка может думать, что мы родные, когда ее дядя пропал без вести в 1942, а мы с ней родились в начале 50-х.
  Но нам, детям, не говорили про это, и все меня считали, как и мою сестру, своей родней. Даже когда мы со Светой были студентами, уже достаточно взрослыми, она так и думала, что я — ее кузина. А мне тоже как-то не хотелось ей раскрывать все тайны рождения. Так мы и дружили.
  А вспомнила я про воображулистую Свету, когда увидела других воображал — наших звезд. Как они путешествуют и, в рамках программы, должны жить иногда в спартанских условиях, например: в хостелах.
  И вот уже я слышу их воображулистое ворчанье:
  — Как это я буду спать в одной комнате с чужими людьми? Я такого и не помню в своей жизни, когда так было? Может только в роддоме, когда я родился и спал со всеми в одной палате, а больше никогда!
  А я, сколько себя помню, всегда спала в комнате с чужими людьми, начиная с детского сада до школы. Позднее, к нам каждый выходной приезжали мамины земляки из деревни. Им надо было переспать одну ночь, чтобы попасть рано утром на воскресный рынок. В маленькой комнате спали все подряд на полу почти каждую субботу.
  Потом на первом курсе в институте жила с подружками на квартире, потом общежитие студенческое, позже общежитие рабочее, профилактории, поезда. А гостиницы? Там и с чужими за счастье, потому что мест в них никогда не было. Итак, получается, что всю жизнь я спала со всем народом вповалку, и считала это для себя нормой.
  А вот воображалы не спали так никогда.
  Мне очень хотелось повоображать, покапризничать, но мне никто не давал такой возможности: сначала мама, потом другие. Даже парень, с которым я долго встречалась в студенческие годы, говорил мне, когда я начинала немножко воображать:
  — Прекрати, я этого не люблю! — и я замирала.
  Но я очень люблю воображал. Они мне нравятся. И я смотрю на них как на счастливых людей, которых очень любили близкие и позволяли им многое.
  Счастливые люди — воображюли!


 Честный мальчик


  День заканчивался, а хлеба дома не было. Я набросила куртку и пошла быстрым шагом в магазин. Я так удачно живу, что рядом с моим домом две большие школы. И мне всегда весело шагать через огромный двор, каждой из них. На школьном дворе редко бывает тихо. Там всегда бегают дети в разных направлениях. Эх, мне бы такую школу рядом с домом в моем детстве! Увы — не было! И поэтому мне доставляет удовольствие шагать непременно по школьным дворам.
  Впереди меня по тротуару шел маленький мальчик, лет восьми, с портфелем. «Наверное, с продленки»— подумала я, но не успела развить свою мысль дальше, мальчик остановился и повернулся ко мне.
  — Теть, а вы не скажите как мне отсюда дойти до Химмаша?
  Химмаш — это жилой район, до которого ехать и ехать.
  «C родителями поругался и к бабушке хочет сбежать» — подумала я. Нам всегда хочется убежать к самому доброму человеку, когда плохо. А бабушка она ведь и пожалеет, и накормит, а может еще и родителей отругает!
  — А зачем тебе туда идти? Это очень далеко, туда надо на автобусе ехать.
  — Да, я знаю. Просто у меня деньги в школе украли, и не на что купить билет! — сказал огорченно малыш.
  — Ты видишь, что на улице уже сумерки, а через полчаса станет совсем темно.
  А кто у тебя там живет?
  — Я там живу!
  — С бабушкой? — все-таки я возлагала большие надежды на бабушку.
  — Нет, с родителями!
  — Знаешь, я там была недавно в том районе, и пробиралась с трудом по неочищенным тротуарам. В некоторых местах их так завалило, что пришлось идти по проезжей части, вместе с машинами по скользкой дороге. Это очень опасно!
  — А что делать? — вздохнул мальчик, — домой-то надо идти.
  — Сейчас такое время, очень много разных мошенников и воров. У меня вот тоже недавно украли три тысячи прямо с кошельком в магазине, — пожаловалась я мальчику.
  — Кто украл? — сочувствующе спросил мальчик.
  — В это трудно поверить, но украл продавец. Я выбирала сумку в отделе. Свою я положила на прилавок, из покупателей была только я, и он у меня вытащил кошелек прямо из сумки.  Я уже по дороге домой сунулась, а кошелька нет!
  — Вот это да! — удивился мальчик.
  — Поэтому, нам надо быть осторожным, — сказала я, доставая кошелек, — я тебе дам денег на билет, на автобус. Нельзя так поздно далеко ходить пешком. Если уж так случилось, то лучше попросить денег у кого-нибудь на билет, можно на остановке автобуса или водителя попросить подвести бесплатно. А лучше всего спросить в школе у завуча или в учительской. Если не хочешь говорить, что украли, скажи, что потерял. И попроси в долг до завтра. На улице люди разные бывают, а в школе все-таки плохих людей нет.
  Я протянула ему двадцать рублей.
  — А дома обязательно расскажи об этом случае. Спроси, что тебе делать, если вдруг остаешься без денег в другой раз. Твои родители тебя дадут правильный совет, и ты не заблудишься.
  Мальчик кивнул, соглашаясь.
  — Спасибо! — и пошел на остановку автобуса.
  Я вспомнила себя школьницей, и какой я была честной пионеркой. Честной, но не настолько! Я бы ни за что не пошла пешком в другой конец города, когда уже темнеет. Придумывать я была горазда! Ехала бы, например, по одной остановке и выскакивала на следующей, пока кондуктор не заметил. Итак, бы скакала из автобуса в автобус, пока не доехала до дома. Мы так иногда практиковали, потому что автобусы были переполнены и кондуктор не скоро доберется до всех пассажиров. А этот мальчик такой честный, что без денег и не мыслит ехать!
  «Если в России растут такие честные дети, то страна точно не погибнет от нечисти!» — подумала я и пошла дальше, довольная этой встречей. Как будто мальчик вселил в меня надежду на лучшее и счастливое будущее.


 Бабушка и чемодан


  В моей жизни чемодан появился в детсадовском детстве. Он стоял под кроватью, большой, сделанный из фанеры, яркого зеленого цвета и был он совсем не тяжелый. В нем что-то хранилось, какие-то вещи, но они были, видно, не очень нужные и поэтому чемодан доставали из-под кровати редко.
  Чемодан долго лежал под кроватью, но с годами за ненадобностью, перекочевал в сарай. Там он пылился в углу, иногда я доставала и рассматривала его содержимое: фотографий там уже не было, а был он битком набит облигациями, такими большими бумажками, похожими на крупные деньги. Только на них купить ничего нельзя было, их давали вместо зарплаты иногда, но накопилось их много.
  Следующий чемодан в моей жизни был уже кожаный, коричневый, с ремешками и пряжками. Этот чемодан я увидела в доме своих родственников, когда погиб мой дядя и мы приехали с мамой к ним по телеграмме. Взрослые были заняты организацией похорон и до меня им не было дела. Мне разрешили все рассматривать и я обнаружила этот солидный чемодан, в котором, к моему удивлению, лежало очень много наград, орденов и медалей дяди. Я их вытащила, положила на стол и с любопытством рассматривала.
  Позже этот чемодан перевезли к бабушке в деревню, и он был уже под ее кроватью. Почему-то, в моем детстве, у соседей и родных, чемоданы у всех стояли под кроватью. Может потому что все жили в очень маленьких комнатах и места больше не было. Бабушка моя никому не разрешала трогать этот чемодан, хотя был совсем легкий, и хранились в нем только награды моего дяди.
  Очень модным оказался чемодан, который я купила после школы, чтобы поехать с ним учиться в областной город. Был он светло-коричневый, с ремешками, молниями и кармашками, но сделан он был из кожзаменителя и поэтому был совсем невесомым. А может потому он был таким, что я была молода, полна сил и энергии, впереди вся жизнь и все мне было по плечу в этой жизни. С ним я кочевала по общежитиям и квартирам, и в конце концов, оставила дома перед отъездом в дальние края.
  В дальние края я летела самолетом с большим бело-коричневым чемоданом, полным модных дорогих вещей, но он не оттягивал мне руки и я не замечала его больших размеров. Была я молода и симпатична, рядом было много молодых людей, которые с удовольствием помогали нести этот чемодан без всяких просьб, да и сама я легко с ним справлялась.
 

  …Уже давно в нашей жизни появились чемоданы на колесиках. И с таким чемоданом я летала не раз и заграницу и все было хорошо.
  А вот недавно, отдохнув и накупавшись в море, я возвращалась домой из города Новороссийска. У меня был большой чемодан с вещами, полупустой, на колесиках, как и у большинства пассажиров. Объявили посадку со второго пути, до которого надо было добираться через перекидной мост. Подойдя к мосту, к его первой ступеньке, я потянула на себя чемодан, но он не сдвинулся с места, я потянула сильней, но результат был тот же.
  Я с ужасом оглянулась, время было ночное, носильщиков не было нигде, все торопливо с вещами проходили мимо и мне стало страшно, как же мне добраться до моего поезда с застрявшим чемоданом? Вдруг мне никто не поможет, и я останусь на перроне. Я снова посмотрела на толпу, проходящую мимо. Было очень много женщин и очень мало мужчин, и те и другие были с чемоданами, обвешанные вещами, и потому просить было некого. Я снова дернула чемодан, подняла его на одну-две ступеньки и стала всем мешать, потому двигаться дальше я не могла.
  Вдруг какой-то пожилой мужчина подхватил мой чемодан и поднял его на мост, молча поставил и ушел. И я, благодарная и счастливая, стала это чудище потихоньку спускать по крутой лестнице на перрон. И о, счастье, я — перед поездом!
  Первый раз в жизни я поняла, что чемодан мне не по плечу, даже на колесах. Но, несмотря на преклонный возраст и далеко не модельную внешность, везде с чемоданом мне помогали мужчины, чаще пожилые, молодые редко, если попросишь. Вот, интересно, пожилые могут просто молча взять мой чемодан и понести, не дожидаясь просьб, просто видя как мне тяжело, а молодые только по просьбе. Почему? Может росли в разное время? А на человека, я заметила, очень сильно влияет время, в которое он живет, и меняет его.
  Но хорошо, что «тимуровцы» остались, готовые всегда прийти на помощь.
  Спасибо вам, мужчины! Чтобы я без вас делала?!
  А чемодану моему отдельное спасибо за то, что ты был, хотя и разным, в моей жизни! Думаю, что в следующее путешествие я поеду без тебя, а с маленькой сумочкой. И будь что будет!


 Курьезный случай на вокзале


  Однажды, возвращаясь из командировки, я стояла на перроне вокзала чужого города. В какой стороне Москва, куда я ехала, было непонятно. Объявления о прибытии поездов по радио произносились нечленораздельно, и слова невозможно было разобрать.
  Взяв билет на свой поезд, я вышла на перрон и спросила, в какую сторону поедет мой поезд. На всякий случай, если не услышу объявление. Мне махнули рукой в сторону движения поезда, и я вернулась в здание вокзала. До поезда было еще далеко.
  Зашла в буфет, перекусила что-то съедобное. Взяла в киоске журнальчик с кроссвордами, почитала, оставив кроссворды на потом. Ехать несколько часов, будет чем заняться. Погуляла вокруг вокзала, посмотрела клумбы, вышла на перрон. Скоро мой поезд, который должен был прибыть на первый путь.
  Там, на следующих, вторых путях, стоял другой поезд. Через рельсы, напрямик, бежали люди с чемоданами, с сумками. Они корячились со своим багажом на рельсах, потому что уже не успевали через перекидной мост. Опаздывали.
  «Ну, как всегда! Надо бежать в последний момент с узлами, как будто нельзя пораньше было прийти!» — рассуждала я с ухмылкой, тихо посмеиваясь над этими чудаками.
  Я то стояла такая умная, такая гордая, что пришла заранее, не спеша, все подготовила.
  Нахихикавшись над бедолагами-пассажирами, я увидела свой поезд, который пребывал на первый путь. Тот, соседний, наконец-то, отправился, и мы готовились к своей посадке.
  Когда подошел поезд, и вагоны стали проскакивать мимо моих глаз, я с ужасом увидела таблички другого поезда: в обратную сторону. Я обомлела и не могла вымолвить и слова. Хоть я и немало поездила на своем веку, но чтобы такое?! Я бежала по перрону как заполошная, пока не встретила дежурную по вокзалу.
  Запыхавшись, я возмущенно спросила:
  — А на Москву поезд где?
  — Так тот ушел с соседнего пути пять минут назад! — ответила она мне.
  У меня перехватило дыхание. Трудно было справиться с оглушительными эмоциями.
  Вот как! Оказывается я смеялась над пассажирами, с которыми и должна была ехать?! Они несчастные торопились на мой поезд, а я стояла и веселилась тихонько над ними.
  И вот результат: мой поезд уехал с ними, а я осталась. Как это?! Такое со мной еще не было.
  Расстроенная, я уныло вернулась со своими вещами в здание вокзала, чтобы купить новый билет. Мало того, что я потеряла деньги за билет, так еще и следующий поезд на Москву шел через несколько часов. Это значит, что надо долго сидеть опять на вокзале.
  Вот так судьба проучила меня, весело посмеявшись. С тех пор я очень осторожно хихикаю над пассажирами, потому что сама могу быть еще и посмешнее.



 Как я нашла сестру-доярку


  Когда я была маленькой, а папа живой, то он пообещал, что после первого класса, мы поедем на его родину и познакомимся с родственниками.
  Но, к несчастью, мой папа умер, не дожив одного месяца до моего первого класса. И поездка на папину родину осталась для меня несбыточной мечтой.
  Но я была с этим обстоятельством не согласна, и когда подросла и окончила школу, уже будучи студенткой-первокурсницей, я вспомнила про обещание отца, и решила сама найти своих родственников.
  Опыт розыскной работы у меня был еще со школы. В то время мама готовилась выходить на пенсию и научила меня писать запросы в разные города и организации, чтобы получить письменное подтверждение о стаже. Жизнь ее забрасывала в разные места, и она выполняла разную работу от уборщицы до воспитательницы, а документы сохранились по стажу не все.
  Во времена СССР на такие письма отвечали и справки присылали, таким образом мы наскребли ей ни много ни мало, а восемнадцать лет трудового стажа, на который ей и расcчитали пенсию.
  Итак, я вооружилась конвертами, начала писать запросы, в предполагаемые организации, с целью получить какие-то сведения об отце.
  Так как мой отец был фронтовик, то я решила написать на школу в его село, где он учился, и попросила пионервожатую поручить пионерам разыскать родственников моего отца, как затерявшихся из-за войны.
  Вскоре пришел ответ. Пионеры с энтузиазмом взялись за работу и нашли мне: одну бабушку, мою тетю, родную сестру отца, вернее ее адрес, и еще адрес моей старшей сестры от другого брака.
  Вскоре бабушка, дальняя родственница, прислала мне письмо, в котором благодарила за то, что я ищу родных отца, за добрую память об отце и за то, что они наконец-то узнали хоть какую-то весточку. До этого они не знали жив он или нет, и многие годы не знали как его поминать и вспоминать. Бабушка писала, что у меня есть тетя, которая живет в Буяне с семьей, но человек она не мягкий, и будет ли мне рада — это под большим вопросом, так как тетя с родственниками не общается. Эта дальняя родственница по доброте душевной написала мне, что она старая, небогатая. Рада да бы мне помочь, но нечем.
  Слова ее меня сильно обидели на тот момент, потому что была я совсем юная, никаких материальных умыслов не имела, мама хорошо зарабатывала и меня нормально обеспечивала. А родственников отца я искала потому, что хотела найти фотографию отца, так как дома у нас фото не сохранились.
  Потом пришло письмо пионеров, о том как они поехали в Буян (это ж надо!) и хотели встретиться с моей тетей, но тети дома не было: именно в эти выходные они с мужем уехали по делам в Самару.
  А еще пришло письмо от моей старшей сестры, которую также разыскали пионеры. Дело в том, что мой отец был неоднократно женат, и дети у него были по всей стране. Письмо было длинное, но какое-то странное. Обратный адрес был Курумоч (аэропорт Самары).
  Писала женщина, что она моя сестра по отцу, живет в Курумоч, работает дояркой, и у нее пятеро детей.
  Письмо мне показалось странным, интуитивно я не принимала его, и чувствовала в нем какой-то подвох.
  Но было мне всего семнадцать лет, я верила всем и всему и решила, что надо съездить, познакомиться, а там видно будет.
  Я училась на факультете иностранных языков, а мой папа был образованным человеком. Он всегда стремился к знаниям, много читал. Меня папа научил читать и писать в пять лет. И как у него могла быть такая многодетная дочь-доярка? Это было для меня странно и непонятно.
  На зимние студенческие каникулы я все-таки собралась посетить своих далеких и непонятных родственников, но приехал неожиданно наш зять, который вернулся из Самарской области и предупредил, что ехать туда очень опасно, потому что кругом снегопады. Все дороги там замело, можно просто не выбраться из снегов и замерзнуть.
  В углу комнаты стояла большая коробка с несколькими кг апельсинов: они были тогда большим дефицитом. Это моя мама побеспокоилась и достала много гостинцев, хоть я и сопротивлялась этому. Сумки были очень тяжелые. И вот все расстроилось! Моя семья решила перенести мою поездку на лето из-за высоких снегов.
  Никогда не надо переносить то, что задумали!
  К этому выводу я пришла потом, потому что появилось масса других причин, срочных дел. Поездка так и не состоялась, к моему большому сожалению. Поэтому я никогда не увидела родственников своего отца, соответственно и моих, по отцовской линии.
  А может и они как-то не особенно жаждали этой встречи? И с годами, мне кажется, что сестра из Курумоч специально написала, что она — многодетная доярка, чтобы отбить у меня желание приехать. Я представляю как собралась семья за большим столом и со смехом сочиняли письмо незнакомой девочке: «Давайте напишем ей про доярку и пятерых детей, и посмотрим, что будет!» Наверное, они так пошутили. Бывают такие недобрые шутки. Ведь Курумоч — это аэропорт в Самаре, и откуда там коровники и доярки?
  Я тоже люблю шутить. Мои шутки над другими тоже не всегда, наверное, были добрыми, но мы это понимаем только тогда, когда шутят над нами.
  Так я ее и не увидела свою сестру-доярку с пятерыми детьми.
  И спустя полвека, будучи на заслуженном отдыхе, мне снова пришла мысль: навестить родину отца, село Чагры Самарской области. Хотя бы посмотреть на село, в котором он родился и какое-то время жил. И я стала изучать в Интернете как туда добраться и выбрать правильный маршрут.
  И то, что я нашла, меня удивило и поразило.
  На сайте искателей Самарской области, я прочитала что село Чагры (15 км от Ст. Буяна) сгинуло, примерно в конце 90 годов.
  Я знала, что в нашей стране пропадают и села, и тысячи деревень, но это были чужие деревни, а вот оказывается это коснулось и меня.
  Вот и все. Прощайте, Чагры! Никогда не откладывайте на потом свои сокровенные желания и мечты!
  Никогда!

 
В детстве всё впереди

Почему мы так любим детство?


  Почему мы так любим детство?
  Почему мы в детстве счастливые?
  В нем нас радуют даже ненастья…
  Все здоровы там. И все живы.
 

  И с утра поселяется счастье.
  Первый луч по лицу погладит,
  Мы смахнем его вяло ладошкой,
  Дай поспать, мы еще не встали…
 

  Мы еще не огорошены,
  Мы еще не опечалены,
  Мы ни с кем не расстались навечно,
  Нас не предали, не растоптали…
  Мы — счастливый еще человечек!
 

  Почему мы так любим детство…
  Потому что всё — впереди!
  И мы скажем себе без кокетства.
  Мы их всех еще победим!
 

  Кто обидел нас даже немножко,
  Кто пожадничал, что-то не дал,
  Кто подставил тебе подножку,
  Кто за чуб тебя оттаскал…
 

  Мы их всех победим! Как станем,
  Когда вырастим очень большими,
  Станем сильными или с усами,
  Мы бы им за все отомстили!
 

  Почему мы так детство любим?
  Потому что там все возможно!
  И мы тянем к железу губы,
  Чтоб проверить его на морозе.
 

  Мы там всё проверяем с тобою,
  Мы с зонтом берем высоту,
  Мы там главные в мире герои,
  Хоть не видно нас за версту.
 

  И прожив в тридевятом царстве,
  Миллион исходив дорог,
  Завершая свои мытарства,
  Кто-то в детство впадает вновь.
 

  Только там всё по правилам, ясно!
  Только там — всё впереди!
  Там со взрослыми так безопасно,
  Что туда все стремятся уйти.
 

  …Потому что мы любим детство

 

        О, селфи, селфи!


        Никто меня пока не знает,
  А славы хочется сейчас!
  Пусть он увидит! Пусть рыдает!
  Пусть в шоке удивиться класс!
 

  Пускай споткнется, вздрогнув, дворник,
  Тебя увидев на мосту…
  А может стать на подоконник,
  Чтоб было видно за версту?!
 

  А может выбриться на лыску?
  А может в нос воткнуть браслет?
  А может голым и на вышку?
  А может в майке и без кед!
 

  А может красной сделать рожу?
  А может вместо рожи — попа?
  Тогда меня признают тоже!
  И удивится вся Европа!
 

  А вот на проводах, на ЛЭПе,
  А вот в одежде из лозы!
  А может на рогах оленя?
  А может с выменем козы?
 

  Ну, если это просто фото,
  То флаг вам в руки, не спеша!
  А если навернется кто-то?
  Вот за кого болит душа.
 

  Да, мир узнает, вздрогнет, ахнет
  И будет говорить про вас,
  О тех, кто с селфи умирает,
  Быть может день, а может час.
 

  Потом все разойдутся с миром,
  Пойдут домой, детей растить,
  И летним вечером беседы,
  С ребенком тихо проводить.
 

  Рассказывать детишкам сказки,
  На море летом собираться,
  Дарить родным заботу, ласки
  И в дом с любовью возвращаться.
 

  И долго жить в стране любимой,
  Болея, радуясь, страдая,
  Соседку, в старой, узнавая.
  Увы, ей не дожить до рая…
 

  Убийца-селфи! Льются слезы,
  Виновник ты ее беды,
  Никто ее не пожалеет
  И не подаст стакан воды…
 

  А путешествовать по миру?
  A слушать музыку миров?
  Жить долго, позабыв кумиров,
  Взлетая вверх, и падать вновь.
 

  И подниматься, и мараться,
  И сожалеть, и ошибаться,
  Смеяться, плакать и любить,
  Дышать всей грудью, просто жить!
 

  Но только рядом вас не будет!
  Ни вас, ни жизни вашей красной.
  Вы МИГУ ЖИЗНЬ ОТДАЛИ, ЛЮДИ!
  А жизнь длинна и так прекрасна!
 

  Когда доходишь ты до края,
  На волоске от бездны вечной,
  Представь, ты оставляешь маму,
  Одну… на целом белом свете.


 Три желанья детства


  Как я мечтала обо всем,
  И если написать тот список,
  То утомишься весь читать,
  Конец его не будет близок!
 

  …Как будто бы царевна я,
  Мне подчиняются все звери,
  И люди, реки и моря,
  От всех замков открыты двери.
 

  Как будто бы я все могу,
  На все про все — есть три желанья.
  И их я выполнить смогу,
  Такую силу обещали мне…
 

  Ну, первое чего хочу:
  Я — мира на моей планете,
  И чтоб вчерашнему врагу
  Несли конфеты щедро дети.
 

  Чего хочу я во-вторых:
  Чтоб люди все здоровы были,
  И в мире не было больных,
  И все бациллы победили.
 

  На третье. Я шепчу судьбе,
  Чтобы светились все от счастья.
  — А что ж ты выберешь себе?
  — Счастливых лиц и рук участье!
 

  Тогда ведь будет жизнь моя,
  Течь безмятежно и счастливо,
  Среди здоровых и красивых,
  Под мирным небом бытия.


 
О любви


 
Кто там сказал, что любовь не жива?


  Я слышала фразу «любить безумно»,
  А разве можно «умно любить»?
  А кто-то сказал, что любовь придумана,
  А как тогда без любви нам жить?!
 

  Я тоже его себе придумала,
  А он оказался совсем не такой.
  Любила безумно любовью придуманной…
  А если не встретила я другой?!
 

  Любовь не придумана! Я это знаю,
  Ведь кто-то сказал же первым люблю.
  Любовь — не праздник Первое мая
  Она не приходит по календарю.
 

  А завтра вдруг скажут земля исчезнет,
  И мир разрушиться словно миф.
  Я вас об одном попрошу: Не верьте!
  Земля как стояла так и стоит!
 

  И были Джульетты, и были Ромео,
  Любила Офелия без ума,
  И был без ума от любви Отелло!
  Кто там сказал, что любовь не жива?


 Женщинам Руси


  Женщины Руси, вы так красивы,
  Голову свернули мужики,
  Я желаю быть вам еще милыми,
  Что с улыбкой глядят из под руки.
 

  Не повысит голоса красавица,
  Никому она не нагрубит,
  Вот такая девушка мне нравиться,
  Та, что добрым словом одарит.
 

  Мягко стелет, да и спать не жестко,
  Что накормит каждого от пуза,
  Не пройдет она мимо подростка,
  И не бросит сына-карапуза.
 

  Не оставит дочку на вокзале,
  Подберет, устроит стариков,
  Женщины еще не все сказали,
  Я желаю вам побольше слов.
 

  Ласковых, ко всем неравнодушных,
  Хоть забота не всегда видна…
  Женщина, открой свою ты душу,
  Знаем, что прекрасная она!

 
Андрею Малахову


 С днем рождения, Андрей!


  Андрею Малахову посвящается

  За то, что каждый вечер ты
  Ведешь беседы не напрасно,
  И речью, полной доброты,
  Воркуешь с нами, сокол ясный!
 

  Тебя народ, Андрюша, любит,
  И твоему рожденью рад!
  Ситро он за тебя пригубит,
  Чтоб ты был счастлив и богат!
 

  Ну, извини, что мы на «ты»
  Так это все от доброты!
  Как на Канары полетите,
  Вы нас с собою захватите!!!

 
Юмор, ирония


 Крокодил и валенки


  Я помню: был я маленький,
  Под стол пешком ходил,
  Пришел ко мне весь в валенках
  Зеленый крокодил!
 

  — Ты что примчался в валенках,
  На улице тепло?
  — А я тут на завалинку
  Совсем к вам жить пришел.
 

  Придет зима холодная,
  А я раздет, разут,
  Вот валенки с завалинки
  И пригодятся тут!
 

  Ну, ладно, я ведь добренький:
  Штаны и френч  отдал.
  И шапку, что из кролика
  За ушки завязал.
 

  Как братья мы похожие,
  Тепло будет зимой!
  Но только нас прохожие
  Обходят стороной.


 Пародист Иванов

        Я не хотела посылать стихов,
  Пришел во сне не Пушкин —
  Саша Иванов:
  «Не отнимай наш хлеб, —
  сказал едва дыша, —
  А то в получку не получим не шиша!»


 Лысой рябине


  А говорят была красивая,
  Такой кудрявою была!
  А осенью все ветки лысые —
  Судьба, наверно, довела!


 Как мне погулять на воле


  Думать я не устаю:
  Как мне погулять на воле?!
  Я костюм себе сошью,
  Цвет защитный и с листвой.
 

  Помните в военных фильмах,
  Самолеты укрывали,
  Плащ-палатками, а сверху,
  Ветви, листья пришивали.
 

  Вот сошью костюм себе,
  Буду кустик я с листвой,
  Полицейский не узнает,
  И не встретится со мною!
 

  Я тебе зачем звоню?
  Шить костюмчик призываю,
  Шляпку я тебе пришлю —
  Вот тогда и погуляем!


 Вы не слыхали?


  Вы не слыхали?
  Станем богаче!
  В каждом почтовом ящике —
  Cчастье!
  Там переводы
  На суммы большие!
  Ну, от кого?
  Сверху, вестимо!
 

  Вы не слыхали?
  К пенсионерам,
  Завтра приедут
  Миссионеры!
  И повезут желающих —
  В Ниццу!
  К морю, конечно!
  Да, за границу!
 

  Вы не слыхали?
  Будто бандиты,
  Разом покаялись
  Все, паразиты!
  Больше они никого
  Не обидят!
  Завтра они себя—
  Добрыми видят!
 

  А в поликлиниках…
  Все еще зыбко…
  Вроде, встречать
  будут с улыбкой…
  И на конверты
  Уже не клюют!
  Точно — врачи!
  Завтра начнут!
 

  Вы не слыхали?
  Завтра, как будто,
  Будет действительно
  Доброе утро!
  Каждый почувствует:
  Наш гражданин —
  Он — не в пустыне!
  Он — не один!
 

  Он под защитой
  В нашей стране!
  Будь он в больнице,
  В Ницце, и вне…
  Что нам, народу,
  До ЭВМ?!
  Жить бы с девизом:
  «Нету проблем!»
 

  Вы не слыхали?
  Тут что-то мелют…
  Больше не буду!
  С Первым апреля!!!


 
Россиянам


 Гражданину


  Если ты гражданка или гражданин,
  Не сиди, не прячься ты за печкой!
  Скажешь: «В поле воин — не один»,
  Хочешь вновь прикинуться овечкой?!
  ***
  Помни, у истории свой шик —
  Из овечек делают шашлык!


 Год коня и опять перемены


  Год коня-и опять перемены,
  Переезды в другие края,
  90-ый был тоже отменный
  Для страны моей и для меня.
 

  Не хочу больше я перемен,
  Дай вздохнуть, отдышаться немного,
  В переменный попали мы плен,
  И тернистой была дорога.
 

  Так и дергались взад и вперед,
  То наверх, а то резко вниз,
  Я прошу, поколенье мое,
  Крепче ты за поводья держись!
 

  Год коня — и опять перемены,
  Вспомни всех, никого не забудь,
  Я молю, я взываю к вселенной,
  Освяти нам, Господи, путь!!!
 

  Всем исполни благие желанья,
  И повозку в пути не тряси,
  Несмотря на чины и на званья
  Всех помилуй, прости и спаси!
  1.01.2014


 Счастье не по карману


  Счастье долгое
  Стоит так дорого,
  Что многим —
  Не по карману!
  Ведь верить
  И ждать
  Надо долго,
  Даже если оно туманно…

 
О войне


Есть имя русское — Иван


  Посвящаю дяде Ивану Михайловичу Синицыну, танкисту-фронтовику, дошел до Берлина и Праги.

    Есть имя русское — Иван,
    На нем стоит Россия наша!
    В любой, из самых дальних стран,
    Вам скажут Ваня — значит Раша!
 

    Иван — то богатырска рать,
    Быть воином, а не буяном!
    И если ты стране под стать,
    То будут звать тебя — Иваном.
 

    Иван — смекалист и могуч,
    И дни его, в трудах, суровы,
    И слов таких как, отдохнуть,
    Ивану просто незнакомы.
 

    Надежен он как монолит,
    Не пожалеет и плеча.
    Врагу он точно отомстит,
    Но сделает не сгоряча!
 

    Построит Ваня крепкий дом,
    И в доме том всем места хватит.
    Детей в нем вырастит потом,
    Таких же рослых, крепкой стати.
 

  … Шли долго тропами войны,
    Сквозь пот и кровь сочились раны,
    И в направлении Берлин —
    Шли тоже русские Иваны!
 

    Иванами крепчает Русь,
    Их доля — не всегда счастлива,
    А я Иванами горжусь!
    Им гимн пою, моя Россия!
 

    Есть имя русское — Иван,
    На нем стоит Россия наша!
    В любой, из самых дальних стран,
    Вам скажут Ваня — значит Раша!


 Помню я


  Памяти дяди, Петра Михайловича Синицына. Разведчик. Дошел до Берлина.

    Помню я, каким мой дядя был:
    Добрым веселым и смелым!
    Как играть на гитаре любил,
    Как подарки дарил умело.
 

    Фронтовик. Прошел всю войну,
    Мерз в окопах, стреляя метко,
    Защищал он, как воин, страну,
    До Берлина пройдя в разведке.
 

    Будет память о вас жива,
    Мы гордимся! Ты вечно с нами,
    И горячей любви слова,
    Мы тебе воздадим цветами!



 Представьте, по польским дорогам


  Памяти Советским солдатам, павшим за освобождение Польши

  Представьте:
  По польским дорогам
  Идут 500 тысяч парней,
  Их взгляды усталы и строги,
  Лишь скрип от сапог и ремней.
 

  По Польше идут батальоны
  Красивых парней молодых,
  Их губы в молчанье суровом,
  Их мысли в вопросах седых.
 

  За что они в Польше остались?
  Тогда на исходе войны,
  Вас дома невесты заждались,
  Вас матери ждали, сыны!
 

  Но правда у жизни сурова,
  Никто их тогда не спросил,
  И шли под приказами строго,
  Никто не скулил и не ныл.
 

  Их полмиллиона осталось
  Лежать в этой польской земле,
  Невесты ребят не дождались,
  Остались невесты одни.
 

  От вас не родились дети,
  Вас мамы не дождались,
  За мир на этой планете,
  Вы отдали, парни, жизнь!



 Хлопчикам


    Не стреляйте, хлопчики, друг в друга!
    Вам еще на свете жить да жить,
    Предложите вы друг другу руку,
    Чтобы все по-мирному решить.
 

    Обманули, хлопцы, вас, ох, обманули,
    Вас решили друг на друга натравить,
    А в итоге — вы попали все под пули.
    Олигархов этим можно рассмешить.
 

    Ведь они от вас, от всех и богатели,
    И совсем вам не хотели послужить.
    Как же вы поверить им сумели?
    Что вам с ними — жить и не тужить!
   

    Не стреляйте, мальчики, друг в друга!
    Вам еще на свете жить да жить,
    Предложите вы друг другу руку,
    Чтобы все по-мирному решить.



 Вечно юным и Зине Портновой


  Мы родились с тобой в середине 20 века,
  Когда с горя и слез поседела родная земля,
  Мы родились с тобой на земле воевавшей полвека
  И полвека привыкшей к запретному слову: Нельзя!
 

  Все нельзя было ей: быть сытой, красиво одетой,
  Лапотки, да заплатки — были символом бедной Руси,
  Прославляли ее изболевшие души поэтов,
  И мечтали мальчишки колеса сменить на шасси.
 

  Но едва свои гордые плечи она распрямила.
  Всю страну нарядить в скромный ситец успела она.
  Без набивших оскомину карточек хлеб получила.
  Прогремела как гром средь ясного неба: Война!
 

  Зашумела Россия листвой, полями, ветром,
  Застонала земля: пробил роковой ее час,
  Больше всех было жаль выпускниц, как невест, в платьях белых,
  Что надели их в первый и, наверно, в последний раз!
  ***
  Все вернется и радость и мир и счастье,
  Все вернется! Как не были б годы круты!
  Не наденут девчата свои подвенечные платья,
  Не узнают их волосы шелк белоснежной фаты…
  ***
  Надо!
  И становиться мальчик солдатом!
  Надо!
  И уходят мальчишки на фронт!
  Надо!
  Тыл работает как автоматный!
  Надо!
  Добровольцы за полком-полк!
  Надо!
  Все понятно до боли взрослым!
  Надо!
  Сохранить детей-матерям!
  Надо!
  В партизаны уходят подростки,
  Надо!
  Подрывают мосты, поезда.
  ***
  Дети большеглазые, ясные, чистые!
  Дети! Невозможно вас удержать!
  Снова! Убегают на фронт мальчишки,
  Много! Потеряла Родина-мать.
  ***
  Война немало принесла потерь,
  Неведомых, знакомых и родных,
  Солдаты умирали за детей,
  Которые погибли раньше их!
  ***
  Их было много, всех не перечесть,
  Мое признанье вам не ново,
  Средь них и моя тезка есть
  Фамилия ее Портнова!
 

  …Девчонку юную, совсем еще ребенка,
  Привел солдат немецкий на допрос,
  И шевелиться у девчонки челка,
  Растрепанных развеянных волос.
 

  Стоит она, тростиночка живая,
  И гни не гни, вам не сломать ее!
  Стоит и смотрит, взглядом презирая
  И стало страшно офицеру от нее.
 

  Он отвернулся лишь на миг. И вдруг!
  Прыжок к столу — и пистолет у ней,
  Ей стало жарко, а  холодно ему,
  Раздался выстрел. Из дверей
 

  Второй. Но пулей встретила его
  Портнова Зина! Вы ее узнали?
  Еще прыжок, теперь уже в окно,
  Быстрее ветра ноги побежали.
 

  Надо бежать, хоть сил едва-едва,
  Там партизаны! Там — ее друзья!
  Но пуля догнала ее у рва,
  И пала партизанка юная моя.
 

  Ее измученную, раненую в ногу,
  Пытали долго, силы не жалев,
  Глаз даже не оставили в дорогу,
  И повели слепую на расcтрел.
 

  И рявкнул выстрел и она упала,
  И руки землю заскребли, крича,
  Я жить хочу! Хочу увидеть маму!
  Жить помешал ей выстрел палача.
  ***
  Давайте помнить поименно их,
  Погибших юными, но в вечности живых!
 

  1964
 Хлопчикам


    Не стреляйте, хлопчики, друг в друга!
    Вам еще на свете жить да жить,
    Предложите вы друг другу руку,
    Чтобы все по-мирному решить.
   

    Обманули, хлопцы, вас, ох, обманули,
    Вас решили друг на друга натравить,
    А в итоге — вы попали все под пули.
    Олигархов этим можно рассмешить.
   

    Ведь они от вас, от всех и богатели,
    И совсем вам не хотели послужить.
    Как же вы поверить им сумели?
    Что вам с ними — жить и не тужить!
   

    Не стреляйте, мальчики, друг в друга!
    Вам еще на свете жить да жить,
    Предложите вы друг другу руку,
    Чтобы все по-мирному решить.



 
А главное


Мир заточен под добро, я знаю!


  Мир заточен под добро, я знаю!
  И скажу упрямо, до конца…
  Даже после смерти согревает
  Нас в тулупе бывшая овца!
  ***
  Мир заточен под добро,
  И потому всегда,
  Не побеждает в мире зло,
  Хоть много в мире зла!
 

  Убийца долго не живет,
  Есть в космосе закон:
  Жестокий раньше всех уйдет!
  В миру не нужен он.
 

  Протухнет скряга от того,
  Что от других скрывал…
  Лишь добрый долго проживет,
  Хоть будет ростом мал!


 На свете много разных стран

  На свете много разных стран,
  Живущих на свободе,
  И множится там капитал,
  У каждого в народе.
 

  И климат мягче чем у нас
  Экологично вроде,
  И воздух, что ядреный квас,
  Озон как на природе.
 

  И хочется вот так побыть,
  Хотя бы на заходе,
  Но как без Родины прожить?
  Стать сиротою вроде…
 

  На свете много разных стран,
  Живущих лучше вроде,
  Но Родину на капитал,
  Меняют лишь Мавроди.