Грустная победа. эпизод 3

ГРУСТНАЯ ПОБЕДА
Эпизод 3


К зиме 20-го года психолог Александр Косулин почти привык к прыжкам в тела и психики своих клиентов. Он по-прежнему не мог их предсказывать, однако заметил, что прыжки и слияния обычно происходили, когда он расслаблялся и хотел спать. Единственный раз, когда телопортация причинила ему большое неудобство – на занятии йогой.

В группу йоги ходили двое мужчин – он и итальянец Джованни, неведомо как застрявший в Москве на весь ковидный год. Косулин доставал руками до пола, итальянец – до колен. Женщины гнулись во все стороны и умело балансировали.

Косулин поначалу был не лучше Джованни, кряхтел от напряженного тела и с трудом вставал в позу треугольника, больше похожую на сломанный парусник. Через полгода, однако, освоил балансы и стоял не шелохнувшись в позе дерева целых пять минут. Врастал ногами в пол, соединяя землю и небо. Самое приятное на занятиях йогой – инструктор Лена, бывшая балерина и очень красивая женщина. Она старательно растирала ему пятки колючим мячиком и научила стоять на гвоздях.

Шавасана, честно заслуженная в конце урока, привела психолога в тело своего клиента Мити. В Мите на тот момент уровень тревоги зашкаливал, несмотря на две таблетки фенибута. Под фенибутом получалось спать, но днем Митю все равно колошматило.

Для Мити настали тяжелые времена. Поначалу в нем развилось тревожное расстройство на почве любовных отношений, а потом любовные отношения сами стали тяжелым расстройством.

Терапия начиналась хорошо. Два года прорабатывали главный запрос – целый букет страхов Мити... Страх неудачи, страх любовных отношений, страх предательства, страх бедности, страх, страх, страх... Митя был не только умным, но и достаточно смелым, чтобы понимать о своих страхах многое. Он даже перестал их стесняться, хотя наличие собственного бизнеса и обязывало давать «крутого мужика».

За полтора года терапии он справился с ежедневной тревогой по поводу своего рекламного бизнеса, кормившего десяток сотрудников и собственно хозяина, но не дававшего никакого чувства уверенности в завтрашнем дне. В пиковые моменты Митя не мог заставить себя ходить на работу и общаться с клиентами. Не удавалось также выдавать в промышленных объемах, как положено арт-директору, нетленку, большая часть которой оказывалась в корзине компа, забракованная клиентами или самим Митей. Но он справился, переехал в офис подороже, набрал новых клиентов, уволил лишних сотрудников и начал подыскивать себе замену на главный пост – арт-директора.

Тревога в нем поселилась еще в 90-х, когда сначала кинул партнер, а потом налоговая насчитала штрафов на годовой оборот. Он сдуру безоговорочно доверял бухгалтерше, а она, как оказалось, не делала и половины необходимых документов. С тех пор он не доверял никому и никогда не экономил на бухгалтерии. К терапии подошел ответственно, по-бизнесовому точно сразу понял про сопротивление, долгие сроки и кризисные моменты. Косулин его уважал и даже гордился.

Главная трудность крылась в любовных отношениях. Митя изобрел для себя чудо-формулу жизни: «психотерапия плюс шлюхи». Она должна была уберечь от душевных ран, привязанностей и обязательств, взамен предоставляя свежий сексуальный репертуар и душевную близость с психотерапевтом. Конечно, формула была лишь временным решением, но помогала до тех пор, пока Митя не вышел на новый этап, торжественно провозгласив после отпуска: «Я созрел для отношений».

Психолог обрадовался. Хорошо, когда клиент созревает для подвига, выходит из аналитической зоны в зону действий. Ради этого в общем-то терапия и затевается, вроде как тяжело в учении – легко в бою. Но так только в пословице.  В реальности же тяжело везде. Женщинам Митя не доверял еще больше, чем мужчинам. Короткий брак в юности закончился изменой жены, «красивой дурочки из деревни, имевшей привычку прихватить с собой мыльца и пузырьки с шампунем из отелей, в которых встречалась со своим любовником». Так, по пузырькам и мыльцам, Митя ее и вычислил. Негодовал, что отели дешевые. Потом болезненный развод и десять лет кратковременных отношений без обязательств. В профиле Тиндера у Мити значилось: «Веду здоровый образ жизни и наслаждаюсь свободой после развода». И фотка на мотоцикле.

И вот Митя повстречал женщину моложе него на десять лет. Серьезная женщина-кардиохирург была похожа на главную героиню из «Анатомии страсти». Жила на работе, не жаловалась на трудности, думала родить ребенка, как многие женщины, на рубеже 30-ти лет. Живи да радуйся, Митя!

И Митя радовался. И даже начал готовить. Женщина-кардиохирург постоянно хотела жрать. Именно жрать, а не есть – издержки медицинского стресса. Он готовил ей еду на работу и иногда заезжал, чтобы привезти кофе. Психолог поражался нерастраченным ресурсам заботы и нежности.

Конечно, Митя оставался верен себе и ровно раз в неделю хотел закончить «слишком затянувшиеся» отношения: два месяца – предельный для Мити срок. Тревожный невроз брал Митю за горло, обязательства и долгосрочные планы громоздились горой. Женщина-кардиохирург ставила условия счастливого бытия, и Митя, не успев толком решить, надо ему это или нет, соглашался. Через четыре месяца уже подумывал о женитьбе и размножении, и даже был не прочь гасить бесконечную ипотеку. А до роковой встречи много лет избегал расчетливых женщин, мечтающих решить свои финансовые проблемы за счет мужчин, вычисляя их еще на подходе. Вот так вот: взял и попался. Все шло хорошо, и Косулин успокаивал Митю, призывая не торопиться. От спешки тревога начинала колотить в ушах, а экзистенция подкатывать к горлу.

Митя ходил горделиво. Он совершал невероятное: доверял женщине, рассказывал ей о своих чувствах, сомнениях и страхах. Не просчитывал, не манипулировал и не обманывал. Не позиционировал себя как рекламный продукт. Он доверял! Если бы он лично писал этот текст, слово «доверял» писалось бы заглавными буквами. От тревоги доверие становилось отчаянным, с привкусом «будь что будет». Появился азарт, а формула «психотерапия плюс шлюхи» стала казаться нелепым убежищем прошлого.

Первый раз Косулин влетел в Митю во время шавасаны, влетел глубоко и не сразу понял где он – звуки мантр заглушили короткий зеленый хлопок. Он привычно вдохнул поглубже, запуская максимальную порцию воздуха и радуясь наличию пениса в очередном своем путешествии. В женщинах интересно, зато в мужчинах спокойнее. На первый взгляд.

 

Митя смотрел тревожный утренний кошмар, в котором собственными руками сколачивал гроб для женщины-кардиохирурга. Во сне она превратилась в Митиного давным-давно умершего отца-военного. Митя рубил неотесанные доски для гроба, вертел их в руках и так и сяк, пытаясь собрать гроб как конструктор. Доски не складывались, и крышка гроба не закрывалась. Тут-то Косулин и обнаружил новые тонкости своих психопутешествий: если клиент спал, то чужая психика не держала а, и он мог ее покинуть по собственному желанию. Сказал: «прощай, Митя», – и опять оказался на утренней йоге в заслуженной шавасане.

После йоги, попивая кофе, Косулин думал о том, что страх отношений и близости у Мити идет от страха потерять близкого человека – отца. Отец умер рано, Митя его толком не помнил и никаких чувств по его поводу не испытывал. Но такова драма человеческой психики: можно сильно зависеть от ранних переживаний и совершенно не осознавать этого. Косулин видел здесь человеческую трагедию: мы пытаемся менять себя во взрослом возрасте, стать лучше или самими собой – неважно, а базовая конструкция зависит от диктатуры детских впечатлений и отношений с людьми, памяти о которых нет. Раз не помнишь – вроде как их и не было. А они были! И приходили во сне, и сводили Митю с ума. Самое страшное – гроб он колотил не зря. Недаром юнгианцы, фрейдисты и прочие поклонники бессознательного утверждают, что в нем есть все, умей только понять.

Митя оказался подтверждением всех иррациональных психологических знаний. Ровно через неделю выяснилось, что женщина-кардиохирург имеет давний роман с завотделением – заслуженным врачом, отцом троих детей и автором сотни научных публикаций. А Митя, что называется, попал как кур в ощип. Его роль в хирургической драме предполагалась двоякой: он мог вытащить женщину-кардиохирурга из бесперспективных отношений и дать ей все то, о чем она мечтала, или заставить ревновать завотделением и побудить его таки развестись с женой.

Митина ярость не ведала границ. Так силен бывает гнев тех, кто уверен, что их невозможно обмануть. Он то порывался набить морду завотделением, то послать любимой черный гроб с надписью «наши отношения», то уехать на край света и лучше непременно на войну, то вызвонить всех преданных шлюх и т. д. и т.п. Хрупкое Митино сердце разбилось, попытка доверять женщинам окончилась сокрушительным поражением, и он понятия не имел, что делать дальше. Кроме всего прочего, злился на терапию и психолога за то, что стал мягче.  Стал уязвим, открылся миру, а мир его отверг, обманул и надругался. А когда-то Митя был кремень! Ничего бы такого не случилось. Не посмела бы женщина играть с ним в такие игры, испугалась бы – и точка.

Косулин чуть не плакал: ну как же так? Психологические боги, ну почему так жестко? Кое-как удержал Митю от нарушения нескольких статей Уголовного кодекса, но Митин гнев требовал выхода и мести. Раз его так жестоко обманули, нельзя это просто так оставлять. Он разрушит весь Дворец лжи, не оставив камня на камне.

Сказано – сделано. Драматическое объяснение с женщиной-кардиохирургом было тайно записано на диктофон. А в записи чего только не проявилось: ее признание в любви, обвинение завотделением в угрозах и злоупотреблении служебным положением и еще много-много суетливой лжи, которую человеческий мозг спешно генерирует, когда его хозяина неожиданно выводят на чистую воду.

В ее рассказах завотделением превратился в карикатурного Сталина от медицины, а сама кардиохирург предстала в образе жертвы абьюзера и героиней из движения Me Too.

Митя искал выхода. И нашел. Последние бастионы индивидуализма пали, и Митя торжественно взял на себя дополнительные финансовые обязательства в случае неизбежного увольнения или каких-то сложностей в карьере женщины-кардиохирурга. По рассказам любимой, завотделением пользовался влиянием и уважением в хирургических кругах.   

Но не тут-то было, Митю предали снова! На следующий же день женские паруса поймали другой ветер. На этот раз завотделением стал «любовью всей жизни», а Мите светила отставка или скамейка запасных.

Косулин знал, как это бывает. Сотни раз видел эти сомнения и смены курса у своих клиентов. Нельзя договориться в такой момент, если ты не герой кино или не актер в театре, у которых сцены прописаны в сценарии, а текст выучен заранее. Раз уж начал колебаться под действием ужаса выбора и страха быть отвергнутым, придется маяться, пока не остановишься. Но Митя ждать не мог, он был из тех героев, которые все решают в финальной сцене фильма, а после – только титры. Косулин жал на тормоз как мог, но тут такое дело... неопределенность немногие могут выдержать. Некоторым она совершенно не подчиняется.

Дворец лжи приготовился рухнуть. Митя послал диктофонные записи завотделением – пусть знает, с кем имеет дело, а заодно написал и его жене. Неожиданно они нашли общий язык, сошлись на почве общего несчастья и еще долго потом продолжали общаться.

Женщина-кардиохирург вытащила на свет божий все оружие, какое имелось в ее арсенале: мольбы, угрозы, стыд, отчаяние. Вряд ли она ожидала, что все так повернется, и человек, который готовил ей рисовую кашку по утрам, устроит над ней настоящий суд, наказав за ложь. Митя сделал дело, заблокировал контакт, чтобы больше ей никогда не писать, и исчез с радаров. Сначала хотел улететь на Бали, потом в Перу, потом на Алтай. Думал уйти в запой, уколоться героином, прыгнуть с парашютом. Вариантов забыться и спастись от любви и ярости было много, но ни один из них не подходил.

Косулин вновь влетел в него в тот момент, когда ярость опять заполнила душу Мити до краев. Она сводила все тело судорогой и билась в ушах. Психологу выдался редчайший случай увидеть силу первобытного чувства, которого он сам никогда не испытывал. Не то что бы он был выдержанным рациональным святошей, он прекрасно помнил, что такое боль предательства и измены. Но все же не такой ураган, закручивающий внутрь себя, превращающий весь мир в подлого изменника, которого непременно нужно уничтожить. Ураган чувств, в котором невозможно было дышать, не то что думать – такого он никогда не испытывал... Мы предполагаем, что сила эмоций у нас у всех одинаковая, но это очень далеко от истины. Шкала эмоционального градусника длинная, и максимальная ярость психолога соответствовала 6-ти из 10-ти по шкале ярости его клиента. Косулин медитировал и глубоко дышал, Митю на время отпускало.

Митя, добрый в душе человек, на любовные раны реагировал так, будто весь мир против него ополчился, и пока этот мир не будет уничтожен «до основания», расслабляться нельзя.

В психологическом анализе наметилась серьезная проблема. Митиной осознанности хватало, чтобы более-менее держать под контролем последствия разочарования и потери, но даже этот процесс давался ему очень тяжело. Обида разрушала, гнев перешел в ярость, и терапии явно не хватало. Нужно было эвакуировать эту ярость любой ценой.
Однажды Митя тяжело напился, пару раз получил по морде, был заботливо доставлен друзьями домой, оклемался и его отпустило. Почти.

Мужчинам тяжелее, чем женщинам переживать ярость: тело, биология, тестостерон требуют физического действия – в идеале драки. Но мужчины, слава богу, теперь не убивают, на войну не ходят, на дуэлях не дерутся. И вообще Митя – человек интеллигентный, без пяти минут человек искусства. А ярость высоких степеней так просто не отпускает. И тут и спорт, и терапия, ну и алкоголь, куда же без него, помогают разом.

Проблемой было соединить эту боль с той давней, о которой Митя ничего не помнил. Боль от потери отца была тем самым первым и главным предательством. Митя его не помнил, поэтому не мог обнаружить его причастности к своей слепой в буквальном смысле ярости. Выход, развитие эмоции (падение эмоциональной температуры) происходит из перехода ярости в гнев и позже злость, уже вполне переносимое и контролируемое чувство. Но чтобы случился этот переход, нужно сузить масштаб ярости ко всему миру до злости на женщину-кардиохирурга, перейти от вселенской ярости к злости на конкретного человека – отца. Это сложное психологическое действие, и процесс иногда совершенно недоступный. Именно поэтому обиженные люди срываются на всех подряд.

Психолог решил помочь Мите. Они много раз говорили на сеансах о чувствах к отцу, но пробиться к ним по-настоящему не получалось. Даже сильная боль из-за текущих событий, которая распаковывает «погребенные» и забытые чувства, пока никак не помогала. Косулин решился воспользоваться зеленым хлопком и спуститься в чертоги памяти Мити, откопать в них образы и чувства и донести их аккуратно в сознание. На словах план был хорош, но он понятия не имел, когда снова попадет в Митю и сможет ли сделать то, что собирался.

И тут Косулин впервые всерьез задумался, что, возможно, он не сошел с ума и не мутировал из-за ковида, а использует новый метод – проникновение внутрь психики клиентов для того, чтобы им помочь.

Подобные предположения пугали психолога, они в корне противоречили той терапии, которую он изучал и практиковал: равные позиции с клиентом, отсутствие суггестии (техник внушения), сотрудничество и осознанность. Клиент – не объект воздействия, а партнер в диалоге. Он еще с давних времен, когда его практику составляли в основном психиатрические клиенты, избегал малейших вмешательств, которые могли быть неправильно поняты. Косулин пресекал любые фантазии клиента о том, что психотерапия  – магический процесс. «Магия» часто оборачивалась проблемами. Не любим мы на самом деле, когда кто-то, кроме биг даты, лезет к нам в мозг. На биг дату нам плевать, потому что она не персонифицирована, другое дело – вполне конкретный человек, психолог Саша Косулин внутри своего клиента Мити.

Однако, было нечто, что действовало само собой, без воли Косулина или Мити. Пресловутое психическое поле заряжало события так, чтобы из них могло получиться что-то путное. Как будто что-то шептало психологу, подсказывало: вот-вот и ты поймешь, как это работает. А потом вновь путались карты и возникали новые переменные. Мозг Косулина склонялся к версии своего помешательства. Она выглядела на порядок разумней профессиональной мутации и уютно укладывалась у Косулина в голове. Безумие объясняет все и ничего одновременно. В этом его парадокс.

Конечно, он мог рассказать Мите о том, что происходит. Несколько раз даже пробовал начинать с традиционных психологических оборотов: «Если бы я был тобой», «Когда я тебя слышу, я чувствую...». Но все эти фразы были далеки от реальности зеленого хлопка и тотального слияния с чужим телом и психическим аппаратом.

Косулин пока не решался, хотя иногда думал, что, возможно, это помогло бы Мите простить себя. Спятивший психолог – отличный пример: раз уж профессионалы так уязвимы, то Мите точно можно потерять на время контроль.

После очередной встречи с Митей, у Косулина был часовой перерыв и он собирался идти обедать в кафешку напротив офиса. Участковый терапевт вторил фитнес-тренеру: надо есть белки. Косулин белки любил, но не в терапевтической дозе, а в кафешке подавали вкусный фасолевый суп.

Но сегодня белкам из фасоли не суждено было пополнить запасы психолога. Как только за Митей закрылась дверь, Косулин сразу влетел в него. Глубокий вдох, короткое сжатие на месте горла, зеленый хлопок – и он на месте. Надо сказать, что в Мите он уже обжился, как бы странно это ни звучало. Не теряя времени, Косулин попытался погрузиться вглубь.

В университете, когда он изучал психологию памяти, его потрясла информация о том, как восстанавливается сознание у пациентов после электросудорожной терапии. Современная ЭСТ непохожа на ужасы из «Пролетая над гнездом кукушки», хотя приятной эту процедуру не назовешь. Зато она работает в случаях, когда нейролептики не действуют. Так вот, пациенты после ЭСТ приходят в себя не сразу, а постепенно загружая память: сначала им на уровне трех лет, потом пяти, потом постепенно они приходят в актуальный возраст. То есть сознание и память загружаются историческими слоями. Косулину предстояло   загрузить нижний уровень – папа умер, когда Мите было четыре года.

Сложно объяснить словами то, что пробовал делать психолог, потому что во внутреннем пространстве Мити не существовало привычных координат. Не было ничего линейного, а слои памяти – это не слоеный пирог с начинкой. Они вообще никак не выглядели, но возникали, как только Косулин начинал расслабляться и представлять себе маленького Митю.

Вот симпатичный малыш, похожий на девочку, с густой шапкой длинных волос, выразительными темными глазами, чуть с косиной, придававшей Мите милое выражение. Он стоит в кустах малины на даче, а откуда-то издалека его зовет мужской голос: «Ми-тя! Митя! Ми-тя-я!» Малыш не реагирует на голос, он его не слышит. Он ест огромные спелые ягоды малины, засовывая их в рот, иногда размазывая по лицу. Ягоды живые и теплые, малиновые, пахучие… Митя так увлекся ими, что даже не заметил, как описался. Вдруг над самым ухом гремит: «Митя! Где ты?»

Мальчик выныривает из малинового куста со счастливым, еще не успевшим испугаться лицом. Зато папа испугался. Он искал Митю два часа вместе с тещей по всему дачному кооперативу, близлежащим кооперативам и пролеску. Время было тревожное, детей уже переставали отпускать гулять одних. Папа, словно никак не может выбрать подходящего чувства, одновременно и в панике, и в ярости. Его сердце выпрыгивает из груди, волосы седеют прямо на глазах, а теща еще усерднее сосет валидол. А тут радостный описавшийся Митя с красным от малины лицом. Папа не выдерживает, трясет Митю за хрупкие детские плечики, сквозь зубы шипит «сволочь», еле сдерживаясь, чтобы не ударить.

Косулин наблюдает откуда-то, из места, которому нет в нашем измерении подходящего названия, и понимает: надо действовать! Усилием воли он еще плотнее сливается с Митей, открывает рот и начинает горько плакать. Крупные слезы скатываются по щекам из глаз с загнутыми ресницами, плач становится гневным и обиженным. «Вот оно, вот оно, – ликует Косулин! – Теперь Митя запомнит отца! Страшные взрослые отлично запоминаются. Инстинкты выживания превыше всего».

Силы начинают покидать психолога. Он чувствует, что сейчас вылетит из глубины сознания Мити, и с последним усилием щурится, пытаясь поймать в фокусе Митиного папу, чтобы его запомнить. Но это сложно, ведь смотрит он теперь снизу вверх четырехлетним мальчиком. В последние секунды Косулин успевает зафиксировать образ и удивиться: в воспоминании папа явно моложе сегодняшнего сына, совсем молодой мужчина, только недавно ставший отцом. По сравнению с ним, его клиент Митя выглядит опытным и в чем-то даже немного старым.

Все расплывается, и Косулин вываливается в реальность. В свой кабинет, на клиентский черный диван. На часах без десяти минут до следующего приема, а он чувствует себя будто разгрузил вагон с цементом. Ну и работенка! И ведь не расскажешь никому.

Косулин заваривает крепкий чай и вытаскивает спрятанную шоколадную конфету. Опять выдался день глюкозы, а не белка.


Елена Леонтьева
elenaleontieva.ru
2021