Мак Маг. Директор, гл. 3

Автономность личности и самосильность воображения – тесно переплетающиеся понятия в действии раскачивания той самой личности. Но не существует ли предел амплитуды маятника развития ее?
Не вредно ли изменять привычный характер движения домашнего маятника?
Задать энергию степени всего одной свободы, всего одной, пролетая над вершинами самозанятых, саморазвитых других людей, чужих людей, которые родились уже сами собой прекрасно-самодостаточными.
И вот, ты – подражатель, импровизатор, желающий на виду огромного полиса толкучки подтянуть штанцы.
Что ты хочешь получить в ответ на свою решимость, откровенность?
И как часто ты можешь позволить развитие своё вселюдно демонстрировать?
И не рано ли?
Здесь важно, чтобы: либо никто не видел тебя, либо делать своё саморазвитие втихаря, тайком.  Не так ли?
Тут, благо, не  работает закон «все тайное, станет явным», здесь  вдруг перед вами объясняться начинает иной человек, «сам ты свой», стреляющий оригинальностью, горячими глазами, возбуждённым лицом, требующим, требующим от вас оценки своих достижений. И это вы? Сами вы?
«Только зачем все это надо? Мне надо? - Думал Миркин, отправляясь утром на работу, - разве только ради зарплаты, ради больших денег?»
Гранд рассуждал, что измениться ради финансовых благ он готов (почему нет?), но меняться истинно, - эдак копаться в собственной грязи и всякой психологии – не собирался, нет, отнюдь.
« Не имею намерений».
«А все, черт возьми, - справедливо рассуждал он, - и, правда, должно идти изнутри. Светиться изнутри как бы!»
Эту мысль прививал, воспитывал в нем Этан, работодатель, инструктор, который на время исчез, как тот чёртов директор, оставляя Гранда один на один с креслом фантома, плюс секретаршей Зенией.
Блистающей референтки: от волос цвета блонда тёплой платины, через оливкового цвета глаза, вниз, да по высокому ровному носу, и ниже, - к широкой белоснежной улыбке, скатывающимся сиянием, в  декольте упругих теннисных мячиков.
«Да уж, это не Лара, - рассуждал Миркин, - такую рассказами да откровениями, да водочкой не возьмёшь.
И замужем, наверное, ещё».
Гранд прошёл длинным коридором, встречая на пути несколько клерков, которые здоровались с ним и вежливо приклоняли головы.
Липовый директор пару раз чуть не врезался в стенку, вспоминая точно, как себя вести соответственно, и только находил распахивать шире глаза, поводя зрачками подальше от встречных, как только вплотную  приближался к кому-либо из них.
Кратко сам себе что-то бурчал под нос дельное, и рывками контролировал осанку, так как чувствовал - положение тела невыгодно согбенно, особенно  в пояснице.
Закрыл за собой директорскую дверь, смахнул пот
Пытался вспомнить все до мелочей, с того шага, как вышел из дома, проехал служебной машиной, вошёл в заводоуправление, и последнее – коридор.
«Этана нет. Хорошо. Надзирать некому. А ничего позорного не произошло!» - Постановил Миркин и прошёл через секретарское место в свой кабинет.
Открыв дверь в липовый должностной пункт, он увидел Зению, которая продвигалась вдоль стола, волоча тряпку в руке.
Лишь бросив короткий взгляд на Миркина, туго обнимавшегося с директорским кожаным портфелем, она произвела звонким женским сопрано:
-  Доброе утро. Вот, пыль вытираю.
Миркин кивнул. А потом сообразил: как обязательно бы нужно ответить? Как полагается-то?
Но пока думал – передумал вообще что-то говорить.
- Ноченька прошла? – Услышал он вопрос, пробираясь к своему стулу.
- В смысле: прошла? – Переспросил, межуясь, чтобы такого изобразить в лице особенного, «научного».
Зения остановила уборочное занятие, выровнялась.
Тряпка в опущенной руке сомкнулась плотно, обжимаемая элегантными белыми тонкими красивыми пальчиками.
- Я по наставлению Этана, должна о вас знать все, - вот какой смысл, - заявила она.
«Ещё чего!» - Вспыхнуло в сознании Миркина, - ты ко мне в кровать полезешь?»
Но он не собирался впадать в спор хоть какой, хоть сам с собой, а тем более занудой - секретаршей и ответил сбивчиво, елозя коротко выдвинутым языком по сухим губами и не поднимая глаз:
- Все прошло отлично! Спал убитым.
- А по вам не скажешь, - не заставила ждать ответ Зения.
Миркин видел, как под плотным узким платьем ее напрягались ноги, как передвигались туфли красные ее, расходясь носками чуть в стороны. И там…
Даже краем глаза она задевала что-то в нем именно там, - изнутри, где он должен был меняться.
«Что ли?»
И что-то в нем отпихивалось всеми мощами от того, что что-то это зажигалось и дымилось в нем.
«Сука! - Чётко определил он. – Она, эта сука, хочет меня контролировать в отсутствие Этана. Да, жди-подожди! А ты ноги мыла прежде чем со мной,  начальником…»
И в голову Миркину полезла такая чушь, от которой он не мог отделаться сразу, и искал злую причину этим мыслям, и высказать их.
Он поднял глаза на секретаршу, недвижимо стоявшую на одном месте, беспардонно изучающую липового директора. Без явных каких – либо признаков смущения!
- Ладно, - сказала она, слегка конфузясь, изящно, змеино двинувшись телом. Зацокала прочь из владений Миркина.
Гранд проводил е долгим взглядом, потом, когда Зения вышла, дипломатично мягко прикрыв за собой дверь, он принялся бессмысленно копался в портфеле, перебирая пустые листы бумаги.
Наконец, отставил все, бухнулся в кресло и облегчённо выдохнул.
Утро зажигалось красками мая.
На производственных площадях заработали электрокары.
Миркин услышал бодрые голоса рабочих, приветствия начальников.
Как скоро все началось, погремело, так скоро все стихло. Разошлись по цехам.
Гранду пришло воспоминание о Альберте – преподавателе, жителе его многоквартирного дома.
- С некоторых пор я стал по-другому заходить в аудиторию, - залетаю просто. Бросаю короткое «добрый день» и начинаю читать лекцию, - говорил он, -
я знаком с промежутком времени адаптации, когда сущность привыкает и успокаивается перед  чужими взглядами.
«Настоящая педагогика — та, которая повторяет педагогику всего общества», -  говаривал один педагог, и, знаете ли, дальше этого не стоит идти. Нужно где-то зафиксироваться обязательно в разношёрстном обществе, иначе все вокруг выразится чужеродным. Да, неминуемо, вывернется.
А это, как минимум, не приятно.
Вот вы, я слышал, директором стали большого завода?
Для меня, конечно, загадка, как это вы вдруг… с вами этакое случилось! От простого слесаря до такого масштаба, удивительно! – Преподаватель тихонько, давясь звуком, посмеялся, - но, наверное, так расположена к вам жизнь счастливо, что позволено достичь необыкновенных  высот!
Однако не забывайте свои корни, дорогой товарищ, не пытайтесь выбросить флаг победы на вершину, которую только что взяли.
 Это вам мой совет.
Подумайте: чем вы заплатили или заплатите за триумф свой и где оставили последний сытный лагерь? Ведь на вершин все идут налегке. Налегке! Иначе туда не подняться.
- К чему это? – Спросил Миркин тогда.
- А! – Лукаво сверкнул преподаватель на него глазами, - а!
Поднял палец кверху.
- Понимаете, о чем я, понимаете, вижу. Я ведь тоже не без корысти: чем мог, поделился. А вот… С пустого оратора что возьмёшь? А вот… я просил бы вас принять на работу моего племянничка, как?
- У нас серьёзное предприятие, - мгновенно возразил Миркин, удивляясь, как чудно действует уничижительное обращение на него, уничижающего себя достойного вроде бы человека, которому ему, бывшему сантехнику, раньше стыдно было и подойти.
- Ну, вы хоть не делайтесь чужим в этом разношёрстном обществе. Не надо. Вы ведь не такой, я чувствую. Вы выбились из низа, а значит человеческое в вас не остыло еще, а?
Миркин покашлял.
- Ну, э-э…
Как объяснить уважаемому человеку, что из низа он никуда не поднялся, что все с ним происходящее – игра и только. И только за деньги, если разобраться.
Как объяснить, что ему положено играть роль и «из низа» не выйти, не забыть, не перемолоть все «из низа» того,  даже за хорошую заработную плату не избавиться.
Преподаватель ждал, мягко заглядывая в глаза липового директора.
Но вдруг развернулся, не говоря ничего, и пошёл прочь.
Гранд не нашёлся, что  сказать вслед.
«Эдакий-то человек! Чудковатый!»
Но любое Миркиново утверждение было равно бы ложью для собеседника.
Раскрыть тайну игры с исчезнувшим и подставным директором он не собирался, нет! И посему  сам также развернулся и пошёл по делам.
Ощущение себя цельным, здоровым, нормальным в среде серых чужих – это он сейчас чувствовал, да.
И, наверное, правилом первым: нужно научиться жить по своим правилам, имея в виду все остальное, различать простоту чужеродной среды, которая платила ему, только лишь платила ему. Деньги.
Прекрасная Зения – это тоже одна из чужеродной среды, не должная вступающая в игру Миркина.
Игра Миркина – сугубо его игра. Качество игры Миркина оценит чужеродный? Пусть себе. Но качеством игры Миркина, - преобразованием личностным заняться может только сам Миркин, и знать сияние этого преображения, дано только Миркину.
Зения – блеф, мираж, шахматная клеточка.
На столе зазвонил телефон.
Гранд Миркин, находясь в задумчивости, встрепенулся. Поднял трубку.
- Гранд Михайлович, - услышал он.
- Да.
- К вам Саша Клоп.
- Кто?
Миркин вслушался в звучащий помимо него диалог:
Вы Саша? Клоп? Так представились? – Спрашивала секретарь у кого-то.
- Да-да, - отдалённо отвечали.
- Да, - громко услышал подтверждение директор от Зении, - Саша Клоп. Он сказал, что вы сможете его принять и ждёте его.
« О чем речь?»
Гранд не понимал и просто положил трубку на место, не сводя изумления с неё.
«Какой еще к черту клоп?»
В кабинет постучались.
Миркин не ответил.
Дверь открылась, вошёл худощавый, примерно той же конституции, что и сам директор, молодой человек, лет тридцати.
Все в нем было хорошо и легко, - светлый человечек.
Портило только - сильно выдающиеся скулы, но которые вряд ли утверждали в нем человека какой-то необыкновенной воли.
- Здравствуйте, - мужчина застрял на пороге.
Сзади его подтолкнули, и он сделал вперёд забавный прыгающий шаг. Оглядываясь, улыбнулся назад, Зенуе, которая помогла разрешить застенчивость.
Мужчина улыбнулся и Миркину. Выразительным взглядом пробил стеклянную чопорную брешь липового директора и обронил:
- Я  к вам по протекции.
- Вы? А кто вы? – Спросил Миркин, усаживаясь в кресле глубже, оценивая ходока, как пластелиново-мягкодушного, и готовясь к очень серьёзному разговору в стиле: «я - начальник, а вы – кто?»
Нельзя было исключить и то, что этот пришелец есть испытание, проверка на личностное преображение Миркина.
«Тут Этан мог приложить интерес!»
«Но вроде не велика птичка-то?» - Решал директор.
- Моё имя Саша Клоп, – начал гость, - и я от Альберта Андроныча.
- Андроныча? – Подумал Гранд, хмурясь, поднимая руку к подбородку, желая обхватить его, но, спохватившись, удалил ее вниз назад, к столу.
- Это кто же? – Миркин впервые слышал это имя.
«А ничего, - пронеслось ему, - потренируюсь, да и выйдет у меня быть важной фигурой».
Саша Клоп помолчал, и с каждой секундой в его глазах чем-то прибавлялось. Миркин не мог понять.
- Альберт Андронович? Кафедра динамики и прочности машин и сопротивления материалов! - Выдал Клоп и нос, до того острый его, еще больше обострился вплоть до костяшек.
Миркин подумал, опустил глаза, посмотрел на свои отлично устроенные руки, чуть соприкасавшиеся кончиками пальцев, но: думать-то что? Думать  нечего, - имя, произнесённое посетителем, было все одно -незнакомо.
Он, насколько позволял новоиспечённый статус, поднял мутный взгляд на скромного человечка. Недоверчивый сердитый взгляд.
- Ах, извините, Альберт Андронович, только вчера с вами говорил обо мне, наверное, здесь какая-то ошибка, да? – посетитель попятился на выход, выставляя руку позади себя. Но это выглядело театрально.
- А! – Вспомнил Миркин – преподаватель?
- Извините! – настаивал Клоп и продолжал игру , - мелко пятиться.
- Нет, если вы от него, то… я просто, э-э, - Миркин поднялся с кресла, тут же размышляя, что именно эмоции потащили его встать. Это недопустимо!
Клоп остановился.
Миркин бухнулся в кресло.
«А, видно, фигура моя что-то возыметь может таки, - торопливо неслось в уме Гранда, - что-то может заставить млеть гостей. Да, но гость – разве это личность? Мне б покрепче проверочку!»
Миркин тонко почувствовал некий прилив сил.
«Вот такие обычные люди могут дать шанс простому вчерашнему слесарю почувствовать себя вулканом!»
Благожелательно Миркин уставил на гостя взгляд.
Кивнул: ну, что мол, товарищ, по сути, что?
Клоп прошел к столу, стесняясь выбрал один из них. Поглядывая скромно на директора, выдвинул его, сел на краешек, руки сложил внизу.
Миркин начал сам.
- Я вашему протеже говорил, что не в силах здесь что-то нарушать. Если вы хотите устроиться на работу, вам стоит идти в отдел кадров.
- Но если, - помедлил Клоп, - если по-свойски, по-соседски эдак?
Миркин посмеялся, сам не зная, от чего и, кстати, интересуясь этим фактом, но в роль владыки он точно входил. Нужно дальше выкручиваться.
- Это мощное предприятие, - говорил он, - все должности заняты. О вакантных рабочих местах я вообще не в курсе.
- Но разве вы не оцените мою услугу? Лично мою? – Спросил Клоп.
- Какую ещё услугу?
- Ко мне подходил Этан, ваш служащий Этан, он советовался со мной, чтобы вас приняли на данную высокую должность. Просто я не хотел сразу воспользоваться своим добрым поступком, но, знаете ли, деньги ... Жена … на работу. Надоело… Я по профессии художник, однако токарное дело мне подходит. Третий разряд, - добавил Клоп и застыл.
- Подождите! – Не понимал Миркин, - кто с вами советовался? Этан? А-а-а, а он при чем? И, то есть, вы при чем?
- Ну, как? - Позволил себе улыбнуться Клоп, - мы же с вами как бы того… родственные души.
Миркин откинулся на спинку кресла и смог скрыть на лице полное недоумение.
При том, давая понять свою озадаченность и самому заявителю.
- Не понимаете? – Спросил Саша Клоп, - или не желаете понять?
Его тон слегка изменился будто бы. Во всяком случае, так показалось Миркину.
«Корона пошатнулась?»
«Что происходит, черт дери?!»
- Несколько человек проходили специальное тестирование на аналогичность психотипа вашей личности, уважаемый Гранд Миринкович, прошлой вашей личности…
- Миркин, - поправил его директор, подняв кулак и жёстко туда кашлянув.
- Да-да, извините, - Клоп покланялся.
- Несколькими не обошлось, - продолжал он, - это продолжилось десятками людей.
- Что, позвольте? – Прервал Миркин, ещё раз стрельнув кашлем в кулак.
- Я про тестирование… Что не обошлось единицами, и привлекли еще десятки людей. И я там оказался среди них. Согласен -избиратели поспешили и не нашли полной аналогии меня с вами, но в общем…
Саша Клоп смолк, приоткрывая рот.
Все итак должно было быть понятным.
Но Миркин был шокирован и не понимал: какой ещё отбор на родственную душу, какие десятки тестируемых?
«Чего это такое?»
И сам Клоп – этот тщедушный мальчик – он кто?
Миркин ничего не нашёл, как спросить:
- Что вы от меня хотите?
- Службу, - кратко повторил Саша Клоп с выдохом.
- Я здесь не распорядитель, - парировал липовый директор.
- Но если по дружбе, а? По-свойски эдак? Вы же тут значительное лицо?
- Вот забавно! – Миркин почувствовал эмоции, готовых распалиться, порассудил, помыслил, и начал издалека, - вы хотите сказать, что кто-то, например, Этан во главе какой-то группы делал выборку из десятка желающих на предмет какой-то родственности со мной? И вы выиграли этот тренд?
- Ага, - отвечал Саша Клоп.
- И вы хотите сказать, что вы похожи на меня хоть чем-то? Чем?
- Всем, - отвечал Клоп, - только наоборот. Разве вы это не чувствуете? Нет? А психология не врёт!
Клоп поднял и погрозил директору пальцем, прищуривая при том один глаз.
- Тьфу! – Миркин поднялся с места, - что за ерунда! Я, э-э…
Гранд прошёл к окну, посмотрел на солнце, затянутое пеленой лёгкого облачка.
- Я не пойму, - сказал он, оборачиваясь.
Клоп сидел, смиренно опустив глаза.
- Я не пойму, честное слово, я не пойму. О чем речь?
- Так вы поспособствуете мне  своими связями? – Заело у гостя, - а то ведь и говорить не о чем. Тогда я просто уйду?
И Саша Клоп поднялся.
- Нет, погодите, - Миркин указал жестом вернуться на место. – Если вы мне что-то интересное расскажете ещё, я вырвусь из шкуры и помогу наилучшим образом, ёлки палки!
«А не проверка ли все это на развитие этой… как ее…?»
Директор вопросительно уставился на гостя.
- Что же вам ещё раскрыть? – между тем, бубнил Клоп, - меня выбрали, как вашу аналогию. Прежнюю мол копию вашего того нормального состояния. То есть, я - вы в прошлом.
Он закончил.
Миркин, находясь еще возле окна, плотно прижал ладонь к прохладному подоконнику.
- А это кто решил, что я изменился от прошлого состояния? Вообще-то со мной ничего такого не случалось. Я никакого прошлого не помню. Я как был сам в себе, так и остался, - заявил он.
«Вот даю я, так даю!»
- Может быть, вы и Аню, сестру мою, не помните?
Она точно определила: вы есть искусство, а я – прошлое, отражение ваше – натуральная копия.
Но вы – человек будущего, да, не отнять, это, конечно! Вы - индигоглазый, а я – кариеокий. И Аня так же. Она тоже, кстати,  просила вас о помощи. Мы, наконец, все просим вас о помощи. Однажды мы помогли вам подняться, так сказать, ну а теперь нам – немного бы надо того... Только разве - по совести…