Именем Космоса. Часть 2. Глава 39

Глава XXXIX

Капитан привёл корабли на Терцию в последних сумерках. Он устал так, что хотелось отодвинуть все дела и запереться на «Чёрном».

Пираты расходились возбуждённые, довольные своим главарём, и с удовольствием рассказывали желающим, как ловко проник Капитан на окружённый крейсер, как одурачил эсгебешников. Капитан приказал доставить раненых в госпиталь, а оставшимся без скафандров карпакарульсцам – через час прийти к складу за новыми скафандрами.

На космодроме его встретил Майран. Тоже усталый, он улыбнулся, приветствуя Капитана.

– Вы были на ограблении? – спросил он, кивнув на приведённую Капитаном технику.

– Был.

– А откуда этот линкор? Он не с Терции, и знак эсгебешный. И где корабль, на котором вы улетели?

– Мы поменялись с эсгебешниками.

– А дети?

– Дети в безопасности, – чуть улыбнулся Капитан, вспомнив о них. – Я сдал их Джону Уэлту. Он великодушно проводил меня от Удеги почти до самой Терции.

– Не понимаю.

Капитан покачал головой.

– Не важно. – Его не радовала победа. – Как Терция?

– Существует.

– Происшествия?

– Глобальных – никаких.

– Тогда вот что: прими этот линкор. Прикажи снять сиогул, проследи, чтобы упаковали, и забери пока к себе на корабль.

– Да, Капитан. Только, боюсь, выполнение последнего пункта невозможно. Я снова остался без корабля.

– Угнали? – не поверил Капитан.

– Взорвали.

Даргол тревожно взглянул на Майрана, оценивая, в каком он состоянии.

– Приказал Ватуру разобраться?

– А вы доверяете ему, Капитан?

– У тебя есть основания не доверять?

– Есть.

– Так! – сказал Капитан, принимая информацию. – Ладно. Что сам? Пострадал при взрыве – или был далеко?

– Был на «Крабе», – чуть усмехнулся Майран, вспомнив, какое являл собой зрелище, когда со всех ног улепётывал от корабля. – Но успел ретироваться.

– Прекрасно. – Капитан много раз поручал Майрану дела, связанные с прямым риском для жизни, и сегодня смерть прошла от него наверняка на таком же расстоянии. Но мысль о возможной гибели Майрана не понравилась ему. – Ладно. Идём пока на линкор.

Они поднялись на борт, прошли в отсек управления. Здесь было темно и пусто, только светился не отключенный пульт. Пираты возились у орудий и в двигательном отсеке, приводя корабль в порядок после боя, и на экране РЭ можно было отследить место их нахождения. Капитан указал Майрану на одно из кресел, занял соседнее.

– Так что Ватур?

Майран рассказал то, что узнал о нём, не упоминая, разумеется, имени Энтлэса. Капитан кивнул:

– Я понял.

Фактически, это означало, что Капитан оказался без верной силы в преддверии бунта. Но Терции и так осталось существовать немного.

– Это ещё не всё, Капитан. Кильрат и Лок-Лан снова в группировке.

У Капитана по затылку прошёл мороз.

– Действительно вернулись?

– Да.

– Я догадывался об этом.

«И как искать их – теперь, без команды Бена? Плевать на Ватура. Обходился я, когда Бен не пришёл ещё в группировку. Значит, обойдусь и сейчас. Главное, не дать им добраться до Аниоты».

– Мне не докладывали, чтобы они выходили с Терции, хоть это ни о чём не говорит. О том, что заходили – тоже никто не докладывал. Ладно, разберусь. Ты ел что-нибудь?

Майран покачал головой.

– Думаю, что сегодня мы с вами, Капитан, обойдёмся так. Утром что-нибудь придумаем.

«В моей жизни больше не будет ограблений, – подумал Даргол. – Их и так было слишком много!»

И неожиданно для себя почувствовал, как при этом решении с души сошла тяжесть, которую он носил многие годы – почти всю жизнь. Стало легко, как при пробуждении после операции, когда ушла измотавшая до предела боль.

Но вопрос питания таким образом не решался.

– В штабе...

– В штабе ничего нет, Капитан. Я отдал наши запасы Лэману.

«Прекрасно!» – легко рассмеялся в душе Даргол.

– Ну, значит, будем голодать в его честь. Утром заберём последнее с «Чёрного» – если и его не взорвут за ночь.

– Будем надеяться, Капитан. Расскажите, что означал наш разговор в эфире во время занятия. И что болтали сейчас пираты о своём спасении с крейсера?

Капитан усмехнулся.

– Крейсер я планировал ограбить сам, и информация о нём была у моих разведчиков. Когда они поняли, что я на него не иду, Малор спросил у меня разрешения походить с техникой по округе, а сам, дурак такой, рванул на этот крейсер. Ну, и влип, разумеется. Поделом, думать надо, куда и с какими силами лезешь.

– И вы действительно проникли на крейсер, окружённый СГБ?

– А у меня были варианты?

Майран покачал головой:

– СГБ, Капитан, наверняка пошла бы на всё, лишь бы заполучить ваши знания и опыт.

Капитан поднял взгляд:

– Интересно, каким образом?

– А вы не думали сменить работу?

Даргол не принял шутки – слишком болезненной была затронутая Майраном тема. Он резко встал.

– Ты снова об этом? Прекрати!

Майран сжал кулаки. Если бы он мог говорить с Капитаном открыто! Но узнай Капитан, кто Майран на самом деле... Возможно, не убьёт. Но вышвырнет из группировки – однозначно. И тогда как-то повлиять на события станет нельзя. Если он почувствует себя обманутым, решит, что Майран – единственный человек, которому он доверял! – предатель и просто использовал его...

Майран встал.

– Капитан, почему вы уходите от этой темы?

– От темы СГБ? Ладно. Сменить работу, как ты выразился? Эсгебешники с радостью предоставят мне новую – на Тиргме. И попробуй сказать, что будет по-другому – ты же знаешь свою цивилизацию.

Мгновение Майран молчал. Да, если Капитан придёт в цивилизацию, ему не избежать суда, где не так-то просто будет доказать, как он оказался в пиратах. Документально не подтвердишь ничего. Майрану не удалось найти никаких документов, даже свидетелей того, что Капитан на Терции с детства. Один Кильрат – но он лучше умрёт, чем станет свидетельствовать в пользу Капитана. А Капитан не допустит, чтобы его пытались оправдывать – и сам что-то объяснять не будет.

Даргол уловил возникшую паузу, горько усмехнулся:

– Вот видишь!

Майран прямо взглянул на Даргола:

– Нет, Капитан! Я берусь утверждать, что вас не запрут на Тиргме.

Капитан кивнул.

– Я согласен с этим. Я не предоставлю им такой возможности.

– Капитан, почему вы не верите мне? Вы же сами говорите, что я знаю свою цивилизацию.

– И идеализируешь её. А идеала не бывает.

– Идеала – нет. Но люди, которым придётся решать...

– Люди? – резко спросил Даргол. – А кто они такие?

– Галактика. Цивилизация. Почему вы считаете себя вправе помогать им, но не признаёте за ними права разобраться и помочь вам? Ведь и вы, прежде чем решить, что делать с попавшим в руки цивилизованным или эсгебешником, сначала смотрите, кто он такой.

– Меня никто не вправе судить.

– А вы вправе судить других? Пиратов – пусть, вы и правда морально выше, чем они. Но остальных-то?

– Я сужу их, потому что один могу дать им возможность уйти из группировки – если позволяют обстоятельства и если им это надо.

– А в цивилизации один не вправе выносить приговор другому. Это делают вместе.

– Вместе – это толпа, а толпа идёт, куда поведёшь.

– Вы не верите в моральные и духовные качества человека?

– Я пират. Главарь. Всё, что делает Терция – на мне, и я знаю об этом.

– Вы понимаете это и сознательно несёте за это ответственность. И это ставит вас на один уровень не с пиратами, а с лучшими представителями цивилизации. Суд – это не позор и не унижение. В вашем случае это единственный способ дать людям разобраться, кто вы и какой, и принять вас в своё общество.

– Для этого от меня и требуется-то немного? Покаяться. Точнее, раскаяться. И осознать. Всю глубину недопустимости моего образа жизни!

– А разве вас устраивает то, что вам приходится делать в группировке?

– Всё! – уже не слушая, оборвал Даргол. Он зажмурился, благодарный темноте. Он может вернуться? И быть с Фарите? Нет. Это безумие, а на мир надо смотреть трезво. Пока он жив, Фарите в безопасности не будет. Только погибнув, он освободит её от угрозы. Если он окажется в цивилизации, да ещё как равный, пираты не оставят предателя в покое и лучший способ отомстить ему – это расправиться с ней.

– Ладно. Сиогул прикажешь погрузить во флаер и увезёшь на «Чёрный». Держи гуллус, чтобы снять защиту. Жду тебя в штабе.

Капитан повернулся и вышел из отсека управления.

Он шёл через космодром. Взволнованный видением приоткрывшейся двери в другой мир. Всем своим существом он всегда стремился к жизни, но умел хладнокровно принимать неизбежность смерти, а смерть отстояла от него всего на три или четыре дня. И всё-таки он был счастлив, шагая через космодром. Счастлив, что есть этот мир, и есть в этом мире Фарите и Майран. Надо, чтобы Майран обязательно ушёл раньше, чем взбесившиеся пираты попытаются расправиться с ним как с приближённым главаря. Но он упрямый. Не захочет уходить – и не заставишь.

Значит, доверять место Бена Ватуру было нельзя... Кому можно? Капитан перебирал в памяти людей из команды Бена и понимал, что в создавшейся сейчас обстановке положиться нельзя ни на кого. Каждый на Терции служит в первую очередь себе – или своему страху перед кем-то, а такие вовсе не в счёт. Только Майран.

Майран, Майран... Кто не совершает... ошибок? Преступлений?

И всё-таки... С Майраном было что-то не так и, как бы ни уходил от очевидного Даргол, оно проявлялось всё отчётливее.

Как защищает он, пират, свою цивилизацию!

А его гуманность в бою – чем она вызвана? Человеколюбием, конечно. Очень странным для пирата человеколюбием.

«Вы – пожалуй, единственный главарь, из сильных, конечно, кто приходит на переговоры на чужую территорию».

Разве ты не прав, Майран? Прав. Но почему? Откуда на тот момент могла у тебя взяться такая, обобщающая, информация?

Знание медикологии – и лауркской в том числе, и методик восстановления...

Взрывпакет – откуда у тебя такие познания, чтобы уметь высчитать его мощность? Оружие – ещё туда-сюда, но взрывпакеты?

А твой бластер?

Знание планировки служебной части лайнера? И янар...

«Если мы прибортуемся и разобьём иллюминатор, то не сможем установить сиогул, для этого нужно выходить в Открытый Космос...»

«А ты что, имел дело с сиогулами?»

И – мгновенное замешательство, невнятный ответ:

«Читал что-то, и с теми, кто имел с ними дело, общался...»

Ну, допустим, в программу подготовки исследователей должно входить обучение и на штурмана – исследователь сам управляет своим кораблём. Но вот знание сиогула сюда всё равно не вписывается. Слишком это... закрытая тема. Но – ладно, мог и в самом деле что-то от кого-то слышать в группировке.

Боевое искусство... ну да, ходил на тренировки к специалистам. Достоверность этого не проверишь.

Лауркский язык? Занимался человек. Не знал, что угодит в пираты, где лауркского не принимают.

Но вот «я родился между звёзд...» Опять же, это могло иметь какой-то иной смысл. Кто знает, где рождается человеческая душа? По отдельности каждому эпизоду можно найти какое ни на есть объяснение, а вот сложенные вместе они дают довольно странную картину.

При первой своей встрече с Бойной, на космодроме, ты сказал: «Мне казалось, раз я могу изменить мир, то что мне стоит...»

«...изменить тебя»? В восемнадцать лет ты надеялся изменить мир – и оказался здесь.

Медиколог сказал тебе:

«Неужели пиратство вам дороже собственной жизни?»

И с непреложной убеждённостью, хоть и мягко, ты ответил:

«Пока, к сожалению, да».

И каким образом ты отпер бы фолком, запертый мною, без гуллуса?

А уж если вспомнить к этому твой спокойный ясный взгляд, твёрдость, с какой ты отстаиваешь цивилизацию...

О чём твои песни, Майран? Что в твоей душе такого, что ты скрываешь от меня?

Внимание Капитана отвлёк знакомый, но непривычный звук. Это было бряцанье струн. Хриплый голос пел:


С раскладом таким не видать мне удачи,

А жизнь не привыкла по новой сдавать,

Но лучше уж так, чем работать за жрачку

На благо других...

И клетку проклинать!..


У трапа одного из кораблей расположилась компания. Даргол поморщился и хотел обойти компанию стороной. Вот такие песни он слышал с раннего детства. Пираты увидели Капитана и поднялись, приветствуя его. Приостановившись ответить, Капитан обратил внимание на инструмент. Это была гитара.

Вспомнилось, как на лайнере пальцы Майрана бережно и чутко коснулись на мгновение струн. Он хотел взять гитару – но перешёл к другому инструменту.

Вот оно – то необходимое, чтобы понять тебя.

Капитан подошёл к компании.

– Откуда у тебя гитара, Синго?

Пират – заросший, плешивенький – радостно осклабился:

– Да она ничья, Капитан. Убили её хозяина – тот тоненько пел, жалостливо. А я так, балуюсь.

– Как его звали?

– Да и не помню уже. Грин... Гриф...

– Григ, – подсказал кто-то.

– А, да, точно – Григ, – согласился Синго.

– Принеси сегодня гитару в штаб.

Пират заметно растерялся.

– Зачем она вам, Капитан?

– Ты меня понял?

– Да.

– Ну, вот и ладно.

У штаба, как ему и полагалось, стоял часовой.

– Меня искали?

– Да, Капитан. Но я всех направлял к Старпому.

– Так.

Капитан зашёл в штаб, увидел регистрацию непринятых на накорде. Запер дверь и подсел к пульту. Вызовы были с поста у Аниоты. Без гуллуса пришлось включать и настраивать на проверку помещения РЭ. Только убедившись, что прослушивания нет, Капитан включил накорд.

– Что у тебя, Дродус? Докладывай.

– Всё в порядке, Капитан, никаких нарушений не было, – отозвался пират-рутиец, неторопливый, уверенный в себе и хорошо справляющийся с обязанностями наблюдателя. – Только разговор один в эфире прошёл – я подумал, может, вам будет интересно.

– Какой разговор?

– Да девчонка-исследовательница говорила со своим... институтом, что ли? Или от чего они здесь работают?

– Ну и что? – сказал Капитан равнодушно, хоть в груди что-то затрепетало от внезапной тревоги.

– Говорили, что восемнадцатого числа к ним должен прийти сюда, на Аниоту, грузовой «соффи», забрать вещи и самих девчонок. А сегодня прилетали какие-то мастера, размонтировали дом. Как они прорывались через эти метеориты – отдельный разговор. Видеомонтаж с приключениями – да и только.

– Ясно. Сами-то вы как, в этих метеоритах?

– Да ничего, прятаться легче. Только скучно. Никакой жизни вокруг – одни метеориты.

– Ещё несколько дней придётся поскучать. Там пришлю вам замену.

– Понятно, Капитан.

– Докладывать обо всём, – напомнил Капитан. – До связи.

Он отключил накорд и встал.

Они решили улететь! Фарите говорила, что во время Закрытых месяцев они продолжают работать. Что-то случилось? Ах да, Аифаш. У неё же будут её с эсгебешником двойняшки. Счастливец! Конечно, они улетают. Послезавтра! Всего двое суток – и Фарите окажется в безопасности, на Земле! Всего двое суток! Избавиться бы от Кильрата, а Юнседа, глядишь, и сама отказалась бы от своих притязаний на Аниоту, если бы только посмотрела, что там сейчас творится.

Терция выходит из-под контроля, хоть рядовых пиратов это не очень ещё коснулось. Убрать Кильрата – и баламутить станет некому, тогда Терция продержится сколько надо, чтобы Фарите и Аифаш оказались далеко, в безопасности, а там... А там можно и закончить. Уладить дела с СГБ, и окончание Терции станет окончанием жизни её Капитана.

 

Сиогул разобрали, упаковали в ящик, загрузили во флаер. Майран перелетел к «Чёрному», снял защиту, отпер оба люка и, примерившись, осторожно ввёл флаер в отсек управления. Маленькая летательная машинка вписалась как раз по диаметру люка, словно специально была сделана для таких манёвров. Майран в одиночку кое-как выгрузил тяжёлый ящик и вылетел обратно. Снова задраил люки, установил защиту и направился в штаб.

Он оставил флаер под окном.

Устанавливая силовое поле, Майран обратил внимание, что свет в штабе не горит. Он подошёл к крыльцу. Часовой доложил, что Капитан только что ушёл – сказал, ненадолго. Майран кивнул и огляделся. Стемнело – и за штабом в обычном месте горел костёр.

Хоть Майран и вёл зачастую дела группировки, но всё-таки он был пиратом, и необходимость сидеть иногда в компаниях никто ему не отменял. Узнавать, чем дышит группировка, нужно было не только через маячки Капитана.

Майран подошёл к костру. Пираты машинально поприветствовали его и снова устроились на своих местах. Майран присел немного позади них, за кругом света.

Над огнём уже булькало какое-то варево, и Майран почувствовал, что голоден.

Кто-то из пиратов дёргал гитарные струны по ту сторону костра.

– Да, я пират... – заунывно пел он, –


...но и пираты – люди,

Им дано так же, как вам, страдать.

Может быть, счастливы мы не будем –

Нашу жизнь вам не дано понять.


Это был очередной шедеврик пиратского рифмотворчества. Гитара была не настроена, разнобой резал ухо. Пираты, притихнув, слушали, вздыхали. Довольно долго Майран терпел, как «бард» терзал его слух, и наконец, не выдержав, встал и отобрал у него гитару. Он ожидал, что пираты завозмущаются, но кто-то сказал размягчённо, с чувством:

– Сыграй, Старпом. Музыка – это... эх...

Майран подавил оторопь. Он никогда не пел и ни на чём не играл в группировке. Но, видимо, пираты решили, что если он отобрал у другого гитару, то, конечно, затем, чтобы играть самому.

Он сел на прежнее место, стал трогать струны, проверяя. Это была семиструнка. Майран привык к шестиструнной гитаре. Хороший инструмент тёмной лакировки, но раздолбанный без заботливых рук. Он ослабил струны, ножом поправил гриф, из фляжки намочил платок и оттёр корпус, стал настраивать.

Вернувшийся от складов Капитан остановился в темноте, наблюдая за ним. Он обнимал корпус, его пальцы ходили по струнам, и те звучали в лад, хорошо и чисто.

– Ну, давай же, – сказал кто-то.

Майран заиграл. Он не стал петь – не было в его репертуаре таких песен, которые могли бы прозвучать у этого костра, но музыка изливалась из-под его рук, и мелодии, едва начавшись, сменяли одна другую – он пробовал себя на непривычной семиструнке. Приноровившись , он заиграл «Край родной», песню, что была написана им для Игоря, и прервался, опомнившись. Пираты глядели на него необычно потеплевшими глазами, с ожиданием, а он слишком не уважал их, чтобы отдать им эту часть себя.

Он встал и ушёл, забрав гитару с собой. Никто не остановил его, не сказал ни слова.

В темноте он увидел Капитана. Тот кивнул ему, они вместе направились к штабу.

Когда они ушли, к костру на место Майрана подсел Ллэйд. Он осмотрелся, удивляясь, что сегодня, вопреки обыкновению, компания сидит притихшая, молчаливая. Он уже не первый раз приходил к этому костру возле штаба в надежде поближе рассмотреть главаря и его приближённого, только старался подсаживаться к разным группкам.

– Это кто ушёл сейчас? Здесь сидел, – спросил он у своего соседа.

– Старпом... – задумчиво ответил пират. – Ох, играет, сволочь...

– А кто он такой, этот Старпом? Он что-то всё при главаре ошивается?

– Да он и сам главарь. Капитан всё ему доверяет. Они и командуют-то нами наравне.

– Зверь?

– Как полагается... Утром, говорят, двух ребятишек откуда-то притащили – и к себе на корабль. Понятно, поигрались – и всё, до свиданья...

У Ллэйда почернело в глазах, кулаки сжались. Он кое-как справился с ударившей в голову ненавистью, спросил с трудом:

– А меня тут ещё один интересует – Майран Ланг.

– Да? – подал голос пират-воурианец. – А чего интересует?

– Топливом мне этот Майранчик задолжал. Не отдаёт, и найти не могу.

– Майран Ланг? Задолжал? Если ты про Старпома, так он сроду ни у кого не одалживал. Сам одолжит, если понравишься. А чтоб ходить в должниках – не, не о нём.

– А Старпом – это и есть Майран Ланг? – уточнил Ллэйд. Совпадение получалось неожиданным.

– Ну да, он. Да ты его, поди, под другим прозвищем знал? Он поначалу Интеллигентом, потом Эсгебешником назывался. Теперь вот Старпом. Ну, в смысле, звёздочка вот такая, незаходящая, на нашем небосклоне... Ну, а ты сам-то, в сущности, кто такой?

– Я-то? – усмехнулся Ллэйд. Ему регулярно задавался этот вопрос. – Я новичок.

– А мы вроде тебя не знаем.

– Так вас здесь много. Всех вы, что ли, знаете?

– А рукав чего завязал?

– Скафандр повреждён, позориться не хочу, – ответил Ллэйд невозмутимо. – На ограблении обзаведусь новым.

Сварился ужин, и пираты достали ложки и у кого были – тарелки. У кого тарелок не было, придвинулись к котлу. Пират, сегодняшний «шеф-повар», стал собирать оплату и большим половником разливать своё кулинарное чудо по тарелкам.

Ллэйд протянул «шеф-повару» колечко с бриллиантом.

– Да сдачу давай, – как полагалось в группировке, сказал он, усмехаясь алчности пиратов.

«Шеф-повар» подал ему золотую цепочку с кулоном. Ллэйд взял и хотел спрятать золото в карман, но какой-то пират-землянин остановил его:

– Погоди-ка. Это кольцо... Грожус, покажи-ка, – обратился он к «шеф-повару». Тот из своих рук подставил на всеобщее обозрение кольцо. Землянин присвистнул и обернулся к Ллэйду: – Ты где его взял?

– Нужен адрес? – чуть усмехнулся Ллэйд, хоть в душе всё напряглось.

– Эта штучка была у Ардонта, а его нашли убитым – и без гроша.

– Убитым? – приподнял брови Ллэйд. – Ну, значит, вовремя он мне её проиграл!

Он спрятал свою «сдачу», достал ложку и подсел к котлу. Надо было постараться не попадать больше в эту компанию – чёрт бы побрал это колечко вместе с землянином, его опознавшим...


Даргол не стал зажигать свет. Майран поставил у окна гитару и по своему обыкновению присел на подоконник. Даргол отступил к пульту, встал, сжав свои плечи.

– Ты хорошо играешь, – ощущая странное волнение, сказал он.

– Да, Капитан, – ответил Майран тихо. Он думал об Игоре и Чиле: о их последней ночи пред прощанием, когда они сидели с гитарой втроём.

Даргол включил звукоизоляцию.

– Пой.

Майран взял гитару.

– О чём? – спросил он.

– О чём хочешь.

– А вы знаете, что я пою?

– Ты сам говорил мне об этом – здесь, в штабе.

Значит, Капитан обратил внимание на ту его оговорку и не забыл. Сколько же всего в таком случае он помнит! Что ж, может быть, так всё-таки и лучше?..

– Мои песни, Капитан... Боюсь, они не совсем то, к чему вы могли привыкнуть.

– Откуда ты знаешь, к чему я привык? Пой.

Майран заиграл и запел:


Ты помнишь, как когда-то на заре,

Там, где теперь лишь холод и морозы,

Пел соловей, волшебник-соловей,

Кукушка рассыпала свои слёзы?


И расцветали ландыши в лесу,

Там, где теперь сугробы и метели,

И, одевая ландыши в росу,

Вставало солнце сквозь густую зелень.


Симфония цветов и голосов

Звенела, где теперь зима колдует,

И дремлет лес среди морозных снов,

О лете и о музыке тоскуя.


– Автор этой песни – ты? – спросил Даргол, вспомнив отчего-то Фарите.

– Нет, Капитан. Отец написал её для мамы – ещё до моего рождения.

– Да?

В человеческих отношениях бывает и так? Мужчина пишет песню, простую и нежную, для любимой женщины?

– Ты можешь петь ещё?

Майран поставил ногу на подоконник, уперев в неё гитару, и снова заиграл. Эта ночь оказалась посвящена песням. Не все из них были написаны Майраном – но это были лучшие из их с Игорем и Чилем песен.

Даргол действительно никогда не слышал такого.

«Насколько обычны эти песни в их мире? – попытался понять он. – Почему они никогда не попадали сюда за всю мою жизнь? Ну, хоть в эфир-то?»

Голос Майрана был довольно низкий и небольшого диапазона, и слушать его было приятно. Даргол слушал и чувствовал, как что-то новое входит в его жизнь – словно награда за то, что он отказался от ограблений.

Время шло, и ночь, кажется, уже подходила к середине. У крыльца штаба поначалу топтались ещё пираты, но Капитан отключил шлемофон и накорд, а стучать в дверь никто не посмел. Постепенно один за другим они разошлись.

Майран пел, и гитара пела вместе с ним – Даргол и не знал, что она может звучать так, и чтобы пели о таком, он тоже за  свою жизнь не слышал.

Майран отставил гитару, снял с пояса фляжку.

– Что это за песни? – спросил Капитан. – Откуда они?

– Мы пели их с друзьями, когда я учился, – глуховато ответил Майран.

– С друзьями? – переспросил Даргол. – Мне почему-то казалось, что до группировки ты был одиночкой.

– В целом, да. Но последние три или четыре года... У меня было их двое.

– И один погиб? – спросил Даргол, вспомнив, в каком состоянии был Майран после переговоров с Радаром.

Майран не ответил.

– А второй? – спросил Даргол. – Что сейчас с ним?

– Надеюсь, всё в порядке. Он работает. До меня как-то долетел слух, что он погиб – но оказалось, был ранен и остался жив.

– Этот друг – исследователь, как ты?

– Как я... – прошептал Майран.

Он впервые говорил о том, что было в его жизни помимо дома и матери. Потом, вздохнув, как перед прыжком в воду, он снова взял в руки гитару и запел:


О Край Родной!

Что может быть прекрасней...


И Даргол поднял взгляд к его лицу. Не об этом ли говорил Майран тогда: «В такие ночи рождаются песни...»?


...О Край Родной!

Как трудно в этом мире

Найти свой путь – и не свернуть с него!

Но и в беде и в горе я всесилен –

На свете есть

Мой дом, мой Край Родной!..


Майран допел, но не отставил гитару. Короткая пауза – ладонь прикрывает струны – и он запел снова. Медленно, трудно, роняя отдельные слова под перебор струн:


Вот так –

Пора расстаться,

Вот так –

Прощай навек.

Мой друг,

Ты не печалься,

Мой

Самый близкий человек.


Голос Майрана стал уверенным, и мелодия зазвучала, словно прорвавшаяся через преграду трудных чувств:


С тобою мы почти не расставались,

С тобой нам было нечего делить –

И вот: прощай! Мы встретимся едва ли,

Но нашу дружбу сможем сохранить –

прощай!


И снова гитара сбилась с твёрдого ритма – это была боль:


Вот так –

Пора расстаться,

Вот так –

Прощай на век.

Мой друг,

Ты не печалься,

Мой

Самый близкий человек.


С собой, мой друг, ты можешь взять немного,

Так пусть тебя в твоём пути хранят

Твой долг, твой друг и дальняя дорога,

Который ты уходишь от меня –

прощай!


На этот раз голос и гитарный перебор остались ровными, и с нестерпимой болью и силой Майран закончил:

 

Вот так – пора расстаться,

Вот так – прощай навек!

Мой друг, ты не печалься,

Мой самый близкий человек!

Мой

самый близкий

человек!


Даргол стоял в темноте. На лице Майрана лежал неясный отсвет звёзд из окна. Его песни были настоящими, и исполнял он их – так говорят о самом дорогом и выстраданном.

Даргол закрыл глаза.


Твой долг, твой друг и дальняя дорога –


и взгляд Майрана – открытый, прямой, без намёка на запятнанную совесть.

 «Долг, – понял Даргол. – Именно долг удерживает его здесь, а вовсе не преступление. Он эсгебешник!»

Всё то непонятное, к разгадке чего Даргол был готов фактически уже на космодроме, вдруг выстроилось в чёткую картину. Да, тебя готовили. Ты эсгебешник!

Ты не предавал своей цивилизации, своей Родины, по которой тоскуешь!

Ты не предатель.

Нет в твоей душе ни червоточинки, ни надлома.

Горько рассмеявшись в душе, Даргол повторил: не предатель!

Из всех семи миллионов – или сколько их перебывало в группировке за двадцать лет? – я нашёл своё созвучие с эсгебешником! Впрочем, ведь это закономерно. Как сказал медиколог-рутиец: «Душа, вот что главное!»

И я не мог понять, как в тебе уживаются чистая совесть и пиратство! И твоя мать – она, конечно, не знает, где ты, но что не отвернётся при встрече, в этом нельзя сомневаться. Она знает тебя, раз сумела воспитать таким! Моя была со мной всего шесть лет, и то успела кое-что вложить мне в душу и голову!

Эсгебешник!

Вот оно, объяснение твоей заинтересованности делами Терции! Каким же богатым источником информации я для тебя являлся! Ты знаешь моих людей на Маяках, поэтому оттуда и начала приходить не вызывающая доверия информация!

И я доверился тебе с головой! Перепроверил вокруг себя всех – кроме тебя! Что, как оно было – находиться возле меня и смотреть в глаза?

Даргол подошёл к Майрану. Тот положил гитару на подоконник и встал. Они встретились взглядами, и Даргол пристально, долго, пронизывая душу до глубины, всмотрелся Майрану в глаза. Майран отвечал ему твёрдым взглядом – взглядом человека со спокойной совестью. Но Даргол продолжал всматриваться ему в душу – и наконец что-то дрогнуло в глазах Майрана, и он опустил взгляд.

Потупился.

Значит, тебе всё-таки небезразлично, что ты меня обманываешь.

– Иди, Майран. У меня сейчас дела. Придёшь на рассвете.