Ленин в Польше

   Групповая поездка в Польшу. Стоим на площадке перед вокзалом в ожидании автобуса. Он-то и перевезет нас за границу, а пока стоим, присматриваемся, много новых лиц , ну и, конечно, знакомых. За спиной слышен приглушенный голос:
- А это кто?
- А это Ленин!
Верчу головой, ищу однофамильца исторической личности, но тщетно.
- Ленин муж, - еще тише говорит голос.
- А, и он с нами? Да тут все семьями что ли? И как их выпускают, раньше ни-ни, вдруг останутся на совсем. Оставляли одного вроде как в заложниках.
 И да, я понимаю, что Ленина искать бесполезно, поскольку Ленин это я, то есть Ленин муж, как сказала дама за спиной. Ну, что ж, продолжим историю о Ленине в Польше.
   Автобус подоспел, импортный, похожий на муравья  своими усами-зеркалами, высокий, с двумя туалетами, которые почему-то не работали. Но и в высоком автобусе ноги не помещались между рядами кресел. Их приходилось постоянно перекладывать с боку на бок. Наконец, поехали.
   Граница встретила не ласково. Ручеёк легковых, пару ручейков фур, ручеёк автобусов и длинная авоська для пеших туристов. Пешие, в основном местные, зарабатывающие мелкой контрабандой. Вот девица бесстыдно задрала юбку и скотчем  приматывает к ногам блоки сигарет. Мы смотрим с интересом, таможенники обоих сторон из тактичности отводят взгляды.
   Таможня долго не давала добро. Время тянулось, хотелось походить, размять кости, но даже в туалет не выпускали. Время от времени автобус урчал двигателем и перемещался на метр, не более. Внутрь вошел пограничник, или таможенник, или кто там еще, и потребовал паспорта передать вперед. Затем удерживая пачку двумя руками он пытался листать пестрые книжицы и с суровым лицом, как того требовала служба, интересовался у побелевшего туриста:
-  Дата рождения?
-  Э… 25.06…
- Вас высадить? В паспортах не пишется «06-е», здесь указан месяц! Это твой паспорт?
- Мой, мой, конечно - пугаясь перспективы остаться на родине, застрочил турист – июнь, я же помню! Июнь!
   Заискивающая улыбка наталкивалась на сердитый взгляд и преобразовывалась в серое выжидающее выражение, скучное, как на фото в паспорте.
   Наконец, мы покинули отчизну и оказались в нейтральной зоне. Тут уж кусок асфальта был ничей, только общее солнце коптило нещадно несчастных туристов. Вот, в автобус вошел пограничник с той стороны и мгновенно веселый щебет внутри прекратился. Идя вдоль рядов кресел, таможенник внимательно вглядывался то в паспорта, то в лица их предъявляющие. Все вытягивались, расправляя спины и ноги, особенно обладатели проверяемого паспорта. Чиновник расслабленно вертел в руках очередную драгоценность, дающую возможность повидать мир и возвращал паспорт владельцу. Вдруг он что-то весело крикнул своему напарнику, стоящему у входа и они беззлобно рассмеялись. Владелец проверяемого паспорта побледнел и еще больше вытянулся, а таможенник, улыбаясь, вернул перепуганному мужчине раскрытый на фотографии паспорт с женским фото. Турист занервничал, ища свой паспорт, на что офицер вполне сносно по-русски сказал:
- Не беспокойтесь! - и продолжил весело листать очередной паспорт.
Напряжение спало только тогда, когда автобус остановился у заправочной станции три в одном.
   Здесь был минимаркет, летняя площадка вроде кафе, заправка, площадка для парковки и еще Бог весть что. В минимаркете было всё. Реально всё! Настолько всё, что многие достали честно и не очень провезенные доллары и принялись их бойко тратить, пока не получили остужающий совет, что в городе цены будут гораздо меньше. Тогда всеобщее внимание привлекла очередь, в которую все тут же влились. Как оказалось, это было то, что нужно. Вожделенный туалет был миниатюрный, но белоснежный, с тонким ароматом невероятных парфюмов фирмы Chanel или Shalimar, хотя, после стольких посещений это казалось невероятным. А еще туалет был бесплатным, чем приятно удивил и вдохновил разговоров на пару часов о человечности тамошнего бизнеса. Когда совсем стемнело, дорога покрылась светящимися шариками  прямо в асфальте дороги, и я зажмуривался всякий раз, когда автобус перестраивался на другую полосу. Казалось, вот, сейчас раздастся хруст раздавленного стекла и одной лампочкой станет меньше, но этого не происходило, и я соглашался с мыслью, что усталость первый враг логики. Ладно, додумаю как-нибудь позже, завтра, если не забуду.
   Дорога, всё-таки, кончилась. Нас встретили хозяева, и самое лучшее в два часа ночи было прикоснуться щекой к подушке.
   Утром началось знакомство с окрестностями. Дома в пять этажей стояли в каре, обрамляя просторный дворик. Прямо под окнами в ряд расположились разноцветные конуса с небольшим округлым окошком и я подумал, что хорошо бы спросить их назначение у хозяев. А пока то, да сё нужно сбегать купить пленку в фотик. В просвете между домов виднелись какие-то магазины и в одном из них наверняка были батарейки. Утренний подъезд поразил находками. Оказалось, на стенах висели картины каких-то фламандцев, писаные  маслом. А на полу и ступенях змеилась ковровая дорожка. На первом этаже висел листок с таблицей, из которого следовало, что жильцы по очереди убирают подъезд. Ну, всё, как у нас, даром что заграница. Где-то поодаль мелькали машины, а здесь была тишина, и практически не было людей. Я заглянул в небольшую лавку, где, как у дяди Якова, товара всякого. Пытаясь объяснить, что мне от него нужно я, по большей части жестами, показал, что именно меня сюда занесло. Пока продавец предъявлял мне  батарейки разных размеров, в помещении потемнело. Оглянувшись, я увидел, что выход перекрыт каким-то гражданином. В голове понеслись тревожные мысли. Говорила же жена, не надо было ехать. Подписки о неразглашении, данные в разные годы в различных учреждениях висели тяжелым ядром с цепью на моей ноге. Но, ведь, то было другое государство, успокаивал себя я. Но, правоприемником первого была нынешняя Россия! Неужели человек в проеме явился за мной?
   Когда с батарейками было покончено, я спросил карту этого городка. Последовательно отсеивая карту обоих полушарий, карту Европы, Польши, воеводства, наконец, остановились на карте городка. Сколько с меня? Ответ опроверг Маркса. Ни сколько, презент пану. Мои слабые возражения в расчет приняты не были и счастливый обладатель батареек и карты, я, заспешил домой. Отойдя немного, я присел завязать якобы ослабевший шнурок и посмотрел в сторону лавки. Гражданин, маячивший на входе, о чем-то беседовал с продавцом.
   Позже выяснилось, что в небольшие магазины не принято заходить всем скопом и отвлекать продавца. Спешишь? Иди дальше, там полно других магазинчиков со смешными названиями комурка, склеп и т.п. Там есть хотел, и есть хотелик, то есть маленький отель. Да и вообще, много всяких странностей. Все говорят в полголоса. Уступают друг другу дорогу. На улицах чистота такая, что в темном или светлом костюме можно поваляться и чистить не придется. Поражаясь бесконфликтностью горожан, я пытался найти хоть что-нибудь, вызывающее  негативные чувства.
   Вот во двор выходит мама с мальчиком. Спустя небольшое время выводит мама сыночка из дома напротив. У того футбольный мяч. Что последует дальше? Первый ребёнок помчится ко второму и … вариант раз – они начнут играть в футбол, вариант два – второй пожадничает, и первый расстроится, вариант три – играя, они попадут мячом в стоящие тут же машины, сработает сигналка, выглянут возмущенные обладатели машин. Но привычный драматический сюжет развития не получил. Первый малыш подошел к маме и что-то тихо сказал. Она, оставив его на несколько минут, вынесла ему такой же футбольный мяч. Оба стали аккуратно пинать свои мячи в пределах безопасной зоны.
   Я всё еще надеялся, что кто-то возмутится графиком уборки, или вывесит бельё на месте привычной стоянки, или… да мало ли что может открыть человеческие возможности, но нет. В конец разуверившись, я как-то утром увидел человека с собакой, чинно шествовавшей рядом. Переведя взгляд, я увидел, как по той же дорожке навстречу первой паре следует другой гражданин с другой собакой. Ну, уж животных вы не обманете своим воспитанием. Вот, сейчас последует лай, обнюхивание, проба поводка на прочность. И опять разочарование, два пса прошли мимо друг друга, не удостоив соплеменника взглядом.
   Я поплелся на кухню выпить стакан воды и, присев, подумал, отчего так всё? Вот, мусоропровод не в подъезде, а прямиком на кухне. Где же извечный мусор, грязь и смрад, поселившийся навечно в наших подъездах у мусоропроводов? Отчего даже мусорные контейнеры, а разноцветные конуса под окнами были именно ими, не источают привычного запаха? Ну, как так можно жить, всего в одной тысяче километров от нас?
   Прохаживаясь окрестностями возле дома, я наткнулся на гусара. Его было заметно издали. Высокий кивер, шитый белым шнуром, расшитая черная куртка, гусарский  доломан, такие же черные расшитые лосины. И странно, я один удивлялся его странноватому наряду. Позже выяснилось, что это наряд не гусара из кинофильма, а гурника, то есть горняка.
    Наш хозяин тоже работал на шахте и как-то раз, проезжая мимо двухэтажной стекляшки, он заявил, что это и есть его копальня, то есть шахта.
- Здесь, наверное, офис, администрация,- поправил я.
- Нет, - возразил он, - здесь всё.
- Ну, да, а где копёр?
- Цо то есть «копёр»?
- Подъем, где клеть людей и грузы опускает, поднимает.
- А, лифт! То там!
- Где?
- Ну, там!
- А где бани, нарядные, кабинеты?
- То там!
- Где?
- То там!
- А где отделы, маркшейдеры, нормировщики, геологи, бухгалтеры?
- Ниц нема, есть главный инженер.
- Я понимаю, а остальные где сидят?
- Там только четыре сидят.
- Кто?
- Директор, главный инженер, снабженец и сбытчик и что-то типа профсоюза.
- А главный механик?
- То есть главный инженер.
- А главный энергетик?
- То есть он.
- Главный маркшейдер?
- Он.
- Главный геолог?
- Он теж.
- Главный бухгалтер?
- Нет. Один из нас, когда надо приходит, не в шахту спускается, а в кабинет, там делает всё.
     В голове всплыли картины, когда на шахте дают не деньги, нет, табульки о зарплате. Сидит десятка полтора расчётниц, шахту дня три лихорадит. Каждый тащит своего начальника, зама, пома или еще кого, и это если выспорит упряжку, если прежде у начальства сойдутся концы с концами. Крик, шум, злоба. А главный? Да как можно и за маркшейдера, геолога, механика, энергетика и других успевать решать сотни малых и больших дел. Что-то здесь не то. Может объем небольшой?
- А сколько угля даете?
 Цифра повергла в глубокий шок. Угля дают столько, сколько всё наше объединение из десятка шахт.
- А куда сбываете?
- В Венргию продаем.
   Вот так, снабженец успевает все достать, еще и сбыть уголь через таможню, растаможню.
   Без всякого энтузиазма я спросил:
- А террикон где? Вывозите?
- Цо то есть террикон?
- Ну, куда породу выбрасываете?
 - То там, в копальне.
- Как это, а ствол когда проходите, участки новые, еще пустот нет, а сыпать породу уже нужно.
- То аренда земли, пока не появятся пустоты, потом возвращаем, потому что дорогая аренда земли. Потом рекультивация земли или сами или нанимаем. Дорого.
   Крыть было нечем. Я пытался ухватиться за что-либо. Ну, не может весь персонал шахты поместиться в двух этажах. Судите сами: у директора баня есть? Есть. У главного, пусть даже у такого талантливого есть баня? Есть. Да и у сбытчика- снабженца как не быть? У начальников у нас своя баня, у помощников своя, у заместителей своя, у горных мастеров своя, и у рабочих своя. Только об этом  лучше помолчать. И я перевел разговор в другое русло.
- А ты что конкретно делаешь?
- Я на откачке воды работаю.
- Кем?
- Там, если автоматика из зумфа воду откачает и не остановится, я жму красную кнопку.
  Ну, да, почти. На водоотливе работают лопатой! Идут по штрекам и канавки чистят, чтобы вода рельсы не заливала, а то идешь по колено в воде и спотыкаешься. Но и об этом лучше помолчать.
- Но, то три дня только. Потом в офисе  работаю.
- Кем?
- Воду на анализ вожу, бумаги оформляю.
- Шахту что, за воду штрафуют?
- Нет, мы её продаём.
   Я снова погрузился в молчание. Добрую сотню лет воду выкачивают на поверхность, добавляют стоки с бань и выливают в ручей, а тот несет её в ближайшую речушку. По пути она просачивается сквозь толщу земли и снова капает на голову шахтерам. Кому они могут её продавать? Немного пояснив на пальцах и видя, что я с ним не соглашаюсь, поляк уже дома подвел меня к стене в туалете. За небольшой дверцей ничего необычного я не увидел.
- Это питьевая, для кухни, это горячая, а это техническая, наша, с шахты. Мы её очищаем, и городу продаем, на стирку, мытье полов, понял?
  Как не понять! Технически всё стройно выходит.
- А сколько получаешь?
- Тысяча пятьсот эвро. А ты?
- За июнь столько же, в гривнах.
- А за июль?
- За июль еще не давали.
- Уже августа конец! Почему не дают?
Я беспомощно развел руками.
- Если у нас так задержит директор, на день, хотя бы, его посадят в корыто, будут возить по городу и все будут над ним смеяться. Больше его нигде на шахту не возьмут, никем.
   Этого понять было нельзя. Ну, как бы всё логично, но ведь так не может быть! А почему же у нас всё не так? Ведь всего одна тысяча километров? Раздумья над этим заняло всё дальнейшее пребывание в Польше. Можно вспомнить и другие чудеса, но не в этом дело. Почему их горняк, гурник, достоин звания горняка, потому что он горняк. И люди уважают носящего горняцкий костюм не потому, что его носит маяк производства, стахановец, а потому, что это горняк и точка.      Я посетил больницу, бывший костел, предоставленный католической церковью под больницу. Смешные автоматы на входе всего за два злотых, которые позже пойдут на благотворительность, можно купить цветной шарик, у которого внутри покоятся бахилы. Больница, которая ничего не платит за коммуналку, церковь несет на себе все расходы. Больница, в которой высокими сводчатыми потолками коридоров не гуляет запах хлорки. Больница, в которой покойники в морге совсем не пахнут. Больница, в которой два человека день и ночь ожидают, а не приедет ли кто внезапно  рожать? Одни, двое родов в месяц на огромное здание древнего костела. Может этого хотел, но не получил Ленин? Идеи Ленина живут и побеждают, только почему-то в соседней Польше.
   Едем по обычной улице, такой же, как у нас. Но только тут чисто. Так чисто, что можно поваляться на тротуаре и встав, не обтрушиваться. Дома, дома, магазины, офисы.
-А это  Сосновицы.
- Границы не было?
- Ну, там было видно, труба под дорогой, за ней Сосновицы, а раньше Мысловицы.
  Ну, вам видней. В Сосновицах небольшой парк с почти ручными белками, изобилием птиц. У кустарников и деревьев таблички с названиями. Такое я видел в Сочи, в дендрарии. Прогуливаемся, рассматриваем. Замечаю нечто арочное, как вход в подвал. Подойдя ближе, узнаю знакомую до боли крепь, ножки, верхняки, затяжки. Заинтересовавшись, прохожу вглубь и вижу поезд из вагонеток всех времен и народов. Чистенькие, стоят на рельсах, а по стенам телефоны развешаны, шахтные врывозащитные. Целая коллекция. И каски шахтерские, наверное, еще со времени Австро-Венгрии. Заходят дети, садятся в вагоны для шахтеров, примеряют каски, пробуют на тяжесть спасатели. Шахтерский край, несколько столетий здесь добывают уголь, исподволь осуществляя профессиональную ориентацию. Родители не против, чтобы чадо потаскало каску или спасатель. А с чего им быть против? Профессия шахтера почетна с самого начала и уважаема, не зависимо от выполнения плана. И в отсутствие маяков производства план выполняется из года в год. И на шахтах всего четыре начальника.
   В стороне от дороги высотка, а перед ней площадка с машинами и, ближе к зданию, кучей тележек. Люди в униформе собирают их и отвозят ко входу. Входим в гипермаркет. Нужна тележка? Отстегни монеткой и кати. Когда вернешь, заберешь монетку. Но многие бросают тележки у стоянки машин.
-  Вот работка, катай себе тележки с утра до вечера.
- То не наши. То ваши зарабатывают так.
- И их не гоняют?
- Зачем? Работают, получают деньги, зарабатывают, сколько хотят. Магазин круглосуточный.
   Ладно, устроились и ладно. Внутри куча отделов на всякого мудреца. Посередине зала будочка с надписью «Кантор».
- Вес проверяют?- сообразил я.
- Пенёнзы меняют. Эвро, доляры, кому что надо.
   Пшемык хочет подарить какую-то вещицу, а я пытаюсь от всего откараскаться, «от подарков их сурово отвернись, мол, у самих такого хламу завались». Наконец, попадаем в отдел пива. Полки под потолок, с обеих сторон,  в длину на весь магазин. Пшемык хочет угостить моим любимым.
- Какое ты у себя пьешь?
-  Лучше светлое.
- Да, но какое светлое?
   Вот, провались ты, не скажешь ведь, что «Жигулевское». Он не отстает и я вспоминаю рекламу чешского пива, надоевшую по ТВ. Называю, понимаю, что он не понял, повторяю несколько раз. Как это обычно бывает с нами, с каждым разом всё громче и добавляю больше жестов. Так, нам кажется, лучше поймут. Пан Пшемыслов подзывает менеджера отдела.
- Скажи её, как ты называешь.
   Я понимаю, что попал в очередной раз в историю, пытаюсь отнекаться, давай местное попробуем, но Пшемык не отстает, местное, конечно, но какое ты любишь, обязательно. Я повторяю несколько раз название разрекламированного пива, понимаю, что менеджер слышит эту марку впервые, ищу глазами любое название на стоящих бутылках, но из затруднения вырулить никак не могу. Выручил Пшемык, он  взял светлого местных сортов и чешское. Настоящее чешское, а не из рекламы, которое бодяжат из порошка в соседней области.
-  И еще вот это, «Весёлый гурник», это в нашем городе варят.
  У кассы мне стало еще более неловко. Стоял себе, никого не трогал, продвигался спокойно, не толкался, не спешил. И вдруг кассир кладет передо мной монету. Как смог, пытаюсь объяснить, что это не мои деньги, я не платил еще. А кассир настойчиво щебечет и снова и снова подвигает мне монету.
-  Она задержала нас больше, чем можно, это такой штраф от неё. Должен взять.
  Мама дорогая! Видели бы эту сцену наши кассиры!
-  Идем дальше на второй этаж?
- А что там?
- То же и кино, детские игрушки, чтобы спокойно покупать, а дети не мешали. Там за ними присмотрят.
- Да ну его, зачем шесть этажей, если на первом всё купил.
  Не понять Европу, не понять…
- Тогда, поедем в Австрию? Или в Чехию, пива попьём? Ты же любишь.
- У меня виза только в Польшу.
- А мы на моей машине, там только увидят номера, и проезжай, пожалуйста.
   Стрёмно, как-то.  Я представил, во что может обернуться лихая поездка по странам и континентам и решительно отверг его предложение. Старею, видимо.

    На обратном пути таможня держала нас вдвое дольше. Едва очутившись на родной земле, все ринулись в туалет. Мрачный, темный спуск в подземелье с мерцающей  в глубине лампочкой.
 Внезапный окрик:
- Туалет платный! Две гривны!
 Ну и цены, везде 50 копеек. Неужели, как у Бендера, за конспирацию?
  Протянув двугривенную  в амбразуру, куда пролезала только рука, я повернулся идти дальше.
- Бумага нужна?- загремел сзади голос Бабы Яги.
  Вот зараза! Я по маленькому, но бумагу возьму из принципа!
  Из амбразуры высунулась сухая, замогильная  рука с клочком бумаги. Ну, хорошо, хоть не газета. Цивилизация!
  Ступая по камешкам, я прошел через лужу нечистот к дырке в полу. Легко гнущаяся жестянка скрывала посетителя от общественности. Родина напомнила о суровых законах жизни. До настоящей цивилизации было всего шагов двадцать, но это только казалось, на самом деле  до неё уже одна тысяча километров.