Едзё

   Случилась неприятность.  Я разбила  любимую шиборидаши Юкио. Ей было невесть сколько лет и она относилась к самым любимым вещам мужа. В русской традиции чай заваривают  в небольших чайниках. У японцев тоже есть такой обычай. Но в семье моего мужа  с незапамятных времен  чай готовили  именно в шиборидаши. Причем, как, улыбаясь, говорил  мне Юкио, у него была своя личная, которую он называл чашей эгоиста.  Как он умудрился забыть ее  в нашем доме в Москве, когда собирался  в командировку?  Ума не приложу. Вот уже два месяца он  работает в Киото. Еще столько же осталось до конца контракта. И надо же такому случиться?   Вчера  вечером  мыла посуду и  выронила из рук этот чудесный японский антиквариат. Ударившись о каменную  плитку на полу  в кухне, шиборидаши  разлетелась  вдребезги без всякой надежды на восстановление.
 
   Огорчать близкого человека – самое неприятное, что  может произойти в семье. Я обдумывала, как вечером скажу мужу об этом по скайпу. Но неприятности продолжились: ноутбук  вдруг не захотел работать.  Мои гаджеты жили своей, лишь нам с ними понятной жизнью: все, что имело отношение к семье и финансовым делам хранилось в ноутбуке, который  я таскала за собой повсюду.  А компьютер  сидел  дома  на должности  рабочей лошадки-секретаря, проглатывая  нужное и ненужное, обеспечивал общение в  соцсетях и редактировал  в ворде  мои опусы в стихах и в прозе.
 
   Говорить по телефону с Киото, конечно, можно, но стоило подобное удовольствие довольно дорого. Нужно было вызывать  мастера  лечить  ноут. Но был и хороший момент: я за это время надеялась  подготовиться к неприятному разговору.
 
      Ближе к ночи  позвонил Юкио , обеспокоенный тем, что я не вышла на связь. Так что ничего придумать  не успела  и пришлось  рассказать  все, как есть.

   - Знаешь, - сказал он спокойно, - ты избавила меня, наконец, от эгоистичного пристрастия к вещи. Не огорчайся,  привезу нам семейную, большую по объему   шиборидаши, а пока, если ты привыкла заваривать чай таким образом, купи то, что найдешь в Доме чая или воспользуйся обычным заварочным чайником.

   Мы поговорили еще минут десять и решили, что я объявлюсь, как только починят ноутбук.  Общение по Скайпу стоило дешевле, чем по телефону.  Бережливость  –  японский стиль жизни.

   Юкио в очередной раз «полечил» мою русскую привычку к острым реакциям на стресс. Он снова продемонстрировал  баланс между удовольствием от обладания вещами и радостью освобождения от них. Уже с улыбкой, лежа под легким и теплым шелковым одеялом расписанным райскими птицами, вынутая из стресса заботами мужа, я в очередной раз благодарила японскую философию ваби-саби, которой он  руководствовался  всю жизнь.
 
    В моем глубоком детстве, семья летом жила  на дачах в Суханово. Это замечательное место с прекрасными пейзажами, вдохновляющими художников на яркие полотна. Домик, который снимали мои родители для нас с бабушкой, был практически моделью Китежградского: бревна в обхват.  Моя кровать стояла вдоль стены, сложенной из этого немыслимого  раритета. Каждый вечер, засыпая, я гладила ладошкой темное, теплое,  в цвет гречишного меда, дерево. Оно было отполировано временем и еще какой-то древней технологией, про которую пыталась мне рассказывать бабушка. Запомнила тогда только слово – вощение.

    Именно с раннего детства начался мой путь  к ваби-саби, который и привел в итоге в Японию. Конечно, в те времена я и знать не знала, что это за философская концепция такая. Но, часто, только к концу жизни мы начинаем видеть и понимать всю картину  в целом, а до этого – лишь  отдельные её эскизы. Да и те не кажутся связанными меж собой.  Сегодня, оглядываясь назад, я думаю, что  триптих «Юрико» был написан небесным ангелом не без трудности.

    Сколько себя помню, мне хотелось защищать цветы… Я вздрагивала, когда их срезали или срывали для букетов, словно забирали жизнь для сиюминутного удовольствия  - любоваться в вазе умирающей красотой.  Может быть, поэтому  Мастер икебаны каждый раз  извиняется перед цветком, прежде чем его срезать? Юкио как-то сказал, что причинять боль –  особенность очень недалеких, духовно неразвитых людей. Но разве цветы – не живые создания?  Я вряд ли могу  отнести себя к синтоистам, но однозначно отношусь к миру природы, как к чему-то великому,  к тому, что во много раз мудрее людей. И очень не хочу собой причинить вред любому живому в целом. Целительский путь гласит: «Важна всякая жизнь». Может быть, мы все рождаемся уже готовыми к какой-то деятельности? Похоже, что так.   Японцы говорят, что в каждой травинке живет дух. Я для себя решила, что у растений, как и у животных есть душа. Она другая, не такая, как у нас, но есть. В глазах собаки видна душа, в повадках кота видна душа, в цветах ее может не заметить только слепой. Жизнь дышит, говорит с нами, часто просит о милости, теряет, болеет, печалится, стареет… Все это тоже ваби-саби.  Юкио говорит, что если ударить по грязи, то брызги попадут на тебя же. А если ударить по живому? Если, не подумав, сломать ветку, ударить ногой по полугодовалой елочке, обидеть птицу? Про детей, женщин, стариков я уже и не говорю… Ходим сплошь заляпанные и не чувствуем…

    У некоторых – все снаружи. У некоторых – внутри. Я часто задумываюсь над словами  Дайсэцу Судзуки: «Когда же чувства достигают высшей точки, мы замолкаем…». Япония сосредоточена на внешнем лишь внешне.  И глубоко закрыта от иных культур  с богатством, которое у нее внутри.  Почему японец никогда не бросит мусор на улице? Потому что обидится дух улицы. Конечно, он не будет объяснять это гайдзину (иностранцу), как и то,  для чего нужен баненкай (особый предновогодний ритуал). Японцы умеют очень  внимательно слушать, но о себе говорить не любят.  Земляку  сделают замечание, а вот  гайдзину  - никогда.  И даже если он нарушит все правила этикета и посередине торгового центра ляжет на пол и задрыгает ногами,   японцы лишь с сочувствием посмотрят на него и затем отведут глаза.
 
   А вы знаете, зачем цветы в горшках они разводят зимой?  Главным мотивом служит чуткое понимание, что нельзя надолго оставаться   без красоты. Но японец не будет и об этом говорить. Все самое важное – внутри, оно сокровенно. И это тоже ваби-саби.
 
   Японец знает, что любить, но при этом не знать  как, означает ранить того, кого мы любим. Чтобы знать, как любить кого-либо, необходимо его понять. А для этого нужно  долго и внимательно слушать. Юкио это делает до сих пор. Это самый внимательный и молчаливый слушатель, которого я встретила в жизни. Но чуткость, которая развилась в результате, ангельская.  Но и об этом ни один японец  никогда не расскажет иностранцу.

   Наблюдая за мужем, я понимаю, что утонченность  японской  души не умещается в маленьком и аккуратном садике его сердца, а вырывается наружу  цветами редкой красоты.  Как в весенних вольных садах …

   Красота льнет к людям, она доподлинно знает, что изменит жесткий мир… Японцы слышат призыв. И это  наше с ними  общее свойство, потому что русские в этом смысле точно такие же!

    Перечитала текст и назвала его  «Ёдзе» - сердечный отклик, потому что он получился как бы из  сердечных зубцов, отдельных ритмических сокращений, объединенный  лишь намеком на концепцию  ваби-саби. Если вы спросите у японца:  «А что же это такое?» Вам не ответят. Или просто скажут  слово: «Muri». -  Что означает  «невозможно»  объяснить.



Из сборника: "Русская японка".