Когда рушатся идеалы

«Жизнь меня обманула! – рассуждал он и так написал в письме к своему родственнику. – Я догадываюсь, что у нас честно жить очень трудно и даже невозможно. У нас с умом и с честностью обходятся несравненно суровее и беспощаднее, чем с бездарностью и с искательством. У нас с честностью можно только страдать и пресмыкаться. Я все изжил, еще почти не начиная жить. Если бы у меня был сын, я бы теперь уже не знал, как его воспитывать. Чтобы он не был несчастлив, надо, чтобы он не был очень честен и на все был сговорчив. От этого я никогда не буду иметь своей семьи…» Николай Федорович Фермор – военный инженер – офицер, молодой выпускник инженерного училища, ему покровительствовал великий князь. Лесков Н. С. «Инженеры-бессребреники».
Когда рушатся идеалы. Недавно читая эту книгу, вспомнила себя – когда у меня тоже рухнула вера в моем в младшем – подростковом возрасте. Можно даже сказать детско-подростковом. Тогда мне было лет 11 – 12. Взрослые нас детей и особенно девочек учили быть благопристойными, послушными, воспитанными, прилежными и т.д. Быть скромными в выборе одежды, в речи, в поведении, в манере, уважать взрослых....
Служили нам примерами наши бабушки, дедушки и не только наши, но и в целом пожилые люди. Они всегда были немногословны, сдержаны в выражениях эмоции, в желаниях, в еде, избегали сплетен, пересудов .... Вели скромный образ жизни. Сидели на лавочках – летом в тени, а вечером грелись под лучами заходящего солнца, тихо вздыхали в надежде завтра вновь увидеть солнце. И этим были счастливы. В глазах односельчан они были вершиной человеческого достоинства и добродетели. Для нас детей бабушки, дедушки казались святыми.
Вот так случилось в нашем совхозе забеременела школьница четырнадцати лет, позже родила. Начались пересуды, сплетни, разговоры... Село маленькое, чтобы не вычислить кто является отцом ребенка, тему закрыли на корню. Дело дальше села в район не пошло. Кто-то обходил тот дом, где жила школьница - как дом прокаженных. Кто-то, наоборот, старался заглянуть во двор. Чтобы увидеть девочку или ее ребенка. И первые, и вторые непременно обсуждали и осуждали, тихо перешептывались.
В селе мало было не женатых мужчин – скорее вдовцы в пожилом возрасте. Но и вдовы – тоже бабушки.
В один обычный день слышу разговор моих бабушки и дедушки – из чего я поняла, что умерла молодая девушка лет семнадцати. Позже к нам зашел житель села к моему дедушке за советом - как деликатно обратиться к матери умершей по поводу похорон. Его ценили как уважаемого, мудрого человека, раньше работал председателем тогдашнего колхоза. Дело в том, что девушка была из семьи этнических немцев, который жили в нашем селе. Они жили одни с мамой немкой. Поехала в город учиться и там утонула в реке. Как поняла из дальнейшего разговора отцом умершей девушки оказывается наш местный дедушка – казах. И он, узнав о ее смерти изъявил желание похоронить по мусульманскому обычаю, тем самым признавая ее родной дочерью. Для этого надо было делегировать авторитетных аксакалов к матери.
На следующий день приходит другой мужчина к нам домой поделиться чем закончилось дело. Мать покойной дает согласие на похороны по местному обычаю. Но пока тело умершей не привезли из города. За это время другие семьи немцев встают против этого решения. Вновь к деду заходят люди за советом как быть в таком случае. Не знаю, что сказал мой дедушка. Но запомнила слова мужчины, который, предал слова немцев: «Где вы раньше были? Семнадцать лет назад? Где вы были все эти годы». В общем похоронили девушку на немецком кладбище.
Меня поразила прежде всего смерть молодой красавицы со светлой длинной косой до бедра, большими голубыми глазами. Но еще и то, что ее отцом оказался местный казах – дедушка лет под восемьдесят. Моему детско-подростковому уму непостижимо - дедушка - все дедушки, читающие намаз, соблюдающие уразу и другие религиозные обряды, воздержанные во всем, замешан в похоти. Еще больше разочарование вызвала сама женщина. Работала в школе уборщицей. На вид лет под пятьдесят, полногрудая, хорошо сложенная в теле, высокая, длинную, толстую, пшеничного цвета косу, туго собрав закалывала шпилькой на макушке. Семнадцать назад - какая молодая, красивая, стройная немка с тонкими чертами лица, фарфоровой белизны кожей. Дедушка был малоразговорчивый, тихий, незаметный, жил своей скромной жизнью. Низкого роста, щуплого телосложения, смуглый, с худым скуластым, морщинистым лицом, маленьким подбородком с седой козлиной бородёнкой, маленькими азиатскими глазами. Хромал на одну ногу, ходил с палкой. Был вдовцом и жил давно один. Имел маленький, низенький дом, не богат, из домашних животных имел козу и пару овец. Дом его стоял почти стена стеной к дому одного из братьев.
Я рассуждаю как тогда 11-12 летний ребенок-подросток. Тогда я понимала красота к красоте, молодость к молодости.... Где любовь? Была ли она? Что двигало этой молодой женщиной? Все это в моей голове не укладывалось.
Меня возмущало тогдашнего подростка то, что сами немцы жили обособленно от местных. Их огромные, добротные, кирпичные дома, выбеленные с высокой шиферной крышей, были отгорожены высокими двухметровыми заборами, покрашенные как сейчас помню синей краской. Территорию занимали большую с приусадебным участком, гаражом, скотным двором. Мне и не только мне было интересно заглянуть за высокие ворота - внутрь двора. Любопытных ребятишек отгоняли. Но пару раз удавалось заглянуть, когда заехал или выезжал мотоцикл, или «запорожец». Дом с большой верандой с панорамными окнами. От нее вымощенный дорожки ведущие к дому, как гаражу, скотному двору до самых ворот. Двор обсажен клумбами, где росли яркие цветы. Гладиолусы, георгины, астры... С другой стороны дома раскинулся большой огород. Так жили два брата немца, каждый в своем богатом доме и их тети на одной улице. Напротив, жила другая семья немцев. Жили все на одной улице компактно. В нашем селе только у них был автомобиль, после моего отца – у папы была подержанный «Победа» купленный пять лет раньше. Хотя помню в селе был смешанный брак – казах и немка, у них родились дети... Произошло много лет спустя, они были молодыми, комсомольцами и поженились сразу после школы. Но это было вопреки чем правило.
Дальше из разговоров взрослых поняла – что сами немцы про все знали давно. Просто не хотели воспринимать и признавать дедушку отцом покойной девушки. И об этом запрещено было говорить и даже думать. Никто из них не хотел видеть в аборигене отца родственницы немки. Тогда мой идеал чистоты дедушек рухнул. В миг стал старикашкой. И то, что немцы ставили себя выше местных тоже. Не защитили высокие ворота. Похоть сравняла всех.