На линии перехода

   Мы познакомились в отделении кардиохирургии. Обоим предстояли нелегкие операции. И, если быть честной до конца, мы не могли предвидеть конечных результатов. Я, воспитанная в православии, уповала на Господа, он – на силы природы, частью которой себя ощущал. Позже мне удалось многое узнать про Путь синто или Путь богов.

   Два человека встречают друг друга на тонкой линии перехода из жизни в смерть. Они знают: все, что у них есть – это две недели, в которые важно прожить маленькую жизнь, насытив каждую её минуту. И они, не сговариваясь, выбирают безусловную, абсолютную радость.

   Сейчас я думаю о том, что четырнадцать дней научили нас особому теплу, глубокой заботе, подлинному участию в судьбах друг друга. В моем понимании так рождается настоящая дружба.

   То важное, что пока есть, но может исчезнуть через известный срок, превращается в бесценность.

   Он был синхронным переводчиком и поэтому прекрасно знал русский язык. Я же не умела написать и произнести ни одного японского иероглифа, не имела ни малейшего представления о культуре этой загадочной и не очень открытой миру страны. Когда Юкио-сан читал стихи японских поэтов, рассказывал о жизни и быте в Киото, об отце, матери, братьях, сестрах, их детях казалось, что я испытывала некое дежавю, словно заранее знала, что старый куст красной гортензии рос прямо у входа в его пригородный дом. Да-да… Не сакурой единой… Потом как бы видела скромную посуду на полках в кухне, широкий, но низкий стол, за которым собиралась по вечерам семья из трех поколений. Будто слышала их разговоры, смех… Эти «воспоминания» так ярко и четко всплывали иллюстрациями к его неспешным рассказам... Буквально через пару дней я была уверена в том, что знаю, на какой полке хранились специи, а в какой коробке лежали книги, предназначенные для передачи детям небогатых семей. Япония обрушилась на меня настолько неожиданно, что я сказала:

   - Если выживу, то обязательно поеду в Киото.

Взгляд за стеклами очков был мягким и теплым. Он отозвался:

   - Мы поедем туда вместе.

   Говорят, что влюбиться в страну можно через близкое знакомство с ее жителями… Именно это со мной и произошло. Он любил свои земли так же сильно, как я свои. И пусть мы родились в разных культурных традициях, жили в несхожей природе, читали неодинаковые книги и слушали каждый свою музыку, нас соединило стремление продолжать жизнь. Вдвоем было легче справляться с ожиданием операции, чем поодиночке.

   Наступали минуты, когда заканчивались слова. Тогда мы просто молчали. И это казалось уместным и естественным. С ним было легко и светло молчать. Ведь люди говорят друг с другом не только при помощи слов. Они умеют общаться из глубины, даже если не всегда об этом догадываются, переходят в ту саму область, где в беззвучии беседуют друг с другом души. И именно в эти мгновения может проявиться чувство родственности.

   Он любил японскую поэзию не теоретически, а знал её в невозможных для моей памяти объемах. Я понимала - у синхронных переводчиков словарный запас должен быть недюжинным, но не предполагала, что настолько. В один из дней, он принес небольшой томик японских стихов, в котором закладкой лежал засушенный цветок красного гибискуса. В моем сборнике стихов Хименеса в закладках пряталась луговая ромашка. Юкио-сан стал рассказывать об истории японского минимализма. И я тогда подумала: эти два сухоцвета незаметно проросли в темы икебаны, кинцуги и графики.

   Обрывки воспоминаний, будто камешки, собранные всего за четырнадцать дней. Конечно, людям дано выбирать свои дороги. Но только из тех, к которым их привела судьба… И мы выбрали...



Из сборника: "Русская японка"