По зову сердца

 … мир не кровью, а Дружбой и Любовью
должны мы уберечь.

Ганс Сакс


Войну, где восстаёт на брата брат,
Всевышний проклянёт стократ.

Рабиндранат Тагор


Переглянувшись, он замедлил бег, а спустя минуту и вовсе остановился, упёршись в дерево, листья которого своей формой напоминали сердце. Икроножные мышцы от быстрого и долгого бега по пересечённой местности сводило судорогой. Дыхание мальчика участилось настолько сильно, что выдыхал он с голосом. Сил практически не осталось. Несколько дней погони совсем вымотали его.
- Вроде оторвался, - с трудом произнёс паренёк, вновь переглянувшись.
И действительно, конно-сводного корпуса (в состав которого входили 1-й партизанский, 2-й Горский и 3-й Донской кавалерийские бригады) под командованием Думенко, гнавшегося следом, видно не было. Можно было и дыхание перевести. 
Стояла ранняя осень. До первого снега времени было ещё предостаточно, но прохлада ночного воздуха уже чувствовалась.
Лицо юнца было влажным и липким от пота. Тёмно-зелёные влажные от слёз глаза то и дело поблёскивали в темноте. Шаровары синего цвета с красными лампасами прилипали к ногам. Стоит отметить, сшиты они были на скорую руку: одна брючина была длиннее другой, лампас по левому боковому шву шёл дугой, к тому же по ширине он отличался от правого. Гимнастёрка грязно-зелёного цвета висела на худом теле, словно какая-то тряпка, в какую облачают обычно огородное пугало.
Вдалеке послышался шум непонятного происхождения. Мальчик пригнулся и прислушался. Вроде бы это был гром. Хотя пусть и отдаленно, но напоминал он голоса людей, их крики и стоны. 
Ночь близилась к завершению – чёрное небо местами стало приобретать тёмно-синий оттенок. Лес, в котором оказался беглец, начал редеть. Обратив внимание на тяжёлые кучево-дождевые облака впереди, паренёк понял, что грозы будет не избежать.   
Преследования не было, но возвращаться назад было бы полным безумием. Оставалось только идти вперёд, искать своих единомышленников и «братьев по оружию», как любил говорить отец мальчика про своих «боевых» друзей. К сожалению, больше таких слов ему сказать не удастся.
Восстановив более-менее дыхание и убедившись ещё раз, что за ним никто не идёт, парнишка двинулся дальше. Обогнув пару деревьев, он заметил, что лес стал уходить под уклон. Причём, было интересно, на возвышенности росли преимущественно деревья и кустарники семейства Буковых, а по мере спуска по склону их заменяли собратья из семейства Вязовых. Кое-где встречались одиноко стоящие Гинкго, целебные свойства которых были известны ещё с древних времён. 
Пройдя в полусогнутом состоянии метров сто пятьдесят-двести, юный казак очутился на открытой местности, продолжившей спускаться дальше к небольшой речке. Неожиданно мальчик увидел вдалеке красные огни, которые то и дело сопровождались яркими белыми вспышками. Что там происходило, оставалось только догадываться. Речки видно не было, но было слышно её журчание. Паренёк поспешил добраться до неё, чтобы утолить жажду и умыть лицо.
Подул степной ветер. С каждой секундой порывы его усиливались. Степные всполохи, рождённые пока ещё далёкими и почти бесшумными грозовыми разрядами, освещали расположившиеся снизу бескрайние степи Ростовского округа. Как только свет мерк, вновь становилось темно и страшно.
Запахло дымом, когда мальчишка добрался до речки. В ширину она составляла не более двух саженей, или, согласно метрической системе мер, принятой в прошлом году (1918 год – примечание автора), чуть больше четырёх метров. Перейти её можно было в любом месте – паренёк в этом нисколько не сомневался. А то, что придётся замочить шаровары и кожаные достаточно сильно потёртые поршни, десятилетнего казачка это совсем не пугало. Ведь главным сейчас было добраться до своих, оставшись при этом в живых. 
Вдоволь напившись, ночной беглец поднял к небу лицо и глубоко вздохнул, после чего окунул в прохладную водицу реки свою голову. Вытащив её из воды, вновь вздохнул полной грудью. Стало легче. Стало свободней. И на душе, и физически. 
 Впереди вновь замелькали красные огни вперемежку с белыми вспышками. Теперь они были не так далеко. От понимания их происхождения в сердце мальчика в очередной раз проникли тревога и страх. Люди с огненными факелами и оружием в хаотичном порядке куда-то бежали, или, быть может, за кем-то бежали. Второе пугало мальчишку гораздо больше. Через некоторое время стали слышны их крики и вопли, а также отдельные одиночные выстрелы. Стало ещё страшней. Казачок пригнулся, а через минуту буквально расстелился по земле у самой кромки воды. «Нужно отползти в сторону… Трава сможет закрыть меня… Здесь я как на ладони…» - лихорадочно шептал паренёк.   
Медленно, боясь безумно, что его заметят, сын офицера-белогвардейца начал перемещаться в правую сторону вдоль речки по-пластунски, словно огромный чёрный паук. И вопрос на тему: были ли там свои, или там были враги, - мальчика совсем не интересовал. Было страшно, а когда было страшно, хотелось одного – избавиться от этого страха во что бы то ни стало. Найти такое место, где тебя никто не услышит и не найдёт. Где будет тихо, спокойно и, главное, безопасно. Именно такие мысли крутились в голове у юноши, именно об этом он думал, когда мял под собой жёсткую траву, ложился на неё, оглядываясь по сторонам, отрывисто и тяжело дыша.
Отчётливо стали слышны раскаты грома. Ветер усилился. Некоторые молнии вспыхивали с такой силой, что приходилось жмуриться и закрывать глаза. Отчасти этому способствовала боязнь мальчика перед грозной природной стихией. С минуту на минуту должен был хлынуть настоящий южный ливень.
«Может быть под проливным дождём все эти люди уйдут отсюда, и меня не найдут?» – мысленно спросил себя юный беглец, почувствовав, как от формулировки вопроса ему стало спокойней на сердце и душе.   
Между тем пугающее хаотичное людское движение не только не прекращалось, но как будто усилилось. Толпа людей быстрее начала двигаться по степной местности, громче выкрикивать то ли чьи-то имена, то ли какие-то лозунги, больше появилось огненных факелов, а с ними и выстрелов. Но вот что характерно, человеческих страданий и боли, как ранее, более не доносилось и не ощущалось.
- Кого-то ищут что ли? – вполголоса вновь спросил себя казачок.    
Он не ошибся. Толпа разъярённых людей действительно кого-то искала. Но это точно был не он. Потому что он пришёл совсем с другой стороны, и с этими людьми пересечься никак не мог.      
Дождь пошёл сначала мелкими моросящими каплями, а потом небеса словно разверзлись, уронив на землю целые тонны прохладной воды. Будто хотели утопить её вместе с её страданиями и мучениями. Ветер стал ещё сильнее. Грозовые разряды с оглушительным треском рождались буквально над головой худощавого юнца, заставляя его ещё ниже пригибать голову. Стук падающих в речку дождевых капель напоминал барабанную дробь войскового музыкантского хора Кубанского казачьего войска, через год которому суждено будет распасться. Природа, кажется, сошла с ума.
Как только гимнастёрка вместе с шароварами промокла насквозь, мальчика начала бить дрожь, сильная и очень неприятная.   
По прошествии пяти-десяти минут крики обезумевших людей, их бранные возгласы, сопровождавшиеся выстрелами скорей всего из револьверов системы Нагана, прекратились. Несмотря на бесчинство погоды, малолетний таганрожец поднял голову и осмотрелся кругом. Дождевая вода, подхваченная порывами мощного ветра, беспощадно хлестала парнишку по лицу, заставляя последнего прикрываться рукой, после чего стекала по нему ручьём. В степи никого не было. Потомок донских казаков облегчённо вздохнул:   
- Слава Богу, повезло. Теперь нужно выбираться отсюда.   
Южный проливной дождь не стихал. Разбушевавшаяся непогода, судя по усилившемуся ветру и разрывающим барабанные перепонки раскатам грома, только набирала обороты. «Давненько не видала наша земля такой стихии…» - сказал бы отец паренька, если бы был сейчас рядом.    
Будущий казак приподнялся на четвереньки, потом на колени, обтерев лицо рукой. Через минуту он стоял уже на ногах, продолжая оглядываться и осматриваться по сторонам. Вдруг он резко остановился и замер, словно играя в детскую игру под названием «Лозины». Напротив него за речкой у самой её кромки точно также, остановившись, замер другой мальчишка, ровесник, а может и чуть старше. Полностью вымокшие рубаха защитного цвета со стоячим воротником и шаровары из тёмно-серого сукна выдавали его – он был красноармейцем.
Сверкнула ослепительно яркая молния, осветив своей бело-голубой вспышкой крупные капли дождя, что камнем падали с сине-чёрного неба, вспененные брызги, появляющиеся при ударении капель о землю и юных беглецов, волею судьбы оказавшихся по разные стороны Гражданской войны. В любой другой ситуации они бы зажмурились, либо отвернулись от яркого света, но сейчас даже не шелохнулись. Следом раздался поражающий своей силой раскат грома, но и он оказался «бессилен» против человеческой природы. Против человеческих отношений и человеческих чувств.   
Война началась два года назад. Что явилось её причиной, зелёноглазый парнишка не знал. Он лишь видел, как его отец, казачий офицер, постоянно и надолго куда-то уходил, надевая то свою казачью форму, то гражданскую одежду поверх неё. Мачехе он может что-то и говорил, но ему - нет. С собой, сколько мальчик не просился, отец его не брал. Более того, отец запрещал ему куда-либо отлучаться из дома, наказав мачехе строго-настрого следить за этим. Она следила. Следила исправно, жалея (мальчуган это отчётливо замечал), что сыну казачьего офицера приходится целыми днями, а то и неделями сидеть дома. Так продолжалось довольно долгое время, пока однажды им не пришлось в срочном порядке покинуть свой дом, ночью, взяв с собой минимум вещей. Что случилось, почему нужно было срочно уходить, почему именно ночью, куда, зачем, для чего – никто не давал ответы на мучавшие ребёнка вопросы. Отец лишь торопил и подгонял. Мачеха плакала, собирая трясущимися руками необходимые вещи и продукты питания. Глядя на неё, у девятилетнего юнца на глазах тоже наворачивались слёзы, сдержать которые он был не в силах. Только из разговоров отца с мачехой и другими так же бегущими из родного для всех собравшихся в дорогу Таганрога людьми мальчику стало известно, что к ним пришли враги, которых отец постоянно называл «красными». Они грабили и убивали, не щадя никого, отбирали хлеб и сжигали дома. Воочию юный казак ничего этого не видел, но отец так эмоционально и уверенно об этом говорил, что, скорей всего, так оно на самом деле и было. Офицер-белогвардеец, а тем более его отец, лгать точно не стал бы. «Хотя это больше походило на запугивание, нежели на что-то другое», - подумал тогда ещё напуганный мальчонка.
Кроме того, парнишка запомнил ещё одно слово, произносимое отцом по мере их продвижения в степи Ростовского округа. Эта была фамилия, фамилия человека, из-за которого семье донского казачка пришлось покинуть родные места, – Будённый.
Населённым пунктом, приютившим на какое-то время беглецов, стал хутор Синявский, находившийся в тридцати семи верстах от Таганрога. Расстояние преодолели без проблем, благо погода способствовала этому. К сожалению, большому и прискорбному, данный населённый пункт оказался последним пристанищем для родителей худощавого паренька. Здесь отряды Красной армии окружили беглецов, поймали их и после непродолжительного допроса большую часть из них расстреляли без суда и следствия. Мальчик собственными глазами увидел смерть родителей, что стало для него огромным потрясением и трагедией. Его ждала та же участь, но казачку удалось бежать благодаря тому, что сопровождавшему его изрядно выпившему красногвардейцу неожиданно резко захотелось отлучиться по большой нужде. Видя, как люди в новых френчах, шароварах из тёмно-серого сукна и головных уборах с красной лентой посередине  обращаются с простым (даже не казачьим!) населением, издеваются над ним, грабят его, а потом убивают, юноша, не задумываясь, использовал выпавший ему шанс на спасение.   
Погоня продолжалась несколько дней и только сегодня вроде как прекратилась. Шоковое состояние, в котором оказался парнишка от всего увиденного и пережитого за последние дни, особенно от расстрела своих родителей, мало-помалу сбавляло свою силу, если можно так выразиться, за счёт страха быть пойманным, долгого гонения по пересечённой незнакомой местности, отсутствия нормальной полноценной еды и сна, а также бесконечной усталости. Физические силы были на исходе, а с ними истощались и силы морально-психологические. Но как бы тяжело не было, силы у казачка, ставшего сиротой в одно мгновение, всё же ещё оставались благодаря отцовской выучке и его тренировкам.
Юный красногвардеец стоял как вкопанный, и взгляд его не отрывался от юного белогвардейца. Казалось, что он даже не моргает, несмотря на то, что дождь стекал по его лицу настоящим потоком, а всё тело его дрожало и сотрясалось.
Речка существенно наполнилась и вышла из берегов. Теперь в ширину она составляла около шести метров. Увеличилось и её течение. Через какие-то считанные минуты оба паренька стояли уже по щиколотку в воде. 
Ливень усилился.
«Там, на небесах, бездонная бочка воды что ли?» - подумал мимоходом малолетний уроженец Таганрога, продолжавший пристально смотреть на своего… А кто ему был этот мальчик-красноармеец?! Друг или враг?! Как к нему сейчас отнестись?! «Я видел, что они творят, как бесчинствуют в наших хуторах и селениях, батя подтвердил бы мои слова, но…» Незаметно для чёрноволосого парнишки, стоявшего за речкой напротив, мальчонка глубоко вздохнул: «…разве это правильно, разве так нужно жить, так нужно поступать?..» Сердце казачка говорило, что нет. «Нет, не так, совершенно не так». «Но они же убили твоего батю, твою мачеху, они бы и тебя убили!..» - кричал разум паренька, захлёбываясь свежими воспоминаниями и яркими картинами тех страшных событий, которые теперь на всю жизнь останутся в памяти осиротевшего юнца. «Да, убили. Да, их больше не вернуть. Но является ли это основанием поступать также?! Смогут ли подобные поступки когда-нибудь быть оправданы?! А если не смогут, тогда зачем, во имя чего они совершаются или будут совершены?!» Сердце юноши колотилось в груди с такой силой, что он всерьез задумался над тем, как бы оно не выскочило оттуда. Теперь разум пытался надавить на жалость ребёнка: «Неужели их гибель стала напрасной и бессмысленной, получается тогда, что и жизнь их была прожита неправильно, с ошибками и упущениями?! Неужели они не заслужили хоть капельки уважения и почитания к себе, к своей нелегко прожитой жизни, в конце концов, к своей смерти, мучительной и преждевременной?! Не заслужили отмщением тем, кто всё это сотворил, совершил, допустил?!» «Заслужили, - отвечало сердце мальчика, - заслужили несомненно, но не местью и карой, не болью и страданием, а любовью и памятью, светлой и чистой. Ведь именно память в конечном итоге станет тем единственным подходящим местом, где само понятие семьи будет неразрывно связано с такими понятиями как единство и целостность, где сама сущность семьи будет олицетворять собой гармонию, мир и любовь, где её уже никто и никогда не в состоянии будет разрушить».
Сверкнула очередная бело-голубая молния. Следом прогремел гром, но он уже не имел той силы, какая была у него пару минут назад. Ветер не стихал. 
Речка вышла из берегов ещё больше. Теперь уровень её достигал колен юношей. Но никто из них не предпринял даже попытки, чтобы выйти из воды. Вдруг ноги юного красногвардейца подкосились, и он буквально рухнул в реку, погрузившись в неё с головой. 
- Вот тебе и мелкая речушка, - вспомнил свои же слова таганрогский казачок и поспешил на помощь.            
Водный поток за счёт большого количества выпавших осадков стал не просто сильным, но опасным. Оказавшись, на удивление, в тёплой воде, зелёноглазый парнишка почувствовал, как его начинает сносить течением. Ноги заскользили по дну, и зацепиться им было не за что. Фигура мальчика, так внезапно ушедшего под воду, над поверхностью речки не показывалась. Оттолкнувшись носками от илистого дна, сын донского казака-белогвардейца сделал рывок в направлении противоположного берега по течению, продолжая грести руками в толще речного потока. Метр, два, три – ничего, словно никого здесь и не было, и быть не могло. Лишь на четвёртом метре экстремального «заплыва» рука десятилетнего «пловца» нащупала кусок какой-то плотной ткани, впоследствии оказавшийся воротником рубахи юного красноармейца. Именно за него один мальчишка вытащил из воды другого мальчишку, вдоволь нахлебавшегося и уже начавшего терять сознание.
Дождь ослаб, равно как порывы степного ветра. По мере дальнейшего затишья непогоды стало проясняться и южное ростовское небо. Где-то вдалеке вновь послышались человеческие крики, больше похожие на рёв раненого и преследуемого зверя.    
Оба беглеца, промокшие насквозь, сидели друг возле друга на мокрой и мятой траве, прижав к груди колени. Оба молчали. Были слышны только стук их зубов и тяжёлое прерывистое дыхание. 
Каждый теперь понимал, что в его жизни наступил переломный момент. Мировоззрению, насаженному родителями, будь те красноармейцами, либо стоящие в рядах белогвардейцев, более не было места. Как не было места жестокости и мести, обиде и ненависти. Теперь у внутренне повзрослевших детей сформировались свои собственные взгляды и убеждения на жизнь, на окружающий мир, на человеческие взаимоотношения. Твёрдые и непоколебимые, и в основе их лежали такие фундаментальные понятия, как мир и дружба, доброта и сострадание, любовь и забота.