Соседка

Пробудила во мне эти воспоминания надгробная плита, с которой на меня смотрела
женщина из далёкого детства. Первая женщина, которая волновала мою юную душу и
сердце.

***

Размеренная жизнь соседей, чьи носы свисают с балконов и дворовых лавок, наполнилась
смыслом после громкого заселения новой соседки.
Стоял первый летний месяц по календарю. Я, тогда ещё мальчик лет четырнадцати, с
друзьями пинал на крыльце мяч. Отличное место, чтобы спрятаться от испепеляющих
лучей знойного солнца в тени многоэтажного дома.
Пыльным облаком перед нами пронеслась грузовая машина и остановилась у подъезда, в
котором на тот момент под опекой своих, сейчас уже покойных, родителей жил я. Все мы,
как один, прислонили к своим лбам ладони, чтобы лучше разглядеть, кто скрывается за
пыльной завесой.
Дом был сравнительно новый, и постепенно каждое окно в нём зажигалось светом жёлтых
ламп по ночам и жизнью.
Дворовые ребята уже наловчились помогать с вещами приезжим, поэтому мы в
молчаливом напряжении всматривались и ждали появления людей в синих комбинезонах
и исторгнутых из тёмных недр багажника охристых коробок с надписями. Поджидали мы
их не от сильного рвения помочь новым соседям и не из-за пионерского галстука, который
на лето пылился в шкафу. А от того что знали их нескрываемую радость от заселения в
новый дом, а значит и широкую душу, которая покупала в обмен на нашу помощь всё, что
мы пожелаем в ближайшем киоске.
Вовка – самый глазастый из всех ребят, потому что у него не два глаза, как у других, а
четыре (отсюда и его прозвище «четырёхглазый»), увидел их, как только первые пылинки
осели на асфальт, и дал нам знать об этом.
Хозяин, круглый во всех отношениях, мужчина лет сорока сначала рассмеялся от нашего
предложения, указав на бригаду рабочих, но всё равно согласился. И мы, пыхтя и скрипя,
принялись за работу.

***

Неделя прошла шумно. Новые соседи, с которыми мою спальню разделяла лишь тонкая
стена, видимо, решили праздновать своё новоселье с «русским размахом». Поначалу
другие соседи, преклонных лет, что являются постоянными обитателями дворовых лавок,
списывали это на молодость. Однако вскоре им это надоело, и в пределах улицы ,
распространяясь на каждую скамью, стали рождаться новые слухи. Учитывая на тот

момент свой юный возраст, я задавался вопросом, где они увидели в этом сорокалетнем с
виду мужчине «молодость»? Как оказалось позже, речь шла вовсе не о нём.
Со своей новой соседкой я познакомился сам того не ожидая. Ночь тогда была особенно
жаркой. Стены дома, казалось, впитали в себя все солнечные лучи и теперь источали из
себя жар. Невыносимое чувство того, что я нахожусь в самом сердце печи, вынудило меня
втайне от родителей просочиться к выходу из квартиры.
Пыльный, горячий ветер гонял похожий на призрак пакет по улице, запутался в тёмных
листьях высокого дерева и полетел дальше, высоко в небо. Ближе к мерцающим звёздам.
Весь дом погрузился в сон, и только одно окно напоминало о жизни. Даже отсюда было
видно, как вздрагивал аквариум на подоконнике моей комнаты из-за музыки, вибрацией
разносящейся по всему дому и улице. Музыка на время утихала, и тогда из распахнутой
двери балкона шумной соседки вырывался вызывающе громкий женский смех и мужское
гудение, напоминающее человеческую речь. А уже фоновой музыкой становились звон
бокалов, стук вилок и ложек о посуду, шипение из радиоприёмника.
В подъезде громко хлопнула дверь, и послышались быстрые шаги. Она вылетела из
подъезда, взметнув в воздух золотистые кудри и красные ленты платья. Девушка не
заметила меня, упала на скамейку и плечи её задрожали. Восковые, как это бывает у
заядлых курильщиков, ладони закрыли лицо, и по её рукам стекали слёзы. Я не знал, что
нужно делать в таких ситуациях. Когда отец доводил мою мать до слёз, она предпочитала
быть одной и никого не видеть. Внутри меня боролись два чувства: уйти так, будто меня
здесь и не было вовсе, или сделать попытку успокоить соседку. Не знаю, сколько времени
прошло, спорные мысли в моей голове растворили его, и я потерял ориентир. Женщина,
сидящая напротив, отвела руки от лица и нервно искала что-то в кармане своего платья, а
когда нашла и зажала между пальцев сигарету, взгляд её голубых глаз остановился на мне.
Единственное, на что тогда хватило моих глубоких рассуждений, это:

- Здравствуйте.
По тому как вытянулось её худое лицо, было видно, что она также, как и я, не ожидала
такой встречи. Несмотря на то, что глаза и нос её болезненно покраснели от слёз, была
видна её красота. Её сложно не заметить. Овальное лицо в обрамлении густых, спутанных
ночным ветром волос, которые делали её естественнее и моложе, взволновали моё юное
сердце. Ей было около тридцати, а может и за, но в это слабо верилось. Чуть заметные
трещинки в уголках её пунцовых губ и у глаз выдавали её.
- Привет, – ответила она и продолжила выворачивать карман, - у тебя огонька не
найдётся?
- Я не курю. И Вам не советую.
Она вновь посмотрела на меня, и на её вспухшем лице дрогнула улыбка. Оно на секунду
осветилось пламенем спички и тут же пропало за табачным дымом.
- Как звать тебя, советчик?

- Николай.
- Николай… Как официально. А меня просто Таня. Ты здесь живёшь? – она кивнула в
сторону дома и взглядом задержалась на окне, из которого вновь послышались мужские
голоса.
- Да.
- Значит, соседи.
Непривычно было называть её просто Таней. Пусть даже и не вслух. Другое дело, если бы
она была Татьяной или Татьяной Фёдоровной, или… Скорее всего я пока ещё не
адаптировался после школы, где всех, кто меня старше, по правилам нужно называть по
имени отчеству. Мне было и приятно и неудобно одновременно. С одной стороны меня
воспринимают за равного себе, а с другой -душит и не даёт её так называть воспитание.
Моя новая соседка оборвалась на полуслове и подняла взгляд. На балконе показался
мужчина, которому я с друзьями помогал на днях. Татьяна заметно напряглась и упорно
смотрела под ноги. Он заметил нас и крикнул:
- Эй, ребёнок! Тебя что, родители потеряли?
И одно это предложение, услышанное из его уст, вызвало во мне огонь юношеского
протеста. На тот момент я осознавал, что лицо моё пока ещё не покрыто щетиной, но я
терпеть не мог, когда меня считали за глупого ребёнка. Для своих лет я был вполне
самостоятелен, и мой ответ не заставил себя долго ждать.
- Нет, не потеряли. Вы бы шли дальше веселиться к своим друзьям. У соседей терпение не
резиновое.
Его круглое обрюзгшее лицо, казавшееся ещё более объёмным из-за теней, которые
разбросала ночь, было жалким подобием туповатого ребёнка-переростка. И без того
красное, оно ещё пуще побагровело, и по двору разнеслись раскаты его смеха.
- Какой дерзкий, щенок!
- Оставь в покое мальчишку, - напомнила о своём присутствие Таня.
Мужчина замолчал, затянулся сигарой и пропустил дым через ноздри.
- А ты, - он направил тлеющий окурок в её сторону, – быстро иди домой. Здесь тебе не
театр, а ты далеко не актриса.
С этими словами он выкинул сигарету и скрылся за шторами.
Не говоря ни слова, соседка посидела неподвижно ещё какое-то время. Должно быть,
внутри у неё много противоречий, подумал я, и в этот момент она встала, посмотрела на
меня и зашла в подъезд. В её глазах дрожали слёзы.
***

Каждую неделю, если не каждый день, аквариум в моей комнате сотрясался от мужских
голосов и женского хохота. Я переставил его в комнату родителей.
После этой ночи я встречал её на лестничной площадке, когда она, сияя новыми нарядами,
выходила из дома или замечал её силуэт во дворе среди прохожих. Помимо того, что я
видел в ней перемены, я ещё и слышал, как обсуждают и называют её другие люди из-за
их бесконечного веселья. Терпение соседей было на исходе, и даже первый приезд
стражей порядка ненадолго заглушил их музыку. После недели спокойной жизни воздух
вновь задрожал над домом, возобновился звон бокалов и гудение голосов. Каждое новое
украшение на бледной шее или тонкой руке Татьяны сопровождалось более закрытыми
нарядами и ярким макияжем. Тогда я и представить не мог, что она прячет за всем этим
далеко не весёлую жизнь.
Однажды, когда я гулял по парку со своей подругой, я увидел Таню в окружении мужчин.
Она была чересчур весела, и лишь сейчас я понимаю, что тайна её беспричинной радости
заключалась в цветных бутылках, наполненных ядом (так я тогда называл алкоголь),
которые опустошённые часто стояли около её двери. И сама она в последнее время
перестала благоухать цветочным ароматом. Её новые духи, которые я чувствовал при
выходе из дома, были мне омерзительны. Позже я понял, что это не духи вовсе, а
пропитанный перегар.

***

Последний месяц лета. Родители отправили меня в деревню к моей любимой бабушке.
Первое время я гадал, что же там происходит, в городе, на лестничной площадке. Долгое
время я не мог даже заснуть из-за отсутствия шумной соседки. И даже начинал скучать.
Но лето и деревенская жизнь выветрили из моей головы все эти мысли, и я быстро забыл
соседку Татьяну. Таню.
Из деревни я приехал уже настоящим мужчиной. Моё загорелое лицо покрылось пухом
(тогда я считал, что это самая настоящая борода, и ужасно гордился этим). Мама то и дело
вздыхала из-за моего якобы уже не детского, а твёрдого, строгого взгляда (этим я тоже
гордился и специально хмурил брови, чтобы выглядеть взрослым).
Аквариум вновь стоял на своём прежнем месте, в моей комнате, это насторожило меня.
Ночь прошла на удивление спокойно. Наутро я спустился в магазин за хлебом, а когда
шёл обратно домой. застал на лестнице бродягу, по спутанным длинным волосам грязного
пшеничного цвета я разобрал в нём женщину и аккуратно обошёл её.
После ужина отец, провалившись в большом кресле, читал газету.
- Пап, а что так тихо стало. Соседи съехали?
Тогда я и узнал о чёрном змее, что уже давно и плотно засел в её организме, поедал её
молодость, увядшую за столь короткое время, под натиском разгульной жизни, красоту.
Его чернильные языки кольцами обвили её душу, силы покинули её вместе с рассудком.
Из когда-то статной женщины она стала ярким примером маргинальной прослойки
населения.

Я увидел её однажды, когда сидел с друзьями на улице. В ней не осталось ни малейшего
напоминания о былой красоте. Все украшения и драгоценности испарились с её серой шеи
и рук. Макияж уже не помогал скрыть ссадины и синяки, а только подчёркивал их сине-
фиолетовые оттенки. Ясные голубые глаза стали мутными, волосы были жалкой пародией
потрёпанного, старого парика. Она тоже увидела меня, узнала.
Я сделал вид, что не знаю её. Мне было стыдно перед друзьями, и я прошёл мимо неё.
Каждый раз, когда возрождаю этот день в своей памяти, чувствую на своём затылке её
взгляд.
Потом моему отцу предложили работу в другом городе, и мы переехали. Дальнейшая
судьба соседки мне была неизвестна. Думаю, здесь и так всё очевидно.
В последнее время меня всё чаще терзает вопрос: «как можно было так стремительно
убить в себе всё живое, светлое?». А в голове слова матери:
«Ярко пылала, да быстро сгорела…»