Сиамские близнецы

               
               
               

                1  . Серж Бибиков
      В 1909-ом году Пасха наступила рано, однако до тепла было ещё далеко. Везде во дворе лежал грязный снег,  и Серж Бибиков, надев франтоватые лаковые ботинки, старался осторожно ступать по обсохшим булыжинам, торчавшим из сырой земли. Свободный, как птица, и сам себе господин, поскольку его недавно исключили из гимназии, он прогуливался по  двору-колодцу большого доходного дома в одной из линий Васильевского острова, принадлежавшего почётному гражданину г-ну Синехвостову, и раздумывал,  отправиться ли ему без промедления в синема поглядеть «Кровавый пир Дракулы», либо поначалу дождаться дворникова сына Ваньку и накостылять ему шею за вчерашнее улюлюканье и оскорбительные выражения . Ванька, молокосос года на два младше него, сильно ему досаждал; впрочем, будучи прирождённым пакостником, мальчишка досаждал решительно всем во дворе; даже местные кошки и вороны обходили и облетали его стороной.
     Отторгнутый от наук  вследствие полной неспособности к древним языкам, Серж вовсе не чувствовал себя отщепенцем, тем более что родные были далеко, а тётя Раиса, милая дама, поахав и произнеся несколько нравоучений, до сих пор не собралась написать о приятной новости в Ямбург, откуда  Серж прибыл в столицу. Случись такое дома, папаша выдрал бы его как сидорову козу, мамаша стала бы лить слёзы, младшие братцы и сестрицы издеваться, - а тётя Раиса, повздыхав, мудро решила, что люди живут и не кончая гимназий. Дальняя родственница, вдова статского советника, вырастив сыновей, служивших ныне где-то тна юге, она предложила взять Сержа к себе в Петербург, так как скучала без мальчишек в доме. Пообещав дать Сержу самое лучшее воспитание, она приучила его чистить зубы и мыть руки перед едой, предоставив после чего  полную свободу.
     Незадача с гимназией всё же несколько встревожила её. Поразмыслив, заботливая дама  дала  в газету объявление: «Юноше неполных  шестнадцати лет требуется гувернёр со знанием языков.»  Серж был шокирован: какой ещё гувернёр? Что подумает Элен, их жиличка? У них в квартире были жильцы. Тётя Раиса, овдовев и чувствуя недостаток в средствах, придумала сдавать в поднаём несколько комнат своей обширной квартиры. На то время у госпожи Тальбах проживали двое – господин Автономов и Элен, Елена Николаевна Боборыкина. Господин Автономов, мускулистый великан с великолепными пшеничными усами, служил у Зингера и для Сержа не представлял интереса, зато Элен сразила юношу наповал. Очень молодая, всего на несколько  лет старше него, она уже была замужем, но, как рассказывала шопотом соседке тётя Раиса, а Серж подслушал, рассорилась  с мужем, бежала от него и, кажется, собиралась хлопотать о разводе. Статная и крепкая, с широким лицом и огромной косой, Элен была ослепительна, но  высокомерно не замечала не только Сержа, но даже  блистательного г-на Автономова. Узнав о существовании мужа у Элен, Серж обрадовался, поскольку шансы г-на Автономова сошли на-нет.  Сам он не прекратил часто мыться, пользоваться туалетной водой, подогу расчёсывать перед зеркалом волосы и менять рубашки с  безупречными манжетами. Можно догадаться, как неуместно показалось ему намерение тёти Раисы нанять гувернёра.
     К счастью, найти подходящего человека оказалось непросто. Приходили какие-то обтёрханные студенты, древние  языки знавшие, но вряд ли бывшие в состоянии  научить юношу благородным манерам. Тётя Раиса  сокрушённо отказывалась, чем Серж был вполне доволен. Но весной, как снег на голову, объявился г-н Окиянов.
     Первая  встреча учителя и ученика чуть не кончилась рукопашной. Не подозревая о близившейся опасности, Серж стоял в подворотне и созерцал мир, когда его внимание привлёк прохожий в модном котелке и с тросточкой. Франт неторопливо шёл мимо дома, явно что-то разыскивая. Дворников сын Ванька, не выносивший щеголевато одетых людей, слепив  снежок, запустил им в незнакомца, сам тут же предусмотрительно спрятавшись за поленницу. Возмущённый господин в два прыжка подскочил к Сержу и железной хваткой вцепился в него.
     - Это не я!  - завопил тот. – Это Ванька!
     Смекнув, прохожий тут же бросился в подворотню с намерением настичь обидчика; Серж устремился следом. Но Ванька не захотел ждать, и он и увидели вдали только мелькавшие пятки озорника.
     Успокоившись, незнакомец обратил к Сержу лицо:
     - Не знаешь, где тут проживает госпожа Тальбах?
     Это была фамилия тёти Раисы, и Серж насторожился.
     - Вы по найму жилья или гувернёром? – осведомился он.
     - А тебе какая разница?
     Представившись, Серж объяснил разницу.
     - Так знай: я то и то, - торжественно объявил незнакомец.  – Веди меня к своей тётушке.
     Сержу ничего не оставалось кроме как подчиниться.
     Викентий Иванович Окиянов быстро очаровал всех дам. Манеры его были  приятны, круглое лицо сияло лучезарной улыбкой, - весьма зубастой, между прочим. Как оказалось, он был репортёром «Санкт-Петербургской газеты», причём занимался журналистикой исключительно ради собственного удовольствия, поскольку располагал независимыми средствами  и в заработке не нуждался. Узнав, что мальчику нужен гувернёр, он тут же вызвался  натаскать его в латыни, а также приобщить к политике, поскольку делал репортажи не о лошадиных скачках и не про уголовщину, но писал отчёты о заседаниях Государственной Думы..
     Госпожа Тальбах была довольна: в квартире появился новый жилец, а у Сержа гувернёр.
     На первом же занятии, взяв латинскую грамматику и задумчиво её полистав, он признался:
     - Не  буду врать: в латыни я  ни в зуб ногой. Двоечник двоечника должен понимать  с полуслова. Если хочешь, доложи тётке, а не хочешь – помалкивай.
     Заржав от удовольствия, Серж пообещал, что тётя Раиса ни о чём не узнает.
      - Зато я натаскаю тебя во многом другом, - таинственно пообещал наставник.
     Серж снова заржал.
     И ученик с учителем зажили душа в душу. Окиянов отлучался из дому мало, только на заседания Думы да в редакцию; в свободное время он часто общался с Сержем. Обложившись для вида учебниками, занимались они  по большей части болтовнёй да чтением французских детективов. Если тётя Раиса спрашивала, как идёт учение, Серж мрачно изрекал:
     - Серо-вениентибус-осса!
Или:
     - Дура-лекс-сед-лекс!
Услышав латинскую речь, тётя Раиса делала почтительное лицо, а Серж злорадно добавлял, чтобы полностью отучить даму от назойливого любопытства:
     - Хик-хек-хок!
Испуганно  взмолившись не продолжать, тётя Раиса просила Окиянова:
     - Уж вы. Пожалуйста, не очень допекайте мальчика этой ужасной латынью.
     Тот, подмигивая Сержу, обещал.
     Нынче был день, когда Окиянов отправился в Думу, занятия отменялись, и Серж чувствовал себя вольной птицей.

                2.  ЖЕРТВА
     Во дворе появился Потапыч во всей дворницкой красе, то есть в надетом поверх  овчинного полушубка белом переднике, украшенном медной бляхой с номером, и с новенькой метлой в руках. Разочарованно поняв, что  разделаться с Ванькой теперь е удастся, не станешь же лупить негодяя пред очами любящего родителя, Серж решил идти смотреть фильму, но тут его задержало небольшое развлечение. К дому подкатил лихач с актрисой г-жой Самариной, их соседкой по лестничной площадке. Потапыч, отставив метлу , степенно направился помочь даме выйти из экипажа. Длинная, поджарая, в большой шляпе и бархатной шубейке, актриса легко выпрыгнула на мостовую; следом  с пыхтеньем вылезла её горничная Федосья.
     - С приездом, Ваша светлость, - поклонился дворник.
     - Ах, какая же я «светлость»? – отмахнулась от  грубой лести Самарина. – Дай ему что-нибудь, Феня.
     - И так обойдёшься,  - решила та, рассчитываясь по уходе хозяйки с извозчиком. – Лучше бы снег сгребал, а то прямиком в лужу угодила..
     Не показывая обиды, Потапыч осведомился, хорошо ли съездили: г-жа Самариа уезжала из города на неделю.
     - Перемёрзли в этой треклятой Стрельне, - буркнула Федосья. – Я, чай, к нашему приезду  у  Лукерьи печи натоплены. – И отправилась следом за хозяйкой.
     Жадно вдыхая слабую струйку духов, оставленную Самариной в сыром воздух, Серж важно изрёк:
   -  Сладкий дух женщины.
   - Ась? – после задумчивого молчания встрепенулся Потапыч.
     - Артистка, говорю, приехала. Которая на театре представляет.
     - Оно, конечно, настоящая барыня на такое не пойдёт, - задумчиво откликнулся Потапыч. – А вообще дама весёлая, и всегда на чай даёт. И сейчас бы дала, кабы не стерва Федосья.
     Тут до них донёсся пронзительный  визг с лестницы. Оба вздрогнули. Визг не смолкал, и Потапыч трусцой устремился к парадной двери, куда в обычное время ему входить не полагалось. Серж не отставал.
     Добравшись до площадки второго этажа, на которой находились квартиры г-жей Самариной и Тальбах, они увидели, что вопила Федосья. У ног её лежала актриса, прикрывшись огромной шляпой. Дверь в квартиру г-жи Самариной была распахнута настежь.
     - Убили! Убили! – вопила Федосья.
     Из соседних квартир появились встревоженные жильцы. Потапыч, вынув свисток, принялся с остервенением дуть в него, оглушая народ.
     Вскоре по всему дому разнеслась ужасная весть: убили кухарку г-жи Самариной, оставленную стеречь квартиру. Не дозвонившись и решив, что кухарка куда-то отлучилась, Самарина открыла дверь своими  ключами. Едва шагнув в коридор, она увидела валявшуюся на полу бездыханную кухарку.
     Вскоре на месте преступления появилась полиция. Начался обычный опрос жильцов и осмотр помещений. Г-жа Тальбах  настойчиво зазывала полицейских к себе, а когда Элен попыталась её утихомирить, шепнула:
     - Я их очарую, и мы узнаем все подробности.
     Один из сыщиков поддался на её уговоры. Осмотрев апартаменты г-жи Тальбах, но   отказавшись от  чая,  он прошёл по комнатам жильцов и  при  виде Окиянова возопил:
     - Викентий, ты?
     Окиянов вытаращил глаза, но вскоре признал знакомца:
     - Ба-ба-ба! Какими судьбами?  Серж, - обратился он к  навострившему уши воспитаннику, - перед  нами великий Мельхиоров, лучший сыщик Петербургской полиции.
     - Скажешь тоже, - хихикнул гость. – Как тебя сюда занесло?
    -… и мой старинный друг, - пропустив вопрос мимо ушей, продолжил рекомендацию Окиянов. – В гимназии вместе отсиживались на «камчатке». Между прочим, страстный коллекционер: собирает марки, этикетки, даже ложки, так что пусть твоя тётушка  после его ухода пересчитает свои…
     - Не бреши, - обиделся Мельхиоров.
     Серж стоял разинув рот: он никогда не видел так близко сыщика, только читал о них. Вот уж е подумал бы про этого курносого, толстогубого малого, что тот сыщик.
     - Не скромничай, приятель, - балагурил Окиянов. – Уверен, имя Мельхиорова вскоре замелькает в газетах. Если хочешь, я тебе это мигом устрою. Ведь я репортёр и пишу в «Петербургской газете».
     Подумав, Мельхиоров кивнул:
     - Вот и ладно, что я тебя встретил.  Ты можешь мне помочь, Викентий.  Ум хорошо, а два лучше.
     Мельхиоров пожелал,  чтобы Окиянов вместе с ним осмотрел место преступления и выдвинул какие-нибудь версии случившегося. Окиянов, было, заупрямился,  однако Серж горячо поддержал просьбу Мельхиорова, надеясь к ним примазаться. Кончилось тем, что они втроём отправились в квартиру г-жи Самариной.
     По дороге Мельхиоров поведал всё, что удалось узнать. Тело кухарки  Лукерьи обнаружено утром владелицей квартиры  Самариной Верой Нестеровной и сопровождавшей её горничной. Г-жа Самарина отсутствовала ровно неделю. Лукерью видел в последний раз дворник дня три назад, когда приносил ей дрова; точнее вспомнить не может. Смерть несчастной наступила от удушения. Из квартиры по заявлению г-жи Самариной исчезла шкатулка с драгоценностями; впрочем, ни лежавшие по соседству ценные бумаги, ни столовое серебро, ни другие вещи не тронуты.

                3.   ВЕРСИЯ
  Небольшая прихожая; коридор с выходящими в него дверями; одна, в ванную, была полуоткрыта. Из-за неё по-прежнему торчали ноги убитой, - большие ноги в чёрных зашнурованных сапожках.  Серж не без стеснения в груди приблизился следом за мужчинами. Убитая – средних лет женщина, плотная, некрасивая: наверно, при жизни была рачительной кухаркой, крикливо торговалась на рынке, раскланивалась со всеми окрестными лавочниками, угрюмо отмалчивалась, когда Самарина отчитывала её за  неудачное блюдо.
     - Они часто погибают на пороге ванных либо ватерклозетов, все эти доверчивые Лукерьи, - заметил  Мельхиоров. – Должно быть, убегая от ворвавшегося в квартиру убийцы, она пыталась в слепом страхе укрыться  за дверью с защёлкой. О чём молчишь? – обратился он к Окиянову.
     Они осмотрели претенциозную квартиру актрисы, полную всякого барахла – ширмочек, занавесочек, подушечек, всевозможных безделушек, бесчисленных фотографий Самариной и театральных афиш. Кухня находилась в самом конце коридора; рядом с ней располагалась дверь в каморку кухарки. На крошечном пространстве размещались железная кровать, стол, герань на окне, упиравшемся в кирпичную стену, деревянный сундучок с выгнутой крышкой, - вот и всё  имущество, которым пр и жизни располагала Лукерья. Они открыли  её сундук; крышка изнутри была заклеена обёртками дорогого мыла, этикетками духов и прочими цветными картинками, изображавшими полногрудых красавиц с осиными талиями, розы и прочие парфюмерные красивости: должно быть, изображения радовали глаз Лукерьи, раз с таким тщанием она собирала и наклеивала их в своём тайничке. Содержимым сундука оказались несколько отрезов ситца, шерстяная шаль, коралловые бусы  и  чулок с пятидесятью рублями.
     Кухня была велика, с большой плитой посередине. На полу возле неё валялась неряшливо рассыпанная вязанка дров. В углу стола виднелись остатки трапезы: здесь кто-то чаёвничал.
     - Пили двое, - отметил Окиянов.
     - Сам вижу, - пробурчал Мельхиоров. -  Пили Лукерья и некто. Этот некто, судя по всему, мужчина.
     - Почему ты так решил?
     Мельхиоров поднял со стола закушенный пряник6
     - Гляди, какой большой укус. Скажу больше: гость Лукерьи был её хорошим знакомым, потому что она сама впустила его, будучи одна в квартире, и поила чаем. Сдаётся мне, что этим гостем был скорее всего дворник . Зная о драгоценностях Самариной, он укокошил Лукерью, забрал шкатулку и был таков через чёрный ход. Как, впрочем, и вошёл. – И Мельхиоров с торжеством указал на откинутый дверной крюк. – Остаётся только проверить, совпадут ли отпечатки зубов дворника с отпечатками на прянике, и убийца изобличён.
     - Если убил Потапыч, то почему так небрежно брошены дрова возле плиты? – задумался Окиянов.  – Он что, швырнул посреди кухни дрова и сел  к самовару? Потапыч очень аккуратный мужик.
     - Пожалуйста, не спорь, - надулся Мельхиоров.
     Не слушая приятеля, Окиянов приблизился к двери чёрного хода и толкнул её. Дверь не поддалась. Он многозначительно взглянул на Мельхиорова.
     - Дверь заперта снаружи,
     Покинув квартиру Самариной, он и спустились вниз и, обойдя дом, поднялись по чёрной лестнице на второй этаж. На двери , ведущей в кухню Самариной, красовался замок.
     - Каков мерзавец! – покачал головой  Мельхиоров. – Убивает кухарку, крадёт шкатулку…
     - Заметь, не перерыв ни одного комода.  Хватает шкатулку, но не трогает лежащие рядом ценные бумаги, - напомнил Окиянов.
     - Дворник неграмотен, - нетерпеливо продолжал Мельхиоров.
     - Потапыч грамотный, - осмелился вставить Серж, однако  сыщик, не пожелав услышать его, продолжал:
     -  Он крадёт шкатулку и преспокойно запирает за собой дверь на замок. Сейчас же велю скрутить мерзавца.
     - Не пори горячку. Сначала ещё раз хорошенько допроси Самарину. Спроси, знала ли Лукерья, где лежат драгоценности, а также с кем она водилась.
     - Не учи учёного, - буркнул Мельхиоров и недоброжелательно покосился на Сержа, словно чувствуя, что тот на стороне Окиянова.
     Потапыч клялся, что принёс дрова и тут же ушёл, получив три копейки, как было условлено. Актриса, которую отпаивала у себя валерьянкой сердобольная г-жа Тальбах,  сообщила, что прислуга знала об её драгоценностях, но она не подозревает скромную Лукерью, которая, приехав из деревни, знать никого в городе не знала. Впрочем, добавила Самарина, у Лукерьи был жених, приехавший следом за нею из той же деревни, - Мирон, рабочий.
     - Ещё одна версия, - обрадовался Мельхиоров. – Домна пила чай с женихом. Он же её и пристукнул, когда она отказалась стать соучастницей кражи. Ну, а потом был таков со шкатулкой.
      - Сделала ли Самарина опись украденного в шкатулке? - полюбопытствовал Окиянов, когда они с Мельхиоровым снова вернулись к нему в комнату.
     - Да. Самое ценное из пропавшего – бриллиантовое колье стоимостью пятнадцать тысяч рублей; к тому же чужое, данное ей на время знакомой дамой.
      - Уезжая надолго из города, она не взяла с собой столь ценную вещь и даже не поместила ее куда-нибудь на сохранение?
     - Что тебя удивляет? Женщина с ветерком, актриса.
     - Что она говорит про жениха Лукерьи? Его фамилию, адрес, место работы?
     - Сама Саматина ничего не знает, но горничная, уезжавшая с хозяйкой, сообщила, что Мирон живёт в Волковой деревне, а работает где-то за Московской заставой. Прозвищем то ли Степанов, то ли Фёдоров…
     - На твоём месте я бы проверил, где гостила Самарина,  и вообще круг её знакомств. Она мне подозрительна. Всё будто подстроено  нарочно: хозяйка забирает горничную с собой и уезжает из города на неделю, оставив дома одну кухарку. Между тем в квартире оставлено дорогое, да к тому же чухое колье,  которое пропадает…
     - Ты неисправимый циник! – возмутился Мельхиоров. – Подозревать актрису и, кстати, неплохую! Нет уж, Самарину в сторону.

     В  тот вечер в  доме почётного гражданина Синехвостова только и было разговоров, что про убийство кухарки на втором этаже. Труп увезли, квартиру опечатали, актриса с горничной поехала ночевать к родственникам на Петербургскую сторону. Управляющий банком, живший этажом ниже, заявил, что съедет немедленно, так как не может продолжать жить под квартирой, в которой произошло убийство. Опечаленная г-жа Тальбах объявила жильцам, что если съедут и они, она почувствует себя осиротевшей.
     - Я прожила здесь двадцать лет, и н икогда ничего не случалось, - сетовала она.
     Жильцы уверили её в преданности. То же обещала и прислуга – кухарка Матрёна и горничная Варя.
     - Да ты, кажется, зналась с этой несчастной Лукерьей? – допытывалась у Матрёны г-жа Тальбах.
     - С чего бы это? – буркнула та, удаляясь к себе. – Она щеголиха была, а я женщина серьёзная.
     Серж, жаждавший потолковать  с Окияновым о преступлении и изложить собственные версии случившегося,  терпеливо пережидал словоизлияния вцепившейся в него тёти Раисы. Дама она была предобрая, однако кукольное личико, писклявый голосок и вечное стремление всех очаровывать не вызывали  у него уважения, а смешная фигура, сплошь состоявшая из округлостей, кое-где внушительных, да вдобавок утиная походка казались ему комичными.
      Увести прочь Окиянова никак не удавалось, ибо с ним хотели потолковать все обитатели меблированных комнат г-жи Тальбах: его знакомство с сыщиком  на всех произвело впечатление. Все сидели в столовой возле самовара и никак не хотели расходиться после вечернего чая по своим углам.
     - Ах, Викентий Иванович, - ахала г-жа Тальбах. – У вас такие важные знакомства, такие связи! Как я рада, что теперь вы сможете осведомлять нас о всех подробностях расследования этого ужасного дела.
      - Но позвольте…. – слабо пытался протестовать Окиянов, - я вовсе не обещаю, что сызнова повидаю г-на Мельхиорова.
     - Обязательно повидайте. Бедняжка Вера Нестеровна вне себя: похищены все её бриллианты, плоды десятилетних сценических трудов, подношения поклонников. К тому же пропало бесценное колье  госпожи Карабчевской! И всё это случилось совсем рядом с нашей квартирой! Что, если бы грабитель ошибся дверью! Какой ужас!
     На что Окиянов резонно заметил:
     - Зачем ему было ошибаться? Ведь у вас нет бриллиантовых колье.
     - За пятнадцать тысяч, конечно, нет. Но не хочется лишаться и своих крох.- И г-жа Тальбах пустилась в описание своих украшений
     Впрочем, её не очень слушали. Всех пугало, что тело кухарки пролежало в соседней квартире по меньшей мере два дня, и в течение этого времени он и ходили мимо, а г-н Автономов даже затемно, не подозревая о трупе совсем рядом. Говоря это, Автономов нервно поправлял усы..Эти природные украшения кустисто произрастали на его румяном лице, и Серж в глубине души давно завистливо решил, что, став взрослым, обязательно заведёт себе такие же.
     Впрочем, в тот момент более усов его занимали версии преступления, так и роившиеся в голове. Он был юношей начитанным в детективах, поклонником Пинкертона и Арсена Люпена. Не выдержав в конце концов, он принялся рассуждать вслух, приковав к себе внимание общества. Установлено, говорил он, что в квартиру Самариной проник грабитель. Но как он проник, раз входная дверь оставалась запертой, а на двери чёрного хода висел огромный замок, - правда, снаружи? То, что грабитель выбрал квартиру актрисы, не вызывало удивления; Самарина была довольно известна, любила щеголять в блестящих украшениях; а о расположенной ниже богатой квартире управляющего банком преступник попросту ничего не знал.  Но как всё-таки он проник в квартиру? Ведь дверь на чёрную лестницу  изнутри снабжена мощным крюком,  и была несомненно на запоре. Неужто глупая кухарка сама впустила убийцу в квартиру?
     - Уверен, сама! – возбуждённо воскликнул Серж. – Кухарка впустила грабителя, потому что он был знаком ей. Скорее всего, это её жених, некто Мирон.
     - Вы хотите сказать, что кухарка встала после того, как её придушили, чтобы запереть  за грабителем? – насмешливо осведомилась Элен.
     - Ах, какие страсти! -  испуганно прижала ручки к сердцу г-жа Тальбах.
     Серж немного смешался:  Элен никогда не удостаивала его разговором, считая слишком юным и недостойным внимания. Однако, не растерявшись, возразил:
     -  Чёрный ход  был заперт снаружи. Уходя, преступник сам навесил замок.
     - Возможно и такое, - поддержал версию Сержа Окиянов.
     - А что, если преступник спустился через печную трубу? – предложил свою версию Автономов.
     - Полиция рассмотрит все версии, - важно  кивнул Серж.
     - Ваш приятель-сыщик, господин Окаянов, - подала голос  Элен, - без сомнения не откажется сообщить вам, как идёт расследование.
     - Я жду того же, - обрадовалась г-жа Тальбах.
     Окиянов кивнул, даже не попытавшись поправить даму, безбожно переиначившую его фамилию: привлекательность Элен  делала почтительными всех мужчин. Однако Серж счёл долгом восстановить истину:
     - Окиянов, а не Окаянов.
     - Разве я не так сказала?
     - В какое ужасное время мы живём! – не слушая никого, сокрушалась г-жа Тальбах. – Не  где-нибудь в медвежьем углу, но в центре столицы, среди бела дня убивают живого человека, грабят квартиру, и всё шито-крыто. Раньше разбойничали на больших дорогах, теперь в городе! Каждый из нас должен нынче опасаться за свою безопасность. На месте полиции я бы всех этих преступников выловила и сослала в Сибирь. Страна катится в попасть. Куда смотрит правительство?
     Последний вопрос относился к г-ну Окиянову как журналисту, причастному к политике, поэтому он счёл нужным приосаниться и с весом заверить:
     - Теперь, когда у нас есть Дума , и все общественные болячки  могут свободно обсуждаться с высокой трибуны, думаю, мы вырулим на спокойную воду.
     - Главная болячка -ужасающее падение нравов! – запальчиво возразила  г-жа Тальбах. – Скажите, часто в вашей Думе обсуждаются вопросы морали и нравственности?
     Тут внимание её было привлечено г-ном Автономовым, втихаря сооружавшим пирамиду из сервизных чашек и блюдец, принимавшую уже угрожающие размеры. Забыв свои нападки на Думу и Правительство, г-жа Тальбах вынуждена  была решительно пресечь столь рискованное строительство.

     - Вы тоже считаете, что грабят и убивают из-за падения нравов? - осведомилась  у Окиянова  Элен.
     При звуках её гортанного голоса Серж невольно затрепетал, ревниво  прислушиваясь: с ним-то  Элен никогда  не заговаривала. Большая керосиновая лампа, висевшая над круглым столом, возле которого они сидели, красиво золотила русые волосы женщины; длинные тени от ресниц трепетали на разрумянившихся щеках.
     - Несовершенство человеческой натуры, унаследованное нами от  хвостатых прародителей, уважаемая Елена Николаевна, - витиевато отозвался Окиянов.
     - Как? Вы исповедуете Дарвина?
     - Но ведь это последнее слово науки.
    - Фи, Викентий Иванович, - не выдержала г-жа Тальбах. -   Не провозглашайте у меня за столом такие ужасы. Если вам угодно вести своё происхождение от обезьяны, извольте. Но меня оставьте в покое.
     - Итак, во всём виновата обезьянья наследственность? – насмешливо продолжила допрашивать Элен. -  Общественные условия не в счёт?
     - Что-то мудрёно…
     - Нищета одних, богатство других.
     - А что вы предлагаете?
     - Например, уничтожить деньги. Проклятое изобретение, нивесть кем придуманное.
     - Деньги? Как же прикажете без них обходиться? Так уж заведено огт века.
     Окиянов разговаривал с Элен гораздо охотней и оживлённей, чем с кем-либо другим,  и Серж с негодованием подумал, что, кажется, его наставник начинает строить куры прекрасной даме. Ничего, он  охладит пыл Викентия, сообщив тому, что Элен – беглая жена: вышла за богатого старика, а теперь прячется от него, боясь, что муж потребует  разыскать её через полицию. Он уже готов был сказать что-нибудь ядовитое , но тут Элен тряхнула головой, из её прически вывалилась шпилька, и Серж поторопился нагнуться за нею,лишь бы не опередил Окиянов.
      - Ваш питомец делает успехи, - насмешливо заметила Элен Окиянову, принимая шпильку. – Ещё недавно он был неотёсанным школяром, а нынче  ведёт себя будто паж.
     Серж побагровел.

                4.  ПОИСКИ МИРОНА
     Телефоном Серж никогда не пользовался, звонить ему было некому, и потому относился к новомодной штучке равнодушно. Однако когда на следующий день позвонил Мельхиоров, - не Сержу, разумеется, а своему приятелю -  он признал , что  телефон большое удобство.
     - Так. Так, - кивал Окиянов, слушая в трубке голос Мельхиорова.
     Стоя возле, Серж ел его глазами. Из длинной речи позвонившего и отрывистых междометий Окиянова ничего нельзя было уразуметь, а между тем его снедало любопытство.
     - Надеюсь, ты не намерен тащить меня  с собой в Волкову деревню? - недовольно осведомился Окиянов. – Именно этого он и хочет, - сообщил он Сержу. – Ты уверен, что там найдёшь Мирона?
     Мельхиоров что-то пищал в трубке.
     - Час от часу не легче, - поморщился Окиянов. – Ладно. Ладно, договорились.
      Опустив трубку, он задумчиво уставился перед собой.
     - Что? Что-нибудь новенькое про убийство кухарки? – теребил его Серж.
     - Такие вот дела, приятель, - в раздумье откликнулся Окиянов.  – По требованию полиции всем проживающим в Волковой деревне  фабричным рабочим, рещёным Миронами, предписано явиться в участок к полудню в ближайшее воскресенье, где им будет устроена очная ставка с  прислугой, а меня просят привезти туда наших кухарку и горничную.
     - Я с вами поеду! – загорелся Серж.
    - А согласие  твоей милой тётушки?
     - Мы ей не скажем. Ну Викентий Иванович! Я ни разу не был при опознаниях.
     - Отстань. Мельхиоров говорит, расследование застопорилось. От осведомителей из воровского мира никаких сведений про ограбление актрисы не поступало. Одна надежда разыскать этого  Мирона – жениха злополучной кухарки.
     Для того чтобы поехать с Окияновым в Волкову деревню, Сержу  пришлось пот ратить немало слов, убеждая тётю Раису отпустить его.
   - Да пусть прокатится, - махнул рукой Окиянов. – Парнишка хоть  город посмотрит. Он ведь далее Васильевского острова нигде не бывал.

     До Обводного канала они доехали на извозчике. Дальше начиналась такая грязная дорога, что тот наотрез отказался следовать по ней далее. Пришлось вылезать на раскисший снег. Они побрели вдоль канала, высматривая какого-нибудь «ваньку»; Серж с Окияновым впереди, кухарка и горничная плелись сзади. Кухарка Матрёна всю дорогу сетовала на судьбу, уверяя, что Лукерью знать не знала, раза два вместе ходили на Андреевский рынок, а жениха её в глаза не видела, знает только по рассказам, да и какой он жених, лучше спросите у Федосьи – Самаринской горничной. Горничная г-жи Тальбах молоденькая Варя  помалкивала: тащить её в такую даль было вовсе не к чему.
     От воды канала, проступавшей в многочисленных промоинах, скверно пахло. Серж никогда не бывал на этой глухой петербургской окраине, и брезгливо озирал беспорядочное нагромождение жалких лачуг, какие-то тоскливые заборы, бессмысленные и уродливые деревянные строения, торчавшие там и сям заводские трубы.
     - И это Северная Пальмира! – поделился он впечатлением с Окияновым.
     Тот ничего не ответил.
     По случаю воскресенья набережная была заметно оживлена. Фабричные парни в щегольских фуражках бесцельно прогуливались вдоль канала об руку со своими подружками в плюшевых жакетках и платочках. Молодцы без подружек осаждали двери кабака. На приезжих косились: незаметные где-нибудь в василеостровской линии, они в своей буржуйской одежде выглядели здесь, на замусоренной, захламленной окраине, чужаками.
     «Ваньку» они всё-таки нашли и подрядили его до Волкуши, как называли местные обитатели Волкову деревню. Опознание в полицейском участке уже шло полным ходом, когда они дотащились до назначенного места. К счастью, Миронов оказалось  совсем немного; кроме того, ни одного Новикова среди них не нашлось.
     - Думаю, вся эта затея ни к чему, и поиски твои напрасны, - недовольно сказал Окиянов Мельхиорову. – Если Мирон к убийству непричастен, то он и сам отыщется, придёт навестить землячку; если же убил он, то и след его простыл, да и звать его как-нибудь иначе, не Мироном.
     Губы Мельхиорова растянулись в довольной ухмылке:
     -  В любом случае один подозреваемый уже в наших руках.  Я имею в виду дворника. Как уже установлено, на закушенном прянике, найденном в кухне Са мариной, отпечатались  следы зубов этого Потапыча. А ведь спервоначалу мерзавец соврал, что  Лукерьи не видел, когда приносил дрова.
     - Следы зубов Потапыча? Так какого же лешего ты потребовал нашего приезда в Волкову деревню?
     - Понимаешь, какое дело, - замялся Мельхиоров. – Этот пряник ещё кто-то кусал. И тоже мужик.
      У навострившего уши Сержа замерло дыхание: следствие продвигалось вперёд и одновременно усложнялось, ибо появился кто-то третий, до или после Потапыча кусавший пряник.
     Полицейский чин,  присутствовавший при разговоре, решил, очевидно, что Окиянов – важный начальник, и потому всё время ел его глазами, утвердительно кивая каждому слову. Возможно, Мельхиоров умышленно ввёл беднягу в заблуждение, преследуя какие-то свои цели.
     - Что ты, братец, киваешь, как китайский болванчик?  - Не выдержал Окиянов. – Все ли у тебя Мироны или ещё есть в запасе?
     - Так точно, Ваше Высокоблагородие, - преданно закивал чин. – Все. Разве кроме того, что в мертвецкой. Намедни убитого нашли на пустыре. И за что убили человека – за сапоги! Убили, разули и бросили. И человек-то мне знакомый, тихий, непьющий, ни в чём не замешанный. Мирон Новиков, фабричный…
     Серж и Окиянов глядели на него, раскрыв рты.
- Мирон?! – завопил Мельхиоров, едва до него дошла суть, Надо признать, случилось это не сразу.
   Все гурьбой отправились смотреть на  труп. Прислугу тоже заставили взглянуть, и Федосья подтвердила, что видела однажды этого мужика распивавшим с Домной чаи у них на кухне.
   - Что ты думаешь обо всём этом? – осведомился Мельхиоров, когда они вышли на улицу.
   - Думать – твоя обязанность, - не без досады отозвался Окиянов, - а я из-за тебя день потерял.
   - Случайно убили Мирона или предумышленно? – настаивал Мельхиоров.
   У Сержа в голове уже сложилась новая версия, и ему не терпелось поделиться своими соображениями.
   - Предумышленно! -  уверенно воскликнул он.
   - Это кто ещё? – пренебрежительно осведомился Мельхиоров, покосившись на  подростка.
   - Молчать! – прикрикнул Окиянов, дав  воспитаннику лёгкий подзатыльник. – Сказано же тебе, - повернулся он к Мельхиорову, - за сапоги беднягу укокошили.. Какой-нибудь пропойца подстерёг ночью человека на пустыре и убил несчастного не за понюшку табака.
   - Так точно, - подтвердил догнавший их полицейский.
     Они распрощались. Мельхиоров звал Окиянова  посетить вместе жилище убитого, но тот, к  разочарованию Сержа, наотрез отказался.   - Скажи на милость, что нового увидим мы там? Нищету, не более.
   По дороге, - а шли они по грязи, уже не разбирая, куда ступать, - Окиянов раздражённо рассказывал Сержу, что  бывал по репортёрским делам во всяких трущобах и видел, как живут по две-три семьи в одной каморке, перегороженной ситцевыми занавесками; однажды  довелось побывать в крошечной комнатушке, где помещалось только три узких кровати, но жило девять человек. Жизнь безработных и бездомных ещё тяжелее: ночлежек в городе не хватает, и в холода бедолаги зарываются в мусорные кучи на свалках, чтобы как-нибудь согреться.
   - Догадливые, - заметил Серж. – А недогадливые?
   - А недогадливые попросту замерзают.

   Вся прислуга была отправлена Мельхиоровым домой на казённом экипаже, так что обратную дорогу Серж и Окиянов проделали вдвоём. «Ваньку», то-есть ивозчика, они довольно быстро нашли и облегчённо уселись в разболтанную колымагу, торопясь покинуть унылую Волкушу. Увиденное здесь произвело на Сержа тяжёлое впечатление. Нарядный Невский проспект, на котором он часто бывал, знать не желал о зловонном Обводном канале; великолепные ансамбли парадных  площадей слыхом не слыхали о Выборгской стороне – самой большой части города, застроенной заводами и жалкими домишками рабочего люда. В роскошных особняках, отделанных то в стиле ампир, то под вычурную елизаветинскую старину, полных дорогой мебели, бесценных картин и статуй, книг, благоухающих цветов, привезённых с другого конца Европы, знать не знали о ночлежках окраин – рассадниках тифа и холеры. Выросши в тихом, маленьком городке подле столицы, Серж  никак не мог привыкнуть к столице – этому сумрачному, огромному городу, где люди  были  так неласковы и замкнуты  , где  никогда не светило солнце, а вокруг был только бездушный камень, на котором замерзали бездомные; но тем не менее со всех концов страны текли сюда людские толпы в надежде на удачу.
    - О чём задумался, отрок? – спросил Окиянов.
   - О Петербурге.
   - Понятно. Предмет, вполне достойный размышления.  Только представь: на пространство  в девяносто квадратных вёрст  болота люди натаскали   множество камней по велению державного властелина; и здесь, сбившись в кучу, живёт ни много ни мало  полтора миллиона человек, население целой страны! Живёт страдая, мучая друг друга, отравляя воздух, землю, воду, и совершая всевозможные преступления.
     - Да ещё убивая друг друга, - подсказал Серж.
     - Убивают друг друга везде. Забыл, что творилось в стране года три назад? Впрочем, ты был мал и  можешь не помнить. Эх, дали бы нам лет двадцать спокойствия! Сделались бы мы украшением христианского мира. Европа глядела бы на нас с восхищением и невольной завистью. Так ведь не дают!
     - Кто?
     - Да всякая сволочь… - Далее Окиянов произнёс слова, в приличном обществе не употребляемые, однако Серж изучал в гимназии разные языки, не только латинский, и всё понял.

    В центре они пересели с извозчика на трамвай. Электрическая эта новинка, два года назад заменившая привычную конку, уже перестала занимать горожан, и только гости столицы удивлялись при виде неё, почему экипаж едет без лошадей. Благодаря сему чуду нового века, предсказанному фантастами, благовоспитанные петербуржцы уже научились в случае нужды, работать в давке локтями, цепляться друг за друга зонтиками и наступать на ноги не извиняясь, - чего фантасты предвидеть не смогли. В наступивших сумерках прославленный Невский проспект сиял огнями фонарей и великолепными витринами магазинов. Вдоль стен, заклеенных бесчисленными вывесками и рекламами торговых домов, банков, ювелиров, фотографов, медиумов и гадалок, гуляли нарядные люди: полные достоинства чопорные мужчины и кокетливые дамы в шелках и мехах. Серж, глазея из окна вагона, дивился, как странно устроен мир. Почему огромное большинство людей должно жить на неблагоустроенных городских окраинах, изнурительно трудиться с утра до ночи и не иметь других развлечений кроме кабака, других нарядов кроме ситца и дерюги, чтобы горстка людей могла самодовольно разгуливать по Невскому?

     - Всё-таки несправедливо устроена жизнь, -  заявил он.
     - И что же делать?  Каков твой вывод?
    - Пока не сделал.
    - Может, подложить под несправедливый миропорядок бомбу, чтоб шарахнуло?
    - Скажете тоже…
     - Правильно, отрок . Так нельзя. Это рассуждение какого-нибудь революционера, горлопана, проходимца, а не порядочного человека Жизнь изменяется к лучшему постепенно. Вон, трамвай пустили, электричество зажгли, телефон провели. Сто лет назад жить было хуже. Эх, потерял я с вами день, - внезапно оборвал он свою тираду. – Репортёра ноги кормят, а  я  думское заседание ннче пропустил. Сколько всего, наверно, наговорили депутаты…
     - Да  ведь сегодня воскресение… - напомнил Серж.

     Г-жа Тальбах, выслушав отчёт Сержа, где он  нынче побывал и что увидел, возмутилась настолько, что, несмотря на всю свою деликатность, высказала упрёк г-ну Окиянову:
     - Эх, мадам, - ответствовал тот, - к чему в обаяньи умного Сержа держать? Рано или поздно, а ведь откроются глаза у юноши на мир, в коем все мы  живём.
     - Ничего не желаю слушать, - зажала уши пальчиками г-жа Тальбах. – Прошу вас, Викентий Иванович, избавить Сержа от подобных впечатлений.
     - Мадам, против вашего очарования никто не в силах устоять. Повинуюсь. Да если вы хотите, я его с собой в Таврический дворец возьму на думское заседание, чтобы он посмотрел на избранных людей.
     - Это другое дело. Это может принести пользу. – И г-жа Тальбах благосклонно улыбнулась жильцу.

     Серж долго не мог уснуть. В голове вертелось виденное и слышанное за день, на ум приходила то одна , то другая версия преступления. Допустим, кухарку убил Мирон Новиков, её знакомый, и он же украл бриллианты, о коих заявила г-жа Самарина. Тогда ночью на пустыре его мог пристукнуть сообщник, с которым они что-то не поделили. Но возможно и другое: Мирон вовсе не убийца, а убил Потапыч, и он же, заметая следы, убил Мирона – свидетеля. Мешало версии лишь то, что Потапыч всё это время торчал во дворе, красуясь свежевыстиранным передником . И возможен ещё такой вариант: Мирон непричастен ни к чему, но убили его, чтобы ввести в заблуждение следствие. А, может, его прикончили и в самом деле из-за пары поношенных сапог? Кто же убил Домну – Мирон, Потапыч или кто-то третий, неведомый? У кого бриллианты Самариной?
     Серж совсем запутался. И как только сыщики распознают и ловят преступников? Вот бы научиться. А почему бы и нет? Нюх у него что надо. Ведь определил же он сразу, кто Великим Постом разбил окно генеральской квартиры! Ванька дворников, кто же ещё – за что тот был немилосердно высечен отцом. Проваливаясь в сон, Серж уже воображал себя знаменитым сыщиком, грозой преступного мира, гордостью петербургской полиции.

                5.  СЛЕДСТВИЕ ТОПЧЕТСЯ НА МЕСТЕ
     На следующий день у них во дворе вновь появилась полиция: пришли арестовать Потапыча. Серж прибежал к Окиянову доложить о событиях и просидел у него всё время, пока увозили Потапыча, голосила его жена, плакали дети. Из окна он даже видел, как всхлипывавший Ванька запустил комом грязи вослед удалявшейся с  отцом полицейской пролётки.
     Окиянов отнёсся к аресту Потапыча с неудовольствием и, не пожелав смотреть бесплатное зрелище, всё время писал свой думский репортаж.
     Приехавший с полицейскими Мельхиоров, задержавшись , заглянул к приятелю.
     - За что дворника-то взяли? – с досадой осведомился Окиянов.
     - Подозрителен, - с весом отчеканил Мельхиоров.
     - Бриллианты у него нашли, что ли?
    - О бриллиантах ни слуху ни духу. Из ювелирных магазинов и ломбардов никаких сведений. Осведомители молчат. Ни анонимок, ни свидетелей. В общем, глухарь. Новиков, позарез нужный мне человек, погибает только потому , что какому-то негодяю понадобились его сапоги. Кстати, сапоги Новикова обнаружены. Они оказались заложенными каким-то пропойцей в кабаке.
     Мельхиоров побывал на квартире Мирона Новикова. По рассказам соседей, это был тихий, непьющий человек. Он работал на Электротехническом заводе Глебова и вынужден был каждый день ходить туда пешком с Волкуши. Родных и знакомцев у него не было, кроме какой-то землячки в услужении на Васильевском острове. Мельхиоров лично осмотрел скудные вещи убитого и не обнаружил в них ничего подозрительного. Наведался он и на завод Глебова. Администрация не имела никаких претензий к этому рабочему. Мельхиоров пытался дружески потолковать со знавшими Новикова людьми, но те отнеслись к сыщику крайне недоверчиво. Единственное, что ему удалось выяснить: Мирон возвращался в тот день с деньгами, ему выдали получку.
     - Как видишь, работаем, - не без гордости  подытожил свой рассказ Мельхиоров.
    - Бог в помощь.
     В это время за дверью раздался нежный голосок г-жи Тальбах, спрашивавшей разрешения войти, и  дама вплыла в комнату, держа поднос с дымившимся кофе.
     - Разрешите вас попотчевать, господа.
     Мельхиоров с готовностью принял поднос. Серж, засуетившись, тут же стал придвигать к столу все име6вшиеся сиденья, рассчитывая, что Мельхиоров задержится и расскажет что-нибудь интересное из своей полной приключений сыщицкой жизни. Манёвр тёти Раисы, жаждавшей новостей о расследовании, он разгадал и, поскольку сам хотел того же, проявил редкую услужливость. С появлением кофе и тёти Раисы можно было не опасаться, что его погонят вон, сочтя присутствие мальчишки  неуместным.
     Г-жа Тальбах присела на диванчик и впил ась взглядом в Мельхиорова.
     - Неужто всё-таки бедную Домну убил наш дворник?
    - Выясняем, - напустил на себя важность Мельхиоров.
     - Странно. Он человек вполне порядочный и даже член Союза русского народа.
     - Мадам, полиция всё выяснит. Пока ему не предъявлено никаких обвинений.
     - Слава Богу. А бриллианты госпожи Самаринй? Они обнаружены?
    - Пока нет.
     - Значит, ничего нового? – с чарующей улыбкой осведомилась она, играя глазами.
     - Нового – ещё одно убийство, - выпалил Мельхиоров и осекся.
     Ахнув, г-жа Тальбах начала быстро креститься:
     - Какая тяжёлая, чёрная работа у вас! Но как же , как?
     - Я, кажется, ляпнул лишнее? – виновато глянул на лягнувшего его приятеля Мельхиоров.
     - Да уж теперь весь дом, а потом и улица будут гудеть…
     - Ах, я онемею! – уверила г-жа Тальбах. – Серж, что ты тут околачиваешься? – внезапно обратила она взоры а воспитанника. – Забирай поднос, и за мной.
      Вынужденный исполнить распоряжение, Серж неохотно последовал за тётей Раисой.
     - Как только я совсем вырасту, то стану сыщиком, -  в пику ей заявил он.
      - Сначала закончи хоть гимназию, - был безжалостный ответ.
     - Сыщику не нужны древние языки.
     - Образование и сыщикам не мешает.
     - Для них главное нюх. Ни Пинкертон, н и Шерлок Холмс нигде не учились. А нюху у меня предостаточно…Тут. Запутавшись локтём в дверной портьере, он обрушил на пол весь поднос с кофейником и изящными фарфоровыми чашечками.
 
     Стоически вынеся сожалеющие вопли и негодующие упрёки, Серж поторопился вернуться к Окиянову. Он горел желанием обсудить убийство Мирона Новикова и  предложить свои версии случившегося, однако Окиянов не проявил охоты поддерживать подобный разговор.
    - Политика, юноша, гораздо занимательней уголовщины, - отозвался он в ответ на разглагольствования Сержа, не переставая писать свои репортаж.
     - Я в политике не разбираюсь, - равнодушно отозвался Серж.
    - Первое время я тоже не разбирался и ничего не понимал, сидя на думских заседаниях. Гучкова я не отличал от Милюкова, а на всё скопище думцев глядел как а историческую несообразность. Вынужденную уступку монарха пятому году. Если не знаешь, то знай, что в стране только в последнее время стало тихо.
     - В Петербурге-то, небось, всё время было тихо. В столице на каждом углу городовой.
     - Тихо? О-го-го! Впрочем, какой спрос с несмышлёныша! В столице-то как раз и кишат  всякие революционеры и бомбисты. Одни эсэры чего стоят!  Слыхал про эсэров? Темнота. Это такая партия, если можно назвать партией объединение политических экстремистов и преступников. Главным способом борьбы за претворение в жизнь своих утопических взглядов они считают индивидуальные убийства, акты терроризма, совершаемые безумными одиночками, - по их выражению, героями. Они убивают ни в чём неповинных людей  и считают, что борются  с мировым злом.
     - Ага, - вспомнил Серж. – Ещё в Москве градоначальника убили. Великого князя Сергея Александровича.
     - Вот сейчас я пишу отчёт о любопытной дискуссии в Думе, - продолжал Окиянов. – Слыхал что-нибудь про Азефа?
     Серж, разумеется, ничего не слыхал.
     - Это был глава преступной организации социалистов-революционеров и, якобы, провокатор, то есть выдавал их полиции. И вот левые депутаты, решив это использовать, обвинили полицию в сотрудничестве с Азефом, - а это очень серьёзно. Они утверждают, что поскольку градоначальник Москвы, о коем ты упомянул, был убит подчинённым Азефу Каляевым,  охранное отделение не могло не знать о готовившемся покушении. А если так, уж не было ли сиё убийство угодно высочайшим особам? Как видишь, скандал вышел нешуточный. Правительство, разумеется, резко отмело вздорные обвинения. Я сам слышал, как премьер Столыпин сказал, что хотя в борьбе с революцией нельзя обойтись без политического сыска и его  агентов, но это, конечно, ещё не провокаторы, коих правительство всегда преследовало. А я так думаю, что для сохранения спокойствия в государстве все средства хороши. Понял?
    - Угу, - кивнул Серж; подумав, сознался. – Отчасти. Кто такие левые депутаты? Те, что сидят слева?
     - Возможно.
    - А зачем им надо возводить напраслину на правительство?
     - Чудак-человек, кто такие, по-твоему,  все эти социал-демократы и прочее? Разве отвратительные эсеры не родня им? Кучка безумцев и авантюристов, жаждущих навязать великой стране свою волю, вот кто они. По вине этих отщепенцев уже пролились реки крови. Вызванные ими бесчинства еле удалось остановить. А они продолжают раздувать огонь в соломенном доме.
     Вспомнив виденные им в поездку на Волкушу   картины нищеты и безысходности, ужасные условия, в которых живёт простой люд, Серж спросил:
    -  А дом соломенный?
     - Я так выразился?
     - Рабочим людям действительно живётся худо.
     - Худо, - согласился Окиянов. – Надо что-то делать. Для этого и создана Дума. Рабочий вопрос обсуждался в ней неоднократно, и даже на последнем заседании. Вот послушай, что я пишу.
     И он зачитал довольно длинный текст. «Во время своей речи министр торговли Тимирязев коснулся и рабочего вопроса, назвав его разрешение залогом социального мира в стране.
     - Успешное разрешение рабочего вопроса, - сказал министр, - может быть достигнуто лишь целым рядом планомерных, широко задуманных мероприятий, постепенно развиваемых и дополняемых и постепенно проводимых в жизнь. Спешка в его разрешении может привести  к катастрофе. Почин рабочего законодательства уже сделан Министерством, которое  представило в Думу два законопроекта: о врачебной помощи рабочим и о страховании и их от увечий и на случай болезни.
     Представители оппозиции, как водится, возражали. Депутат от рабочих Петербургской губернии и Полетаев назвал указанные законопроекты соломинкой утопающему; он сказал буквально следующее: «Рабочий класс знает, что добьётся улучшения своего положения не только организациями профессиональными, так называемыми профсоюзами, но главным образом политическими. Буржуазное правительство и вы, господа, ничего кроме пуль и нагаек рабочим не дадите.»
     - Впрочем, я тебя утомил, - прервал себя Окиянов. – Шёл бы ты, голубчик, к себе, и дал мне поработать.

     Серж повиновался. Слоняясь по квартире ещё некоторое врем я, он продолжал размышлять об услышанном, не в силах многое взять в толк, пока новое событие, гораздо более волнующее, не отвлекло его внимания. В гостиной он повстречал Элен, смутился и разволновался.
    - Паж, ко мне, - с улыбкой позвала она.
    Он беспрекословно повиновался.
     - Что поделывает господин Окаянов? – небрежно осведомилась Элен.
    - Он ОкИянов.
    - Да ОкАянов он, только букву изменил для благозвучия. Так что он поделывает?
    - Пишет.
    - Уж не стихи ли?
    - Отчёт о думском заседании. Ведь он репортёр.
     Элен пожала плечами:
    - Что-то я не нахожу в «Петербургской газете» его репортажей.
     - Наверно, он пишет под псевдонимом.
    - Вот именно. В сущности мы ничего не знаем о нём. Вот о господине Автономове  доподлинно известно, что он агент по продаже швейных маштн, а господин Окаянов тёмная личность. Удивляюсь доверчивости Раисы Андреевны, пускающей к себе жильцов без рекомендации. Вы бы последили за своим наставником.
     - Да я всё время слежу за ним, - удивился Серж.  – Откуда ваши подозрения?
    - А его знакомство с сыщиками?
    - Приятельство со служащим в полиции господином Мельхиоровым только лишний раз доказывает порядочность господина Окиянова.
    - Да вы ещё наивней вашей тётушки! Какие у сыщиков приятели? Лица преступного мира. На вашем месте, молодой человек, я бы его опасалась.
     Серж ни как не мог взять в толк, с чего бы ему опасаться Окиянова, грудью прикрывшего его от ненавистной латыни да к тому же учившего уму-разумуь и просвещавшего во многих вопросах,  о коих ранее он не имел понятия. Однако предупреждала его сама Элен, и он решил обо всём поразмыслить на досуге. Тем не менее он уверил г-жу Боборыкину, что лучше Окиянова невозможно разбираться в политике, и вообще он человек, заслуживающий полного доверия.

                6.  ШКАТУЛКА
     В  конце апреля Самарина съезжала с квартиры. Прислуга и нанятые грузчики упаковывали вещи и таскали их вниз, а сама актриса не захотела даже войти в своё прежнее жилище и отсиживалась у г-жи Тальбах, беседуя с Раисой Андреевной и Элен. Все три дамы были в дружеских отношениях и, забыв о печальных обстоятельствах их встречи, оживлённо болтали, сидя за самоваром. Г-н Автономов отсутствовал. Окиянов, выполняя давнее обещание, вызвался сводить Сержа на заседание Государственной Думы, и, торопясь, они  ушли, даже не попрощавшись с г-жой Самариной.
     В  тот день Дума занималась рассмотрением проекта  административного переустройства Дальнего Востока. Грандиозная Российская империя была пустынной страной, в отдельных областях коей хоть три дня скачи, человека не встретишь; население сосредоточивалось только  в европейской части. Предлагаемый законопроект и должен был как раз оживить жизнь далёкого  края.
     Оппозиция, как водится, выступала против законопроекта, считая, очевидно, что раз она оппозиция, то должна противоречить всякому начинанию правительства. Левые указывали, что весь проект сводится лишь к посылке на Дальний Восток полусотни новых чиновников, которым государство вынуждено будет выплачивать солидные оклады. Слово взял представитель социал-демократической партии Чхеидзе и начал рассказывать, что по его мнению следует сделать для развития края.
     - Гляди, - шептал Окиянов Сержу, - этот социал-демократ не из  худших. А есть среди них совсем отпетые. Те скрываются за границей.
    - А почему не в Сибири?
    - В Сибири им холодно.
     Чхеидзе сменил товарищ министра  Крыжановский; его – граф Бобринский. Депутаты говорили и говорили, но в журналистской ложе их слушали вполуха: всем было ясно, что при нынешних обстоятельствах никакими силами не поднять к жизни необъятный Дальний Восток. Разве через полвека, да и то при условии, если эти полвека пройдут спокойно. Репортёры беседовали вполголоса о последних событиях внешнеполитической жизни. Тревожило положение на Балканах, где после аннексии Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины создалось крайне напряжённое положение.
     - Тебе интересно? – осведомился Окиянов.
     - Не-а, - честно сознался Серж.

          На следующий день, велев Сержу  сидеть безвылазно дома и приглядывать за всем по-хозяйски, г-жа Тальбах облачилась во всё тёмное, надела огромную шляпу с перьями, повесила на шею множество блестящих бус и, взяв чёрный бисерный ридикюль, торжественно отправилась в банк получать свою вдовью пенсию. Окиянов был дома , но уединился у себя, намереваясь вздремнуть. Ни Автономова, ни Элен не было.
     Побродив по опустевшей квартире, Серж устроился в прихожей возле телефона, желая, чтобы это чудо двадцатого века зазвенело и он смог бы поговорить  в трубку. Стояла тишина, телефон молчал. Горничная, подметавшая в гост иной, выглянула в прихожую и, увидев Сержа, замялась, будто что-то хотела сказать.
      -Барин… - несмело обратилась она и замолкла. Эта Варя, бесцветная, не в меру робкая девушка, ранее никогда первой не заговаривала с Сержем, зная своё место.
     - Слушаю, - строго глянул он на неё.
     - Спросить хочу про господина Окиянова? Он солидный человек?
     Недоумевая, что имеет в виду Варя,и  к тому же после разговора с Элен не уверенный в солидности Окиянова, Серж потребовал:
     - Говори ясней.
     - Можно ли ему довериться? Ведь он знаком с господином сыщиком. Я спервоначалу хозяйке хотела сказать, да она растревожится, а я не хочу понапрасну её беспокоить.
     - Да в чём дело?
     - Так солидный иль нет господин Окиянов?
     - Думаю, да. С сыщиком господином Мельхиоровым он действительно приятель.
     - Мне бы с ним поговорить.
     - Сейчас? Никак невозможно. Господин Окиянов тревожить себя запретил. Он пишет статью о политике.
     - Тогда повременю. Дело-то очень странное. Может, вам сказать?
     - Говори, - заинтересовался Серж.
     - Намедни госпожа Самарина жаловалась хозяйке, что никак не найдут её бриллиантов. Говорила, украли вместе с китайской лаковой шкатулкой, которую ей сама Раиса Андреевна преподнесла на день ангела. А хозяйка сожалела и ахала: шкатулка-то дорого стоит. Так я эту шкатулку сегодня видела.
     - Где?
     - У нас в чулане.
     - Перекрестись и сплюнь. С чего ты взяла, что какая-то шкатулка в нашем чулане принадлежит госпоже Самариной?
     - Так ведь и китайчата с косами, и дракон крылатый лапы растопырил. Всё, как госпожа Самарина сказывала.
     Как оказалось, подметая коридор, Варя нечаянно прислонилась  ко всегда запертой двери  чулана, в который никто никогда не заглядывал. Дверь подалась, и горничная, широко распахнув её для света, оглядела наполнявшую чулан рухлядь, соображая, надо ли тут подметать. Тут её внимание привлёк чей-то портрет, еле видный из-под наваленного на него тряпья. Любопытствуя, она попробовала вытащить его, - и в уголке за портретом увидела китайскую шкатулку.
     - Пыли на ней не было, - сообщила Варя.
    -   Она была пустая? – нетерпеливо вскрикнул Серж.
     - Не знаю. Она была заперта.
     - Пойдём. Покажи мне её.
     Варя подвела его к чулану. Серж нетерпеливо толкнул дверь К его удивлению, она оказалась запертой.
     - Как же так, Варя? – недоуменно вперился он в горничную.
     - Не знаю, Сергей Порфирьич, - тронув дверь, испуганно прошептала она. – Только дверь была отпертой, и я туда входила.
     - Да ведь в квартире никого нет.
    - Господин Окиянов у себя, - поправила Варя. – И госпожа Боборыкина вернулась с прогулки.
     - Да ты, может, всё мне наврала?
    Варю бросило в краску. Перекрестившись, она пробормотала:
     - Как можно? Вот вам крест.
     Необычайное предположение  прямо-таки ожгло Сержа: что, если Окиянов знает больше, чем говорит, и вообще не тот, за кого себя выдаёт? Вспомнив о близком его знакомстве с Мельхиоровым, Серж сразу же с облегчением отверг подозрение о причастности  Окиянова к преступному миру. Но шкатулка?!
     - Надо отпереть чулан, - решил он немедленно убедиться во всём собственными глазами.
     Они принялись подыскивать подходящий ключ, но тут в прихожей некстати зазвенел колокольчик: вернулась  г-жа Тальбах. Наполнив воздух ароматом своих любимых духов «Испанская кожа», хозяйка тут же распорядилась ставить  самовар.
     - Никому ни слова! – успел шепнуть Варе Серж.
     Кто спрятал шкатулку в чулан? Естественно, лишь тот,  у кого был ключ от чулана. Уж не сама ли тётя Раиса?!

     После чая, плавно перешедшего в ужин, к которому собрались все жильцы, Серж незаметно шепнул Варе:
     - Собери все ключи, какие есть в доме. Ночью, как все улягутся,  мы попробуем открыть чулан.
     - Ни к чему, - отозвалась Варя. – Я уже подобрала ключ и побывала там. Шкатулки нету.
     - Как нету?
     - Да так.
     - Но ведь ты видела её?
     - Как вас.
       Серж не знал, что и подумать: то ли Варя за нос его водит, то ли и впрямь вмешалась какая-то чертовщина. Оставалось надеяться на свою умственную мощь, и Серж принялся размышлять.
      Итак, шкатулка Самариной, из-за которой уже совершены предположительно два убийства, Домны и Мирона Новикова, всё время находилась в квартире г-жи Тальбах, - либо непостижимым образом появилась тут  в какой-то день. Если Варя действительно видела в чулане шкатулку госпожи Самариной, - а к чему лгать горничной? -  выходит, украл её кто-то из жильцов тёти Раисы. Кто? На подозрении все. ВСЕ. Нет, пожалуй, женщин придётся исключить из круга подозреваемых, хотя тётя Раиса и даже Элен с лёгкостью могли припрятать в чулане шкатулку. Но Домна была задушена сильным мужчиной. Значит, на подозрении Окиянов либо Автономов. Если Окиянов, всё получается гладко за два дня до своего появления во дворе он совершает преступление, прячет шкатулку, скажем, на чердаке, а затем является поселиться у г-жи Тальбах, чтобы перепрятать бриллианты в чулан, где их никто никогда е схватится. Искать. Если же  рассмотреть кандидатуру Автономова, то  выходит ещё глаже, ибо непонятно, зачем Окиянову было тут селиться: ведь бриллианты можно спрятать в любой щели. Автономов же тут давно живёт, наслышан о бриллиантах от самой актрисы; убитая кухарка его знала и  вполне могла впустить в квартиру в отсутствие хозяйки. Точно, это Автономов! Какое может быть сомнение? Убийство Домны и кражу шкатулки совершил господин Автономов, и Серж раскрыл преступление исключительно силой своего ума. Незачем подозревать симпатягу Окиянова, всего-навсего репортёришку газетного, а не матёрого преступника.

                7.  АКТРИСА
      Окиянов, как назло, с утра закатился в город, а, вернувшись, долго ел и пил, разглагольствуя с дамами. Обе они явно любезничали с ним. Серж, которому не терпелось  остаться наедине с Окияновым,  мог кидать на Элен только нетерпеливые взгляды, а тётю Раису он сердито упрекнул:
     -  Ну сколько можно разводить турусы на колёсах?
     - Я его очаровала, - игриво  заявила г-жа Тальбах, тряся розовыми щёчками. – Очень милый молодой человек, если его чуть-чуть расшевелить.
     Серж не мог не подивиться слепоте почтенной дамы:
     - Окиянов очарован Элен Боборыкиной, а вовсе не вами, тётя Раиса.
     - Ты ничего не понимаешь . – обиделась она. – Мы с Элен заключили пари. Ты ещё мальчик, но запомни, что в лёгком флирте нет ничего предосудительного.
     - А! – отмахнулся Серж.
     Недомыслие тёти Раисы, не замечавшей правды, бесила его. К  привлекательной молодой даме подъезжали оба жильца, сначала Автономов, потом Окиянов. Вспомнив, что Элен сейчас в гостиной, куда направился и Окиянов, Серж как верный паж заторопился следом.
     В гостиной Окиянов упрашивал Элен сыграть что-нибудь  на фортепьяно, ибо душа его возжаждала  музыки.
      - Да ведь  нужно, чтобы и моя душа возжаждала, - смеясь, отказывалась она.
     Сев на диван и демонстративно взяв иллюстрированный журнал, она принялась небрежно перелистывать его. Толстая коса её, небрежно перекинутая на грудь, слегка растрепалась, и это было так пленительно, что Серж не мог отвести глаз.
     Окиянов, истолковав поведение дамы как приглашение, подсел к ней на диван.
     - Каждый день просматриваю газеты, - сказала Элен, - и никак не найду ваших статей. Так хочется почитать что-нибудь вышедшее из-под вашего пера.
     В ответ Окиянов, к удивлению Сержа, бойко заговорил по-французски.
      - Господин Окиянов, - со смехом остановила его Элен, - не пытайтесь пустить  мне пыль в глаза. Предупреждаю, каждый второй мужчина начинает ухаживать за мной, что довольно скучно. Я, между прочим, женщина замужняя. – И она потрясла перед его носом пальчиком с  обручальным кольцом.
      Посмеиваясь, она встала и удалилась, - к огорчению Сержа.  Окиянов неотразимо глядел  ей вослед.
     - Отчитала его, как мальчишку, - злорадно подумал Серж. – И поделом. В следующий раз не лезь.

   Окиянов пребывал  в отличном настроении и даже насвистывал, разгуливая по комнате без сюртука и поигрывая новыми пёстрыми подтяжками, когда Серж явился к нему.
     - Я знаю, кто убил кухарку, - с ходу объявил он. – Это Автономов.
     Перестав свистеть, Окиянов молча уставился на него.
     - Сначала я подозревал вас, - честно признался Серж. – Но вынужден был отречься от  этой версии, поскольку ей не хватало фактов.
     - Благодарю, - церемонно поклонился  Окиянов. – Значит, Автономов? На сей раз фактов хватает? Будем тотчас звонить  в полицию или подождём до утра?
     - Не смейтесь, - обиделся Серж. – Выслушайте мои доводы.
     И он бодро изложил причины, заставившие его указать на Автономова.
     - Гениально, - восхитился Окиянов. – Но вспомни: в детективах подозрение сначала падает на невиновного человека, а первая версия преступления всегда оказывается ошибочной.
     - Это вторая версия, - напомнил Серж. – Первой были вы.
    - А. да-да.
     - Разве не ясно, что Автономову ничего не стоило проникнуть в квартиру Самариной? Кухарка его знала определённо. Похищенную шкатулку с бриллиантами он приносит  к себе, но в комнате держать не может  и прячет её в чулан, где её обнаруживает Варя.
     - Что? – подскочил Окиянов. – Шкатулку нашли у нас в чулане? В котором чулане? Кто такая Варя?
     Серж вынужден был подробно рассказать  ему приключение со шкатулкой. Окиянов  тут же захотел во всём убедиться лично и расспросить горничную, но Серж удержал его, зная, как пуглива Варя, и не желая лишнего шума.
     - Зачем звать горничную? Ничего нового  она не сообщит.
     - Так, - задумался Окиянов. –Время упущено, но тем не менее всё великолепно. Надо сообщить о шкатулке Мельхиорову.
     - И об Автономове тоже.
     - Ты продолжаешь настаивать на своей версии? А что, если дело гораздо проще?
     - То -есть?
     - Если бы госпожа Самарина не упоминала с таким театральным отчаянием о дорогом колье, взятом ею напрокат, я, разумеется, не осмелился бы дурно подумать о столь возвышенной и художественной особе. Но чем больше я размышляю, тем сильнее уверяюсь, что Самарина  задумала присвоить чужое колье, воспользовавшись убийством в её квартире. Вполне вероятно, что она лгала полиции. Разумеется, это только версия, однако и она  имеет право на существование. Под номером три.
     Лицо Сержа вытянулось:
     - Вы думаете, убийство кухарки подстроила актриса?
      - Что ж, это тоже неплохая версия под номером четыре, хотя  так далеко в своих предположениях я не захожу. У тебя определённо есть задатки сыщика. Если шкатулку видела горничная, то бриллианты попросту спрятаны  в нашей квартире. А, стало быть, у Самариной есть сообщник. Твоя тётка, кажется, в большой дружбе с актрисой? Впрочем, госпожу Тальбах я не смею подозревать. Элен Боборыкиа? Но красивые женщины всегда недолюбливают друг друга.
     - Автономов! – возбуждённо воскликнул Серж. – Он тайный сообщник Самариной.
     - Не знаю, не знаю, посмеивался Окиянов. -  Надо всё же внимательней приглядеться к дамам. Ведь, помогая Самариной спрятать шкатулку, ни одна из них не могла знать, что прячет краденое. Знаешь, что я задумал? Попросим у Мельхиорова согласия и устроим Самариной хитрую ловушку. Хочешь?
     - Я бы предпочёл сосредоточиться на господине Автономове, - недовольно пробурчал Серж. Подозревать тётю Раису! Ещё Элен, куда ни шло,  хотя тоже противно.  А почему бы и не Раиса? По глупости она вполне могла сунуть оставленную ей на хранение шкатулку в собственный чулан. Он был настолько обескуражен , что даже позабыл  про Автономова.

      Окиянов договорился о встрече со своим приятелем-полицейским на Почтамте, куда и отправился в сопровождении  Сержа. Прогулка приводила  того в восхищение: ведь они шли на встречу с настоящим сыщиком по делу, касавшемуся убийства, причём шли не с пустыми руками, но с собственной версией. И  то, что тайная встреча назначена на Почтамте, в сутолоке  огромного, гулкого зала, полного людей, озабоченных своими делами и даже не подозревавших,  по какому поводу встретились в углу зала трое мужчин , - ибо Серж дерзко причислил и себя к мужчинам, - тоже очень нравилось ему.
     Выслушав рассказ Окиянова о шкатулке (с  дополнениями Сержа), Мельхиоров осведомился:
     - А не могло быть так, что спрятать шкатулку попросила кого-нибудь из вашей прислуги  жена дворника?
      Окиянов и Серж уставились друг на друга: о дворнике они совсем забыли.
     - Вполне возможно, - продолжал Мельхиоров. – Я  этого мужика несколько раз допрашивал, и в конце концов он раскололся. Оказывается, в самый день убийства Домны он принёс в квартиру Самариной дрова. Говорит, постучал у чёрного хода, но ему никто не открыл. Тогда, раздосадованный, он пнул ногой дверь, и, незапертая, она внезапно приоткрылась.  Ввалившись в кухню, дворник позвал Домну, желая обругать её, а когда кухарка не откликнулась, в сердцах ссыпал с грохотом дрова и присел к столу, на котором стоял горячий самовар и пустые чашки. Слушаешь меня внимательно?
     - Ага! – кивнул с горящими глазами Серж.
     Пренебрежительно покосившись на него, Мельхиоров осведомился у приятеля:
     - Будущий Шерлок Холмс?
     - Напарник, - подмигнул Окиянов.
     Серж обиделся, а Мельхиоров продолжал рассказывать:
     - По словам дворника, так как Домна всё не шла, он налил себе чаю и взялся за пряник. Следы его зубов на прянике обнаружены, равно как и следы зубов Мирона Новикова, - того самого, которого убили на Волкуше. Итак, дворник напился чаю, и, наконец, тишина в квартире показалась ему подозрительной. Он, якобы, встал, выглянул в коридор и сразу же заметил убитую. Ну, и тут же, по его рассказу, убежал. Я ему, конечно, не верю. Прежде чем уйти, он обшарил квартиру и унёс шкатулку с бриллиантами. Придётся арестовать его жену и со строгостью допросить.
     - И Ваньку ихнего тоже, - вставил Серж.
     - Цыц! – прикрикнул Окиянов. – Ты спрашивал у Потапыча, почему он сразу не поднял шума, не вызвал полицию?
     - Спрашивал. Мерзавец говорит, будто боялся, как бы не подумали, что Домну пристукнул он  сам. Теперь –то мы знаем, почему он затаился. Впрочем, на следующий день  у него хватило наглости подняться по чёрной лестнице и повесить замок на дверь кухни Самариной, чтобы, якобы, отпертую квартиру не обворовали. А? Каков? Ладно. Главное, что бриллианты нашлись.
     - Почему ты решил, что они нашлись?
     - Но разве ты сам только что не сказал, что шкатулка находится в вашей квартире?
      - Она опять исчезла.
     -  Не страшно. Вот я наведаюсь к вам с парой помощников да перерою все чуланы….
     - Вот этого делать как раз не надо. С бриллиантами Самариной можно разобраться позднее. Сейчас тебе важно найти убийцу кухарки.
     - Разве я не нашёл? То ли Потапыч, то ли Мирон Новиков.
     - Нет, не Потапыч.  Уж слишком он наследил: дрова, надкушенный пряник, замок на двери…
     - Серый мужик, что ты хочешь!
    - Вспомни результаты обыска. Вы же сразу обыскали жильё дворника и не  нашли ничего подозрительного.
     - Не таков же он дурень, чтобы хранить краденое дома. Думаю, надо арестовать и эту горничную Варю…
     - Остынь. Тайну сей загадочной шкатулки я попробую раскрыть сам. Если ты не возражаешь, мы с Сержем наведаемся к актрисе и постараемся кое-что выяснить.
     - Неужели ты подозреваешь в столь неблаговидном поступке – попытке присвоить  чужое – известную актрису, причём близкую знакомую директора «Продпушнины»? А, впрочем, чорт их разберёт, этих актрис.
     -  Я сразу же тебе позвоню, как только поговорю с Самариной.

     Не откладывая дела в долгий ящик, Окиянов и Серж отправились  Почтамта на Итальянскую улицу, где теперь проживала г-жа Самарина. Дорогой они продолжали обмениваться мнениями по интересовавшему обоих вопросу.
      - Итак, Домна и её жених Мирон сидели в кухне и пили чай с пряниками. Потом произошло убийство Домны. Кто и почему убил – пока неизвестно. Мирон покинул квартиру, - очевидно, уже после убийства: дверь чёрного хода осталась незапертой.  Если убил не он, то как мог убийца  войти среди  бела дня в квартиру? Выходит, Домна знала его и сама впустила. Что преступник делал в квартире после убийства, испугался ли Мирона и ушёл или наоборот гнался за Мироном, который успел убежать, - неведомо. Отпечатки пальцев на шее Домны принадлежат здоровенному детине…
     - Автономову!
     - Молчать. Если  верить показаниям Потапыча, то в это время он находился в дровяном сарае и не мог никого видеть. Едва Мирон убежал, Потапыч с вязанкой дров вышел из сарая и направился по чёрной лестнице в квартиру Самариной. Он утверждает, что на кухне выпил чаю, то есть что самовар ещё кипел. Возможно, убийца в то время находился в квартире. Если это не Мирон. Потапыч никого не видел. Мирон же, очевидно, видел. Или убил всё-таки Мирон , - из ревности, из хулиганства, а сам вскоре стал случайной жертвой грабителя? Или всё-таки Потапыч, не зная, что Домна не одна, убил кухарку с целью ограбить квартиру?
     - Или нанятый госпожой Самариной мокрушник, - с торжеством подсказал Серж: он был начитан в литературе про уголовников и к тому же очень хотел снова услышать похвалу своим умственным способностям.
     Впрочем, Окиянов пропустил его замечание мимо ушей; помрачнев, он вдруг сказал:
     - У меня такое чувство, что  гибелью кухарки и её жениха дело не кончится. Вот-вот произойдёт новое убийство, которое поставит нас в большое затруднение.
     - Ух ты! – присвистнул Серж. – Кого  же пристукнут?
     - Не ведаю. Если бы ведал, предупредил. Слушай, часом это не ты преступник? Физиономия у тебя подходящая.
   Возмущение Сержа не знало пределов. Окиянов невозмутимо напомнил:
     - Меня ведь ты заподозрил. Почему я не могу заподозрить тебя?

     Актриса жила теперь в самом центре города, в большом доме с окнами на улицу, занимая квартиру на третьем этаже. Они поднялись на лифте, позвонили у двери и, назвав себя осторожной горничной, попросили доложить хозяйке о своём приходе. Узнавшая их Федосья повиновалась.
     Госпожа Самарина приняла их в будуаре, до отказа набитом мебелью - диванчиками, столиками, кушетками, этажерками и ширмами, так что по комнате было трудно передвигаться. Она возлежала облачённая в необъятный  пеньюар, томно уронив вдоль тела  обнажённую руку с массивным золотым браслетом. Возле неё стояла большая корзина с белыми, сильно пахнувшими лилиями. Протянув Окиянову руку, актриса томно сообщила, что вчера на концерте в Народном доме она имела головокружительный успех.
      - Ваши драгоценности нашлись, госпожа Самарина, - ляпнул Серж, как было условлено у них с Окияновым.
     Лицо Самариной выразило недоверие. Потом она встревожилась:
     - Не может быть.
     В ответ на её вопросительный взгляд Окиянов пожал плечами:
     - Отчего же? Петербургский сыск работает отлично.
     - Не сомневаюсь. Но где же их нашли?
     - В квартире госпожи Тальбах.
     Лицо Самариной, длинное от  природы, вытянулось ещё больше:
     - Очень рада за владелицу – мадам Карабчевскую. Но каким образом они попали в квартиру к госпоже Тальбах?
     - Это уже не столь важно, так как, представьте себе, нашлась всего лишь шкатулка, и она была пуста. Бриллиантов там не было.
     - Как? – подскочила Самарина. – Как не было? Вы шутите, сударь! Этого не может быть.
     - Но почему?
     - Неужели исчезли все кольца и брошки О, Боже! – Она явно начинала нервничать.-  И колье тоже?  Кто это сделал? Кто вор?
     - Вы сами, - улыбнулся Окиянов.
- Что-о? – опешила она.
     Впрочем, тут же взяв себя в руки, Самарина высокомерно улыбнулась:
    - Да вы с ума сошли, молодой человек. Сначала вы сообщаете, что меня начисто обокрали, а потом оскорбляете меня же. Да кто вы такой, собственно говоря?
     - Всего-навсего газетный репортёр и жилец госпожи Тальбах. А это её воспитанник. Будьте любезны рассказать нам о  перемещении  шкатулки из квартиры в квартиру, и я обещаю, что ни строчки об этом событии в газетах не появится.
     - Мне нечего вам рассказывать! – зло выкрикнула Самарина.
     Окиянов вдохнул запах лилий:
     - Какой сильный аромат!
     Самарина взяла себя в руки:
     - Ла, это мне преподнесло благотворительное общество по борьбе с алкоголизмом среди  фабричных. Так объясните вы мне наконец толком, где моя шкатулка?
     - Милая Вера Нестеровна, - приложил руку к сердцу Окиянов, - вы видите перед собой одного из поклонников вашего несравненного таланта. Верьте, что никто с большей охотой не простит вам маленькую шалость, которую вы позволили себе с чужими бриллиантами. Ведь не хотели же вы присвоить их?
     - Господи, конечно, нет! – возмутилась Самарина. Поняв, что проговорилась, она закусила губу; потом зло крикнула. – Что вам надо от меня?
     - Помочь вам выйти сухой из воды.
     - Вас наняла мадам Карабчевская, - зло сощурилась она, и Серж снова удивился, как легко переходит актриса от высокомерия к брани.
     - Меня никто не нанимал. Рассказывайте. Всё останется между нами. Я облегчу ваше признание сообщением, что пособница ваша уже призналась.
     - Элен созналась? – вспыхнула Самарина.
     - Так это всё-таки Элен?
      Самарина разнервничалась не на шутку:
    - Не понимаю, какое преступление совершила я, попросив соседку сохранить мои драгоценности. Назвав их сувенирами, я вовсе не лгала: это действительно сувениры от моих поклонников.
     - Как давно вы дружите с Элен?
     - Да мы вовсе не дружим. Приятельские отношения, только и всего. Я не вводила никого в заблуждение, когда говорила, что пропало дорогое колье. Теперь я вспомнила,  что вынула колье из шкатулки, уезжая, и спрятала его для надёжности в другое место. А шкатулку передала соседке только с собственными украшениями.
     - Куда же вы перепрятали колье?
     -  В печь с изразцами. Да-да, уверяю вас, в печь. Вернувшись, я сразу же хотела достать его, и не обнаружила, к ужасу своему.
   Помолчав, Окиянов с весом заговорил:
    -  Мне кажется, вы до сих  пор не поняли, какой опасности подвергаетесь. Вас могут заподозрить, что вы подослали наёмного убийцу к несчастной кухарке, задумав под шумок присвоить дорогое колье. Полиция до сих пор не явилась сюда, чтобы арестовать вас, лишь потому, что я верю в вашу невиновность и хочу спасти для сцены неподражаемую актрису. Так что будет лучше, если вы расскажете всё без утайки.
     Самарина выглядела не на шутку испуганной:
    - Меня могут заподозрить в убийстве? Какой вздор!
     - Ничуть. Мадам, вы неглупая женщина. Рассказывайте, или мы уходим, и является полиция.
      - Ну, хорошо, - нервно закурила Самарина.
   Парфюмерный запах дамской папироски смешался со сладким ароматом лилий, и у Сержа запершило в носу, так что пришлось сдерживаться, чтобы не чихнуть в самый неподходящий момент. Потрёпанное лицо актрисы утратило всякую любезность и приобрело довольно наглое выражение:
    - Когда, увидев труп кухарки, я падала в обморок, то подумала, что не худо бы извлечь  какую-нибудь выгоду из ужасного происшествия. Шкатулку с бриллиантами  я возила с собой И колье Карабчевской, приобретённое  болтливым языком её мужа, тоже.
     - То-есть, вы задумали свалить его пропажу на воров и присвоить себе.
     - Вы угадали, -  хихикнула актриса. – Я женщина трудящаяся, сама себе на хлеб зарабатываю, а от Карабчевской не убудет.
      - Значит, господин директор недостаточно ценит ваш труд?
    - Какой директор? – немного смутилась актриса.
   -  Запамятовал. Продолжайте.
    Боязливо глянув на Окиянова, которому, суда по всему, было известно многое, она продолжила:
     -  Заявив полиции о пропаже драгоценностей, шкатулку я отдала Элен Боборыкиной, не сказав, разумеется, что там находится. Я объяснила, что там мои любовные письма, в чём теперь раскаиваюсь: какая женщина удержится, чтобы не сунуть в чужие тайны любопытный нос!
     -- Спасибо вам за рассказ при свидетеле, - кивнул на Сержа Окиянов
     - Надеюсь, вы теперь не думаете, что я подослала убийцу к собственной кухарке – осведомилась Самарина тоном оскорблённой королевы.
      - Я и раньше не думал. Но наша полиция вполне могла заподозрить вас. Но теперь, когда шкатулка снова пропала…
   - Быть того не может! Ни за что не поверю. – Самарина швырнула в пепельницу окурок. – Наверно, её перепрятала Элен. Уж не думает ли тона  обмануть меня? Я напишу ей записку, а вы передадите.
     В записке значилось: «Элен, оказывается, ты несерьёзная женщина, на которую нельзя положиться. Зачем ты выболтала посторонним о моей шкатулке? Я всё рассказала г-ну Окиянову, то есть, что дала тебе на сохранение мою шкатулку с письмами и сувенирами. Отдай её г-же Тальбах и считай, что нашей дружбе конец. Вера Самарина.»

                8.  ВСЁ ЗАПУТЫВАЕТСЯ
          - Итак, мы вынудили Самарину признаться в бесчестном поступке! - торжествовал Серж по дороге домой.
     Окиянов был задумчив более, чем обыкновенно:
     - Самое важное то, что бриллианты Самариной не имеют отношения к убийству  Домны. Это мы действительно установили. Неприятно то, что в историю замешана госпожа Боборыкина.
     Ревниво покосившись на Окиянова, Серж примолк: это было действительно неприятно. Элен была его собственной королевой, и никакой Окиянов не смел  вставать между ними. Элен следовало выгородить. Подумав немного, он высказал робкую надежду:
     - Если шкатулку на самом деле припрятала Элен, то, вернувшись домой, мы тут же получим проклятый ящичек с дамскими побрякушками, и тётя Раиса запрёт его в какой-нибудь комод, а мы станем его охранять…
     Не слушая его, Окиянов начал рассуждать вслух:
     - Конечно, возможно, что преступник проник в квартиру Самар иной именно с  целью поживиться, и дворник либо Мирон его вспугнули. Имя Самариной, достаточно известное, могло способствовать представлению, что в её квартире есть дорогие вещи. Но ниже расположена очень богатая квартира управляющего банком, о которой, конечно, грабитель мог попросту не знать. Но возможно и другое… - Умолкнув, Окиянов задумался.
     Некоторое время они шли молча, пока  кто-то внезапно не перегородил им дорогу. Глянув, Серж увидел ненавистные пшеничные усы г-на Автономова.
     - Рад встрече, Викентий Иванович, - сиял тот.    – Ну что? Как продвигается расследование?
     - Извините, господин хороший, о каком  расследовании речь? – недовольно отозвался Окиянов. – Я не работаю в полиции и вообще не при  чём.
     - Да я всё про убийство в квартире Самариной, - немного  опешил Автономов, не ожидавший столь  решительного отпора. – У Зингера все служащие с нетерпением ждут подробностей. При ваших связях вы не можете не быть в курсе…
     - Пусть ваш и сослуживцы ищут подробностей в газетной уголовной хронике.
    - Но ведь вы определённо что-то знаете, - не унимался Автономов. – Какие улики собраны? Какие предположении я о личности убийцы?
     Ободренный недовольством Окиянова, Серж ехидно сообщил:
    -  Полиция выяснила, что у  преступника были белёсые усы. Вы можете нам сказать, где вы были в день убийства кухарки?
    - Дома, - весьма натурально удивился тот. – Помните, мы все ещё вместе завтракали…  А, собственно, как вы смеете, молодой человек?...
    - Ладно, ладно, - отмахнулся от обоих  Окиянов. – В то время как мы с вами разговариваем, совершается, быть может, несколько убийств, и многие так и останутся нераскрытыми. Боюсь, что  вскоре полиция прекратит расследование  дела Домны. Что такое Домна, когда  на слуху убийства политические…

     Элен сидела в столовой одна возле самовара. Когда  мужчины вошли, она обратилась к ним неожиданно приветливо:
    - Наконец-то явились. Садитесь, гулёны, к столу. У Раисы Андреевны болит голова, и она легла. Чаем буду поить вас я.
      Она была в тёмной блузе с брошью под горлом; толстая коса её была замотана узлом на затылке. Вид строгий, дамский, но  снисходительный. Окиянов, не успев как следует усесться, весело обратился к ней:
    -  А мы господина Автономова на Невском встретили да там и  оставили. Представьте, тоже остро интересуется результатами расследования убийства в квартире Самариной. Более того, успел заинтересовать им весь торговый дом Зингера.
     - До чего мне надоели эти разговоры про убийство, - поморщилась Элен. – Пора бы уж успокоиться.
     Отхлёбывая обжигающий чай, Серж исподтишка поглядывал на Элен. Хороша, ничего не скажешь. Прямо царица. И как её угораздило связаться с Самариной – комедианткой, выжигой и воровкой? Что за слепая доверчивость?  Или все женщины наподобие тёти Раисы, то есть  с мозгами набекрень? Не упускал он из виду и Окиянова, уже подозревая того в небезразличии к молодой даме. Серж ни за что не хотел оставить их вдвоём, и упорно пил чай стакан за стаканом, а Элен по-хозяйски подливала ему, осторожно приподнимая над столом руки, дабы не окунуть широкие рукава блузы в собственную чашку и ли варенье. Когда же Окиянов заговорит о записке Самариной, лежавшей у него в бумажнике?
    - Сегодня у меня душа музыки просит, - вставая из-за стола, сказала Элен. -  Да нельзя, Раиса Андреевна попросила не шуметь.
    - Не надо музыки, - тоже встал Окиянов. –  Серж сейчас отправится  к себе, а вы, Елена Николаевна, уделите мне минуту.
     Оба просимых были неприятно поражены.
     - Я ещё не допил стакан, -  обиделся Серж.
    Более выдержанная Элен, лениво улыбнувшись, снова села:
     - Уж не в любви ли вы собрались объясняться?
    - О, вам нечего опасаться. Пусть Серж присутствует. Я сегодня встретил Самарину…
     - Да у вас, гляжу, сегодня день нечаянных встреч, - насмешливо удивилась она.
    - Вы, кажется, дружны с нею?
     - Ничуть. Шапочное знакомство. – Она восхитительно лгала.
     - Вот как? – деланно удивился Окиянов. – А она говорила противоположное.
     - Да помилуйте, какая дружба может быть между актрисой и мной? – надменно пожала она плечами. – Ну, бывала у неё раза два; ну, пару раз она ко мне заглядывала. Она вообще липла ко мне. Вообразила, наверно, что я богата и стану ей покровительствовать. Но я вовсе не богата и целиком завишу от мужа: все деньги у него. А он, как вы знаете, далеко…
     - Значит, вы решительно настаиваете, что не поддерживали с Самариной приятельских отношений?
     - Это что – допрос?
     - Упаси Бог. Какое право я имею вас допрашивать? Я только не могу понять, зачем же она в таком случае отдала вам на сохранение свою шкатулку.
     - Ах, это…  Значит, она вам сболтнула… Тогда зачем же меня спрашивать?
     -Она только сказала, что шкатулка у вас.
     - О, Господи, - презрительно сморщилась Элен. – Просила меня молчать, клятву взяла, а сама  болтает. И вы допускаете, что я могу дружить с подобной особой?
     - Елена Николаевна, можно мне посмотреть  эту шкатулку?
     - Но я могу отдать её только госпоже Самариной! Там её письма и сувениры от поклонников.
     Тогда Окиянов протянул ей записку Самариной. Прочтя, Элен высоко подняла брови и насмешливо взглянула на Окиянова:
     - Не возьму в толк: вам-то какое дело до всего этого?
    - Покажите мне шкатулку, Елена Николаевна, - тихо повторил он.
     - Она в чулане, том, что в конце коридора, - презрительно отвернувшись, сухо сообщила Элен.
     Серж и Окиянов знали, что шкатулки там уже нет. Почему она указала на чулан? Или шкатулку взяла оттуда не она, и  в меблированных комнатах г-жи Тальбах действительно произошло воровство?
     - Пойдёмте, посмотрим в чулане вместе, - попросил Окиянов.
     Шкатулки они, разумеется , не нашли.
     - Господи, - сказала Элен, стоя со свечой в дверях чулана. – Что скажет Самарина! Надо будить  Раису Андреевну.
     - Не стоит никого будить, - отряхнул пыль с одежды Окиянов. -  Кроме нас с вами и Раисы Андреевны, которая, разумеется, вне подозрений,  в этот чулан могли попасть ещё только господин Автономов и прислуга. Вот у них и придётся спрашивать.
     - Что случилось? – внезапно появилась в дверях своей комнаты г-жа Тальбах.
     - Пропала шкатулка Веры Нестеровны Самариной, которую я спрятала в этом чулане, - сообщила Элен к досаде мужчин.
    - А что в ней было? – встревожилась г-жа Тальбах.
     - Право, не знаю. Самарина говорила: всякая мелочь, сувениры, письма…
     - В шкатулке было бриллиантовое колье стоимостью пятнадцать тысяч рублей, и ещё разных безделушек тысяч на десять, -  уточнил Окиянов.
     Дамы ахнули.
    - Боже мой! – всплеснула руками г-жа  Тальбах и  и вдруг залилась слезами. – Звоните в полицию, Элен. Боже мой, в моей квартире! За что мне это?
     - Не будем спешить звать полицию, - предложил Окиянов. – Сначала опросим всех домашних. Позовите горничную.
     - Позвать Варю? – вскрикнула г-жа Тальбах и громко зарыдала.
     -  Вы ещё не знаете новости, - пояснила Элен. – Варя, наша горничная, сегодня пропала.
     - Как пропала?
     - А вот так: ушла и была такова.
     - Да, похоже, что Варя сбежала, - пролепетала г-жа Тальбах. – Мы ждали её весь день. Она не взяла никаких вещей, ни документов. Я даже подумала, уж не попала ли она под лошадь или авто. Но теперь, когда пропала шкатулка с бриллиантами, я всё поняла. Господи, за что мне это? –И она снова залилась слезами.
     Дело было так:  утром Элен попросила у г-жи Тальбах отпустить Варю сопровождать её к модистке. Горничная принялась собираться, а Элен, будучи уже одетой, вышла подождать её на улице. Через некоторое время она вернулась, недовольно спрашивая, куда же  подевалась Варя. Кухарка сказала, что выпустила горничную из квартиры через чёрный ход и заперла дверь.
     - Мы условились встретиться с нею перед домом, - рассказывала Элен. – Я всё время ходила там. Только на минуту заглянула в мелочную лавку, где купила шпилек. Возможно, в это время Варя и ускользнула.
     Было поздно, и звонить, а тем более куда-то идти не  имело смысла. Оставалось лечь спать. Что же случилось с Варей? Неужто и вправду бедную девушку прельстили блестящие камешки, случайно обнаруженные ею в чулане?

                9.  ВОРОВКА ИЛИ ЖЕРТВА
          На следующее утро Окиянов, подстрекаемый Сержем, позвонил Мельхиорову и принялся рассказывать о признаниях Самариной и исчезновении и Вари. Выслушав новости, Мельхиоров остался безмятежно спокойным. Всё, связанное со шкатулкой, его совершенно не интересовало. Об исчезновении и горничной пусть нанимательница заявит сама. Куда следует. Бриллианты Самариной – дело Самариной, а он занят убийством Домны, и, между прочим, начальство довольно результатами его работы.
     Отведя трубку ото рта, Окиянов саркастически пояснил Сержу, стоявшему рядом и  сгоравшему от  любопытства:
     -  Нынче Мельхиоров убеждён, что убийство совершил Мирон Новиков, хота неясен мотив. И тебе всё удалось доказать? – спросил он в трубку.
     - У нас все основания отнести это дело к числу успешно завершённых, -  объявил Мельхиоров так громко, что и Серж услыхал. – Даже если убил не Мирон, что теоретически возможно, неужели ты думаешь, что  мы станем терять время на поиски убийцы кухарки, когда полно нераскрытых преступлений, причём очень серьёзных, связанных с огромными финансовыми потерями. Считай дело законченным.
     Они проговорили ещё некоторое время, пока раздосадованный Окиянов ни положил трубку.
     Тут в прихожей появился г-н Автономов.
    - Вы нынче в Думу? – осведомился он у Окиянова, глянув в зеркало и самодовольно пошевелив пышными усами.  – Слыхали о намечающейся встрече государя с германским кайзером?  У Зингера доподлинно знают, что свидание императоров  будет происходить среди моря, причём сопровождать их будут премьер-министры и министры иностранных дел.
     Окиянов отозвался весьма нелюбезно:
      - Для того чтобы это знать, необязательно служить у Зингера. Я читаю газеты и даже пишу в них.
      Одеваясь, Автономов снова загляделся в зеркало:
     -  Бесспорно, эта встреча будет иметь эпохальное значение.
     Окиянов начал раздражаться:
     - Свидания повелителей имеют, разумеется, огромное значение  для своевременного разъяснения накопившихся недоразумений, однако встреча в шхерах может привести и к тому, что мы снова слепо пойдём на буксире Германии. Во всяком случае, я бы повременил отзываться о ней, как об эпохальном явлении.
     - Но позвольте! – разгорячился Автономов. Оказывается, он считал себя знатоком международных связей и не мог допустить, чтобы кто-то не только не соглашался, но даже возражал ему. Повернувшись к Окиянову, он запальчиво изрёк:
     - Если  настоящая, чернозёмная, доподлинная Русь сочувствует отнюдь не англофильству, скрытым сторонником коего вы, очевидно, являетесь, но только одному направлению политики, а именно – германофильству!
     Приложив руку к сердцу, Окиянов насмешливо поклонился, благодаря, должно быть, за приписанное ему англофильство. Речь у них шла, разумеется, не о политике, а о взаимной антипатии.
     Серж, равно далёкий и от германофильства, и от англофильства, а занятый полностью размышлениями  о печальном конце неведомой ему кухарки Домны, внимал  политическому разговору со скукой. Итак, размышлял он, Элен спрятала доверенную ей шкатулку в чулан. О бесчестном замысле Самариной присвоить чужое колье она могла совсем не знать. Горничная Варя случайно обнаружила её. Следом за Варей  её обнаружил кто-то третий и украл. Ему почему-то не хотелось думать, что это сделала тихая, незаметная Варя. Но тогда кто? Или сказать, как Мельхиоров, чорт с нею, этой шкатулкой? Пусть г-жа Карабчевская нанимает частного сыщика искать своё колье. Но Варя пропала. Горничная, перед тем испуганно сообщившая ему о своей находке. Если она задумала украсть шкатулку, то промолчала бы. Или замысел появился у неё позднее?

     Г-жа Тальбах уже заявила в полицию о пропаже горничной, подозреваемой в краже из её квартиры ценной вещи, и к ним явился недовольный Мельхиоров. Ввалившись к Окиянову (причём следом проскользнул Серж), гость объявил, что устал от  шкатулки Самариной, пропади она пропадом. Что до бриллиантов, он сообщил следующее:
     - От Гордона, владельца ювелирного магазина на Большой Морской,  поступило сообщение, что из городского ломбарда ему доставили на экспертизу бриллиантовое колье, которое он опознал как приобретённое госпожой Карабчевской у него же. Колье было заложено в ломбард за три тысячи рублей некоей Варварой Заварзиной.
     Серж издал стон: это было имя горничной  Раисы Андреевны.
    - Этот недоросль опять тут? – возмутился Мельхиоров. – Он что, пасётся у тебя постоянно
    -  Я преподаю юноше латинскую грамматику, - счёл нужным вступиться  за ученика Окиянов.
     Мельхиорова это развеселило, а Серж, осмелев, попробовал высказаться:
     - Как же так?  Сначала Варя приходит ко мне и сообщает о находке. Ведь её никто не тянул за язык. А потм крадёт драгоценности и убегает?
     - Девушка и в самом деле была хорошая… - задумался Окиянов.
     - Воруют все, и плохие, и хорошие, - заверил Мельхиоров. – Слаб человек. Простые люди живут импульсами. Сначала в душе вашей горничной победила честность, привитая ей в хороших домах. Представь, что такое три тысячи рублей для горничной! Это же счастье на всю жизнь.
     - Но зачем ей было называться в ломбарде собственным именем?
     - От глупости.
     Окиянов внезапно сказал:
     - Мне кажется, полиции следует собрать сведения о всех неопознанных трупах молодых женщин.
     - Ты с ума сошёл! – возмутился Мельхиоров. – В самом заурядном воровстве, осуществлённом прислугой, ты готов усмотреть чорт-те что! Брось придумывать и запутывать простое дело. Воровство шкатулки меня не интересует, как бы тебе ни хотелось  навязать мне его. Эта горничная уже давно уехала из столицы в какую-нибудь свою деревню, а ты заговорил о трупе. Напоминаю,у меня уже есть два трупа. Третьего мне не надо.

                10. ПРИЗРАК
     - Не верю! – упрямился Серж. – Варя не воровка.
     Они с Окияновым прогуливались по набережной Невы, ибо тот иногда вспомнила о своих добровольно взятых гувернёрских обязанностях и водил воспитанника подышать свежим воздухом. Весенний вечер был великолепен, даже не вечер, а  ночь, хотя еле смеркалось, потому что начиналась томительная пора, когда солнце, не успев зайти, торопилось подняться и снова светить.
     - Человеческая натура противоречива, - задумчиво откликнулся Окиянов в ответ на восклицание Сержа. -  Сейчас думаешь так, а, подул ветер, уже иначе. В рассуждениях Мельхиорова есть резон. В самом деле, бриллианты, за которые можно выручить тысячи, большой соблазн для нищей горничной.
     Сержу нравилось, когда Окиянов, взрослый человек, лет на десять старше, разговаривал с ним серьёзно, будто с равным. Но соглашаться с порочившими Варю предположениями он ни за что не хотел.
     Было уже темно, когда они вернулись в свою «линию». При приближении к дому Сержу показалось,  что за круглую афишную тумбу спрятался какой-то человек, однако всматриваться он не стал. Подойдя к своему   дому, они с удивлением обнаружили, что входная дверь на лестницу, обычно уже запертая в столь поздний час, приоткрыта. Дворник Потапыч  сидел ныне в кутузке , однако его обязанности исполняла жена вкупе с сыночком Ванькой. Очевидно, неопытные заместители попросту забыли запереть про парадную дверь.
     Неподалёку была подворотня; дверь в воротах никогда не запиралась, потому что во дворе находился ещё один доходный дом. Серж, прежде чем подняться по лестнице в квартиру, предложил войти во двор и постучать в окно дворницкой, чтобы сделать замечание нерадивым сторожам.
     Окно дворницкой, занавешенное розовым ситцем, ещё светилось. Ночь была  безмятежна , майский воздух тих, небо светло; тьма стояла только в ущельях улиц да в дворах-колодцах. Окиянов, не захотев задерживаться на улице, сказал, что, войдя на лестницу, они и сами в состоянии накинуть внутренний крюк на дверь, и отправился  в лом. Серж вынужден был последовать за ним, - не без сожаления, так как, находясь с дворниковым Ванькой в состоянии постоянной войны, всегда был рад причинить ему неприятность. Прежде чем войти в дом, он поднял глаза на окна своей квартиры. Их окна были темны. Спал  вообще весь дом. Внезапно  его внимание привлёк какой-то блик, скользнувший по стеклу углового окна. Он с интересом приостановился:  это было одно из окон пустовавшей квартиры Самариной.
     - Эй, не  мешкай, - окликнул его  Окиянов, готовившийся запереть дверь.
     Серж сморщился: померещилось. Какие  отсветы и блики могли играть в окне пустой квартиры? Не призрак же бедной Домны бродил там во тьме.  Впрочем, побуждаемый любопытством, он не удержался и  снова взглянул на окно, жаждая  и страшась увидеть бледный призрак. Однако увидел он нечто совсем не призрачное, а огонёк свечи. В запечатанной квартире кто-то ходил со свечей в руках: язычок пламени перемещался из окна в окно. В квартире, где была убита Домна, кто-то сейчас находился. Грабитель? Но г-жа Самарина увезла все вещи. Что делать грабителю в пустой квартире?
     Откровенно говоря, Серж дорого бы дал, чтобы не стоять сейчас на ночной улице, а , минуя лестницу, очутиться в своей постели и накрыться с головой одеялом. Однако для достижения столь приятного и безопасного уголка следовало подняться на свой этаж и пройти мимо квартиры, в которой  крадучись  разгуливал таинственный злоумышленник. Ладно, если  то был обычный живой человек. А если всё-таки призрак?
     Он уже хотел воззвать к Окиянову, как услышал  за спиной шаги.
     -  Викентий Иванович, Серж, господа! -  раздался в ночи знакомый женский голос. К нему приближалась Элен.
     -  Вы? – изумился он, переводя дух. – Так поздно и одна?
     Из двери выглянул Окиянов. Приблизившись, Элен  довольно воскликнула:
     -  Как хорошо, что я вас встретила, а то иду и не знаю, как попаду домой. Я возвращаюсь из театра, и, как назло, ни одного извозчика. А сопровождающих кавалеров я не признаю, как вы уже успели заметить. Вот славно, что встретила вас и дверь ещё не на запоре. Дворничиха не станет сердиться, что её разбудили. Вы тоже из театра? О, Викентий Иванович, если бы я не восстановила вас против себя, мы, возможно, ходили бы в театр вместе,  и мне бы не пришлось возвращаться одной. Всё-таки Васильевский остров не Невский проспект, здесь  иногда грабят…
     Она говорила и говорила, но Окиянов не отвечал. Серж счёл нужным подать голос:
     - Когда мы подошли к дому, дверь была отперта, а на лестнице довольно темно, и это кажется нам подозрительным.
     - В таком случае я просто счастлива, что встретила вас. Вообразите себе  моё положение, если бы я подошла одна к двери, отпертой на тёмную лестницу. Так мы идём или нет?
     Серж, которому хотелось показать Окиянову огонёк в окне пустой квартиры Самариной, замялся:
     - Идите вперёд, а мы ещё погуляем.
     Окиянов удивлённо покосился на него
     - Однако, милый паж, нынче вы неучтивы, - шутливо удивилась Элен.
     - Да идём, идёи, пока  не переполошили своими голосами весь дом, -  сказал Окиянов, открывая перед Элен дверь.
     Напрасно Серж дёргал его за рукав.
      Окиянов и Элен скрылись в неосвещённой парадной. Быстро подняв глаза и убедившись, что окна Самариной темны, Серж устремился следом за ними
     - Крюк не забудь накинуть, - крикнул с лестницы Окиянов.
     Торопливо исполняя указание, Серж соображал, что если высунуться из окна своей комнаты, можно следить  за находившейся во дворе дверью чёрной лестницы, по которой должен спуститься преступник,  так как  двери Самариной были опечатаны и даже  заколочены. Догнав Окиянова и Элен уже на площадке второго этажа, Серж не преминул в этом убедиться.
     - В чём дело? – осведомился Окиянов, заметив, что Серж присматривается к двери Самариной.
     - Потом, - шепнул тот, кивнув на Элен, и , едва им отперли, устремился  внутрь к себе занять наблюдательный пост у окна.
     Часть ночи Серж действительно просидел на подоконнике, наблюдая, тем более что вскоре совсем рассвело. Из чёрного хода никто не показывался. Квартира г-жи Тальбах мирно спала. За дверью Элен стояла тишина. Странно всё-таки, что она, домоседка, оказалась на улице в столь глухой час. И весьма странен притворно-ласковый тон гордячки, обычно не баловавшей его вниманием.
Следуя по коридору из ванной, он подёргал и дверь г-на Автономова. Скрипнув, она приоткрылась. Автономов обычно запирался, так как не любил, чтобы его видели с сеткой на волосах и с завёрнутыми в папиросную бумагу усами. Ехидно усмехнувшись, Серж сделал щель пошире, желая полюбоваться красавцем в столь  непривлекательном виде, и  осторожно заглянул внутрь комнаты.
     Комната была пуста!

                10. ТАЙНА КВАРТИРЫ САМАРИНОЙ
        Наутро, проснувшись довольно поздно, Серж разочарованно узнал, что Окиянов уже ушёл из дома. Поев, он принялся слоняться по квартире в ожидании наставника, распираемый одному лишь ему известными тайнами, и весело размышляя, как он, Серж Бибиков,  посадит в лужу полицию. Настоящие сыщики сочли дело Домны завершённым и опростоволосились. Огонёк свечи в окне квартиры  Самариной ясно свидетельствовал, что дело далеко от завершения, а загадочное отсутствие ночью Автономова  указывало на то, что  он был  причастен к  преступлению. Потому Серж и не увидел никого из окна, что Автономову не было нужды выходить на улицу: покинув  квартиру Самариной через чёрный ход, он мог прямиком перейти чёрным же ходом в квартиру г-жи Тальбах. Конечно, непонятно, зачем его носило в пустую квартиру, но  это пусть выясняют полицейские. Сержу достаточно и того, что он разоблачит преступника. Довольно этому Автономову носиться по квартире с гантелями, красуясь  мускулатурой, пуская окружающим пыль в глаза. Элен, и та поглядывала на него с удовольствием, а тётя Раиса просто млела. Серж даже слышал краем уха, как доверчивая дама называла  его Жоржем, причём самым тоненьким из своих голосков. Посмотрим, как она станет его называть, когда увидит, что его увозят полицейские вместе с пышными усами.
     - Чорт побери! – выругался Окиянов, выслушав торжествующий рассказ Сержа о ночных событиях. -  Почему ты мне сразу не сказал про свечу?
      - Я хотел, но не успел.  И почему обязательно свеча? Это был блик. Я испугался привидения.
     - Надо сообщить Мельхиорову. То-то он обрадуется.
     Сказано было так, что Серж не уразумел, действительно ли Мельхиоров будет рад или пошлёт их куда подальше.
     Мельхиоров прибыл в квартиру г-жи Тальбах после обеда. Новость, сообщённая приятелем, явно его не обрадовала. Он призадумался.
     - Выходит, дело об убийстве Домны вовсе не закончено, -  торжествующе заключил Серж.
     Мельхиоров свирепо воззрился на него:
     - Опять тут  сей Пинкертон?
     - Оставь, - отмахнулся Окиянов. – Он свидетель.
     - Надо осмотреть квартиру Самариной. Придётся собирать понятых.
     - А когда  арестуют господина Автономова? – напомнил Серж.
     - Раньше я арестую тебя и запру в чулане,  где ты видел шкатулку Самариной, - пообещал Мельхиоров. – Уж не ты ли сам её и стибрил?
     Этот Мельхиоров нравился Сержу гораздо меньше  своего толстогубого, курносого наставника.

     Набрав не без труда понятых, они поднялись по чёрной лестнице до двери кухни Самариной, имея при себе ключ от замка, повешенного ещё Потапычем. Огромный замок попрежнему красовался на двери. Когда его начали отпирать, щеколда легко отскочила от стены вместе с гвоздями.
     - Хороши  тут запоры! -  возмутился Мельхиоров.
     Серж и Окиянов многозначительно переглянулись.
     Потоптавшись, они вошли в квартиру. Мрачная, ободранная кухня  встретила их зловещей тишиной. У печки на полу всё так же валялись брошенные дворником дрова; на столе стояли  чашки и самовар. Из кухни вглубь квартиры вёл узкий коридор. Мельхиоров, приоткрыв  в него дверь, крикнул:
     -  Эй, есть тут кто? Выходи!
     - Э-ге-ге! – подхватил клич храбрец из понятых.
     Что-то явственно  хрустнуло в глубине квартиры. Понятые шарахнулись на лестницу. Следом с неудовольствием  прошёл Мельхиоров; Серж оказался последним человеком в кухне и, боязливо озираясь,  втиснулся следом за Окияновым на лестничную площадку.
     - Там кто-то прячется, переговаривались понятые. – Мы не вооружены…
     - Может, сбегать за топором? – предложил храбрец из понятых, явно порываясь убежать.
     - Надо вызвать подмогу, а то непорядок получается, - решил Мельхиоров. – Одному мне со злоумышленником не справиться…
     Он не договорил, потому что в квартире что-то с грохотом рухнуло. Понятые, а следом и Серж, стремительно побежали вниз. Остаётся удивляться, как никто из них не сломал шеи: лестница была крута и узка.
     Внизу на улице, устыдившись внезапного страха,  все остановились, поджидая замешкавшихся  Мельхиорова и Окиянова.
     - Вот ещё оказия, - негодующе ворчал Мельхиоров, появившись. – У меня дел по горло, а тут  занимайся подозрительной квартирой.  Воображаю, как злится сейчас мой начальник, видя, что я столько времени отсутствую.
      - Так что будем делать? – не дослушал его Окиянов. – Вызовем подмогу или справимся собственными силами?
     - Преступник может быть вооружён, - робко напомнил один из понятых.
     - Если это человек, - не выдержал Серж. – А что, если это дух убитой кухарки?
     Бросив на него свирепый взгляд, Окиянов напомнил, что при видения не разгуливают днём.
     - Так как, господа? – обратился он к понятым. -  Разойдёмся по домам или всё-таки  осмотрим квартиру?
     Наконец гурьба мужчин, неохотно поднявшись по лестнице, всё-таки ввалилась в кухню Самариной. Помявшись, они проследовали по коридору внутрь. Комнаты с распахнутыми настежь дверями были пусты. Серж первым обежал всю квартиру: ни души. Он сунул нос в чулан, - и обнаружил причину слышанного ими  загадочного грохота: обвалилось  перекрытие потолка, вниз свисали доски.  Привлечённый его окриком Окиянов заглянул в чулан  и сразу всё понял:
     - Тайник!
     В чулане была оборудована антресоль, замаскированная штукатуркой. Посреди зияла прорубленная кем-то дыра.
     Появился Мельхиоров, поцокал языком, сокрушённо покачал головой:
     - Вот олухи! Ведь осматривали квартиру и даже половицы приподнимали, а потолок простукать не догадались.
     - Видать, тут золото хранили, - алчно предположил один из понятых.
     - А вот я узнаю у самой госпожи артистки, что она тут хранила, - сердито пообещал Мельхиоров.
     - Нужна лестница, чтобы заглянуть в тайник, - сказал Окиянов.
     Лестница-стремянка обнаружилась тут же, аккуратно прислонённая к стене. Серж мигом вскарабкался вверх, опередив взрослых мужиков в неудобной одежде. Сунув нос в дыру, он убедился, что тайник невелик и пуст.
     Сменившие его Мельхиоров и Окиянов вновь и вновь совали в дыру головы в надежде хоть что-нибудь найти. Напоследок Серж поднялся ещё раз и, не боясь запачкать руки, обшарил все  углы. Ему повезло: он извлёк небольшой обрывок газеты, запачканный белой пылью. Спускаясь по лестнице с добычей, он разглядел на обрывке крупные буквы заголовка какой-то статьи – «Сиамские близнецы».
     - Поглядите, - протянул он найденный клочок  Окиянову. -  Визитная карточка, оставленная нам злоумышленниками. Сиамские близнецы.
      С интересом взяв у него газетный клочок, Окиянов зачем-то понюхал его:
     - Странная пыль. Мельхиоров, надо сделать химическую экспертизу.
     - А! – отмахнулся тот. – И без экспертизы ясно, что ночью в квартире кто-то орудовал. Надо как следует допросить артистку.
     - При чём здесь артистка? Преступнику что-то надо было в квартире. Возможно, убитая кухарка просто попала ему под горячую руку. Как долго жила здесь Самарина?
     - Года два, - неуверенно  сказал  один из понятых.
     - А кто жил до неё?
     - Это можно узнать  в конторе господина Синехвостова.
     - Серж, - обратился Окиянов к ученику, -  Раиса Андреевна, наверно, помнит.
      - Ага! -  азартно согласился тот, готовый бежать допрашивать тётку.
    Окиянов, аккуратно спрятав газетный клочок в бумажник, попросил Мельхиорова:
     - Отпусти нашего дворника-то, а то некому за порядком следить. Ведь яснее ясного, что он к делу непричастен.
     - Тебе ясно, а мне нет, - огрызнулся Мельхиоров. -  Не знаю, как докладывать начальству. Дело-то ведь уже  закрыто…
     Прощаясь на улице с Мельхиоровым, Окиянов попросил приятеля:
     - Не в службу , а в дружбу: разузнай, что слышно о пропаже горничной госпожи Тальбах. Ведь среди бела дня пропала девушка…
     - В  столице и не такое бывает, - недовольно  буркнул Мельхиоров. – Вон на-днях из Обводного канала выловили свёрток с торсом мужчины: ни головы, ни конечностей.
      - Подумай, вдруг исчезновение горничной связано с убийством кухарки.
     - Отстань! Этого мне ещё не хватало! Свою горничную ищите сами.
     И с этими словами Мельхиоров уехал в весьма раздражённом состоянии.
      Окиянов и Серж вернулись к себе. Госпожа Тальбах рылась в сундуке с тряпьём.
     - Гляди, Жоржик, - услышав шаги, воскликнула она, - какой хорошенький галстк я тебе нашла!
      - Я не Жоржик, а Сержик, - недовольно напомнил юноша.
     - Ах, извини! Конечно, Сержик, мой дорогой Сержик! Жоржик  - мой  старший сын.
     - Раиса Андреевна, - вмешался Окиянов, - припомните, пожалуйста, кто жил в квартире Самариной до актрисы.
      - А в чём дело? – удивилась она.
     - Очень надо, честнее благородное. Ну, тётенька… - нетерпеливо вмешался Серж.
      - Кто жил до Веры Нестеровны?  Долго вообще никто не жил. Господа, это заклятая квартира, доложу я вам. Но сначала поклянитесь, что будете молчать. Мы тоже обещали не распускать тревожные слухи.  Такой был солидный, обходительный господин, а оказался …. Фальшивомонетчиком! – И г-жа Тальбах в ужасе округлила глаза.
     - Фальшивомонетчиком?!
     - Представьте себе. Полиция взломала все полы в поисках чего-то, так что домовладельцу пришлось разориться на новый паркет. Господин Синехвостов тогда же взял обещание со всех жильцов не болтать, иначе  квартиру с такой славой не сдашь в наём . Думаю, теперь, после случившегося в ней убийства,
 её никогда не сдашь, так что придётся нам жить рядом с пустующей квартирой.
     - Как  звали этого фальшивомонетчика, не припомните? – не слушая болтовни г-жи Тальбах , осведомился Окиянов.
      - Некто Черепов. После того как его забрали, в квартире даже полицейская засада сидела, но больше никого не поймали. Бедняжка Вера Нестеровна! Я так виновата перед ней, что сразу не предупредила о дурной славы квартиры…
     Окиянов, не дослушав дамы, ушёл. Серж, жаждавший поскорей сообщить новости, не удерживал его.
     - Тётя Раиса, мы нашли тайник! Я нашёл, - скромно уточнил он.
     Слушая рассказ воспитанника, г-жа Тальбах ахала и охала.
     - Интересно, что могли прятать  в этом тайнике? Фальшивые деньги?
     - Неизвестно. К сожалению, обнаружить ничего не удалось. Намедни ночью в квартиру Самариной проникли  сообщники этого фальшивомонетчика и  обчистили тайник. Я своими глазами видел, как они там разгуливали со свечой.
     - Ты? Да разве это возможно? Каким образом? Серж, ты меня пугаешь. Ты видел преступников.
     И Серж с удовольствием поведал о том,  как видел ночью свет в окнах пустой квартиры, чем окончательно привёл г-жу Тальбах в смятение и ужас.
     - Тётя  Раиса, всё это полицейская тайна, - спохватился он под конец. -  Никому ни слова, клянитесь.
     Выдвинутое требование было невыносимо тяжело для г-жи Тальбах, которой страстно хотелось тут же поделиться услышанным со всеми знакомцами и незнакомцами , однако ей ничего не оставалось, как дать обещание молчать. Хотя бы до следующего дня. Впрочем, новость о взломанном тайнике должна была вскоре распространиться  по всему дому, - благодаря понятым.

     В тот день волнениям г-жи Тальбах не было конца. Озабоченный Окиянов, вернувшись откуда-то , попросил её уделить ему пару минут.
     -  Оставайся, кивнул он Сержу. – От тебя всё равно ничего не укроется. Раиса Андреевна, сколько времен и прошло с того часа, когда вы разрешили горничной сопровождать госпожу Боборыкину, до того, когда узнали о её исчезновении?
   Детское личико г-жи Тальбах приняло страдальческое выражение:
     - Мне тяжело говорит об этой несчастной девушке. Я так ей верила и так была добра с этим недостойным созданием! Верите ли, я подарила ей два своих почти не ношеных платья и даже  обещала шляпку…
     - Сколько времени прошло?
     - Господи, как я могу точно сказать?
      - Хорошо… Тогда скажите, сколько времени отсутствовала госпожа Боборыкина?
     - Да она вообще никуда не пошла без горничной. Надеюсь, вы не собираетесь допрашивать  Элен? Предупреждаю вас, это очень гордая женщина. Ваша навязчивость  шокирует и уязвит её. Ах, вы не знаете о ней всего, и я колеблюсь, вправе ли я… Серж, заткни уши.
     Серж с готовностью выполнил приказ, - так, чтобы слышать , и для убедительности даже зажмурился, опасаясь, что его прогонят из комнаты на самом интересном месте.
     - Их разрыв с мужем произошёл вовсе не по её вине, -  понизив голос, продолжала г-жа Тальбах. –Бедняжка его горячо любит и со дня на день ждёт,  что он позовёт её  обратно к себе или хотя бы пришлёт денег. Ах, ведь она нуждается и даже задолжала мне за комнату. Как вы , мужчины, жестоки! Она живёт надеждой. Муж тоже страстно любит её, но это такой гордец!  Сколько она мне рассказывала об их романе! Я от души желаю ей счастья и готова ждать квартплаты хоть  полгода, хотя мне тоже надо рассчитываться с господином Синехвостовым . Так что лучше не приставайте к ней с расспросами.
     - Сколько времени отсутствовала госпожа Боборыкина? – потерял терпение Окиянов.
     Видя, что собеседник начинает сердиться, г-жа Тальбах с усилием наморщила лобик:
   -  Думаю, около часу. Когда я отпустила Варю, часы били что-то очень много. Значит, было уже близко к полудню. Потом я проверяла книгу расходов, заказала кухарке ужин, написала письмо сыну и села вышивать. Я вышиваю ришелье, очень миленький рисунок. Бабочка и паучки. Мне презентовала его госпожа Самарина, а ей прислали его из Парижа, хотя недавно я видела точно такой в Апраксином дворе. Я могу показать вам его хоть сейчас.
     - Лучше потом, - решил Окиянов.
     Серж яростно поглядел на тётю Раису: речь идёт о пропажи Вари, при чём здесь её ришелье?   

                12.  СЫЩИК-ЛЮБИТЕЛЬ
          Теперь, когда Окиянов появлялся за табльдотом, все жильцы  г-жи Тальбах во главе с самой  хозяйкой устремляли на него полные ожидания глаз
     - Что, как?  - сыпались вопросы.
     Окиянов отмалчивался.
     - Ну что же вы молчите, Викентий Иванович? – обижалась г-жа Тальбах. – Весь дом гудит. Только и разговоров, что в квартире Самариной обнаружили тайник то ли с золотом, то ли с фальшивыми банкнотами. А что  с драгоценностями ? Какова их судьба?
    - Возможно, они были спрятаны в тайнике, и воры унесли их с собой. – Окиянов был невозмутим.
     - Подумать только! – воскликнула Элен. – На-днях ночью мы могли столкнуться с грабителями носом к носу!
     Серж удивлённо покосился на неё: ему послышалась насмешка в её голосе, между тем обстоятельства были таковы, что смеяться не приходилось.
     - Вы, кажется , Елена Николаевна, возвращались тогда из театра ? – вспомнил Окиянов. – Можно полюбопытствовать, о чем спектакль?
     Серж понял, что наставник старается переменить тему застольного разговора.
     - А, какая-то современная дребедень! Играла Самарина, только потому я и пошла.
     - Программки у вас не сохранилось?
     - Поищу, если не выбросила.
     - Ах, Элен, вы были в театре, - заинтересовалась г-жа Тальбах, забыв о  преступлении. – И Самарину видели? Если бы вы сообщили мне заранее, я с удовольствием составила бы вам компанию.
     - Значит, Самарину не арестовали? – жадно поинтересовался Серж. Бросив на него свирепый взгляд, Окиянов снова  завёл речь о спектакле:
     - Так вы одолжите меня программкой?
      Непреодолимое стремление видеть Элен, природа коего была неясна для Сержа, заставила его всё время виться возле молодой дамы. Стараясь  уединиться, она уселась в гостиной с  книгой в руках, но Серж так ловко устроился за портьерой, притихнув мышью и сделавшись невидимкой, что вошедший Окиянов не приметил его. Тут ему довелось стать свидетелем весьма любопытного разговора Элен и Окиянова.
      - Вы не меня ищете? – насмешливо окликнула вошедшего Элен. – Так принести вам программку?
      Лампа не была ещё зажжена, хотя читать было уже темно. Окиянов приблизился к даме.
     - Удивляюсь вам, - не дав раскрыть ему рта, продолжала она. – Что вы повсюду суёте нос? Вашему приятелю господину Мельхиорову за любознательность  деньги платят, вот он и вынюхивает. А вы-то зачем  впутываетесь? Ведь вы репортёр, а не сыщик. Что вам какая-то кухарка далась? И Самарина вами возмущается: её пропажа вам тоже покою не даёт.
     Он возразил:
     - В настоящее время мне не даёт покою горничная Варя. Меня  волнует её судьба.
      - Конечно, судьба горничной  вас волнует больше, чем судьба народа вообще. Что вам народ! А знаете ли вы, что в стране ежегодно умирает половина родившихся детей, и всё потому что не хватает врачей? Известно ли вам , что петербургские домовладельцы уже не первый год саботируют  все предложения, направленные на улучшение никуда не годного водоснабжения столицы, от которого столько  заразных болезней? Это, видите ли, потребует от них некоторых расходов! В результате воды не хватает, к профильтрованной приходится подмешивать воду прямо из Невы, а следствием то,  что дизентерия, холера, брюшной тиф у нас практически не прекращаются. Вспомните, какая холера была в прошлом году. Сколько человеческих жизней она унесла! Вас не волнует это? Вам не хочется вмешаться и покарать виновных?
      Окиянов нарочито спокойно поинтересовался:
     - Это всё написано в вашей книге?   То, о чём вы сказали сейчас, конечно трогает и меня как всякого человека. Но я считаю, что каждый должен пресекать то зло, которое всего ближе к нему. Поэтому меня и волнует судьба горничной.
     - Сбежавшей воровки?
     - У вас есть доказательства, позволяющие так дурно думать о Варе?
     - Я  не служу в полиции. Мне достаточно здравого смысла.
    - Выходит, мне его недостаточно.
     - Если вы считаете, что следует ограничиваться  борьбой с малым злом, не замечая большого, пожалуй, диагноз верен.
     - А что такое «большое зло»?
    - Позвольте вам напомнить, что у нас в стране ещё с пятого года действуют военно-полевые суды, по приговору которых всякий человек может быть в два счёта лишён жизни. Они уже отправили на тот свет тысячи людей…
     - Тысячи смутьянов и революционеров.
     - А революционеры – не люди?
    - Нет, если они позволяют себе играть судьбами множества других людей. Военно-полевые суды уничтожают смутьянов, толкающих страну в бездну.
     - Вы хотите сказать, людей, желающих перемен к лучшему? 
     - По-вашему, бросать бомбы означает желать блага народу?
     Раздосадованная, она помолчала, а когда заговорила, голос её был совсем хриплым:
      - Скажите, вот показали бы вам горстку людей и сказали: убей их собственноручно, и тогда человечество заживёт счастливо. Что бы вы сделали? Неужто не пожертвовали бы жизнями десятка кровопийц ради благоденствия миллионов?
     - Вы разве не читали Достоевского? – удивился он. – На ваш вопрос давно дан ответ. От себя добавлю, что даже если убить половину человечества, другая счастливее не станет.
     - Я запамятовала, - насмешливо отозвалась она,  - что имею дело с литератором, человеком начитанным в скучных писаниях Достоевского.
     С этими словами встав, она прошлась по комнате и задела портьеру, за которой скрывался Серж. Он сжался в комок: явиться сейчас  перед их глазами было бы  величайшим конфузом.
     - Странный у нас разговор, - отметил Окиянов. – Я, собственно , хотел увидеть театральную программку…
     - Не программку вы хотели увидеть, а узнать, не я ли  присвоила бриллианты Самаринй, насмешливо отозвалась она. – К сожалению, нет. Это Самарина украла их у госпожи Карабчевской, а та приобрела их на гроши обездоленных, оплативших болтовню её мужа-адвоката.
     Пропустив её слова мимо ушей, Окиянов продолжал:
     - Кроме того, я хотел узнать, когда вы в последний раз видели Варю.
     - Снова о кухарках? – презрительно пожала плечами Элен. – Милостивый государь, я отлично знаю, что вы, лицо неофициальное, не имеете права никого допрашивать . Однако отвечу, успокою вас. Несколько дней назад у меня возникла нужда побывать  у модистки…
     - У которой?
     - На Среднем проспекте, в жёлтом доме с амурами, номер не помню.
     - И фамилию тоже?
     - Кухарки,  модистки и тому подобное – по  вашей части.
     - Итак, вы собрались к модистке.
     - Я попросила госпожу Тальбах отпустить со мной Варю, чтобы она донесла корзину с платьями, которые я намеревалась отдать в переделку. Раиса Андреевна согласилась, и я сказала горничной, чтобы она собиралась, предупредив, что подожду её на улице, благо мне ещё надо зайти в галантерейную лавочку…
     - Вы были там?
     - Да, представьте. Я купила шпилек. У меня идёт много шпилек, чёрт побери эту косу. Потом я вышла на улицу и несколько раз прошла перед домом. Варя всё не появлялась. Наконец, наскучив ожиданием, я вернулась домой, чтобы осведомиться, где же горничная. Мне сказали, что она уже ушла. Вот так. Она исчезла вместе с моей корзиной. А по милости полиции наш дворник отсутствует, и некому приглядывать  за тем, кто входит и выходит  из дома.
     - Сколько времени вы провели на улице, поджидая Варю?
     - Думаю, полчаса.
     - Не больше?
     - Не считая посещения лавочки. Там, не торопясь, я осмотрела товары, побеседовала с приказчиком… Потом вернулась к дому, постояла…
     - Самариной ничего не известно о судьбе её шкатулки?
     - Всем всё известно, не одной Самариной: шкатулку с бриллиантами украла Варя. Не пойму вас , да и только! Чего вы от  меня добиваетесь?
     Окиянов церемонно поклонился:
     - Благодарю вас за беседу, мадам, и за ценные сведения, сообщённые вами. Надеюсь, они пригодятся моему приятелю Мельхиорову.
     - По-моему, я вам не сообщила ничего нового, - лениво отозвалась она.
     Дождавшись, когда оба собеседника уйдут, Серж выбрался из своей засады. Он был  спокоен: ясно, что Окиянов вовсе не влюблён в Элен и ему не соперник.
     - Я всё слышал, - объявил он, входя в комнату Окиянова.
      - Порядочные люди стучат, когда входят к кому-нибудь в комнату, - недовольно заметил Окиянов. – Что ты слышал?
     - Ваш разговор с Элен. Она на подозрении?
     - Вот что, братец, - задумался Окиянов. – Завтра поутру мне  надобно срочно быть в  одном месте. Последи, пожалуйста, за госпожой Боборыкиной. Главное, чтобы она никуда не ушла из дому. Спрячь её шляпку, ботики… что-нибудь придумай.
     Об этом Сержа можно было не просить, ибо он только этим и занимался.


                13.  ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ЭЛЕН
     Всё утро Серж просидел дома, карауля Элен, несмотря на отличную погоду и тётушкины советы погулять. Наконец сама г-жа Тальбах, надев светлую шляпку с пёстрым пером, удалилась за нитками для вышивания. Можно было смело предположить, что скоро она не вернётся, ибо нитки – только предлог обозреть магазины.
     В квартире всё замерло. Элен из своей комнаты не показывалась: Раиса Андреевна, уходя, попросила Сержа не шуметь и дать молодой даме , жаловавшейся накануне на недомогание, выспаться. Серж скучал; заняться ему было решительно нечем.  Надёжно припрятав шляпку Элен, он уже собирался покинуть прихожую, когда раздался  телефонный звонок.  Какой-то мужчина вежливо попросил обрадованного юношу пригласить к аппарату госпожу Боборыкину. Раздумывая. Кто бы это мог быть, - ведь Элен всегда утверждала, что ни одна живая душа не знает о её местопребывании, Серж пояснил незнакомцу:
     - Елена Николаевна ещё не вставала. Что ей передать?
     На другом конце провода помолчали.
     - Благодарю вас. Я позвоню ещё раз, - наконец вежливо ответили ему.
     Не успел Серж покинуть прихожую, как телефон вновь зазвонил, что случалось  вовсе не часто. Схватив трубку, Серж важно доложил, стараясь придать голосу басовитость:
   - Квартира госпожи Тальбах. На проводе Серж Бибиков.
     - Позови Окиянова, Стрюцкий, - сказала трубка голосом Мельхиорова.
     - Викентий Иванович отсутствует, - сухо сообщил  Серж уже натуральным голосом. – Что ему передать?
     - Передай, что звонил Мельхиоров. Получен анализ пыли, взятой с газетного обрывка.
     - Который обнаружил я в тайнике? – обрадовался Серж. – И что же это за пыль?
     - Тальк.
     - Тальк?
     - Ну да. Детская присыпка.
     - А как же фальшивомонетчик?
    - Возможно, он припудривался ею,  -  хихикнул Мельхиоров. – А ты малый с любопытным носом. Гляди, как бы однажды его ни прищемили. – И Мельхиоров отключился.
     Постепенно тишина за дверью Элен и то, что она до сих пор не показывалась, начали тревожить Сержа. Наконец, решившись, он осторожно постучал к ней. Ответа не последовало. Поэтому , едва вернулась г-жа Тальбах, он тут же поделился с тёткой сомнениями.
     - Господи, уж не разболелась ли она всерьёз? – обеспокоилась дама.

     Воротившегося Окиянова г-жа Тальбах встретила с заплаканными глазами.
     - Вообразите, какое несчастье у нас, Викентий Иванович! – воскликнула она, но осеклась, увидев за спиной жильца двух полицейских, нерешительно топтавшихся на лестничной площадке.
     - Что случилось? – сердито осведомился Окиянов, входя в квартиру.
     -  Опять станут обыскивать квартиру Самариной? -  испуганно осведомилась она, кивая на полицейских. – У меня прямо голова кругом. Не знаю, как вам и сказать. С утра я отправилась за мулине.
     - О мулине потом. Что у вас стряслось?
    - Да, мулине… Это для ришелье. Я вышиваю узорчик… Ах, закройте дверь!                Вид полицейских пугал её, однако Окиянов не только не закрыл дверь, но знаком попросил  их войти в квартиру.
     Серж, скромно не принимавший участия в разговоре, ибо чувствовал себя виноватым, не выдержал наконец и  смущённо сообщил:
     - Элен пропала.
     - Что значит «пропала»? – возмутился Окиянов. – А ты куда смотрел? 
     - Я смотрел! Я даже шляпку спрятал. А ботиков не нашёл
     - Ах, за что мне это? – схватилась за щёки бедная дама. -  Исчезнуть, не заплатив мне полгода за квартиру! Нет, как хотите, это невозможно. Я ни за что не поверю…
     Не слушая её причитаний, Окиянов устремился внутрь квартиры к комнате Элен. Привлёчённый шумом, из-за своей двери выглянул г-н Автономов:
     - Слыхали, что стряслось? Елена Николаевна исчезла.
     Сердито на него поглядев, Окиянов молча прошёл мимо.
     - Она всё утро из комнаты не выходила, - пояснял бегущий за ним Серж. – И уйти незаметно она могла только через чёрный ход, потом что я всё время был в прихожей.
     - Она и к завтраку не выходила, -  торопилась сообщить всё, что знала, подоспевшая г-жа Тальбах. – У неё болела голова. Потом я уходила за мулине для ришелье… Когда я вернулась, Серж мне и говорит…
     - Мы принялись стучать, - вставил слово Серж. – Наконец, тётя Раиса своим ключом отперла дверь, и мы вошли…
     - Да, пришлось, потому что тревога наша была невыразимой….
     Свой рассказ г-жа Тальбах и Серж продолжили, уже стоя в комнате Элен
      - Представьте наше замешательство, когда, войдя, мы никого здесь не обнаружили!  Комната была пуста. И даже кровать не разобрана. Все вещи Элен на месте, их немного. Я не знала, что и подумать, пока не нашла записку. Она там, на столике.
      Торопливо подойдя к столику, Окиянов взял придавленную стаканом бумажку.
«Милая Раиса Андреевна! – писала Элен,  - Вчера я получила неожиданное известие от мужа: он сообщает, что решил  развестись со мной, желая вступить в новый брак. Потеря любви для меня смертельный удар, поэтому я ухожу. Моё пребывание у вас было к тому же отравлено домыслами г-на Окиянова – этого доморощенного Рокамболя. Да простит ему Бог, а меня не ищите. Я уезжаю на водопад Кивач. Вам никогда не приходилось видеть этот адский водоворот? Моё тело никогда не будет найдено, в этом я уверена. Прощайте! Элен».
     - Чорт побери! – взревел Окиянов
     - Вы думаете, она утопилась? – со страхом осведомилась г-жа Тальбах, утирая слёзы.
   - Держите карман! Нашли утопленницу. Да она попросту сбежала , чтобы не платить  за квартиру.
     - Не могу в это поверить. Чтобы Элен так поступила?..
     - А она малограмотная, - отметил Серж, изучая записку Элен,  - Много ошибок…
     - Брысь! – распорядился Окиянов, отбирая у него записку.
     Серж попятился, однако не ушёл, осенённый новой версией  преступления:
     - А что, если Варя и Элен сообщницы и действовали заодно?
     Окиянов сердито буркнул:
     - Пока мне ясно только одно: госпожа Боборыкина в комнате даже не ночевала, сбежав, вероятнее всего, ночью.
     - Ночью! – охнула г-жа Тальбах. – Бедняжка!
     - Спросите у кухарки, не  был ли  утром  отперт чёрный ход.
     Ужаснувшись мысли, что всю ночь квартира оставалась незапертой, г-жа Тальбах устремилась в кухню. Окиянов пошёл в обратном направлении – в прихожую, где ожидали два полицейских чина. Последовав за ним, Серж допытывался:
     -  Вы на самом деле допускаете, что  Варя и Элен сообщницы? Мне что-то не очень верится.  Может, Элен действительно задумала утопиться? Ух, Кивач – это здорово!  Да, вам Мельхиоров звонил. Он сказал, что порошок на  обрывке газеты из тайника, который я нашёл, оказался тальком.
     - Какой ещё, к чёрту, тальк? Худо то, что мы её упустили.
     - Только бы она не бросилась в водопад!
    - Что-о? К чёрту! Будь спокоен, эта не утопится.
     Серж никогда раньше не слышал, чтобы Окиянов так много чертыхался. За пренебрежительный отзыв об Элен он обиделся:
    - Да откуда вам знать? Вашим предположениям я е могу поверить. Элен вне подозрений, и Варя честная девушка. Не хочу слышать о них ничего дурного. Какие у вас основания так говорить?
     - Недоросль! – возмутился Окиянов. -  Это твои предположения насчёт Вари и Элен. У меня они совсем другие. Неужели ты до сих пор не догадался, кто я и что тут делаю?  Я  преступников ловлю, потому что служу в полиции. Сыщик я, разиня!
     Изумлённый Серж  не стал обижаться на «разиню», ибо не понял, кому  из них  оно предназначалось. Окиянов тем временем, открыв незапертую дверь на лестничную площадку, махнул рукой топтавшимся там полицейским:
     - Всё, ребята. Можете возвращаться восвояси: птичка упорхнула.
     - Вы – сыщик? – таращился на него  Серж.
     - А ну тебя, - отмахнулся Окиянов, направляясь к телефону.
     Серж не знал, что и подумать. Окиянов – не газетчик, а сыщик? В самом деле, поведение наставника часто выглядело подозрительно. И если у Окиянова имеются причины подозревать  в чём-то Элен, значит, дело плохо. Неужто она способна на преступление? Исчезла, и если серьёзно допустить, что она в чём-то виновата, это исчезновение могло означать одно: её миссия была закончена. Её миссия?  Что , если пропажа бриллиантов, исчезновение Вари, взломанный тайник и даже убийство Домны -  все эти события связаны между собой?
     Серж тут же принялся строить версии. Итак, невыловленные подельники фальшивомонетчика Черепова обобрали тайник в квартире Самариной, где были спрятаны либо деньги, либо приспособления для печати фальшивых купюр. Свидетельство – огонёк в окне пустой квартиры. Позднее возвращение Элен из театра в тот вечер подозрительно. Недаром Окиянов так настойчиво просил  у неё театральную программку. Элен, Елена Николаевна Боборыкина, утаённая любовь… Что, если она – член шайки фальшивомонетчиков? Нет, невозможно!  Но если всё-таки да, она вполне могла в отсутствие Самариной, будучи её приятельницей, обмануть Домну и провести  в квартиру убийцу. Элен звонит, доверчивая Домна открывает дверь, - и вот они входят в квартиру Самариной, сначала Элен, потом неизвестный мужчина. Кто-то недавно звонил Элен по телефону…. Впрочем, зачем искать неизвестных? Автономов! Эврика. Мускулистый спортсмен с пшеничными усами.  Вошедшим пока неизвестно, что в кухне у Домны сидит Мирон Новиков. Автономов набрасывается на кухарку, та кричит, вбегает Мирон, видит убийцу, душившего Домну,  в страхе спасается бегством через чёрный ход. Свидетеля надо  уничтожить, - и вскоре Мирона убивают. Всё логично… А Варя? Тоже из их числа?  Тогда, может быть, и тётя Раиса! Г-жа Тальбах – главарь преступной шайки!  Представив себе всё это, Серж даже разволновался, почувствовав одновременно страх и восхищение собственной прозорливостью.
      - Чорт подери! -  заорал в прихожей Окиянов так яростно, что  в дверях появилась  г-жа Тальбах.
     Убедившись, что  жилец всего лишь разговаривает по телефону, она ограничилась тем, что укоризненно покачала головкой, увенчанной тяжёлой причёской:
     - Что творится с людьми! Какие времена!
     Войдя следом,  Серж мрачно уставился на тётю Раису.
     - Что ты вытаращился? – удивилась она. – У меня волосы не в порядке?
     - Я всех вас выведу на чистую воду, - зловеще пообещал он.

                14.  ВЗРЫВ
          В  один из дней  неяркого северного мая столицу Российской империи потрясло извести о грандиозном взрыве на даче министра народного просвещения Шварца, расположенной в Удельной. Об этом взрыве  жильцы г-жи Тальбах узнали лишь на следующий день: Раиса Андреевна безвылазно сидела у себя, угнетённая обрушившимися на неё неприятностями, Автономов болел инфлюенцей, Окиянова не было дома, а Серж,  углубившись в свои версии, большей  частью валялся на кровати.
     Их кухарка Матрёна в день взрыва ходила на Андреевский рынок и там слышала разговоры об ужасном событии ещё до сообщен я в газетах, но, вернувшись, поделилась этой новостью  лишь с дворничихой.
     «Петербургский листок», получаемый г-жой Тальбах, вышел с броским заголовком «Новая  акция террористов на даче министра Шварца: погибло четырнадцать человек».  Поскольку  Автономов сидел за столом с перевязанным горлом, огласить газетный текст было  велено Сержу. Он зачитал:
     - «С позапрошлого года, со времени неудачного покушения  на графа Витте, не было ничего подобного. В последнее время вообще считалось, что террористы – этот  бич нового времени и проклятие большого города, прекратили активную деятельность, желая посмотреть, что выйдет из затеи Правительства с созывом Государственной Думы. Но вот убивают двух видных журналистов, среди бела дня, прямо на улице. Потом неустановленные лица  кладут адскую машину в  дымоходную трубу дома Витте, и только из-за неисправности часового механизма машина не взорвалась. Доколе эта чума, эта зараза будет мучить русский народ?  По дороге идёт человек, отец семейства, он несёт на руках трёхлетнюю  дочку, нежно обнимающую его за шею. Навстречу ему идёт неизвестный, и, подойдя, неожиданно стреляет в  него , безоружного, нисколько не заботясь, что пули могут попасть в ребёнка; стреляет потому что встреченный им отец семейства –жандарм, то есть человек, служащий порядку в государстве. Четырнадцать человек убиты на даче Шварца: его лакеи, кухарки, дворники; сам министр, не ночевавший там, не пострадал. Что ж, упивайтесь невинной кровью, проклятые выродки, пока рука народная в справедливом гневе не покарает вас…»
     - Господи! – всхлипнула г-жа Тальбах. – Министр-то народного просвещения чем им помешал?
     Отобрав у Сержа газету, Автономов погрузился в чтение. Обиженный бесцеремонностью, тот встал из-за стола , быстро оделся в прихожей и выскользнул за дверь: он задумал увидеть последствия взрыва в Удельной своими глазами.
     Взяв извозчика, Серж велел ему ехать в Удельную.
     Дача министра, отгороженная от дороги решёткой, находилась в саду. Деревья мешали разглядеть подробности, однако было видно, что полдома обрушилось.
     - И, барчук, - говорил извозчик, - уже не первого тебя привёз сюда глядеть. Ужас, что тут делалось!  Сам не видал, а рассказывают: руки, ноги, человечьи головы по всему саду раскидало. От дворника одного нашли только ногу в сапоге. Страшное дело. Говорят, проклятые революционеры подложили бомбу. Простой человек такого не сделает, это ваш брат – господа. Вчерась тут и проезд был закрыт.
     Замешательство и отвращение переполняли Сержа. Что же это за выродки,  бросающие бомбы, убивающие всех подряд? А министр Шварц, за которым охотились, отлично жив.  Впрочем, убей они министра, на его месте тут же объявился бы другой, и , не исключено, гораздо хуже прежнего. Нет, террористы не достойны называться людьми; они – нелюди.
     - Давай-давай! – замахал руками городовой, приказывая извозчику не задерживаться.
     Извозчик дёрнул вожжи, лошадь тронулась, давая место  подъезжавшим экипажам с любопытными.
     - Я бы этих бомбистов давил, как вшей, - донеслись до уха Сержа  сказанные каким-то господином слова.
     Бомбисты… Убийцы… Какой смысл в творимых ими убийствах? Убиенные – министры и генералы, великие князья, - их помнят, им ставят памятники. На торжественном освящении храма, воздвигнутого в память великого князя Сергея Александровича и всех царских слуг,  павших от  руки преступников-революционерв,  любимая простым народом великая княгиня Елизавета Фёдоровна, с ног  до головы в белом, в развевающихся шелках, шла вместе с крестным  ходом; впереди шествовало духовенство в парчовых одеяниях, потом генералы в звёздах и тзолотых  эполетах… Но кто помянет какую-нибудь кухарку?  Только на даче Шварца сразу четырнадцать жертв. Настигнет ли убийц божий суд?
     Воротившись, Серж тотчас осведомился, дома ли Окиянов.
     - Господин Окиянов больше у нас не живёт, - обиженно ответила Риса Андреевна.
     - Как так? – опешил Серж. С исчезновением Окиянова рушились все его блестящие планы.
     - Съехал твой Окиянов. Надо снова давать объявление о пустующих комнатах. Да, он оставил тебе свой номе5р телефона.
     - Викентий Иванович, - заныл Серж в трубку, когда ему наконец удалось дозвониться. – Вы что, насовсем от нас уехали и больше не вернётесь?
     - Эх, приятель, - устало отозвался Окиянов, - прошляпили мы с тобой.
     - Как это?..
     - А так. Прошляпили, опростоволосились. Не упусти мы птичку, может, ничего бы и е случилось… А теперь ищи-свищи.
     - Это вы про  Элен? Значит, её связь с фальшивомонетчиками вне сомнения?
     - С какими фальшивомонетчиками?
     - Ну, с теми, что взломали тайник. С бандой Черепова. Помните найденный мной обрывок  газеты с заголовком «Сиамские близнецы», запачканный в тальке?
     - В каком ещё тальке?
     - Мельхиоров так сказал.
      - А ты и уши развесил? Хорош сыщик. Впрочем, и я хорош.. Запомни: тальк для простофиль, на самом деле  пироксилин.
     - Пироксилин? Что это такое?
     - А то, чем взорвали дачу Шварца.  Составная часть взрывчатой смеси для ьомб и адских машин.
     Серж молчал, но сердце его заколотилось так  громко, да ещё где-то в горле, что, наверно, слышно было Окиянову на другом конце провода.
      - Значит, банда Черепова никакие е фальшивомонетчики, а бомбисты?
     - Выслушай внимательно, - строго велел Окиянов. – Я съехал от вас не случайно, а чтобы не спугнуть преступников. Ты мой заместитель  отныне. Следи во все глаза, днём и ночью будь начеку. Госпожа Боборыина ушла от вас одетой совсем по-летнему,  ибо стояла тёплая погода, а сейчас на наше счастье похолодало до заморозков. Ей надо одеться теплее. Вдруг придёт: у неё дерзости хватит.
     - Придёт Элен? – ахнул Серж. – Вы всё-таки уверены, что она не бросилась в Кивач?
     - В этом-то я уверен, - хохотнул Окиянов.
     - Неужто вы подозреваете её в связях с бомбистами? Уж лучше фальшивомонетчики. Даже воровство лучше. Я булл сегодня в Удельной и видел развалины дома Шварца. Жуть. Нет, как хотите, а я не верю, что Элен  могла связаться с нелюдью.
     - Я этого не утверждаю, так как наверняка до сих пор не знаю. Помнишь, я тебе рассказывал про эсеров?  Так вот, после дела Азефа их партия развалилась на отдельные группы, не связанные между собой. Некто Черепов,  сосед госпожи  Тальбах по лестничной площадке, был главарём одно такой группы. Кто такая Элен – террористка или воровка, до сих пор неясно. Будь осторожен, держи язык за зубами и наблюдай. Чуть что подозрительное – дай мне знать. Насколько я видел, все вещи сбежавшей жилицы твоя тётка спрятала под замок. Вот и ладно.
     Взволнованный разговором с наставником, Серж не находил себе места.  Ему хотелось не откладывая сто-то делать, куда-то бежать, но, помня о поручении Окиянова он не вышел даже во двор, но только время от времени выглядывал в окно. Тут его глазам предстала отрадная картина: посреди двора стоял Потапыч в белом переднике, при бляхе и метле, и по-хозяйски озирал окрестности.  Значит, дворника всё-таки выпустили из каталажки. Его больше не подозревают в убийстве несчастной Домны. Отлично: дворничиха осушит глаза, а Ванька снова начнёт задираться. Но коли выпустили Потапыча, значит, у полиции есть улики против кого-то другого . Почему до сих пор не привлечён к ответу Автономов? Он часто вертелся возле Элен; договориться о задуманном преступлении у них была полная возможность. Возможно даже, что бомбист Автономов  обманом заставил бедняжку Элен помогать себе.
     Ночью Серж решил не спать и лежал в постели, сцепив руки под головой и прислушиваясь ко всякому шуму. После  полуночи сон всё-таки сморил его; он то проваливался в дремоту, то выныривал из неё. И вот в одно из таких выныриваний он явственно услышал осторожные шаги за дверью. Сон мгновенно соскочил; он сел на постели, прислушиваясь.  Крадущиеся шаги, миновав его комнат у, удалились по коридору. Собравшись с мужеством, он встал , приблизился к двери  и осторожно приотворил её. В коридоре стояла кромешная тьма, однако в конце него имелось оконце, света в котором было достаточно, чтобы разглядеть чью-то фигуру. Некто с головы до ног в белом, приблизившись к двери г-жи Тальбах, начал осторожно её приоткрывать.
     В ужасе и смятении, не зная, что предпринять для спасения тёти Раисы, Серж завопил, - причём басом, вдруг прорвавшимся сквозь привычный тенорок. Он вопил, точно рассчитав, что успеет скрыться в своей комнате, прежде чем злоумышленник добежит до неё. Послышались встревоженные голоса; из каморки подле кухни  явилась кухарка с поленом в руках; из спальни показалась  неодетая г-жа Тальбах со свечой. Их взорам предстал г-н Автономов в ночной рубахе, но без сетки на голове  и с пышными усами.
     Господи, Серж, что  случилось? Почему ты так кричишь? – испуганно потребовала объяснений тётя Раиса.
     - Он хотел войти к вам!  - уличающе ткнул пальцем в Автономова Серж.
     - Вздор, чепуха,-  не согласилась тётя Раиса.
     -Я шёл в клозет,  - смущённо признался Автономов.
     - Тётя Раиса, я видел, как он стал открывать вашу дверь
     - Я шёл в клозет! – повысил голос Автономов.
     - Клозет в другом конце коридора !
     Тётя Раиса сочла нужным вмешаться:
     - Ах, Сержик, у нас так темно, что немудрено и заблудиться. Ты всех перебудил. Матрёна, Семён идите спать.
     - Я шёл в клозет, оправдывался Автономов.
    - Да-да, мы уже слышали…
    - Не дошли, так идите сейчас. Мы вас не задерживаем,  - счёл нужным добавить Серж.
     Автономов сердито прошествовал мимо него и возмущённо захлопнул за собой дверь.
     - Спокойной ночи, Сержик, дитя моё, - проворковала г-жа Тальбах, и по  приторности слов Серж понял, что она недовольна. -  Спасибо, что ты заботишься обо мне и охраняешь мой сон. Я, как назло, по рассеянности забыла накинуть крючок на дверь.
     - Запритесь покрепче, тётя Раиса, - строго посоветовал он. – В нашей квартире нельзя быть беспечной.

                16. СВИДАНИЕ
     Два долгих дня Серж провёл в напряжении, каждый час ожидая чего-то. Впрочем, просматривать газету он не забывал. Страницы её были полны проклятиями террористам, но никаких новостей о ходе расследования возмутительного взрыва не сообщалось. Шёл к концу май, но теплей по-прежнему не становилось.
     Однажды они с тётей Раисой сидели в столовой. Зазвонил телефон.  Серж  резво  устремился в прихожую.
     - Квартира госпожи Тальбах, на проводе Серж Бибиков, - привычно доложил он.
     - Говорит Елена Николаева, -  раздался в трубке знакомый голос с хрипотцой.
     Серж растерялся. Раиса Андреевна уже выжидающе стояла в дверях.
    - Это Окиянов. – солгал он ей первое, что пришло в голову.
     Зная об их дружеских отношениях, г-жа Тальбах деликатно удалилась.

     - Слушаю, - каким-то чужим голосом сказал Серж в трубку.
     - Серж, могу я положится на вас? Мне надо вас повидать. Вы согласны, паж? Никому ни слова. Встретимся через час в Соловьёвском садике. Мне нужны деньги. В долг, разумеется. Не мне вас учить, где их взять. Придёте? Принесёте?
     - Приду, - помимо воли ответил Серж.
      Положив трубку, он остолбенело постоял у аппарата. Деньги его не заботили, хотя их у него не было: он хорошо знал, где их прячет тётя Раиса и, случалось, иногда боролся с искушением позаимствовать немного. Его волновало друге. Что было делать? Причастность Элен к преступникам вполне вероятна, - иначе зачем бы ей скрываться. Опасную особу следовало как можно скорее задержать. Надо срочно сообщить Окиянову. Как назло, от волнения Серж никак не мог вспомнить данный ему телефон. Устремившись в свою комнату, он принялся лихорадочно искать бумажку с заветным номером, коря себя за беспорядок в вещах. Бумажка не находилась.
    Как поступить? Обратиться в полицию? Ему не поверят. Начнут выспрашивать, сколько ему лет да где он живёт, а ведь свидание назначено через час, на счету каждая минута. Хорош он будет, явившись в сад с полицейскими. Да она и близко не подойдёт, если что-нибудь заподозрит. Но если по его милости ей удастся снова ускользнуть,  он не простит себе этого никогда в жизни. А что, если Элен вовсе не преступница? Каким облегчением стало бы для него подтверждение этого! Господи, что же предпринять , к кому обратится за помощью?
     В полном смятении чувств  Серж подошёл к окну. Во дворе дворников сынок Ванька воровал дрова, нахально перекладывая по чурбашку из чужой поленницы в свою.
      - Ванька! – крикнул Серж. – Погоди, сейчас спущусь. Ванька, не убегай: у меня дело есть. Хочешь заработать?
     Устремившийся в бегство Ванька приостановился с недоверчивым любопытством.
      Бросившись в столовую и убедившись, что Раиса Андреевна по-прежнему  за столом,  Серж без колебаний устремился в её комнату, где  и нарушил одну из заповедей, -  взял из комода  несколько купюр. Потом он направился в прихожую. Г-жа Тальбах, увидев, что он собирается уходить, начала, было, протестовать, а потом посоветовала мальчику одеться потеплее, так как петербургская весна обманчива Кстати, оказавшись на улице, он убедился в правоте тётки: с Невы дул ледяной ветер.
     Ваньки и след простыл: должно быть, он всё-таки решил, что Серж собирается его  поколотить.
     - Ванька! – заорал с досадой Серж. – Иди сюда, я тебе что-то дам.
    - Покажь, - донеслось из-за сарая.
     - Хочешь пряжку от моего гимназического ремня?
      Ванька  осторожно показался из-за сарая:
    - Давай весь ремень.
     - Слишком жирно будет. Может, и дам, если поможешь.
    - Чего надо?- вышел из-за сарая Ванька.
     - А полтинник хочешь заработать?
     Ошеломлённый обещанием сказочного богатства, Ванька преданно заморгал.
Почувствовав уверенность, Серж принялся объяснять задание6
     - Сейчас я встречусь с нашей жиличкой. Потом, поговорив, мы разойдёмся. А ты незаметно пойдёшь следом за нею, и заметишь дом, в который она войдёт. Тогда сразу же беги ко мне и получай свой полтинник.
     - И ремень?- насупился Ванька.
     - Выжига. Ладно, и ремень.

     В садике Элен не было. Серж подождал минут пятнадцать. Охватившее его после телефонного разговора  возбуждение пошло на убыль. С Невы пронзительно дуло, так что он начинал мёрзнуть даже в тёплом пальто. Элен его обманула! Но ради чего? Обойдя вокруг обелиска, он решительно направился домой , к выходу.
      Внезапно он замедлил шаг: Элен шла навстречу, по дорожке. Откуда она появилась, он так и не смог угадать. Она выглядела очень элегантной, хотя и чересчур легко одетой:  деревья стояли еле опушённые, по Неве плыли льдины, а она вырядилась в светло-серый костюм с букетиком фиалок на лацкане; густая вуаль, пригибая поля шляпы, скрывала её лицо. Поравнявшись с Сержем, она с улыбкой взяла его под руку:
     - А вы милый юноша.
    - Значит, вы не утопились?
   - Утопилась? Ах…. Мужчины не стоят этого. Надеюсь, вы рады, что я жива-здорова?
     Вглядевшись, Серж заметил, что её лицо под вуалью выглядело осунувшимся и усталым; да и наряд её, такой красивый издали, вблизи казался несвежим, а измятый букетик искусственных фиалок совсем поник.
     - Принесли деньги? – нетерпеливо осведомилась она. Ему пришло в голову, что, возможно, она голодна.
     - Почему бы вам не вернуться домой, Елена Николаевна? – осведомился он.
     - Есть у вас при себе хоть сколько-нибудь? – с раздражением перебила она. – Я потом отдам. Я вернусь, вернусь, но деньги мне нужны сейчас.
     Он протянул ей купюры:
     - Деньги позаимствованы мною у тёти Раисы.
    - Ну, ваша тётя не обеднеет, - быстро схватила она деньги и, пересчитав, сунула их в сумочку. – Благодарю. Прощайте.
   Видя, что она уходит, Серж попытался удержать её:
     - Постойте! Слышали про взрыв на даче министра? Преступников, конечно, не сегодня-завтра поймают. Мой знакомый, да вы его знаете, Мельхиоров, сказал, будто среди этих бомбистов у полиции есть осведомитель, так что все имена  преступников известнвы…
    Элен, приостановившись, молча глядела на него сквозь вуаль.
    - А мне-то какое дело? – наконец неприветливо отозвалась она. – Оревуар. Вечером буду дома.
    Она стремительно направилась прочь. Серж провожал её глазами. Сомнений не оставалось: она террористка, потому что поверила в только что сочинённую им ложь, будто полиции известно всё со слов доносчика.
     За углом ограды мелькнул Ванькин картуз.
     - Ох, Пинкертон несчастный! – бранился Окиянов, узнав о проделке своего юного помощника. – Телефона у него, разини,  не было!  У тебя имелся целый час в запасе. Надо было мчать со всех ног…. Да, на худой конец, обратиться к первому же городовому!
     Окиянов прибыл к ним не один, и Раиса Андреевна, выглянув в окно, шепнула:
      - Опять целая колымага полицейских . Когда они  были нужны, мы  их не видели.
     - Ищут рыбий след в воде, - пробурчал Автономов.
     Серж, всё ещё не потеряв надежды, что жильца арестуют, мысленно просоветовал ему: «Шёл бы ты в клозет».
      Окиянов, пройдя в свою бывшую комнату, продолжал распекать Сержа:
     -  Денег ей отнёс, обворовав Раису Андреевну! Тётка еще не схватилась?  Спрашивается, о чём ты думал?..
     - Да Элен, наверно, была голодной, - слабо защищался Серж, понимая, что с тётей Раисой ему предстоит трудный разговор.
     - Голодный людоед ещё опаснее сытого.
    - Да ведь её причастность ещё не доказана…
    Окиянов с сожалением посмотрел на него:
     - Варвару-то Заварзину, вашу горничную нашли.
     - Где? Слава Богу, Варя жива.
     - Как же , держи карман. В подвале её нашли, связанной, с удавкой на шее. Понял, кому деньги относил?
    - Господи, за что убили Варю? Так ведь не Элен же!.. Это, наверно, целая шайка преступников.
    - А ну тебя! – отмахнулся Окиянов.
     Как назло, Ванька куда-то запропастился. Последний раз Серж заметил его возле Соловьёвского садика. Напрасно звала сына дворничиха, грозя спустить с него три шкуры. Его не было так долго, что наконец Окиянов, поджидавший Ваньку вместе с остальными, осведомился у Сержа наконец6
     - Этот парнишка-то надёжный?
     - Ванька? – обиделся Серж. – Да он кого хочешь обманет и  отовсюду убежит. Однако в глубине души он и сам начал беспокоиться: куда запропастился дворовый  озорник?
     Заливистый свист, раздавшийся во дворе, возвестил о ьпнрибытии долгожданной персоны.
     - Ремень неси! – крикнул Ванька высунувшемуся из окна Сержу.
     - Где ты пропадал? – выскочил во двор Серж.
     Выхватив ремень, Ванька неумолимо по требовал:
     - Полтинник давай
     - А ты его заслужил?
    -  Если нет, верну.
    Серж вручил ему полученный от Окиянова полтинник. Ванька удовлетворённо спрятал его в карман, значительно сообщив:
     - В Старой Деревне.
    Поняв, что от Ваньки толку не добиться, Серж позвал:
    - Пойдём к нам,  там господин Окиянов ждёт, ему всё расскажешь.
     - Чорта с два, - заупрямился Ванька, готовясь дать  дёру.
     - Пойдём, дурень, а то твой батяня обещал спустить с тебя тр и шкуры.
     Угроза произвела впечатление. Покосившись на  ожидавшую во дворе полицейскую коляску, Ванька осведомился с сожалением:
    - Значит, полиция не за моим батей приехала?
     Окиянов, устроив Ваньке подробый допрос, выяснил, что тот сопровождал «барыню» до Старой Деревни.
     - Да как ты в такую даль добался?
    - На извозчике, вместе с барыней. Я, конечно, на запятках.
    - Дорогу запомнил?
     - А то как же?
     Прихватив с собой Ваньку, полицейские укатили. Окиянов Сержа с собой не взял, не обратив внимания на его молящий взгляд, - то ли слишком озабоченный, то ли недовольный своим непрошеным помощником.
     Наутро изнемогший от  любопытства Серж помчался к Ваньке.
     - Дрыхнет, - мрачно объявил подметавший двор Потапыч.
     Ванька дрых неприлично долго,  а потом пил чай, строя Сержу рожи из окна и не желая выйти во двор. Смекалистый малый понимал, что Серж ждёт от него рассказа о вчерашнем приключении, и не желал продешевить. Напрасно Серж показывал ему сокровища, способные, по его мнению, придтись по вкусу варварёнку и выманить его на улицу. Но ни моток отличной бечёвки, позаимствованный Сержем у кухарки,  ни перочинный ножичек со сломанными лезвиями, ни даже плитка шоколада не произвели на сквалыгу впечатления. Наконец, сошлись на ранце – совсем новеньком, необходимость в котором, как надеялся Серж, у него болье не возникнет.. Наконец Ванька соизволил выйти, но даже взяв ранец, за которым Сержу пришлось сбегать домой и тайно вынести  его под полою, продолжал ломаться и кривляться, доведя Сержа до белого каленья. Наконец из отрывочных слов бессовестного вымогателя он уяснил, что Ванька указал полиции путь до какого-то домишки на берегу Невки. В доме никого не было, кроме трупа мужчины. Ваньку в дом не взяли, он сидел в «карете», так что ничего не видел, зато слышал разговоры полицейских, из которых уяснил, что убитый – один из преступников, которых они ищут, и разделались с ним, скорее всего, свои.
     - А барыня? – нетерпеливо осведомился Серж.
    - Какая барыня? – начал валять дурачка Ванька.
     Тогда Серж схватил его за грудки и как следует  тряхнул:
    - Говори, а то схлопочешь.
     - Вот как сейчас заору тятеньку! – пригрозил тот.
     - Три копейки дам.
     Ванька тут же сдался:
     - Никакой барыни я больше не видел. Господин главный сыщик сказал: Ищи-свищи ветра в поле. Давай три копейки.
     С отвращением сунув ему монетку, Серж отвернулся. Ванька убежал с победным воплем, напоследок не удержавшись, чтобы не показать неприятелю фигу
      Элен… Труп в Старой Дереве… Чёрт дернул его за язык в Соловьёвском садике сказать, что среди бомбистов есть провокатор, обо всём доносящий полиции. Что, если Элен отправилась в Старую Деревню расправиться с  провокатором? Какие страхи, полно! Разве можно убить человека только из-за подозрения? Да у Эоен и оружия нет. Где она сейчас? Возможно, у неё нет пристанища. Все её соучастники, если они были, рассеялись, попрятались по всяким дырам. Голодная и холодная, она блуждает по каменным ущельям улиц, где за каждым углом её поджидает опасность. Эх, Элен! Неужто ты расцвела, такая статная, видная, пленительная, чтобы якшаться с преступниками и бросать бомбы? Что будет твориться на свете, если всё больше людей станет проступать, как ты?
     Он не мог оставаться в квартире, где всё напоминало об Элен. Вот здесь она сидела, листая «Ниву», здесь стояла, играя кончиком своей роскошной косы, здесь столкнулась с ним в дверях, обдав своим запахом  и одарив надменным взглядом…
       Выскользнув из дома, он отправился, куда глаза глядят. Вечерело, но было светло, как днём. Невский, как обычно, был полон нарядной толпой. Впрочем, сегодня дополнительное оживление было вызвано мальчишками-газетчиками, выкрикивавшими новости, размахивая пачками своего товара. По тому, как жадно хватали газеты, Серж с тревогой догадался, что случилось нечто необыкновенное. Он устремился к газетчику.
     - Новый террористический акт! – кричал мальчишка. – Покушение на генерала Фроянова. Читайте подробности.
     Серж  схватил газету. Во Фроянова стреляла женщина. Она промахнулась, потому что прохожий толкнул её под локоть. Генерал жив. Злоумышленница задержана.

     Поздно вечером неожиданно позвонил Окиянов.
     - Ну, брат, и натворил ты дел, - сказал он Сержу. – Хотел я тебя распушить, да ладно: всё хорошо, что хорошо кончается. Макрина Лошакова арестована.
      - Какая ещё Макрина? – уныло осведомился Серж.
     - Да жилица ваша, госпожа Боборыкина. Элен, как ты её называл.
     - Викентий Иванович; вы ошибаетесь. Она – Елена Николаевна Боборыкина, а не Макрина. Я своими глазами видел её паспорт, который тётя Раиса носила в полицию.
     Серж был в смятении: только Макрины не хватало!
     - Паспорт, по которому она проживала в столице, е фальшивый, - спокойно продолжал Окиянов, - но краденый. В январе он украден у ехавшей в поезде настоящей госпожи Боборыкиной, о чём есть заявление в полиции.  Лошакова – мещанка из Нижегородской губернии. Или  ты забыл, как упорно она отказывалась поиграть на фортепьяно, и ни за что не хотела говорит  по-французски? Недворянское воспитание мне сразу бросилось в глаза. О своей деятельности в террористической группе эсера Черепова  она рассказывает, доложу я тебе, страшные вещи. Впрочем, услышишь сам. Завтра тебе надлежит явиться к нам на Фонтанку, на очную с нею ставку. Не струсишь
     Серж зажмурился: от новости у него кругом пошла голова.
     - Да ты не робей, - по-своему истолковав его молчание, подбодрил Сержа Окиянов.
     - Я не робею.
     - А вот  это напрасно. Если бы я не вмешался, крупных неприятностей тебе бы не избежать.

                16. БЕЗ МАСКИ
       В  назначенное время Серж стоял перед кабинетом чиновника по особо важным делам  А.И.Цорна.
    - Рад с вами познакомиться, Сергей Порфирьевич, - сжимая его руку, заглядывал внимательными глазами в лицо г-н Цорн. – Наш сотрудник  много хорошего рассказывал мне о вас, о вашей настойчивости, целеустремлённости, догадливости. Прошу садиться.
    Серж поёжился,  понимая, что перечисленные достоинства вполне могут быть  лишь красивыми названиями приставания, надоедливости, бестолковости, как, наверно, и обозначал их Окиянов в заглазном разговоре. Тот, находившийся тут же, подмигнул Сержу.
     Церемонно сев, Серж счёл нужным произнести:
    - Весь внимание.
    - Нет-нет, - встрепенулся, заулыбавшись, Цорн, - это я весь внимание. Расскажите мне все подробности вашего знакомства с Макриной Лошаковой.
     - Вы имеете в виду Елену Николаевну Боборыкиу? -  уточнил Серж.
     - Цорн сладко улыбнулся:
     - Елена Николаевна Боборыкина в настоящее время проживает за границей, в Баден-Бадене, наслаждаясь равно как водами, так и обществом своего достойного супруга. Документы и деньги были похищены у неё неизвестным лицом в поезде 22-ого декабря прошлого года. Мещанка Лошакова прописалась на жительство по чужим документам в Василеостровской части 3-его января сего года. Удивляюсь, как вы, с вашей проницательностью, могли спутать мещанку с благородной дамой. Манеры, речь…
     Цорн явно насмехался над ним. Насупившись, Серж подумал, что и в самом деле, будь он немного внимательней, кое-что можно было заподозрить. Туалеты Элен были весьма небогаты: какие-то измятые блузочки, тёмные юбки; ни колец, ни брошек. Впрочем, одна была. Ворованная? Любопытно, откуда у неё появился элегантный серый костюм, в котором он видел её в последний раз. И потом говор, в котором нет-нет и проскальзывало что-то  южное, провинциальное… Теперь он постарается внимательней присматриваться к людям. И, вздохнув, он принялся рассказывать о своих отношениях с Элен.
      - Так, так, - строил из спичек колодец Цорн. – Интересно, чем вы объясняете, что сразу после встречи с вами Лошакова отправилась на конспиративную квартиру и всадила пулю в голову своего товарища по преступлениям?
     Серж смешался. Что, если Цорну уже всё известно из признаний самой Элен?
     -  Элен…. Извините, что я так называю её, привычка… Она находилась тогда в крайне возбуждённом состоянии и, взяв у меня деньги, тут же ушла.
    - Кстати о деньгах, - вмешался Окиянов. – Господин Бибиков позаимствовал их у своей тётушки, негласно так сказать…
     - Зачем вы дали Лошаковой денег? – пропустив мимо ушей замечание Окиянова, продолжал Цорн.
     - А что я должен был сделать?
     Сержу сделалось не по себе: что, если сейчас этот прилизанный чиновник скажет: «Вы арестованы как подозреваемый в сотрудничестве с террористами»?
     - Убийцы, фальшивомонетчики, грабители, революционеры, террористы, - разве это не одно и то же? И разве не долг любого благонамеренного обывателя тут же сообщать о них  в полицию? – улыбнулся Цорн.
     - Разве я не сообщил обо всём, что знал? – вопросом на вопрос ответил Серж, хотя и понимал, что это неприлично.
     - Вы интересуетесь политикой? Какую партию вы предпочитаете?
     - Правительственную, разумеется.
     - Такой партии нет. Может быть, вам нравятся кадеты, октябристы, эсдеки?
      Серж беспомощно взглянул на  Окиянова.
     - Господин следователь,- вмешался тот, - сей юноша даже не окончил гимназии, так что спрашивать его о чём-то сложнее латинской грамматики напрасный труд.
     - О латинской грамматике тоже, - обеспокоился Серж.
     - Вы просили нашего юного друга рассказать о Макрине Лошаковой, - продолжал Окиянов. – Он рассказал всё, что знал. Теперь, мы надеемся, последует очная ставка.
     - О, разумеется, - оживился Цорн. – Это удовольствие вас не минует.
     Когда ввели Элен, Серж не узнал её. В арестантской одежде, бесцветная и постаревшая, она ничуть не напоминала прежнюю царевну; к тому же  один глаз у неё был подбит. Не взглянув на Сержа, Элен села напротив и положила ногу на ногу. Сейчас, когда волосы её были гладко зачёсаны назад, в лице резче обозначились простонародные черты, и она казалась  уже не дамой, а прислугой либо  рыночной торговкой.
     - Где ваша коса? – не удержался от изумлённого восклицания Серж, заметив крошечный пучок волос у неё на затылке.
     Элен не удостоила его ответом .
     - Коса была чужая, - засмеялся Цорн. – Как, впрочем, и документы.
     - Что вам надо от меня? – резко спросила Элен. – Я вам всё рассказала.
     - Расскажи ещё раз, Лошакова, всё сначала, - приказал Цорн. – Итак, ты входила в группу Черепова…
   - …которого выдал провокатор Суханов, - тусклым голосом подтвердила Элен. – Или Сухой, как мы его звали.
     - У подобно сорта людей в ходу всякие прозвища: они боятся называть себя обычными христианскими именами, - отметил Цорн. -  И вечно подозревают друг друга в предательстве. Суханов не был нашим агентом. Черепова мы изловили с Божьей помощью собственными силами. Продолжай.
    - После ареста нашего организатора удалось собраться троим: мне, Тимоше и Сухому.
   - Собирала подельников, конечно, ты?
    - Нет, Сухой. Он очень хотел быть главным, но мы предпочли коллегиальное управление.
     Тимоша – глухонемой дебил, так ведь?
     - Он глухонемой, но дурачком его не назовёшь.
     - Какую цель ставила вновь собранная группа? – загляну в бумаги,  осведомился Цорн.
     - Отомстить за Черепова. Довершить задуманное им.
    - То есть?
     - Убить какого-нибудь министра.
    - Слышите? – обратился Цорн к присутствовавшим. – Какого-нибудь! Им всё равно, кто станет жертвой, лишь бы министр. Лишь бы посеять смятение в обществе. Зачем вы поселились в мебилированных комнатах госпожи Тальбах?
     - Мы знали, что в бывшей квартире Черепова спрятано всё, нужное для изготовления адской машины. Ваша полиция так умела, что не обнаружила тайник, хотя и взламывала полы. У нас не было ни денег, ни времени, ни возможностей, чтобы  раздобыть необходимое другим путём. Поселившись у Тальбах, я постаралась сдружиться с актрисой Самариной, снимавшей бывшую квартиру Черепова. Убедившись, что тайник цел, я стала ждать удобного случая, чтобы проникнуть в квартиру. И если бы не этот появившийся у нас господин, - с усмешкой кивнула она на Окиянова, - в котором я сразу же заподозрила сыщика…
     - Вовсе не сразу, - обиделся Окиянов, - а лишь после того, как остолоп Мельхиоров чуть не разоблачил моё инкогнито.
     - Я стала  следить за этой подсадной уткой…
     - Не вы , милейшая, - возмутился Окиянов, - а сыскная полиция, как тольо стало известно, что некая особа , используя чужой паспорт, поселилась по соседству с квартирой арестованного преступника Черепова.
     - Не будем отвлекаться, - попросил Цорн.
     - Значит, убийцу привели  к Домне вы? – не выдержал Серж.
     Презрительно усмехнувшись и и, не ответив, Элен продолжала рассказ:
    -  Самарина укатила за город к своему содержателю. Я знала, что в квартире осталась кухарка, и в отсутствие актрисы несколько раз приходила к ней, желая узнать, когда она не ночует дома, или по крайней мере приучить  к своим посещениям. Выбрав подходящий день, мы пришли втроём. Я позвонила и, введя Тимошу и Сухого, представила их как поклонников таланта Самариной, желавших осмотреть квартиру своего кумира. Но дура-кухарка подняла крик, и ей пришлось зажать рот. Тут обнаружилось, что в квартире был ещё один человек: на кухне распивал чаи какой-то мужик. Выглянув в коридор, он бросился чёрным ходом наутёк. К нашей досаде, рушилось всё, так тщательно подготовленное…. Мы вынуждены были уйти.
     - Через парадную
     - Не чёрным же ходом! В кухню неожиданно явился дворник и уселся пить чай.
     - И вас никто не видел выходящими из квартиры?
     - Видела Варя, горничная госпожи Тальбах.
     - Кто и как убил Мирона Новикова? Того мужика, что был на кухне у Домны?
     - Понятия не имею, - хмуро отозвалась Элен. – Счастливый случай, и только. Мы к этому непричастны.
     Окиянов и Серж переглянулись: убийство она называла счастливым случаем!
     - Продолжай, Лошакова, - делая у себя пометки, промямлил Цорн.
     - В тот раз, к сожалению, нам не удалось заполучить  содержимое тайника, - снова  заговорила она бесцветным голосом. -  Я вынуждена была ещё некоторое время оставаться у Тальбах . Этот господин, - кивнула на на Окиянова, -  разумеется, очень мне мешал. Не меньше мешал и другой жилец, вздумавший при ударить за мной. У него с хозяйкой были шуры-муры, так что ревнивое подсматривание глупой дамы очень досаждало мне. А тут этот назойливый мальчишка вконец выводил меня из равновесия, - злобно ткнула она локтём в сторону Сержа.
     - Ну, вывести из  равновесия такую особу непросто, - заметил Цорн.
    -  Я рисковала. Тимоша и Сухой жили в это время  в Старой Деревне. Вторая попытка завладеть тайником была успешной. А знаете ли вы, - обратилась она к Окиянову, - что, встретив меня ночью на  улице, вы были тогда на волосок от смерти? Курок у меня был взведён, а стреляю я неплохо.
     Серж взглянул на Окиянова. Тот, помрачнев, сморщился:
    - Ну, в генерала Фроянова вы не попали, любезнейшая.
     - Не попала, потому что какой-то дурень толкнул меня под локоть.
    - Верно, верно, русский народ  не любит душегубов. Зато своего подельника, этого Суханова, вы уложили с первого выстрела. Удобнее стрелять в затылок, а не в грудь, так ведь?
    - Не отвлекайтесь, - потребовал Цорн. – Лошакова, продолжай.
  -  Ночью  товарищи очистили тайник и перенесли всё в мою комнату.
    - В квартиру тёти Раисы? – ахнул Серж.
   - Самое удобное место, - ухмыльнулась Элен. – Немного мешал шмыгавший к хозяйке Автономов, зато господин Окиянов дрых без задних ног. Вы плохой шпик! – обратилась она к Окиянову. – Надеюсь, начальство не погладит вас по головке за проваленное дело.
     - Лошакова! – прикрикнул Цорн. 
    - Что? – нагло осведомилась она. – Мне больше нечего рассказывать. Как только мы завладели всем необходимым для адской   машины, я покинула квартиру Таль бах.
     Серж, осенённый внезапной догадкой, спросил:
     - Ваша группа называлась «Сиамские близнецы»?
    - Какие ещё близнецы? – презрительно поморщилась она. – Мы называем себя революционерами.
     - Революционерами-максималистами, - уточнил Цорн. – А народ вас называет исчадиями ада. Теперь расскажи, как вы охотились за министром.
    - Затея Сухого, - поморщилась Злен. -  Он хотел сквитаться со Шварцем, потому что его исключили из Университета. Я  предлагала не мелочиться, а дождаться открытия памятника царю, на которое соберутся все министры, да и рвануть как следует, сразу всех положив.
     Действительно, вскоре на Знаменской площади должно было состояться  открытие памятника императору Александру Ш; присутствовать  на торжественной церемонии собирался весь сановный Петербург во глав с императором. Никто и мысли е допускал, что подобный злодейский замысел  может зародиться в чьей-то голове. Впрочем, не в пример Окиянову и Сержу, Цорн остался спокойным, осведомлённым, очевидно, обо всём лучше них.
     - Мы ссорились… - продолжала Элен.
     - Как я понимаю, вы все трое ненавидели друг друга , - подсказал Цорн.
     - А за что мне было ненавидеть Тимошу? Он был на моей стороне.
     - Очередной раб, - хихикнул Цорн и, оборотясь к Окиянову, пояснил. – Тимофей Матюхин из крестьян Псковской губернии. Прибыв в столицу на заработки, чинил мостовую: клал булыжник на Знаменской площади. Распропагандирован господами максималистами, хотя мне невдомёк, как они общались с глухим. А, Лошакова?
    - Он не совсем глухой. Тугоухий.
    - Нормальные-то от них шарахаются, так они за глухих принялись. Теперь  вы представляете весь этот злодейский замысел, - обратился Цорн к Окиянову.  – Матюхин закапывает адскую машину под палатку для высочайших особ… Или вы хотели памятник рвануть? Сорвать злость на произведении искусства, так сказать?
    Элен зло ответила:
   - Кабы не Сухой со своим Шварцем, мы бы всё так и сделали. Рвануло бы на всю Россию.
     - Лошакова, зачем? – поражённый её одержимостью, не выдержал Окиянов.
     - Ради торжества светлого будущего, - гордо ответила она.
     - Людей-то вам не жалко? Соотечественников?
     - Люди народятся новые.
     - Так и Россию недолго загубить.
     - А туда ей и дорога. Современная Россия – глина, строительный материал. Надо расчистить место для строительства.
     Все  глядели на неё с неподдельным страхом.
     - Всё-таки как хорошо, что таких, как вы, единицы, - заметил Окиянов.
     - С каждым годом нас будет становиться всё больше. И мы сумеем заставить остальных думать, как мы.
     - Ну, хватит! – хлопнул ладонью по столу Цорн.  – Как был устроен взрыв на даче министра Шварца? Рассказывай.
     Усмехнувшись, она  со злорадством заговорила:
      - Мы уединились в Старой Деревне, где из добытых в квартире Самариной  материалов изготовили две адские машины. Подарок Шварцу мы закладывали в четыре утра. Тимоша залез на крышу соседнего сарая, потом перебрался через  ограду на крышу конюшни, оттуда перепрыгнул на какой-то павильон, примыкавший к даче. Потом он влез на крышу жилого дома и осторожно опустил адскую машину в трубу. Мы подстраховывали его, а когда он слез, тут же расстались, чтобы никто не заметил нас вместе. Тимоша отправился класть булыжник, а мы с Сухим – в Старую Деревню. Когда стало известно, что взрыв произошёл, но Шварц остался жив, Сухой взбесился, и мы разругались. Я уже давно подозревала , что сухой ведёт нечестную игру..
     - Как давно? – перебил Цорн.
     - Это не определишь датой. Ещё при жизни Черепова. Дело в том, что поначалу Сухой проявлял ко мне  интерес, а Черепов…
     - Ну да, твоему сожителю Черепову это не нравилось.
     - Прошу не перебивать меня, - резко потребовала Элен. – Моя личная жизнь вас не касается. И вообще, - брак устаревшее понятие.  В новом мире  останется лишь свободный союз мужчины и женщины.
     - Уважаемая, - взмолился Окиянов, - здесь подросток; постыдитесь  проповедовать распущенность.
     - Что явилось причиной вашей последней ссоры с Сухановым? – повысил голос Цорн.
     - Наша касса была у него. Я требовала часть денег. Поссорившись с ним, я вынуждена была всю ночь провести на улице.
     - Он выгнал тебя?
     - Да. После того как я назвала его провокатором. И я решила покарать его, что и сделала а следующий день
     - Нет, какова? – повернулся Цорн к Окиянову. – На счету этой, с позволения сказать, особы, помимо множества краж, собственноручно осуществлённые убийства.
     - Я не убийца, а мстительница! – возмутилась она.
     - Молчать! Все вы, Лошакова,  не только весь мир ненавидите, но и друг друга. Каждый из вас одного себя считает пупом земли или, как вы выражаетесь, «героем». Экое геройство – убивать безоружных людей! -  Неожиданно Цорн ткнул пальцем в сторону Сержа. – Мы должны поблагодарить этого смышлёного мальчика, выследившего вас.
    Серж заёрзал, вспыхнув от похвалы. В тот миг ему почему-то не вспомнилось,  что выследил-то преступницу не он, а дворников Ванька.
    В это время на столе зазвонил телефон, и Цорн снял трубку. Воспользовавшись тем, что Цорн отвернулся, Элен тихо бросила Сержу:
     - Гадёныш.
     Сержу показалось, что она готова броситься на него .Окиянов поспешил заслонить своего юного приятеля со словами:
     - Нет, Лошакова, это ты гадина, которой  не  дали ужалить.
       Положив трубку4, Цорн резко спросил:
     - Могу я узнать тему беседы?  О чём вы перешёптывались?
     - Мы напомнили даме, что пока ещё не было речи  о краже  шкатулки с бриллиантами
    - Ну что ж, - кивнул Цорн. – Послушаем о шкатулке.
     - Извольте, - дерзко усмехнулась Элен. – У  нашей группы не было денег. Самарина дала мне на  проверила и обнаружила, что там припрятаны её драгоценности, в том числе бриллиантовое колье, выпрошенное ею поносить у какой-то богачихи. Изучив нрав актрисы, я догадалась, что она задумала присвоит  себе чужую вещь, свалив всё на грабителей, побывавших, якобы, у неё в квартире. Это Самарина воровка…
    - Кто же украл бриллианты?  - попросил уточнить Цорн.
    - Я, - безмятежно ответила  Элен. – Но я сделала это не из низкой корысти, а из высоких идейных побуждений.
     - Очевидно, из тех же побуждений ты пустила пулю в  в своего подельника Суханова, когда он не захотел поделиться с тобой украденными деньгами?
    -  Украденными? Одно дело кража, другое – экспроприация.
     - Экспроприировав бриллианты из высоких идейных соображений, в их краже ты придумала обвинить  горничную?
     - Эта девица представляла для нас опасность.
    - Что вы сделали с Варей? – возмутился Серж.
     - Что вы сделали с Тимошей? – злобно осведомилась она.
     - Тимофей Матюхин арестован нашими сотрудниками, когда он явился на явочную квартиру за адской машиной, - бесстрастно  сообщил Цорн.
     - Страшная женщина, - сказал он, когда Элен увели, и впервые что-то человеческое мелькнуло на его белёсом  чиновничьем лице.
    - Всё хорошо, что хорошо кончается, в раздумье откликнулся Окиянов, - впрочем, не очень уверенно.
     Цорн осадил его с холодной усмешкой:
     - Вы юы лучше, господин Окиянов, не разглагольствовали, а подумали, как станете оправдываться, что столько времени не могли разоблачить опасную преступницу, а  под конец ухитрились упустить её.
     Серж, сочувствуя Окиянову, тактично заговорил о другом:
     - Могу я узнать, господин следователь, есть ли надежда, что  мне вернут деньги, которые я передал преступнице? Моя тётушка будет недовольна и обвинит меня…
    - Я тоже обвиню вас, молодой человек, резко перебил его Цорн. – Вы заслуживаете порицания  за своё крайнее легкомыслие. Надеюсь, происшедшее послужит для вас хорошим уроком. Мой совет: держитесь подальше от преступников. Вам не в сыщики надо играть, а зубрить латинские вокабулы.
    Окиянов и Серж , благоразумно решив не задерживаться, поторопились уйти.

                17. ПАМЯТНИК
     На госпожу Тальбах свалилась куча неприятностей. Её всё время вызывали в полицию  по поводу жилички и пропавшей горничной. Бедная дама не снимала шляпы для официальных визитов.
     - Что мне делать? – расплакалась она однажды. – При чём здесь я? Эта Элен,  эта ужасная женщина… Ведь она предъявила мне настоящий, а не поддельный паспорт! Откуда  мне было знать, что он краденый? И потом воровка- горничная… Одно к одному. А теперь бриллианты могут вернуть владелице, но лишь после того как она уплатит три тысячи в ломбард. Самарина наотрез отказывается  и грозит подать на меня в суд. Но я-то, я-то при чём?
     Серж, как мог, утешал тётю Раису, - втайне подозревая, что главной причиной её расстройства был неожиданный отъезд г-на Автономова. Перепуганный агент по продаже швейных машин, сделав открытие, что жил бок о бок с преступницей-бомбисткой, объявил, что съезжает с квартиры, и никакие уговоры г-жи Тальбах  не поколебали его решения.
    Из полиции сообщили, что г-же Тальбах надлежит явиться на опознание трупа молодой девушки, обнаруженного в подвале одного из домов по Обводному каналу, - судя по приметам, Варвары Заварзиной. Полицейский чин, явившись за нею, увёз милую даму  в слезах.
     Оставшись в квартире один и заскучав, Серж уже готовился прогуляться по Среднему проспекту, когда зазвонил телефон. Обрадовавшись развлечению, он в два прыжка оказался в прихожей и схватил трубку.
     - Квартира госпожи Тальбах. У аппарата Сергей Порфирьевич Бибиков, - как можно басовитей произнёс он.
     - Привет, дружище. Как дела? – засмеялся на другом конце провода Окиянов.
     Серж поспешил поведать ему о домашних новостях, и о сбежавшем Автономове также. В свою очередь Окиянов  сообщил ему кое-что новенькое:
     - Помнишь, как мы ездили на Волкушу искать Мирона Новикова? Я всё ломал голову, почему, сбежав из квартиры Самаринорй, он ни о чём не заявил полиции. Так вот, представь себе, он был в полицейском участке. Однако, как следует из протокола, он находился в нетрезвом состоянии, буянил, и его заперли в кутузку.
     - Мирон не мог быть в нетрезвом состоянии! – возмутился Серж. – На столе у Домны стоял самовар….
     - Он мог ещё до прихода к Домне принять… Я передаю лишь то, сто узнал в полицейском участке. Он отсидел двое суток, а потом его прогнали взашй. И погиб он как-то нелепо.
     - Да его убрали эти Сиамские близнецы!
     - Не фантазируй, горе-сыщик. Все умозаключения настоящего сыщика должны опираться на факты, а факты свидетельствуют, что его укокошил  какой-то прощелыга. Жаль, конечно, человека. Да, и приятная новость для тебя: позаимствованные тобой  ассигнации из кошелька тётушки будут восполнены неизвестным благотворителем. Ну, бывай, оревуар.
     - Погодите, Викентий Иванович, - захныкал Серж. – Кто теперь станет учить меня латыни?
     Захихикав, Окиянов пообещал взять его с собой на открытие Памятника, - если, он самостоятельно выучит склонение «хик-хек-хок».

     22-ого мая  на Знаменской площади столицы перед Николаевским вокзалом торжественно открывали памятник императору Александру Ш. Тут  собрались все вершители судеб страны. Окружённый звёздоносными генералами  государь император Николай Александрович обходил почётный караул. Царственные дамы, укутанные в светлые шелка, прятались под тентом от ветра и неяркого северного солнца.
    Окиянов провёл Сержа за ограждение, и они стояли возле собора в толпе газетчиков, имея возможность кое-что видеть. Сдвинув котелок на затылок и заложив руки за спину, Окиянов щурился на солнце; Серж важничал, так как тётя Раиса нарядила его  франтовски: достаточно сказать, что на его голове  тоже был котелок. К сожалению, росту ему всё ещё  не хватало, и он вынужден был приподниматься на цыпочки чтобы хоть что-нибудь углядеть.
     - А всё-таки и мы с тобой причастны торжеству, -  довольно ухмыльнулся Окиянов.
    Серж, юноша совестливый,  подумал, что  дворников Ванька тоже причастен, однако даже намекнуть  на это  прохиндею было нельзя, чтобы не стать жертвой постоянного вымогательства.
   Когда полотнище свалилось с монумента, присутствовавшие на площади дружно ахнули: грузный царь сидел, подбоченившись, на  могучем коне-ломовике, мрачно глядя перед собой; безрадостно опустил голову, опёрся о камень копытами конь: дальше ни шагу, ни с места.
    - Говорят, вдовствующая  императрица вне себя… - переговаривались газетчики.
    - А хорош, господа… Вот это, действительно, памятник. Чувствуешь, что Россия неколебима …

     Шёл 1909-ый год.

       В оформлении  обложки использована картина белорусского художника С.А.Ковалёва. Фото взято с сайта livtinternet.ru.






 
    



 





    
   









-


               
               
   









-



               
               
               

                1  . Серж Бибиков
      В 1909-ом году Пасха наступила рано, однако до тепла было ещё далеко. Везде во дворе лежал грязный снег,  и Серж Бибиков, надев франтоватые лаковые ботинки, старался осторожно ступать по обсохшим булыжинам, торчавшим из сырой земли. Свободный, как птица, и сам себе господин, поскольку его недавно исключили из гимназии, он прогуливался по  двору-колодцу большого доходного дома в одной из линий Васильевского острова, принадлежавшего почётному гражданину г-ну Синехвостову, и раздумывал,  отправиться ли ему без промедления в синема поглядеть «Кровавый пир Дракулы», либо поначалу дождаться дворникова сына Ваньку и накостылять ему шею за вчерашнее улюлюканье и оскорбительные выражения . Ванька, молокосос года на два младше него, сильно ему досаждал; впрочем, будучи прирождённым пакостником, мальчишка досаждал решительно всем во дворе; даже местные кошки и вороны обходили и облетали его стороной.
     Отторгнутый от наук  вследствие полной неспособности к древним языкам, Серж вовсе не чувствовал себя отщепенцем, тем более что родные были далеко, а тётя Раиса, милая дама, поахав и произнеся несколько нравоучений, до сих пор не собралась написать о приятной новости в Ямбург, откуда  Серж прибыл в столицу. Случись такое дома, папаша выдрал бы его как сидорову козу, мамаша стала бы лить слёзы, младшие братцы и сестрицы издеваться, - а тётя Раиса, повздыхав, мудро решила, что люди живут и не кончая гимназий. Дальняя родственница, вдова статского советника, вырастив сыновей, служивших ныне где-то тна юге, она предложила взять Сержа к себе в Петербург, так как скучала без мальчишек в доме. Пообещав дать Сержу самое лучшее воспитание, она приучила его чистить зубы и мыть руки перед едой, предоставив после чего  полную свободу.
     Незадача с гимназией всё же несколько встревожила её. Поразмыслив, заботливая дама  дала  в газету объявление: «Юноше неполных  шестнадцати лет требуется гувернёр со знанием языков.»  Серж был шокирован: какой ещё гувернёр? Что подумает Элен, их жиличка? У них в квартире были жильцы. Тётя Раиса, овдовев и чувствуя недостаток в средствах, придумала сдавать в поднаём несколько комнат своей обширной квартиры. На то время у госпожи Тальбах проживали двое – господин Автономов и Элен, Елена Николаевна Боборыкина. Господин Автономов, мускулистый великан с великолепными пшеничными усами, служил у Зингера и для Сержа не представлял интереса, зато Элен сразила юношу наповал. Очень молодая, всего на несколько  лет старше него, она уже была замужем, но, как рассказывала шопотом соседке тётя Раиса, а Серж подслушал, рассорилась  с мужем, бежала от него и, кажется, собиралась хлопотать о разводе. Статная и крепкая, с широким лицом и огромной косой, Элен была ослепительна, но  высокомерно не замечала не только Сержа, но даже  блистательного г-на Автономова. Узнав о существовании мужа у Элен, Серж обрадовался, поскольку шансы г-на Автономова сошли на-нет.  Сам он не прекратил часто мыться, пользоваться туалетной водой, подогу расчёсывать перед зеркалом волосы и менять рубашки с  безупречными манжетами. Можно догадаться, как неуместно показалось ему намерение тёти Раисы нанять гувернёра.
     К счастью, найти подходящего человека оказалось непросто. Приходили какие-то обтёрханные студенты, древние  языки знавшие, но вряд ли бывшие в состоянии  научить юношу благородным манерам. Тётя Раиса  сокрушённо отказывалась, чем Серж был вполне доволен. Но весной, как снег на голову, объявился г-н Окиянов.
     Первая  встреча учителя и ученика чуть не кончилась рукопашной. Не подозревая о близившейся опасности, Серж стоял в подворотне и созерцал мир, когда его внимание привлёк прохожий в модном котелке и с тросточкой. Франт неторопливо шёл мимо дома, явно что-то разыскивая. Дворников сын Ванька, не выносивший щеголевато одетых людей, слепив  снежок, запустил им в незнакомца, сам тут же предусмотрительно спрятавшись за поленницу. Возмущённый господин в два прыжка подскочил к Сержу и железной хваткой вцепился в него.
     - Это не я!  - завопил тот. – Это Ванька!
     Смекнув, прохожий тут же бросился в подворотню с намерением настичь обидчика; Серж устремился следом. Но Ванька не захотел ждать, и он и увидели вдали только мелькавшие пятки озорника.
     Успокоившись, незнакомец обратил к Сержу лицо:
     - Не знаешь, где тут проживает госпожа Тальбах?
     Это была фамилия тёти Раисы, и Серж насторожился.
     - Вы по найму жилья или гувернёром? – осведомился он.
     - А тебе какая разница?
     Представившись, Серж объяснил разницу.
     - Так знай: я то и то, - торжественно объявил незнакомец.  – Веди меня к своей тётушке.
     Сержу ничего не оставалось кроме как подчиниться.
     Викентий Иванович Окиянов быстро очаровал всех дам. Манеры его были  приятны, круглое лицо сияло лучезарной улыбкой, - весьма зубастой, между прочим. Как оказалось, он был репортёром «Санкт-Петербургской газеты», причём занимался журналистикой исключительно ради собственного удовольствия, поскольку располагал независимыми средствами  и в заработке не нуждался. Узнав, что мальчику нужен гувернёр, он тут же вызвался  натаскать его в латыни, а также приобщить к политике, поскольку делал репортажи не о лошадиных скачках и не про уголовщину, но писал отчёты о заседаниях Государственной Думы..
     Госпожа Тальбах была довольна: в квартире появился новый жилец, а у Сержа гувернёр.
     На первом же занятии, взяв латинскую грамматику и задумчиво её полистав, он признался:
     - Не  буду врать: в латыни я  ни в зуб ногой. Двоечник двоечника должен понимать  с полуслова. Если хочешь, доложи тётке, а не хочешь – помалкивай.
     Заржав от удовольствия, Серж пообещал, что тётя Раиса ни о чём не узнает.
      - Зато я натаскаю тебя во многом другом, - таинственно пообещал наставник.
     Серж снова заржал.
     И ученик с учителем зажили душа в душу. Окиянов отлучался из дому мало, только на заседания Думы да в редакцию; в свободное время он часто общался с Сержем. Обложившись для вида учебниками, занимались они  по большей части болтовнёй да чтением французских детективов. Если тётя Раиса спрашивала, как идёт учение, Серж мрачно изрекал:
     - Серо-вениентибус-осса!
Или:
     - Дура-лекс-сед-лекс!
Услышав латинскую речь, тётя Раиса делала почтительное лицо, а Серж злорадно добавлял, чтобы полностью отучить даму от назойливого любопытства:
     - Хик-хек-хок!
Испуганно  взмолившись не продолжать, тётя Раиса просила Окиянова:
     - Уж вы. Пожалуйста, не очень допекайте мальчика этой ужасной латынью.
     Тот, подмигивая Сержу, обещал.
     Нынче был день, когда Окиянов отправился в Думу, занятия отменялись, и Серж чувствовал себя вольной птицей.

                2.  ЖЕРТВА
     Во дворе появился Потапыч во всей дворницкой красе, то есть в надетом поверх  овчинного полушубка белом переднике, украшенном медной бляхой с номером, и с новенькой метлой в руках. Разочарованно поняв, что  разделаться с Ванькой теперь е удастся, не станешь же лупить негодяя пред очами любящего родителя, Серж решил идти смотреть фильму, но тут его задержало небольшое развлечение. К дому подкатил лихач с актрисой г-жой Самариной, их соседкой по лестничной площадке. Потапыч, отставив метлу , степенно направился помочь даме выйти из экипажа. Длинная, поджарая, в большой шляпе и бархатной шубейке, актриса легко выпрыгнула на мостовую; следом  с пыхтеньем вылезла её горничная Федосья.
     - С приездом, Ваша светлость, - поклонился дворник.
     - Ах, какая же я «светлость»? – отмахнулась от  грубой лести Самарина. – Дай ему что-нибудь, Феня.
     - И так обойдёшься,  - решила та, рассчитываясь по уходе хозяйки с извозчиком. – Лучше бы снег сгребал, а то прямиком в лужу угодила..
     Не показывая обиды, Потапыч осведомился, хорошо ли съездили: г-жа Самариа уезжала из города на неделю.
     - Перемёрзли в этой треклятой Стрельне, - буркнула Федосья. – Я, чай, к нашему приезду  у  Лукерьи печи натоплены. – И отправилась следом за хозяйкой.
     Жадно вдыхая слабую струйку духов, оставленную Самариной в сыром воздух, Серж важно изрёк:
   -  Сладкий дух женщины.
   - Ась? – после задумчивого молчания встрепенулся Потапыч.
     - Артистка, говорю, приехала. Которая на театре представляет.
     - Оно, конечно, настоящая барыня на такое не пойдёт, - задумчиво откликнулся Потапыч. – А вообще дама весёлая, и всегда на чай даёт. И сейчас бы дала, кабы не стерва Федосья.
     Тут до них донёсся пронзительный  визг с лестницы. Оба вздрогнули. Визг не смолкал, и Потапыч трусцой устремился к парадной двери, куда в обычное время ему входить не полагалось. Серж не отставал.
     Добравшись до площадки второго этажа, на которой находились квартиры г-жей Самариной и Тальбах, они увидели, что вопила Федосья. У ног её лежала актриса, прикрывшись огромной шляпой. Дверь в квартиру г-жи Самариной была распахнута настежь.
     - Убили! Убили! – вопила Федосья.
     Из соседних квартир появились встревоженные жильцы. Потапыч, вынув свисток, принялся с остервенением дуть в него, оглушая народ.
     Вскоре по всему дому разнеслась ужасная весть: убили кухарку г-жи Самариной, оставленную стеречь квартиру. Не дозвонившись и решив, что кухарка куда-то отлучилась, Самарина открыла дверь своими  ключами. Едва шагнув в коридор, она увидела валявшуюся на полу бездыханную кухарку.
     Вскоре на месте преступления появилась полиция. Начался обычный опрос жильцов и осмотр помещений. Г-жа Тальбах  настойчиво зазывала полицейских к себе, а когда Элен попыталась её утихомирить, шепнула:
     - Я их очарую, и мы узнаем все подробности.
     Один из сыщиков поддался на её уговоры. Осмотрев апартаменты г-жи Тальбах, но   отказавшись от  чая,  он прошёл по комнатам жильцов и  при  виде Окиянова возопил:
     - Викентий, ты?
     Окиянов вытаращил глаза, но вскоре признал знакомца:
     - Ба-ба-ба! Какими судьбами?  Серж, - обратился он к  навострившему уши воспитаннику, - перед  нами великий Мельхиоров, лучший сыщик Петербургской полиции.
     - Скажешь тоже, - хихикнул гость. – Как тебя сюда занесло?
    -… и мой старинный друг, - пропустив вопрос мимо ушей, продолжил рекомендацию Окиянов. – В гимназии вместе отсиживались на «камчатке». Между прочим, страстный коллекционер: собирает марки, этикетки, даже ложки, так что пусть твоя тётушка  после его ухода пересчитает свои…
     - Не бреши, - обиделся Мельхиоров.
     Серж стоял разинув рот: он никогда не видел так близко сыщика, только читал о них. Вот уж е подумал бы про этого курносого, толстогубого малого, что тот сыщик.
     - Не скромничай, приятель, - балагурил Окиянов. – Уверен, имя Мельхиорова вскоре замелькает в газетах. Если хочешь, я тебе это мигом устрою. Ведь я репортёр и пишу в «Петербургской газете».
     Подумав, Мельхиоров кивнул:
     - Вот и ладно, что я тебя встретил.  Ты можешь мне помочь, Викентий.  Ум хорошо, а два лучше.
     Мельхиоров пожелал,  чтобы Окиянов вместе с ним осмотрел место преступления и выдвинул какие-нибудь версии случившегося. Окиянов, было, заупрямился,  однако Серж горячо поддержал просьбу Мельхиорова, надеясь к ним примазаться. Кончилось тем, что они втроём отправились в квартиру г-жи Самариной.
     По дороге Мельхиоров поведал всё, что удалось узнать. Тело кухарки  Лукерьи обнаружено утром владелицей квартиры  Самариной Верой Нестеровной и сопровождавшей её горничной. Г-жа Самарина отсутствовала ровно неделю. Лукерью видел в последний раз дворник дня три назад, когда приносил ей дрова; точнее вспомнить не может. Смерть несчастной наступила от удушения. Из квартиры по заявлению г-жи Самариной исчезла шкатулка с драгоценностями; впрочем, ни лежавшие по соседству ценные бумаги, ни столовое серебро, ни другие вещи не тронуты.

                3.   ВЕРСИЯ
  Небольшая прихожая; коридор с выходящими в него дверями; одна, в ванную, была полуоткрыта. Из-за неё по-прежнему торчали ноги убитой, - большие ноги в чёрных зашнурованных сапожках.  Серж не без стеснения в груди приблизился следом за мужчинами. Убитая – средних лет женщина, плотная, некрасивая: наверно, при жизни была рачительной кухаркой, крикливо торговалась на рынке, раскланивалась со всеми окрестными лавочниками, угрюмо отмалчивалась, когда Самарина отчитывала её за  неудачное блюдо.
     - Они часто погибают на пороге ванных либо ватерклозетов, все эти доверчивые Лукерьи, - заметил  Мельхиоров. – Должно быть, убегая от ворвавшегося в квартиру убийцы, она пыталась в слепом страхе укрыться  за дверью с защёлкой. О чём молчишь? – обратился он к Окиянову.
     Они осмотрели претенциозную квартиру актрисы, полную всякого барахла – ширмочек, занавесочек, подушечек, всевозможных безделушек, бесчисленных фотографий Самариной и театральных афиш. Кухня находилась в самом конце коридора; рядом с ней располагалась дверь в каморку кухарки. На крошечном пространстве размещались железная кровать, стол, герань на окне, упиравшемся в кирпичную стену, деревянный сундучок с выгнутой крышкой, - вот и всё  имущество, которым пр и жизни располагала Лукерья. Они открыли  её сундук; крышка изнутри была заклеена обёртками дорогого мыла, этикетками духов и прочими цветными картинками, изображавшими полногрудых красавиц с осиными талиями, розы и прочие парфюмерные красивости: должно быть, изображения радовали глаз Лукерьи, раз с таким тщанием она собирала и наклеивала их в своём тайничке. Содержимым сундука оказались несколько отрезов ситца, шерстяная шаль, коралловые бусы  и  чулок с пятидесятью рублями.
     Кухня была велика, с большой плитой посередине. На полу возле неё валялась неряшливо рассыпанная вязанка дров. В углу стола виднелись остатки трапезы: здесь кто-то чаёвничал.
     - Пили двое, - отметил Окиянов.
     - Сам вижу, - пробурчал Мельхиоров. -  Пили Лукерья и некто. Этот некто, судя по всему, мужчина.
     - Почему ты так решил?
     Мельхиоров поднял со стола закушенный пряник6
     - Гляди, какой большой укус. Скажу больше: гость Лукерьи был её хорошим знакомым, потому что она сама впустила его, будучи одна в квартире, и поила чаем. Сдаётся мне, что этим гостем был скорее всего дворник . Зная о драгоценностях Самариной, он укокошил Лукерью, забрал шкатулку и был таков через чёрный ход. Как, впрочем, и вошёл. – И Мельхиоров с торжеством указал на откинутый дверной крюк. – Остаётся только проверить, совпадут ли отпечатки зубов дворника с отпечатками на прянике, и убийца изобличён.
     - Если убил Потапыч, то почему так небрежно брошены дрова возле плиты? – задумался Окиянов.  – Он что, швырнул посреди кухни дрова и сел  к самовару? Потапыч очень аккуратный мужик.
     - Пожалуйста, не спорь, - надулся Мельхиоров.
     Не слушая приятеля, Окиянов приблизился к двери чёрного хода и толкнул её. Дверь не поддалась. Он многозначительно взглянул на Мельхиорова.
     - Дверь заперта снаружи,
     Покинув квартиру Самариной, он и спустились вниз и, обойдя дом, поднялись по чёрной лестнице на второй этаж. На двери , ведущей в кухню Самариной, красовался замок.
     - Каков мерзавец! – покачал головой  Мельхиоров. – Убивает кухарку, крадёт шкатулку…
     - Заметь, не перерыв ни одного комода.  Хватает шкатулку, но не трогает лежащие рядом ценные бумаги, - напомнил Окиянов.
     - Дворник неграмотен, - нетерпеливо продолжал Мельхиоров.
     - Потапыч грамотный, - осмелился вставить Серж, однако  сыщик, не пожелав услышать его, продолжал:
     -  Он крадёт шкатулку и преспокойно запирает за собой дверь на замок. Сейчас же велю скрутить мерзавца.
     - Не пори горячку. Сначала ещё раз хорошенько допроси Самарину. Спроси, знала ли Лукерья, где лежат драгоценности, а также с кем она водилась.
     - Не учи учёного, - буркнул Мельхиоров и недоброжелательно покосился на Сержа, словно чувствуя, что тот на стороне Окиянова.
     Потапыч клялся, что принёс дрова и тут же ушёл, получив три копейки, как было условлено. Актриса, которую отпаивала у себя валерьянкой сердобольная г-жа Тальбах,  сообщила, что прислуга знала об её драгоценностях, но она не подозревает скромную Лукерью, которая, приехав из деревни, знать никого в городе не знала. Впрочем, добавила Самарина, у Лукерьи был жених, приехавший следом за нею из той же деревни, - Мирон, рабочий.
     - Ещё одна версия, - обрадовался Мельхиоров. – Домна пила чай с женихом. Он же её и пристукнул, когда она отказалась стать соучастницей кражи. Ну, а потом был таков со шкатулкой.
      - Сделала ли Самарина опись украденного в шкатулке? - полюбопытствовал Окиянов, когда они с Мельхиоровым снова вернулись к нему в комнату.
     - Да. Самое ценное из пропавшего – бриллиантовое колье стоимостью пятнадцать тысяч рублей; к тому же чужое, данное ей на время знакомой дамой.
      - Уезжая надолго из города, она не взяла с собой столь ценную вещь и даже не поместила ее куда-нибудь на сохранение?
     - Что тебя удивляет? Женщина с ветерком, актриса.
     - Что она говорит про жениха Лукерьи? Его фамилию, адрес, место работы?
     - Сама Саматина ничего не знает, но горничная, уезжавшая с хозяйкой, сообщила, что Мирон живёт в Волковой деревне, а работает где-то за Московской заставой. Прозвищем то ли Степанов, то ли Фёдоров…
     - На твоём месте я бы проверил, где гостила Самарина,  и вообще круг её знакомств. Она мне подозрительна. Всё будто подстроено  нарочно: хозяйка забирает горничную с собой и уезжает из города на неделю, оставив дома одну кухарку. Между тем в квартире оставлено дорогое, да к тому же чухое колье,  которое пропадает…
     - Ты неисправимый циник! – возмутился Мельхиоров. – Подозревать актрису и, кстати, неплохую! Нет уж, Самарину в сторону.

     В  тот вечер в  доме почётного гражданина Синехвостова только и было разговоров, что про убийство кухарки на втором этаже. Труп увезли, квартиру опечатали, актриса с горничной поехала ночевать к родственникам на Петербургскую сторону. Управляющий банком, живший этажом ниже, заявил, что съедет немедленно, так как не может продолжать жить под квартирой, в которой произошло убийство. Опечаленная г-жа Тальбах объявила жильцам, что если съедут и они, она почувствует себя осиротевшей.
     - Я прожила здесь двадцать лет, и н икогда ничего не случалось, - сетовала она.
     Жильцы уверили её в преданности. То же обещала и прислуга – кухарка Матрёна и горничная Варя.
     - Да ты, кажется, зналась с этой несчастной Лукерьей? – допытывалась у Матрёны г-жа Тальбах.
     - С чего бы это? – буркнула та, удаляясь к себе. – Она щеголиха была, а я женщина серьёзная.
     Серж, жаждавший потолковать  с Окияновым о преступлении и изложить собственные версии случившегося,  терпеливо пережидал словоизлияния вцепившейся в него тёти Раисы. Дама она была предобрая, однако кукольное личико, писклявый голосок и вечное стремление всех очаровывать не вызывали  у него уважения, а смешная фигура, сплошь состоявшая из округлостей, кое-где внушительных, да вдобавок утиная походка казались ему комичными.
      Увести прочь Окиянова никак не удавалось, ибо с ним хотели потолковать все обитатели меблированных комнат г-жи Тальбах: его знакомство с сыщиком  на всех произвело впечатление. Все сидели в столовой возле самовара и никак не хотели расходиться после вечернего чая по своим углам.
     - Ах, Викентий Иванович, - ахала г-жа Тальбах. – У вас такие важные знакомства, такие связи! Как я рада, что теперь вы сможете осведомлять нас о всех подробностях расследования этого ужасного дела.
      - Но позвольте…. – слабо пытался протестовать Окиянов, - я вовсе не обещаю, что сызнова повидаю г-на Мельхиорова.
     - Обязательно повидайте. Бедняжка Вера Нестеровна вне себя: похищены все её бриллианты, плоды десятилетних сценических трудов, подношения поклонников. К тому же пропало бесценное колье  госпожи Карабчевской! И всё это случилось совсем рядом с нашей квартирой! Что, если бы грабитель ошибся дверью! Какой ужас!
     На что Окиянов резонно заметил:
     - Зачем ему было ошибаться? Ведь у вас нет бриллиантовых колье.
     - За пятнадцать тысяч, конечно, нет. Но не хочется лишаться и своих крох.- И г-жа Тальбах пустилась в описание своих украшений
     Впрочем, её не очень слушали. Всех пугало, что тело кухарки пролежало в соседней квартире по меньшей мере два дня, и в течение этого времени он и ходили мимо, а г-н Автономов даже затемно, не подозревая о трупе совсем рядом. Говоря это, Автономов нервно поправлял усы..Эти природные украшения кустисто произрастали на его румяном лице, и Серж в глубине души давно завистливо решил, что, став взрослым, обязательно заведёт себе такие же.
     Впрочем, в тот момент более усов его занимали версии преступления, так и роившиеся в голове. Он был юношей начитанным в детективах, поклонником Пинкертона и Арсена Люпена. Не выдержав в конце концов, он принялся рассуждать вслух, приковав к себе внимание общества. Установлено, говорил он, что в квартиру Самариной проник грабитель. Но как он проник, раз входная дверь оставалась запертой, а на двери чёрного хода висел огромный замок, - правда, снаружи? То, что грабитель выбрал квартиру актрисы, не вызывало удивления; Самарина была довольно известна, любила щеголять в блестящих украшениях; а о расположенной ниже богатой квартире управляющего банком преступник попросту ничего не знал.  Но как всё-таки он проник в квартиру? Ведь дверь на чёрную лестницу  изнутри снабжена мощным крюком,  и была несомненно на запоре. Неужто глупая кухарка сама впустила убийцу в квартиру?
     - Уверен, сама! – возбуждённо воскликнул Серж. – Кухарка впустила грабителя, потому что он был знаком ей. Скорее всего, это её жених, некто Мирон.
     - Вы хотите сказать, что кухарка встала после того, как её придушили, чтобы запереть  за грабителем? – насмешливо осведомилась Элен.
     - Ах, какие страсти! -  испуганно прижала ручки к сердцу г-жа Тальбах.
     Серж немного смешался:  Элен никогда не удостаивала его разговором, считая слишком юным и недостойным внимания. Однако, не растерявшись, возразил:
     -  Чёрный ход  был заперт снаружи. Уходя, преступник сам навесил замок.
     - Возможно и такое, - поддержал версию Сержа Окиянов.
     - А что, если преступник спустился через печную трубу? – предложил свою версию Автономов.
     - Полиция рассмотрит все версии, - важно  кивнул Серж.
     - Ваш приятель-сыщик, господин Окаянов, - подала голос  Элен, - без сомнения не откажется сообщить вам, как идёт расследование.
     - Я жду того же, - обрадовалась г-жа Тальбах.
     Окиянов кивнул, даже не попытавшись поправить даму, безбожно переиначившую его фамилию: привлекательность Элен  делала почтительными всех мужчин. Однако Серж счёл долгом восстановить истину:
     - Окиянов, а не Окаянов.
     - Разве я не так сказала?
     - В какое ужасное время мы живём! – не слушая никого, сокрушалась г-жа Тальбах. – Не  где-нибудь в медвежьем углу, но в центре столицы, среди бела дня убивают живого человека, грабят квартиру, и всё шито-крыто. Раньше разбойничали на больших дорогах, теперь в городе! Каждый из нас должен нынче опасаться за свою безопасность. На месте полиции я бы всех этих преступников выловила и сослала в Сибирь. Страна катится в попасть. Куда смотрит правительство?
     Последний вопрос относился к г-ну Окиянову как журналисту, причастному к политике, поэтому он счёл нужным приосаниться и с весом заверить:
     - Теперь, когда у нас есть Дума , и все общественные болячки  могут свободно обсуждаться с высокой трибуны, думаю, мы вырулим на спокойную воду.
     - Главная болячка -ужасающее падение нравов! – запальчиво возразила  г-жа Тальбах. – Скажите, часто в вашей Думе обсуждаются вопросы морали и нравственности?
     Тут внимание её было привлечено г-ном Автономовым, втихаря сооружавшим пирамиду из сервизных чашек и блюдец, принимавшую уже угрожающие размеры. Забыв свои нападки на Думу и Правительство, г-жа Тальбах вынуждена  была решительно пресечь столь рискованное строительство.

     - Вы тоже считаете, что грабят и убивают из-за падения нравов? - осведомилась  у Окиянова  Элен.
     При звуках её гортанного голоса Серж невольно затрепетал, ревниво  прислушиваясь: с ним-то  Элен никогда  не заговаривала. Большая керосиновая лампа, висевшая над круглым столом, возле которого они сидели, красиво золотила русые волосы женщины; длинные тени от ресниц трепетали на разрумянившихся щеках.
     - Несовершенство человеческой натуры, унаследованное нами от  хвостатых прародителей, уважаемая Елена Николаевна, - витиевато отозвался Окиянов.
     - Как? Вы исповедуете Дарвина?
     - Но ведь это последнее слово науки.
    - Фи, Викентий Иванович, - не выдержала г-жа Тальбах. -   Не провозглашайте у меня за столом такие ужасы. Если вам угодно вести своё происхождение от обезьяны, извольте. Но меня оставьте в покое.
     - Итак, во всём виновата обезьянья наследственность? – насмешливо продолжила допрашивать Элен. -  Общественные условия не в счёт?
     - Что-то мудрёно…
     - Нищета одних, богатство других.
     - А что вы предлагаете?
     - Например, уничтожить деньги. Проклятое изобретение, нивесть кем придуманное.
     - Деньги? Как же прикажете без них обходиться? Так уж заведено огт века.
     Окиянов разговаривал с Элен гораздо охотней и оживлённей, чем с кем-либо другим,  и Серж с негодованием подумал, что, кажется, его наставник начинает строить куры прекрасной даме. Ничего, он  охладит пыл Викентия, сообщив тому, что Элен – беглая жена: вышла за богатого старика, а теперь прячется от него, боясь, что муж потребует  разыскать её через полицию. Он уже готов был сказать что-нибудь ядовитое , но тут Элен тряхнула головой, из её прически вывалилась шпилька, и Серж поторопился нагнуться за нею,лишь бы не опередил Окиянов.
      - Ваш питомец делает успехи, - насмешливо заметила Элен Окиянову, принимая шпильку. – Ещё недавно он был неотёсанным школяром, а нынче  ведёт себя будто паж.
     Серж побагровел.

                4.  ПОИСКИ МИРОНА
     Телефоном Серж никогда не пользовался, звонить ему было некому, и потому относился к новомодной штучке равнодушно. Однако когда на следующий день позвонил Мельхиоров, - не Сержу, разумеется, а своему приятелю -  он признал , что  телефон большое удобство.
     - Так. Так, - кивал Окиянов, слушая в трубке голос Мельхиорова.
     Стоя возле, Серж ел его глазами. Из длинной речи позвонившего и отрывистых междометий Окиянова ничего нельзя было уразуметь, а между тем его снедало любопытство.
     - Надеюсь, ты не намерен тащить меня  с собой в Волкову деревню? - недовольно осведомился Окиянов. – Именно этого он и хочет, - сообщил он Сержу. – Ты уверен, что там найдёшь Мирона?
     Мельхиоров что-то пищал в трубке.
     - Час от часу не легче, - поморщился Окиянов. – Ладно. Ладно, договорились.
      Опустив трубку, он задумчиво уставился перед собой.
     - Что? Что-нибудь новенькое про убийство кухарки? – теребил его Серж.
     - Такие вот дела, приятель, - в раздумье откликнулся Окиянов.  – По требованию полиции всем проживающим в Волковой деревне  фабричным рабочим, рещёным Миронами, предписано явиться в участок к полудню в ближайшее воскресенье, где им будет устроена очная ставка с  прислугой, а меня просят привезти туда наших кухарку и горничную.
     - Я с вами поеду! – загорелся Серж.
    - А согласие  твоей милой тётушки?
     - Мы ей не скажем. Ну Викентий Иванович! Я ни разу не был при опознаниях.
     - Отстань. Мельхиоров говорит, расследование застопорилось. От осведомителей из воровского мира никаких сведений про ограбление актрисы не поступало. Одна надежда разыскать этого  Мирона – жениха злополучной кухарки.
     Для того чтобы поехать с Окияновым в Волкову деревню, Сержу  пришлось пот ратить немало слов, убеждая тётю Раису отпустить его.
   - Да пусть прокатится, - махнул рукой Окиянов. – Парнишка хоть  город посмотрит. Он ведь далее Васильевского острова нигде не бывал.

     До Обводного канала они доехали на извозчике. Дальше начиналась такая грязная дорога, что тот наотрез отказался следовать по ней далее. Пришлось вылезать на раскисший снег. Они побрели вдоль канала, высматривая какого-нибудь «ваньку»; Серж с Окияновым впереди, кухарка и горничная плелись сзади. Кухарка Матрёна всю дорогу сетовала на судьбу, уверяя, что Лукерью знать не знала, раза два вместе ходили на Андреевский рынок, а жениха её в глаза не видела, знает только по рассказам, да и какой он жених, лучше спросите у Федосьи – Самаринской горничной. Горничная г-жи Тальбах молоденькая Варя  помалкивала: тащить её в такую даль было вовсе не к чему.
     От воды канала, проступавшей в многочисленных промоинах, скверно пахло. Серж никогда не бывал на этой глухой петербургской окраине, и брезгливо озирал беспорядочное нагромождение жалких лачуг, какие-то тоскливые заборы, бессмысленные и уродливые деревянные строения, торчавшие там и сям заводские трубы.
     - И это Северная Пальмира! – поделился он впечатлением с Окияновым.
     Тот ничего не ответил.
     По случаю воскресенья набережная была заметно оживлена. Фабричные парни в щегольских фуражках бесцельно прогуливались вдоль канала об руку со своими подружками в плюшевых жакетках и платочках. Молодцы без подружек осаждали двери кабака. На приезжих косились: незаметные где-нибудь в василеостровской линии, они в своей буржуйской одежде выглядели здесь, на замусоренной, захламленной окраине, чужаками.
     «Ваньку» они всё-таки нашли и подрядили его до Волкуши, как называли местные обитатели Волкову деревню. Опознание в полицейском участке уже шло полным ходом, когда они дотащились до назначенного места. К счастью, Миронов оказалось  совсем немного; кроме того, ни одного Новикова среди них не нашлось.
     - Думаю, вся эта затея ни к чему, и поиски твои напрасны, - недовольно сказал Окиянов Мельхиорову. – Если Мирон к убийству непричастен, то он и сам отыщется, придёт навестить землячку; если же убил он, то и след его простыл, да и звать его как-нибудь иначе, не Мироном.
     Губы Мельхиорова растянулись в довольной ухмылке:
     -  В любом случае один подозреваемый уже в наших руках.  Я имею в виду дворника. Как уже установлено, на закушенном прянике, найденном в кухне Са мариной, отпечатались  следы зубов этого Потапыча. А ведь спервоначалу мерзавец соврал, что  Лукерьи не видел, когда приносил дрова.
     - Следы зубов Потапыча? Так какого же лешего ты потребовал нашего приезда в Волкову деревню?
     - Понимаешь, какое дело, - замялся Мельхиоров. – Этот пряник ещё кто-то кусал. И тоже мужик.
      У навострившего уши Сержа замерло дыхание: следствие продвигалось вперёд и одновременно усложнялось, ибо появился кто-то третий, до или после Потапыча кусавший пряник.
     Полицейский чин,  присутствовавший при разговоре, решил, очевидно, что Окиянов – важный начальник, и потому всё время ел его глазами, утвердительно кивая каждому слову. Возможно, Мельхиоров умышленно ввёл беднягу в заблуждение, преследуя какие-то свои цели.
     - Что ты, братец, киваешь, как китайский болванчик?  - Не выдержал Окиянов. – Все ли у тебя Мироны или ещё есть в запасе?
     - Так точно, Ваше Высокоблагородие, - преданно закивал чин. – Все. Разве кроме того, что в мертвецкой. Намедни убитого нашли на пустыре. И за что убили человека – за сапоги! Убили, разули и бросили. И человек-то мне знакомый, тихий, непьющий, ни в чём не замешанный. Мирон Новиков, фабричный…
     Серж и Окиянов глядели на него, раскрыв рты.
- Мирон?! – завопил Мельхиоров, едва до него дошла суть, Надо признать, случилось это не сразу.
   Все гурьбой отправились смотреть на  труп. Прислугу тоже заставили взглянуть, и Федосья подтвердила, что видела однажды этого мужика распивавшим с Домной чаи у них на кухне.
   - Что ты думаешь обо всём этом? – осведомился Мельхиоров, когда они вышли на улицу.
   - Думать – твоя обязанность, - не без досады отозвался Окиянов, - а я из-за тебя день потерял.
   - Случайно убили Мирона или предумышленно? – настаивал Мельхиоров.
   У Сержа в голове уже сложилась новая версия, и ему не терпелось поделиться своими соображениями.
   - Предумышленно! -  уверенно воскликнул он.
   - Это кто ещё? – пренебрежительно осведомился Мельхиоров, покосившись на  подростка.
   - Молчать! – прикрикнул Окиянов, дав  воспитаннику лёгкий подзатыльник. – Сказано же тебе, - повернулся он к Мельхиорову, - за сапоги беднягу укокошили.. Какой-нибудь пропойца подстерёг ночью человека на пустыре и убил несчастного не за понюшку табака.
   - Так точно, - подтвердил догнавший их полицейский.
     Они распрощались. Мельхиоров звал Окиянова  посетить вместе жилище убитого, но тот, к  разочарованию Сержа, наотрез отказался.   - Скажи на милость, что нового увидим мы там? Нищету, не более.
   По дороге, - а шли они по грязи, уже не разбирая, куда ступать, - Окиянов раздражённо рассказывал Сержу, что  бывал по репортёрским делам во всяких трущобах и видел, как живут по две-три семьи в одной каморке, перегороженной ситцевыми занавесками; однажды  довелось побывать в крошечной комнатушке, где помещалось только три узких кровати, но жило девять человек. Жизнь безработных и бездомных ещё тяжелее: ночлежек в городе не хватает, и в холода бедолаги зарываются в мусорные кучи на свалках, чтобы как-нибудь согреться.
   - Догадливые, - заметил Серж. – А недогадливые?
   - А недогадливые попросту замерзают.

   Вся прислуга была отправлена Мельхиоровым домой на казённом экипаже, так что обратную дорогу Серж и Окиянов проделали вдвоём. «Ваньку», то-есть ивозчика, они довольно быстро нашли и облегчённо уселись в разболтанную колымагу, торопясь покинуть унылую Волкушу. Увиденное здесь произвело на Сержа тяжёлое впечатление. Нарядный Невский проспект, на котором он часто бывал, знать не желал о зловонном Обводном канале; великолепные ансамбли парадных  площадей слыхом не слыхали о Выборгской стороне – самой большой части города, застроенной заводами и жалкими домишками рабочего люда. В роскошных особняках, отделанных то в стиле ампир, то под вычурную елизаветинскую старину, полных дорогой мебели, бесценных картин и статуй, книг, благоухающих цветов, привезённых с другого конца Европы, знать не знали о ночлежках окраин – рассадниках тифа и холеры. Выросши в тихом, маленьком городке подле столицы, Серж  никак не мог привыкнуть к столице – этому сумрачному, огромному городу, где люди  были  так неласковы и замкнуты  , где  никогда не светило солнце, а вокруг был только бездушный камень, на котором замерзали бездомные; но тем не менее со всех концов страны текли сюда людские толпы в надежде на удачу.
    - О чём задумался, отрок? – спросил Окиянов.
   - О Петербурге.
   - Понятно. Предмет, вполне достойный размышления.  Только представь: на пространство  в девяносто квадратных вёрст  болота люди натаскали   множество камней по велению державного властелина; и здесь, сбившись в кучу, живёт ни много ни мало  полтора миллиона человек, население целой страны! Живёт страдая, мучая друг друга, отравляя воздух, землю, воду, и совершая всевозможные преступления.
     - Да ещё убивая друг друга, - подсказал Серж.
     - Убивают друг друга везде. Забыл, что творилось в стране года три назад? Впрочем, ты был мал и  можешь не помнить. Эх, дали бы нам лет двадцать спокойствия! Сделались бы мы украшением христианского мира. Европа глядела бы на нас с восхищением и невольной завистью. Так ведь не дают!
     - Кто?
     - Да всякая сволочь… - Далее Окиянов произнёс слова, в приличном обществе не употребляемые, однако Серж изучал в гимназии разные языки, не только латинский, и всё понял.

    В центре они пересели с извозчика на трамвай. Электрическая эта новинка, два года назад заменившая привычную конку, уже перестала занимать горожан, и только гости столицы удивлялись при виде неё, почему экипаж едет без лошадей. Благодаря сему чуду нового века, предсказанному фантастами, благовоспитанные петербуржцы уже научились в случае нужды, работать в давке локтями, цепляться друг за друга зонтиками и наступать на ноги не извиняясь, - чего фантасты предвидеть не смогли. В наступивших сумерках прославленный Невский проспект сиял огнями фонарей и великолепными витринами магазинов. Вдоль стен, заклеенных бесчисленными вывесками и рекламами торговых домов, банков, ювелиров, фотографов, медиумов и гадалок, гуляли нарядные люди: полные достоинства чопорные мужчины и кокетливые дамы в шелках и мехах. Серж, глазея из окна вагона, дивился, как странно устроен мир. Почему огромное большинство людей должно жить на неблагоустроенных городских окраинах, изнурительно трудиться с утра до ночи и не иметь других развлечений кроме кабака, других нарядов кроме ситца и дерюги, чтобы горстка людей могла самодовольно разгуливать по Невскому?

     - Всё-таки несправедливо устроена жизнь, -  заявил он.
     - И что же делать?  Каков твой вывод?
    - Пока не сделал.
    - Может, подложить под несправедливый миропорядок бомбу, чтоб шарахнуло?
    - Скажете тоже…
     - Правильно, отрок . Так нельзя. Это рассуждение какого-нибудь революционера, горлопана, проходимца, а не порядочного человека Жизнь изменяется к лучшему постепенно. Вон, трамвай пустили, электричество зажгли, телефон провели. Сто лет назад жить было хуже. Эх, потерял я с вами день, - внезапно оборвал он свою тираду. – Репортёра ноги кормят, а  я  думское заседание ннче пропустил. Сколько всего, наверно, наговорили депутаты…
     - Да  ведь сегодня воскресение… - напомнил Серж.

     Г-жа Тальбах, выслушав отчёт Сержа, где он  нынче побывал и что увидел, возмутилась настолько, что, несмотря на всю свою деликатность, высказала упрёк г-ну Окиянову:
     - Эх, мадам, - ответствовал тот, - к чему в обаяньи умного Сержа держать? Рано или поздно, а ведь откроются глаза у юноши на мир, в коем все мы  живём.
     - Ничего не желаю слушать, - зажала уши пальчиками г-жа Тальбах. – Прошу вас, Викентий Иванович, избавить Сержа от подобных впечатлений.
     - Мадам, против вашего очарования никто не в силах устоять. Повинуюсь. Да если вы хотите, я его с собой в Таврический дворец возьму на думское заседание, чтобы он посмотрел на избранных людей.
     - Это другое дело. Это может принести пользу. – И г-жа Тальбах благосклонно улыбнулась жильцу.

     Серж долго не мог уснуть. В голове вертелось виденное и слышанное за день, на ум приходила то одна , то другая версия преступления. Допустим, кухарку убил Мирон Новиков, её знакомый, и он же украл бриллианты, о коих заявила г-жа Самарина. Тогда ночью на пустыре его мог пристукнуть сообщник, с которым они что-то не поделили. Но возможно и другое: Мирон вовсе не убийца, а убил Потапыч, и он же, заметая следы, убил Мирона – свидетеля. Мешало версии лишь то, что Потапыч всё это время торчал во дворе, красуясь свежевыстиранным передником . И возможен ещё такой вариант: Мирон непричастен ни к чему, но убили его, чтобы ввести в заблуждение следствие. А, может, его прикончили и в самом деле из-за пары поношенных сапог? Кто же убил Домну – Мирон, Потапыч или кто-то третий, неведомый? У кого бриллианты Самариной?
     Серж совсем запутался. И как только сыщики распознают и ловят преступников? Вот бы научиться. А почему бы и нет? Нюх у него что надо. Ведь определил же он сразу, кто Великим Постом разбил окно генеральской квартиры! Ванька дворников, кто же ещё – за что тот был немилосердно высечен отцом. Проваливаясь в сон, Серж уже воображал себя знаменитым сыщиком, грозой преступного мира, гордостью петербургской полиции.

                5.  СЛЕДСТВИЕ ТОПЧЕТСЯ НА МЕСТЕ
     На следующий день у них во дворе вновь появилась полиция: пришли арестовать Потапыча. Серж прибежал к Окиянову доложить о событиях и просидел у него всё время, пока увозили Потапыча, голосила его жена, плакали дети. Из окна он даже видел, как всхлипывавший Ванька запустил комом грязи вослед удалявшейся с  отцом полицейской пролётки.
     Окиянов отнёсся к аресту Потапыча с неудовольствием и, не пожелав смотреть бесплатное зрелище, всё время писал свой думский репортаж.
     Приехавший с полицейскими Мельхиоров, задержавшись , заглянул к приятелю.
     - За что дворника-то взяли? – с досадой осведомился Окиянов.
     - Подозрителен, - с весом отчеканил Мельхиоров.
     - Бриллианты у него нашли, что ли?
    - О бриллиантах ни слуху ни духу. Из ювелирных магазинов и ломбардов никаких сведений. Осведомители молчат. Ни анонимок, ни свидетелей. В общем, глухарь. Новиков, позарез нужный мне человек, погибает только потому , что какому-то негодяю понадобились его сапоги. Кстати, сапоги Новикова обнаружены. Они оказались заложенными каким-то пропойцей в кабаке.
     Мельхиоров побывал на квартире Мирона Новикова. По рассказам соседей, это был тихий, непьющий человек. Он работал на Электротехническом заводе Глебова и вынужден был каждый день ходить туда пешком с Волкуши. Родных и знакомцев у него не было, кроме какой-то землячки в услужении на Васильевском острове. Мельхиоров лично осмотрел скудные вещи убитого и не обнаружил в них ничего подозрительного. Наведался он и на завод Глебова. Администрация не имела никаких претензий к этому рабочему. Мельхиоров пытался дружески потолковать со знавшими Новикова людьми, но те отнеслись к сыщику крайне недоверчиво. Единственное, что ему удалось выяснить: Мирон возвращался в тот день с деньгами, ему выдали получку.
     - Как видишь, работаем, - не без гордости  подытожил свой рассказ Мельхиоров.
    - Бог в помощь.
     В это время за дверью раздался нежный голосок г-жи Тальбах, спрашивавшей разрешения войти, и  дама вплыла в комнату, держа поднос с дымившимся кофе.
     - Разрешите вас попотчевать, господа.
     Мельхиоров с готовностью принял поднос. Серж, засуетившись, тут же стал придвигать к столу все име6вшиеся сиденья, рассчитывая, что Мельхиоров задержится и расскажет что-нибудь интересное из своей полной приключений сыщицкой жизни. Манёвр тёти Раисы, жаждавшей новостей о расследовании, он разгадал и, поскольку сам хотел того же, проявил редкую услужливость. С появлением кофе и тёти Раисы можно было не опасаться, что его погонят вон, сочтя присутствие мальчишки  неуместным.
     Г-жа Тальбах присела на диванчик и впил ась взглядом в Мельхиорова.
     - Неужто всё-таки бедную Домну убил наш дворник?
    - Выясняем, - напустил на себя важность Мельхиоров.
     - Странно. Он человек вполне порядочный и даже член Союза русского народа.
     - Мадам, полиция всё выяснит. Пока ему не предъявлено никаких обвинений.
     - Слава Богу. А бриллианты госпожи Самаринй? Они обнаружены?
    - Пока нет.
     - Значит, ничего нового? – с чарующей улыбкой осведомилась она, играя глазами.
     - Нового – ещё одно убийство, - выпалил Мельхиоров и осекся.
     Ахнув, г-жа Тальбах начала быстро креститься:
     - Какая тяжёлая, чёрная работа у вас! Но как же , как?
     - Я, кажется, ляпнул лишнее? – виновато глянул на лягнувшего его приятеля Мельхиоров.
     - Да уж теперь весь дом, а потом и улица будут гудеть…
     - Ах, я онемею! – уверила г-жа Тальбах. – Серж, что ты тут околачиваешься? – внезапно обратила она взоры а воспитанника. – Забирай поднос, и за мной.
      Вынужденный исполнить распоряжение, Серж неохотно последовал за тётей Раисой.
     - Как только я совсем вырасту, то стану сыщиком, -  в пику ей заявил он.
      - Сначала закончи хоть гимназию, - был безжалостный ответ.
     - Сыщику не нужны древние языки.
     - Образование и сыщикам не мешает.
     - Для них главное нюх. Ни Пинкертон, н и Шерлок Холмс нигде не учились. А нюху у меня предостаточно…Тут. Запутавшись локтём в дверной портьере, он обрушил на пол весь поднос с кофейником и изящными фарфоровыми чашечками.
 
     Стоически вынеся сожалеющие вопли и негодующие упрёки, Серж поторопился вернуться к Окиянову. Он горел желанием обсудить убийство Мирона Новикова и  предложить свои версии случившегося, однако Окиянов не проявил охоты поддерживать подобный разговор.
    - Политика, юноша, гораздо занимательней уголовщины, - отозвался он в ответ на разглагольствования Сержа, не переставая писать свои репортаж.
     - Я в политике не разбираюсь, - равнодушно отозвался Серж.
    - Первое время я тоже не разбирался и ничего не понимал, сидя на думских заседаниях. Гучкова я не отличал от Милюкова, а на всё скопище думцев глядел как а историческую несообразность. Вынужденную уступку монарха пятому году. Если не знаешь, то знай, что в стране только в последнее время стало тихо.
     - В Петербурге-то, небось, всё время было тихо. В столице на каждом углу городовой.
     - Тихо? О-го-го! Впрочем, какой спрос с несмышлёныша! В столице-то как раз и кишат  всякие революционеры и бомбисты. Одни эсэры чего стоят!  Слыхал про эсэров? Темнота. Это такая партия, если можно назвать партией объединение политических экстремистов и преступников. Главным способом борьбы за претворение в жизнь своих утопических взглядов они считают индивидуальные убийства, акты терроризма, совершаемые безумными одиночками, - по их выражению, героями. Они убивают ни в чём неповинных людей  и считают, что борются  с мировым злом.
     - Ага, - вспомнил Серж. – Ещё в Москве градоначальника убили. Великого князя Сергея Александровича.
     - Вот сейчас я пишу отчёт о любопытной дискуссии в Думе, - продолжал Окиянов. – Слыхал что-нибудь про Азефа?
     Серж, разумеется, ничего не слыхал.
     - Это был глава преступной организации социалистов-революционеров и, якобы, провокатор, то есть выдавал их полиции. И вот левые депутаты, решив это использовать, обвинили полицию в сотрудничестве с Азефом, - а это очень серьёзно. Они утверждают, что поскольку градоначальник Москвы, о коем ты упомянул, был убит подчинённым Азефу Каляевым,  охранное отделение не могло не знать о готовившемся покушении. А если так, уж не было ли сиё убийство угодно высочайшим особам? Как видишь, скандал вышел нешуточный. Правительство, разумеется, резко отмело вздорные обвинения. Я сам слышал, как премьер Столыпин сказал, что хотя в борьбе с революцией нельзя обойтись без политического сыска и его  агентов, но это, конечно, ещё не провокаторы, коих правительство всегда преследовало. А я так думаю, что для сохранения спокойствия в государстве все средства хороши. Понял?
    - Угу, - кивнул Серж; подумав, сознался. – Отчасти. Кто такие левые депутаты? Те, что сидят слева?
     - Возможно.
    - А зачем им надо возводить напраслину на правительство?
     - Чудак-человек, кто такие, по-твоему,  все эти социал-демократы и прочее? Разве отвратительные эсеры не родня им? Кучка безумцев и авантюристов, жаждущих навязать великой стране свою волю, вот кто они. По вине этих отщепенцев уже пролились реки крови. Вызванные ими бесчинства еле удалось остановить. А они продолжают раздувать огонь в соломенном доме.
     Вспомнив виденные им в поездку на Волкушу   картины нищеты и безысходности, ужасные условия, в которых живёт простой люд, Серж спросил:
    -  А дом соломенный?
     - Я так выразился?
     - Рабочим людям действительно живётся худо.
     - Худо, - согласился Окиянов. – Надо что-то делать. Для этого и создана Дума. Рабочий вопрос обсуждался в ней неоднократно, и даже на последнем заседании. Вот послушай, что я пишу.
     И он зачитал довольно длинный текст. «Во время своей речи министр торговли Тимирязев коснулся и рабочего вопроса, назвав его разрешение залогом социального мира в стране.
     - Успешное разрешение рабочего вопроса, - сказал министр, - может быть достигнуто лишь целым рядом планомерных, широко задуманных мероприятий, постепенно развиваемых и дополняемых и постепенно проводимых в жизнь. Спешка в его разрешении может привести  к катастрофе. Почин рабочего законодательства уже сделан Министерством, которое  представило в Думу два законопроекта: о врачебной помощи рабочим и о страховании и их от увечий и на случай болезни.
     Представители оппозиции, как водится, возражали. Депутат от рабочих Петербургской губернии и Полетаев назвал указанные законопроекты соломинкой утопающему; он сказал буквально следующее: «Рабочий класс знает, что добьётся улучшения своего положения не только организациями профессиональными, так называемыми профсоюзами, но главным образом политическими. Буржуазное правительство и вы, господа, ничего кроме пуль и нагаек рабочим не дадите.»
     - Впрочем, я тебя утомил, - прервал себя Окиянов. – Шёл бы ты, голубчик, к себе, и дал мне поработать.

     Серж повиновался. Слоняясь по квартире ещё некоторое врем я, он продолжал размышлять об услышанном, не в силах многое взять в толк, пока новое событие, гораздо более волнующее, не отвлекло его внимания. В гостиной он повстречал Элен, смутился и разволновался.
    - Паж, ко мне, - с улыбкой позвала она.
    Он беспрекословно повиновался.
     - Что поделывает господин Окаянов? – небрежно осведомилась Элен.
    - Он ОкИянов.
    - Да ОкАянов он, только букву изменил для благозвучия. Так что он поделывает?
    - Пишет.
    - Уж не стихи ли?
    - Отчёт о думском заседании. Ведь он репортёр.
     Элен пожала плечами:
    - Что-то я не нахожу в «Петербургской газете» его репортажей.
     - Наверно, он пишет под псевдонимом.
    - Вот именно. В сущности мы ничего не знаем о нём. Вот о господине Автономове  доподлинно известно, что он агент по продаже швейных маштн, а господин Окаянов тёмная личность. Удивляюсь доверчивости Раисы Андреевны, пускающей к себе жильцов без рекомендации. Вы бы последили за своим наставником.
     - Да я всё время слежу за ним, - удивился Серж.  – Откуда ваши подозрения?
    - А его знакомство с сыщиками?
    - Приятельство со служащим в полиции господином Мельхиоровым только лишний раз доказывает порядочность господина Окиянова.
    - Да вы ещё наивней вашей тётушки! Какие у сыщиков приятели? Лица преступного мира. На вашем месте, молодой человек, я бы его опасалась.
     Серж ни как не мог взять в толк, с чего бы ему опасаться Окиянова, грудью прикрывшего его от ненавистной латыни да к тому же учившего уму-разумуь и просвещавшего во многих вопросах,  о коих ранее он не имел понятия. Однако предупреждала его сама Элен, и он решил обо всём поразмыслить на досуге. Тем не менее он уверил г-жу Боборыкину, что лучше Окиянова невозможно разбираться в политике, и вообще он человек, заслуживающий полного доверия.

                6.  ШКАТУЛКА
     В  конце апреля Самарина съезжала с квартиры. Прислуга и нанятые грузчики упаковывали вещи и таскали их вниз, а сама актриса не захотела даже войти в своё прежнее жилище и отсиживалась у г-жи Тальбах, беседуя с Раисой Андреевной и Элен. Все три дамы были в дружеских отношениях и, забыв о печальных обстоятельствах их встречи, оживлённо болтали, сидя за самоваром. Г-н Автономов отсутствовал. Окиянов, выполняя давнее обещание, вызвался сводить Сержа на заседание Государственной Думы, и, торопясь, они  ушли, даже не попрощавшись с г-жой Самариной.
     В  тот день Дума занималась рассмотрением проекта  административного переустройства Дальнего Востока. Грандиозная Российская империя была пустынной страной, в отдельных областях коей хоть три дня скачи, человека не встретишь; население сосредоточивалось только  в европейской части. Предлагаемый законопроект и должен был как раз оживить жизнь далёкого  края.
     Оппозиция, как водится, выступала против законопроекта, считая, очевидно, что раз она оппозиция, то должна противоречить всякому начинанию правительства. Левые указывали, что весь проект сводится лишь к посылке на Дальний Восток полусотни новых чиновников, которым государство вынуждено будет выплачивать солидные оклады. Слово взял представитель социал-демократической партии Чхеидзе и начал рассказывать, что по его мнению следует сделать для развития края.
     - Гляди, - шептал Окиянов Сержу, - этот социал-демократ не из  худших. А есть среди них совсем отпетые. Те скрываются за границей.
    - А почему не в Сибири?
    - В Сибири им холодно.
     Чхеидзе сменил товарищ министра  Крыжановский; его – граф Бобринский. Депутаты говорили и говорили, но в журналистской ложе их слушали вполуха: всем было ясно, что при нынешних обстоятельствах никакими силами не поднять к жизни необъятный Дальний Восток. Разве через полвека, да и то при условии, если эти полвека пройдут спокойно. Репортёры беседовали вполголоса о последних событиях внешнеполитической жизни. Тревожило положение на Балканах, где после аннексии Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины создалось крайне напряжённое положение.
     - Тебе интересно? – осведомился Окиянов.
     - Не-а, - честно сознался Серж.

          На следующий день, велев Сержу  сидеть безвылазно дома и приглядывать за всем по-хозяйски, г-жа Тальбах облачилась во всё тёмное, надела огромную шляпу с перьями, повесила на шею множество блестящих бус и, взяв чёрный бисерный ридикюль, торжественно отправилась в банк получать свою вдовью пенсию. Окиянов был дома , но уединился у себя, намереваясь вздремнуть. Ни Автономова, ни Элен не было.
     Побродив по опустевшей квартире, Серж устроился в прихожей возле телефона, желая, чтобы это чудо двадцатого века зазвенело и он смог бы поговорить  в трубку. Стояла тишина, телефон молчал. Горничная, подметавшая в гост иной, выглянула в прихожую и, увидев Сержа, замялась, будто что-то хотела сказать.
      -Барин… - несмело обратилась она и замолкла. Эта Варя, бесцветная, не в меру робкая девушка, ранее никогда первой не заговаривала с Сержем, зная своё место.
     - Слушаю, - строго глянул он на неё.
     - Спросить хочу про господина Окиянова? Он солидный человек?
     Недоумевая, что имеет в виду Варя,и  к тому же после разговора с Элен не уверенный в солидности Окиянова, Серж потребовал:
     - Говори ясней.
     - Можно ли ему довериться? Ведь он знаком с господином сыщиком. Я спервоначалу хозяйке хотела сказать, да она растревожится, а я не хочу понапрасну её беспокоить.
     - Да в чём дело?
     - Так солидный иль нет господин Окиянов?
     - Думаю, да. С сыщиком господином Мельхиоровым он действительно приятель.
     - Мне бы с ним поговорить.
     - Сейчас? Никак невозможно. Господин Окиянов тревожить себя запретил. Он пишет статью о политике.
     - Тогда повременю. Дело-то очень странное. Может, вам сказать?
     - Говори, - заинтересовался Серж.
     - Намедни госпожа Самарина жаловалась хозяйке, что никак не найдут её бриллиантов. Говорила, украли вместе с китайской лаковой шкатулкой, которую ей сама Раиса Андреевна преподнесла на день ангела. А хозяйка сожалела и ахала: шкатулка-то дорого стоит. Так я эту шкатулку сегодня видела.
     - Где?
     - У нас в чулане.
     - Перекрестись и сплюнь. С чего ты взяла, что какая-то шкатулка в нашем чулане принадлежит госпоже Самариной?
     - Так ведь и китайчата с косами, и дракон крылатый лапы растопырил. Всё, как госпожа Самарина сказывала.
     Как оказалось, подметая коридор, Варя нечаянно прислонилась  ко всегда запертой двери  чулана, в который никто никогда не заглядывал. Дверь подалась, и горничная, широко распахнув её для света, оглядела наполнявшую чулан рухлядь, соображая, надо ли тут подметать. Тут её внимание привлёк чей-то портрет, еле видный из-под наваленного на него тряпья. Любопытствуя, она попробовала вытащить его, - и в уголке за портретом увидела китайскую шкатулку.
     - Пыли на ней не было, - сообщила Варя.
    -   Она была пустая? – нетерпеливо вскрикнул Серж.
     - Не знаю. Она была заперта.
     - Пойдём. Покажи мне её.
     Варя подвела его к чулану. Серж нетерпеливо толкнул дверь К его удивлению, она оказалась запертой.
     - Как же так, Варя? – недоуменно вперился он в горничную.
     - Не знаю, Сергей Порфирьич, - тронув дверь, испуганно прошептала она. – Только дверь была отпертой, и я туда входила.
     - Да ведь в квартире никого нет.
    - Господин Окиянов у себя, - поправила Варя. – И госпожа Боборыкина вернулась с прогулки.
     - Да ты, может, всё мне наврала?
    Варю бросило в краску. Перекрестившись, она пробормотала:
     - Как можно? Вот вам крест.
     Необычайное предположение  прямо-таки ожгло Сержа: что, если Окиянов знает больше, чем говорит, и вообще не тот, за кого себя выдаёт? Вспомнив о близком его знакомстве с Мельхиоровым, Серж сразу же с облегчением отверг подозрение о причастности  Окиянова к преступному миру. Но шкатулка?!
     - Надо отпереть чулан, - решил он немедленно убедиться во всём собственными глазами.
     Они принялись подыскивать подходящий ключ, но тут в прихожей некстати зазвенел колокольчик: вернулась  г-жа Тальбах. Наполнив воздух ароматом своих любимых духов «Испанская кожа», хозяйка тут же распорядилась ставить  самовар.
     - Никому ни слова! – успел шепнуть Варе Серж.
     Кто спрятал шкатулку в чулан? Естественно, лишь тот,  у кого был ключ от чулана. Уж не сама ли тётя Раиса?!

     После чая, плавно перешедшего в ужин, к которому собрались все жильцы, Серж незаметно шепнул Варе:
     - Собери все ключи, какие есть в доме. Ночью, как все улягутся,  мы попробуем открыть чулан.
     - Ни к чему, - отозвалась Варя. – Я уже подобрала ключ и побывала там. Шкатулки нету.
     - Как нету?
     - Да так.
     - Но ведь ты видела её?
     - Как вас.
       Серж не знал, что и подумать: то ли Варя за нос его водит, то ли и впрямь вмешалась какая-то чертовщина. Оставалось надеяться на свою умственную мощь, и Серж принялся размышлять.
      Итак, шкатулка Самариной, из-за которой уже совершены предположительно два убийства, Домны и Мирона Новикова, всё время находилась в квартире г-жи Тальбах, - либо непостижимым образом появилась тут  в какой-то день. Если Варя действительно видела в чулане шкатулку госпожи Самариной, - а к чему лгать горничной? -  выходит, украл её кто-то из жильцов тёти Раисы. Кто? На подозрении все. ВСЕ. Нет, пожалуй, женщин придётся исключить из круга подозреваемых, хотя тётя Раиса и даже Элен с лёгкостью могли припрятать в чулане шкатулку. Но Домна была задушена сильным мужчиной. Значит, на подозрении Окиянов либо Автономов. Если Окиянов, всё получается гладко за два дня до своего появления во дворе он совершает преступление, прячет шкатулку, скажем, на чердаке, а затем является поселиться у г-жи Тальбах, чтобы перепрятать бриллианты в чулан, где их никто никогда е схватится. Искать. Если же  рассмотреть кандидатуру Автономова, то  выходит ещё глаже, ибо непонятно, зачем Окиянову было тут селиться: ведь бриллианты можно спрятать в любой щели. Автономов же тут давно живёт, наслышан о бриллиантах от самой актрисы; убитая кухарка его знала и  вполне могла впустить в квартиру в отсутствие хозяйки. Точно, это Автономов! Какое может быть сомнение? Убийство Домны и кражу шкатулки совершил господин Автономов, и Серж раскрыл преступление исключительно силой своего ума. Незачем подозревать симпатягу Окиянова, всего-навсего репортёришку газетного, а не матёрого преступника.

                7.  АКТРИСА
      Окиянов, как назло, с утра закатился в город, а, вернувшись, долго ел и пил, разглагольствуя с дамами. Обе они явно любезничали с ним. Серж, которому не терпелось  остаться наедине с Окияновым,  мог кидать на Элен только нетерпеливые взгляды, а тётю Раису он сердито упрекнул:
     -  Ну сколько можно разводить турусы на колёсах?
     - Я его очаровала, - игриво  заявила г-жа Тальбах, тряся розовыми щёчками. – Очень милый молодой человек, если его чуть-чуть расшевелить.
     Серж не мог не подивиться слепоте почтенной дамы:
     - Окиянов очарован Элен Боборыкиной, а вовсе не вами, тётя Раиса.
     - Ты ничего не понимаешь . – обиделась она. – Мы с Элен заключили пари. Ты ещё мальчик, но запомни, что в лёгком флирте нет ничего предосудительного.
     - А! – отмахнулся Серж.
     Недомыслие тёти Раисы, не замечавшей правды, бесила его. К  привлекательной молодой даме подъезжали оба жильца, сначала Автономов, потом Окиянов. Вспомнив, что Элен сейчас в гостиной, куда направился и Окиянов, Серж как верный паж заторопился следом.
     В гостиной Окиянов упрашивал Элен сыграть что-нибудь  на фортепьяно, ибо душа его возжаждала  музыки.
      - Да ведь  нужно, чтобы и моя душа возжаждала, - смеясь, отказывалась она.
     Сев на диван и демонстративно взяв иллюстрированный журнал, она принялась небрежно перелистывать его. Толстая коса её, небрежно перекинутая на грудь, слегка растрепалась, и это было так пленительно, что Серж не мог отвести глаз.
     Окиянов, истолковав поведение дамы как приглашение, подсел к ней на диван.
     - Каждый день просматриваю газеты, - сказала Элен, - и никак не найду ваших статей. Так хочется почитать что-нибудь вышедшее из-под вашего пера.
     В ответ Окиянов, к удивлению Сержа, бойко заговорил по-французски.
      - Господин Окиянов, - со смехом остановила его Элен, - не пытайтесь пустить  мне пыль в глаза. Предупреждаю, каждый второй мужчина начинает ухаживать за мной, что довольно скучно. Я, между прочим, женщина замужняя. – И она потрясла перед его носом пальчиком с  обручальным кольцом.
      Посмеиваясь, она встала и удалилась, - к огорчению Сержа.  Окиянов неотразимо глядел  ей вослед.
     - Отчитала его, как мальчишку, - злорадно подумал Серж. – И поделом. В следующий раз не лезь.

   Окиянов пребывал  в отличном настроении и даже насвистывал, разгуливая по комнате без сюртука и поигрывая новыми пёстрыми подтяжками, когда Серж явился к нему.
     - Я знаю, кто убил кухарку, - с ходу объявил он. – Это Автономов.
     Перестав свистеть, Окиянов молча уставился на него.
     - Сначала я подозревал вас, - честно признался Серж. – Но вынужден был отречься от  этой версии, поскольку ей не хватало фактов.
     - Благодарю, - церемонно поклонился  Окиянов. – Значит, Автономов? На сей раз фактов хватает? Будем тотчас звонить  в полицию или подождём до утра?
     - Не смейтесь, - обиделся Серж. – Выслушайте мои доводы.
     И он бодро изложил причины, заставившие его указать на Автономова.
     - Гениально, - восхитился Окиянов. – Но вспомни: в детективах подозрение сначала падает на невиновного человека, а первая версия преступления всегда оказывается ошибочной.
     - Это вторая версия, - напомнил Серж. – Первой были вы.
    - А. да-да.
     - Разве не ясно, что Автономову ничего не стоило проникнуть в квартиру Самариной? Кухарка его знала определённо. Похищенную шкатулку с бриллиантами он приносит  к себе, но в комнате держать не может  и прячет её в чулан, где её обнаруживает Варя.
     - Что? – подскочил Окиянов. – Шкатулку нашли у нас в чулане? В котором чулане? Кто такая Варя?
     Серж вынужден был подробно рассказать  ему приключение со шкатулкой. Окиянов  тут же захотел во всём убедиться лично и расспросить горничную, но Серж удержал его, зная, как пуглива Варя, и не желая лишнего шума.
     - Зачем звать горничную? Ничего нового  она не сообщит.
     - Так, - задумался Окиянов. –Время упущено, но тем не менее всё великолепно. Надо сообщить о шкатулке Мельхиорову.
     - И об Автономове тоже.
     - Ты продолжаешь настаивать на своей версии? А что, если дело гораздо проще?
     - То -есть?
     - Если бы госпожа Самарина не упоминала с таким театральным отчаянием о дорогом колье, взятом ею напрокат, я, разумеется, не осмелился бы дурно подумать о столь возвышенной и художественной особе. Но чем больше я размышляю, тем сильнее уверяюсь, что Самарина  задумала присвоить чужое колье, воспользовавшись убийством в её квартире. Вполне вероятно, что она лгала полиции. Разумеется, это только версия, однако и она  имеет право на существование. Под номером три.
     Лицо Сержа вытянулось:
     - Вы думаете, убийство кухарки подстроила актриса?
      - Что ж, это тоже неплохая версия под номером четыре, хотя  так далеко в своих предположениях я не захожу. У тебя определённо есть задатки сыщика. Если шкатулку видела горничная, то бриллианты попросту спрятаны  в нашей квартире. А, стало быть, у Самариной есть сообщник. Твоя тётка, кажется, в большой дружбе с актрисой? Впрочем, госпожу Тальбах я не смею подозревать. Элен Боборыкиа? Но красивые женщины всегда недолюбливают друг друга.
     - Автономов! – возбуждённо воскликнул Серж. – Он тайный сообщник Самариной.
     - Не знаю, не знаю, посмеивался Окиянов. -  Надо всё же внимательней приглядеться к дамам. Ведь, помогая Самариной спрятать шкатулку, ни одна из них не могла знать, что прячет краденое. Знаешь, что я задумал? Попросим у Мельхиорова согласия и устроим Самариной хитрую ловушку. Хочешь?
     - Я бы предпочёл сосредоточиться на господине Автономове, - недовольно пробурчал Серж. Подозревать тётю Раису! Ещё Элен, куда ни шло,  хотя тоже противно.  А почему бы и не Раиса? По глупости она вполне могла сунуть оставленную ей на хранение шкатулку в собственный чулан. Он был настолько обескуражен , что даже позабыл  про Автономова.

      Окиянов договорился о встрече со своим приятелем-полицейским на Почтамте, куда и отправился в сопровождении  Сержа. Прогулка приводила  того в восхищение: ведь они шли на встречу с настоящим сыщиком по делу, касавшемуся убийства, причём шли не с пустыми руками, но с собственной версией. И  то, что тайная встреча назначена на Почтамте, в сутолоке  огромного, гулкого зала, полного людей, озабоченных своими делами и даже не подозревавших,  по какому поводу встретились в углу зала трое мужчин , - ибо Серж дерзко причислил и себя к мужчинам, - тоже очень нравилось ему.
     Выслушав рассказ Окиянова о шкатулке (с  дополнениями Сержа), Мельхиоров осведомился:
     - А не могло быть так, что спрятать шкатулку попросила кого-нибудь из вашей прислуги  жена дворника?
      Окиянов и Серж уставились друг на друга: о дворнике они совсем забыли.
     - Вполне возможно, - продолжал Мельхиоров. – Я  этого мужика несколько раз допрашивал, и в конце концов он раскололся. Оказывается, в самый день убийства Домны он принёс в квартиру Самариной дрова. Говорит, постучал у чёрного хода, но ему никто не открыл. Тогда, раздосадованный, он пнул ногой дверь, и, незапертая, она внезапно приоткрылась.  Ввалившись в кухню, дворник позвал Домну, желая обругать её, а когда кухарка не откликнулась, в сердцах ссыпал с грохотом дрова и присел к столу, на котором стоял горячий самовар и пустые чашки. Слушаешь меня внимательно?
     - Ага! – кивнул с горящими глазами Серж.
     Пренебрежительно покосившись на него, Мельхиоров осведомился у приятеля:
     - Будущий Шерлок Холмс?
     - Напарник, - подмигнул Окиянов.
     Серж обиделся, а Мельхиоров продолжал рассказывать:
     - По словам дворника, так как Домна всё не шла, он налил себе чаю и взялся за пряник. Следы его зубов на прянике обнаружены, равно как и следы зубов Мирона Новикова, - того самого, которого убили на Волкуше. Итак, дворник напился чаю, и, наконец, тишина в квартире показалась ему подозрительной. Он, якобы, встал, выглянул в коридор и сразу же заметил убитую. Ну, и тут же, по его рассказу, убежал. Я ему, конечно, не верю. Прежде чем уйти, он обшарил квартиру и унёс шкатулку с бриллиантами. Придётся арестовать его жену и со строгостью допросить.
     - И Ваньку ихнего тоже, - вставил Серж.
     - Цыц! – прикрикнул Окиянов. – Ты спрашивал у Потапыча, почему он сразу не поднял шума, не вызвал полицию?
     - Спрашивал. Мерзавец говорит, будто боялся, как бы не подумали, что Домну пристукнул он  сам. Теперь –то мы знаем, почему он затаился. Впрочем, на следующий день  у него хватило наглости подняться по чёрной лестнице и повесить замок на дверь кухни Самариной, чтобы, якобы, отпертую квартиру не обворовали. А? Каков? Ладно. Главное, что бриллианты нашлись.
     - Почему ты решил, что они нашлись?
     - Но разве ты сам только что не сказал, что шкатулка находится в вашей квартире?
      - Она опять исчезла.
     -  Не страшно. Вот я наведаюсь к вам с парой помощников да перерою все чуланы….
     - Вот этого делать как раз не надо. С бриллиантами Самариной можно разобраться позднее. Сейчас тебе важно найти убийцу кухарки.
     - Разве я не нашёл? То ли Потапыч, то ли Мирон Новиков.
     - Нет, не Потапыч.  Уж слишком он наследил: дрова, надкушенный пряник, замок на двери…
     - Серый мужик, что ты хочешь!
    - Вспомни результаты обыска. Вы же сразу обыскали жильё дворника и не  нашли ничего подозрительного.
     - Не таков же он дурень, чтобы хранить краденое дома. Думаю, надо арестовать и эту горничную Варю…
     - Остынь. Тайну сей загадочной шкатулки я попробую раскрыть сам. Если ты не возражаешь, мы с Сержем наведаемся к актрисе и постараемся кое-что выяснить.
     - Неужели ты подозреваешь в столь неблаговидном поступке – попытке присвоить  чужое – известную актрису, причём близкую знакомую директора «Продпушнины»? А, впрочем, чорт их разберёт, этих актрис.
     -  Я сразу же тебе позвоню, как только поговорю с Самариной.

     Не откладывая дела в долгий ящик, Окиянов и Серж отправились  Почтамта на Итальянскую улицу, где теперь проживала г-жа Самарина. Дорогой они продолжали обмениваться мнениями по интересовавшему обоих вопросу.
      - Итак, Домна и её жених Мирон сидели в кухне и пили чай с пряниками. Потом произошло убийство Домны. Кто и почему убил – пока неизвестно. Мирон покинул квартиру, - очевидно, уже после убийства: дверь чёрного хода осталась незапертой.  Если убил не он, то как мог убийца  войти среди  бела дня в квартиру? Выходит, Домна знала его и сама впустила. Что преступник делал в квартире после убийства, испугался ли Мирона и ушёл или наоборот гнался за Мироном, который успел убежать, - неведомо. Отпечатки пальцев на шее Домны принадлежат здоровенному детине…
     - Автономову!
     - Молчать. Если  верить показаниям Потапыча, то в это время он находился в дровяном сарае и не мог никого видеть. Едва Мирон убежал, Потапыч с вязанкой дров вышел из сарая и направился по чёрной лестнице в квартиру Самариной. Он утверждает, что на кухне выпил чаю, то есть что самовар ещё кипел. Возможно, убийца в то время находился в квартире. Если это не Мирон. Потапыч никого не видел. Мирон же, очевидно, видел. Или убил всё-таки Мирон , - из ревности, из хулиганства, а сам вскоре стал случайной жертвой грабителя? Или всё-таки Потапыч, не зная, что Домна не одна, убил кухарку с целью ограбить квартиру?
     - Или нанятый госпожой Самариной мокрушник, - с торжеством подсказал Серж: он был начитан в литературе про уголовников и к тому же очень хотел снова услышать похвалу своим умственным способностям.
     Впрочем, Окиянов пропустил его замечание мимо ушей; помрачнев, он вдруг сказал:
     - У меня такое чувство, что  гибелью кухарки и её жениха дело не кончится. Вот-вот произойдёт новое убийство, которое поставит нас в большое затруднение.
     - Ух ты! – присвистнул Серж. – Кого  же пристукнут?
     - Не ведаю. Если бы ведал, предупредил. Слушай, часом это не ты преступник? Физиономия у тебя подходящая.
   Возмущение Сержа не знало пределов. Окиянов невозмутимо напомнил:
     - Меня ведь ты заподозрил. Почему я не могу заподозрить тебя?

     Актриса жила теперь в самом центре города, в большом доме с окнами на улицу, занимая квартиру на третьем этаже. Они поднялись на лифте, позвонили у двери и, назвав себя осторожной горничной, попросили доложить хозяйке о своём приходе. Узнавшая их Федосья повиновалась.
     Госпожа Самарина приняла их в будуаре, до отказа набитом мебелью - диванчиками, столиками, кушетками, этажерками и ширмами, так что по комнате было трудно передвигаться. Она возлежала облачённая в необъятный  пеньюар, томно уронив вдоль тела  обнажённую руку с массивным золотым браслетом. Возле неё стояла большая корзина с белыми, сильно пахнувшими лилиями. Протянув Окиянову руку, актриса томно сообщила, что вчера на концерте в Народном доме она имела головокружительный успех.
      - Ваши драгоценности нашлись, госпожа Самарина, - ляпнул Серж, как было условлено у них с Окияновым.
     Лицо Самариной выразило недоверие. Потом она встревожилась:
     - Не может быть.
     В ответ на её вопросительный взгляд Окиянов пожал плечами:
     - Отчего же? Петербургский сыск работает отлично.
     - Не сомневаюсь. Но где же их нашли?
     - В квартире госпожи Тальбах.
     Лицо Самариной, длинное от  природы, вытянулось ещё больше:
     - Очень рада за владелицу – мадам Карабчевскую. Но каким образом они попали в квартиру к госпоже Тальбах?
     - Это уже не столь важно, так как, представьте себе, нашлась всего лишь шкатулка, и она была пуста. Бриллиантов там не было.
     - Как? – подскочила Самарина. – Как не было? Вы шутите, сударь! Этого не может быть.
     - Но почему?
     - Неужели исчезли все кольца и брошки О, Боже! – Она явно начинала нервничать.-  И колье тоже?  Кто это сделал? Кто вор?
     - Вы сами, - улыбнулся Окиянов.
- Что-о? – опешила она.
     Впрочем, тут же взяв себя в руки, Самарина высокомерно улыбнулась:
    - Да вы с ума сошли, молодой человек. Сначала вы сообщаете, что меня начисто обокрали, а потом оскорбляете меня же. Да кто вы такой, собственно говоря?
     - Всего-навсего газетный репортёр и жилец госпожи Тальбах. А это её воспитанник. Будьте любезны рассказать нам о  перемещении  шкатулки из квартиры в квартиру, и я обещаю, что ни строчки об этом событии в газетах не появится.
     - Мне нечего вам рассказывать! – зло выкрикнула Самарина.
     Окиянов вдохнул запах лилий:
     - Какой сильный аромат!
     Самарина взяла себя в руки:
     - Ла, это мне преподнесло благотворительное общество по борьбе с алкоголизмом среди  фабричных. Так объясните вы мне наконец толком, где моя шкатулка?
     - Милая Вера Нестеровна, - приложил руку к сердцу Окиянов, - вы видите перед собой одного из поклонников вашего несравненного таланта. Верьте, что никто с большей охотой не простит вам маленькую шалость, которую вы позволили себе с чужими бриллиантами. Ведь не хотели же вы присвоить их?
     - Господи, конечно, нет! – возмутилась Самарина. Поняв, что проговорилась, она закусила губу; потом зло крикнула. – Что вам надо от меня?
     - Помочь вам выйти сухой из воды.
     - Вас наняла мадам Карабчевская, - зло сощурилась она, и Серж снова удивился, как легко переходит актриса от высокомерия к брани.
     - Меня никто не нанимал. Рассказывайте. Всё останется между нами. Я облегчу ваше признание сообщением, что пособница ваша уже призналась.
     - Элен созналась? – вспыхнула Самарина.
     - Так это всё-таки Элен?
      Самарина разнервничалась не на шутку:
    - Не понимаю, какое преступление совершила я, попросив соседку сохранить мои драгоценности. Назвав их сувенирами, я вовсе не лгала: это действительно сувениры от моих поклонников.
     - Как давно вы дружите с Элен?
     - Да мы вовсе не дружим. Приятельские отношения, только и всего. Я не вводила никого в заблуждение, когда говорила, что пропало дорогое колье. Теперь я вспомнила,  что вынула колье из шкатулки, уезжая, и спрятала его для надёжности в другое место. А шкатулку передала соседке только с собственными украшениями.
     - Куда же вы перепрятали колье?
     -  В печь с изразцами. Да-да, уверяю вас, в печь. Вернувшись, я сразу же хотела достать его, и не обнаружила, к ужасу своему.
   Помолчав, Окиянов с весом заговорил:
    -  Мне кажется, вы до сих  пор не поняли, какой опасности подвергаетесь. Вас могут заподозрить, что вы подослали наёмного убийцу к несчастной кухарке, задумав под шумок присвоить дорогое колье. Полиция до сих пор не явилась сюда, чтобы арестовать вас, лишь потому, что я верю в вашу невиновность и хочу спасти для сцены неподражаемую актрису. Так что будет лучше, если вы расскажете всё без утайки.
     Самарина выглядела не на шутку испуганной:
    - Меня могут заподозрить в убийстве? Какой вздор!
     - Ничуть. Мадам, вы неглупая женщина. Рассказывайте, или мы уходим, и является полиция.
      - Ну, хорошо, - нервно закурила Самарина.
   Парфюмерный запах дамской папироски смешался со сладким ароматом лилий, и у Сержа запершило в носу, так что пришлось сдерживаться, чтобы не чихнуть в самый неподходящий момент. Потрёпанное лицо актрисы утратило всякую любезность и приобрело довольно наглое выражение:
    - Когда, увидев труп кухарки, я падала в обморок, то подумала, что не худо бы извлечь  какую-нибудь выгоду из ужасного происшествия. Шкатулку с бриллиантами  я возила с собой И колье Карабчевской, приобретённое  болтливым языком её мужа, тоже.
     - То-есть, вы задумали свалить его пропажу на воров и присвоить себе.
     - Вы угадали, -  хихикнула актриса. – Я женщина трудящаяся, сама себе на хлеб зарабатываю, а от Карабчевской не убудет.
      - Значит, господин директор недостаточно ценит ваш труд?
    - Какой директор? – немного смутилась актриса.
   -  Запамятовал. Продолжайте.
    Боязливо глянув на Окиянова, которому, суда по всему, было известно многое, она продолжила:
     -  Заявив полиции о пропаже драгоценностей, шкатулку я отдала Элен Боборыкиной, не сказав, разумеется, что там находится. Я объяснила, что там мои любовные письма, в чём теперь раскаиваюсь: какая женщина удержится, чтобы не сунуть в чужие тайны любопытный нос!
     -- Спасибо вам за рассказ при свидетеле, - кивнул на Сержа Окиянов
     - Надеюсь, вы теперь не думаете, что я подослала убийцу к собственной кухарке – осведомилась Самарина тоном оскорблённой королевы.
      - Я и раньше не думал. Но наша полиция вполне могла заподозрить вас. Но теперь, когда шкатулка снова пропала…
   - Быть того не может! Ни за что не поверю. – Самарина швырнула в пепельницу окурок. – Наверно, её перепрятала Элен. Уж не думает ли тона  обмануть меня? Я напишу ей записку, а вы передадите.
     В записке значилось: «Элен, оказывается, ты несерьёзная женщина, на которую нельзя положиться. Зачем ты выболтала посторонним о моей шкатулке? Я всё рассказала г-ну Окиянову, то есть, что дала тебе на сохранение мою шкатулку с письмами и сувенирами. Отдай её г-же Тальбах и считай, что нашей дружбе конец. Вера Самарина.»

                8.  ВСЁ ЗАПУТЫВАЕТСЯ
          - Итак, мы вынудили Самарину признаться в бесчестном поступке! - торжествовал Серж по дороге домой.
     Окиянов был задумчив более, чем обыкновенно:
     - Самое важное то, что бриллианты Самариной не имеют отношения к убийству  Домны. Это мы действительно установили. Неприятно то, что в историю замешана госпожа Боборыкина.
     Ревниво покосившись на Окиянова, Серж примолк: это было действительно неприятно. Элен была его собственной королевой, и никакой Окиянов не смел  вставать между ними. Элен следовало выгородить. Подумав немного, он высказал робкую надежду:
     - Если шкатулку на самом деле припрятала Элен, то, вернувшись домой, мы тут же получим проклятый ящичек с дамскими побрякушками, и тётя Раиса запрёт его в какой-нибудь комод, а мы станем его охранять…
     Не слушая его, Окиянов начал рассуждать вслух:
     - Конечно, возможно, что преступник проник в квартиру Самар иной именно с  целью поживиться, и дворник либо Мирон его вспугнули. Имя Самариной, достаточно известное, могло способствовать представлению, что в её квартире есть дорогие вещи. Но ниже расположена очень богатая квартира управляющего банком, о которой, конечно, грабитель мог попросту не знать. Но возможно и другое… - Умолкнув, Окиянов задумался.
     Некоторое время они шли молча, пока  кто-то внезапно не перегородил им дорогу. Глянув, Серж увидел ненавистные пшеничные усы г-на Автономова.
     - Рад встрече, Викентий Иванович, - сиял тот.    – Ну что? Как продвигается расследование?
     - Извините, господин хороший, о каком  расследовании речь? – недовольно отозвался Окиянов. – Я не работаю в полиции и вообще не при  чём.
     - Да я всё про убийство в квартире Самариной, - немного  опешил Автономов, не ожидавший столь  решительного отпора. – У Зингера все служащие с нетерпением ждут подробностей. При ваших связях вы не можете не быть в курсе…
     - Пусть ваш и сослуживцы ищут подробностей в газетной уголовной хронике.
    - Но ведь вы определённо что-то знаете, - не унимался Автономов. – Какие улики собраны? Какие предположении я о личности убийцы?
     Ободренный недовольством Окиянова, Серж ехидно сообщил:
    -  Полиция выяснила, что у  преступника были белёсые усы. Вы можете нам сказать, где вы были в день убийства кухарки?
    - Дома, - весьма натурально удивился тот. – Помните, мы все ещё вместе завтракали…  А, собственно, как вы смеете, молодой человек?...
    - Ладно, ладно, - отмахнулся от обоих  Окиянов. – В то время как мы с вами разговариваем, совершается, быть может, несколько убийств, и многие так и останутся нераскрытыми. Боюсь, что  вскоре полиция прекратит расследование  дела Домны. Что такое Домна, когда  на слуху убийства политические…

     Элен сидела в столовой одна возле самовара. Когда  мужчины вошли, она обратилась к ним неожиданно приветливо:
    - Наконец-то явились. Садитесь, гулёны, к столу. У Раисы Андреевны болит голова, и она легла. Чаем буду поить вас я.
      Она была в тёмной блузе с брошью под горлом; толстая коса её была замотана узлом на затылке. Вид строгий, дамский, но  снисходительный. Окиянов, не успев как следует усесться, весело обратился к ней:
    -  А мы господина Автономова на Невском встретили да там и  оставили. Представьте, тоже остро интересуется результатами расследования убийства в квартире Самариной. Более того, успел заинтересовать им весь торговый дом Зингера.
     - До чего мне надоели эти разговоры про убийство, - поморщилась Элен. – Пора бы уж успокоиться.
     Отхлёбывая обжигающий чай, Серж исподтишка поглядывал на Элен. Хороша, ничего не скажешь. Прямо царица. И как её угораздило связаться с Самариной – комедианткой, выжигой и воровкой? Что за слепая доверчивость?  Или все женщины наподобие тёти Раисы, то есть  с мозгами набекрень? Не упускал он из виду и Окиянова, уже подозревая того в небезразличии к молодой даме. Серж ни за что не хотел оставить их вдвоём, и упорно пил чай стакан за стаканом, а Элен по-хозяйски подливала ему, осторожно приподнимая над столом руки, дабы не окунуть широкие рукава блузы в собственную чашку и ли варенье. Когда же Окиянов заговорит о записке Самариной, лежавшей у него в бумажнике?
    - Сегодня у меня душа музыки просит, - вставая из-за стола, сказала Элен. -  Да нельзя, Раиса Андреевна попросила не шуметь.
    - Не надо музыки, - тоже встал Окиянов. –  Серж сейчас отправится  к себе, а вы, Елена Николаевна, уделите мне минуту.
     Оба просимых были неприятно поражены.
     - Я ещё не допил стакан, -  обиделся Серж.
    Более выдержанная Элен, лениво улыбнувшись, снова села:
     - Уж не в любви ли вы собрались объясняться?
    - О, вам нечего опасаться. Пусть Серж присутствует. Я сегодня встретил Самарину…
     - Да у вас, гляжу, сегодня день нечаянных встреч, - насмешливо удивилась она.
    - Вы, кажется, дружны с нею?
     - Ничуть. Шапочное знакомство. – Она восхитительно лгала.
     - Вот как? – деланно удивился Окиянов. – А она говорила противоположное.
     - Да помилуйте, какая дружба может быть между актрисой и мной? – надменно пожала она плечами. – Ну, бывала у неё раза два; ну, пару раз она ко мне заглядывала. Она вообще липла ко мне. Вообразила, наверно, что я богата и стану ей покровительствовать. Но я вовсе не богата и целиком завишу от мужа: все деньги у него. А он, как вы знаете, далеко…
     - Значит, вы решительно настаиваете, что не поддерживали с Самариной приятельских отношений?
     - Это что – допрос?
     - Упаси Бог. Какое право я имею вас допрашивать? Я только не могу понять, зачем же она в таком случае отдала вам на сохранение свою шкатулку.
     - Ах, это…  Значит, она вам сболтнула… Тогда зачем же меня спрашивать?
     -Она только сказала, что шкатулка у вас.
     - О, Господи, - презрительно сморщилась Элен. – Просила меня молчать, клятву взяла, а сама  болтает. И вы допускаете, что я могу дружить с подобной особой?
     - Елена Николаевна, можно мне посмотреть  эту шкатулку?
     - Но я могу отдать её только госпоже Самариной! Там её письма и сувениры от поклонников.
     Тогда Окиянов протянул ей записку Самариной. Прочтя, Элен высоко подняла брови и насмешливо взглянула на Окиянова:
     - Не возьму в толк: вам-то какое дело до всего этого?
    - Покажите мне шкатулку, Елена Николаевна, - тихо повторил он.
     - Она в чулане, том, что в конце коридора, - презрительно отвернувшись, сухо сообщила Элен.
     Серж и Окиянов знали, что шкатулки там уже нет. Почему она указала на чулан? Или шкатулку взяла оттуда не она, и  в меблированных комнатах г-жи Тальбах действительно произошло воровство?
     - Пойдёмте, посмотрим в чулане вместе, - попросил Окиянов.
     Шкатулки они, разумеется , не нашли.
     - Господи, - сказала Элен, стоя со свечой в дверях чулана. – Что скажет Самарина! Надо будить  Раису Андреевну.
     - Не стоит никого будить, - отряхнул пыль с одежды Окиянов. -  Кроме нас с вами и Раисы Андреевны, которая, разумеется, вне подозрений,  в этот чулан могли попасть ещё только господин Автономов и прислуга. Вот у них и придётся спрашивать.
     - Что случилось? – внезапно появилась в дверях своей комнаты г-жа Тальбах.
     - Пропала шкатулка Веры Нестеровны Самариной, которую я спрятала в этом чулане, - сообщила Элен к досаде мужчин.
    - А что в ней было? – встревожилась г-жа Тальбах.
     - Право, не знаю. Самарина говорила: всякая мелочь, сувениры, письма…
     - В шкатулке было бриллиантовое колье стоимостью пятнадцать тысяч рублей, и ещё разных безделушек тысяч на десять, -  уточнил Окиянов.
     Дамы ахнули.
    - Боже мой! – всплеснула руками г-жа  Тальбах и  и вдруг залилась слезами. – Звоните в полицию, Элен. Боже мой, в моей квартире! За что мне это?
     - Не будем спешить звать полицию, - предложил Окиянов. – Сначала опросим всех домашних. Позовите горничную.
     - Позвать Варю? – вскрикнула г-жа Тальбах и громко зарыдала.
     -  Вы ещё не знаете новости, - пояснила Элен. – Варя, наша горничная, сегодня пропала.
     - Как пропала?
     - А вот так: ушла и была такова.
     - Да, похоже, что Варя сбежала, - пролепетала г-жа Тальбах. – Мы ждали её весь день. Она не взяла никаких вещей, ни документов. Я даже подумала, уж не попала ли она под лошадь или авто. Но теперь, когда пропала шкатулка с бриллиантами, я всё поняла. Господи, за что мне это? –И она снова залилась слезами.
     Дело было так:  утром Элен попросила у г-жи Тальбах отпустить Варю сопровождать её к модистке. Горничная принялась собираться, а Элен, будучи уже одетой, вышла подождать её на улице. Через некоторое время она вернулась, недовольно спрашивая, куда же  подевалась Варя. Кухарка сказала, что выпустила горничную из квартиры через чёрный ход и заперла дверь.
     - Мы условились встретиться с нею перед домом, - рассказывала Элен. – Я всё время ходила там. Только на минуту заглянула в мелочную лавку, где купила шпилек. Возможно, в это время Варя и ускользнула.
     Было поздно, и звонить, а тем более куда-то идти не  имело смысла. Оставалось лечь спать. Что же случилось с Варей? Неужто и вправду бедную девушку прельстили блестящие камешки, случайно обнаруженные ею в чулане?

                9.  ВОРОВКА ИЛИ ЖЕРТВА
          На следующее утро Окиянов, подстрекаемый Сержем, позвонил Мельхиорову и принялся рассказывать о признаниях Самариной и исчезновении и Вари. Выслушав новости, Мельхиоров остался безмятежно спокойным. Всё, связанное со шкатулкой, его совершенно не интересовало. Об исчезновении и горничной пусть нанимательница заявит сама. Куда следует. Бриллианты Самариной – дело Самариной, а он занят убийством Домны, и, между прочим, начальство довольно результатами его работы.
     Отведя трубку ото рта, Окиянов саркастически пояснил Сержу, стоявшему рядом и  сгоравшему от  любопытства:
     -  Нынче Мельхиоров убеждён, что убийство совершил Мирон Новиков, хота неясен мотив. И тебе всё удалось доказать? – спросил он в трубку.
     - У нас все основания отнести это дело к числу успешно завершённых, -  объявил Мельхиоров так громко, что и Серж услыхал. – Даже если убил не Мирон, что теоретически возможно, неужели ты думаешь, что  мы станем терять время на поиски убийцы кухарки, когда полно нераскрытых преступлений, причём очень серьёзных, связанных с огромными финансовыми потерями. Считай дело законченным.
     Они проговорили ещё некоторое время, пока раздосадованный Окиянов ни положил трубку.
     Тут в прихожей появился г-н Автономов.
    - Вы нынче в Думу? – осведомился он у Окиянова, глянув в зеркало и самодовольно пошевелив пышными усами.  – Слыхали о намечающейся встрече государя с германским кайзером?  У Зингера доподлинно знают, что свидание императоров  будет происходить среди моря, причём сопровождать их будут премьер-министры и министры иностранных дел.
     Окиянов отозвался весьма нелюбезно:
      - Для того чтобы это знать, необязательно служить у Зингера. Я читаю газеты и даже пишу в них.
      Одеваясь, Автономов снова загляделся в зеркало:
     -  Бесспорно, эта встреча будет иметь эпохальное значение.
     Окиянов начал раздражаться:
     - Свидания повелителей имеют, разумеется, огромное значение  для своевременного разъяснения накопившихся недоразумений, однако встреча в шхерах может привести и к тому, что мы снова слепо пойдём на буксире Германии. Во всяком случае, я бы повременил отзываться о ней, как об эпохальном явлении.
     - Но позвольте! – разгорячился Автономов. Оказывается, он считал себя знатоком международных связей и не мог допустить, чтобы кто-то не только не соглашался, но даже возражал ему. Повернувшись к Окиянову, он запальчиво изрёк:
     - Если  настоящая, чернозёмная, доподлинная Русь сочувствует отнюдь не англофильству, скрытым сторонником коего вы, очевидно, являетесь, но только одному направлению политики, а именно – германофильству!
     Приложив руку к сердцу, Окиянов насмешливо поклонился, благодаря, должно быть, за приписанное ему англофильство. Речь у них шла, разумеется, не о политике, а о взаимной антипатии.
     Серж, равно далёкий и от германофильства, и от англофильства, а занятый полностью размышлениями  о печальном конце неведомой ему кухарки Домны, внимал  политическому разговору со скукой. Итак, размышлял он, Элен спрятала доверенную ей шкатулку в чулан. О бесчестном замысле Самариной присвоить чужое колье она могла совсем не знать. Горничная Варя случайно обнаружила её. Следом за Варей  её обнаружил кто-то третий и украл. Ему почему-то не хотелось думать, что это сделала тихая, незаметная Варя. Но тогда кто? Или сказать, как Мельхиоров, чорт с нею, этой шкатулкой? Пусть г-жа Карабчевская нанимает частного сыщика искать своё колье. Но Варя пропала. Горничная, перед тем испуганно сообщившая ему о своей находке. Если она задумала украсть шкатулку, то промолчала бы. Или замысел появился у неё позднее?

     Г-жа Тальбах уже заявила в полицию о пропаже горничной, подозреваемой в краже из её квартиры ценной вещи, и к ним явился недовольный Мельхиоров. Ввалившись к Окиянову (причём следом проскользнул Серж), гость объявил, что устал от  шкатулки Самариной, пропади она пропадом. Что до бриллиантов, он сообщил следующее:
     - От Гордона, владельца ювелирного магазина на Большой Морской,  поступило сообщение, что из городского ломбарда ему доставили на экспертизу бриллиантовое колье, которое он опознал как приобретённое госпожой Карабчевской у него же. Колье было заложено в ломбард за три тысячи рублей некоей Варварой Заварзиной.
     Серж издал стон: это было имя горничной  Раисы Андреевны.
    - Этот недоросль опять тут? – возмутился Мельхиоров. – Он что, пасётся у тебя постоянно
    -  Я преподаю юноше латинскую грамматику, - счёл нужным вступиться  за ученика Окиянов.
     Мельхиорова это развеселило, а Серж, осмелев, попробовал высказаться:
     - Как же так?  Сначала Варя приходит ко мне и сообщает о находке. Ведь её никто не тянул за язык. А потм крадёт драгоценности и убегает?
     - Девушка и в самом деле была хорошая… - задумался Окиянов.
     - Воруют все, и плохие, и хорошие, - заверил Мельхиоров. – Слаб человек. Простые люди живут импульсами. Сначала в душе вашей горничной победила честность, привитая ей в хороших домах. Представь, что такое три тысячи рублей для горничной! Это же счастье на всю жизнь.
     - Но зачем ей было называться в ломбарде собственным именем?
     - От глупости.
     Окиянов внезапно сказал:
     - Мне кажется, полиции следует собрать сведения о всех неопознанных трупах молодых женщин.
     - Ты с ума сошёл! – возмутился Мельхиоров. – В самом заурядном воровстве, осуществлённом прислугой, ты готов усмотреть чорт-те что! Брось придумывать и запутывать простое дело. Воровство шкатулки меня не интересует, как бы тебе ни хотелось  навязать мне его. Эта горничная уже давно уехала из столицы в какую-нибудь свою деревню, а ты заговорил о трупе. Напоминаю,у меня уже есть два трупа. Третьего мне не надо.

                10. ПРИЗРАК
     - Не верю! – упрямился Серж. – Варя не воровка.
     Они с Окияновым прогуливались по набережной Невы, ибо тот иногда вспомнила о своих добровольно взятых гувернёрских обязанностях и водил воспитанника подышать свежим воздухом. Весенний вечер был великолепен, даже не вечер, а  ночь, хотя еле смеркалось, потому что начиналась томительная пора, когда солнце, не успев зайти, торопилось подняться и снова светить.
     - Человеческая натура противоречива, - задумчиво откликнулся Окиянов в ответ на восклицание Сержа. -  Сейчас думаешь так, а, подул ветер, уже иначе. В рассуждениях Мельхиорова есть резон. В самом деле, бриллианты, за которые можно выручить тысячи, большой соблазн для нищей горничной.
     Сержу нравилось, когда Окиянов, взрослый человек, лет на десять старше, разговаривал с ним серьёзно, будто с равным. Но соглашаться с порочившими Варю предположениями он ни за что не хотел.
     Было уже темно, когда они вернулись в свою «линию». При приближении к дому Сержу показалось,  что за круглую афишную тумбу спрятался какой-то человек, однако всматриваться он не стал. Подойдя к своему   дому, они с удивлением обнаружили, что входная дверь на лестницу, обычно уже запертая в столь поздний час, приоткрыта. Дворник Потапыч  сидел ныне в кутузке , однако его обязанности исполняла жена вкупе с сыночком Ванькой. Очевидно, неопытные заместители попросту забыли запереть про парадную дверь.
     Неподалёку была подворотня; дверь в воротах никогда не запиралась, потому что во дворе находился ещё один доходный дом. Серж, прежде чем подняться по лестнице в квартиру, предложил войти во двор и постучать в окно дворницкой, чтобы сделать замечание нерадивым сторожам.
     Окно дворницкой, занавешенное розовым ситцем, ещё светилось. Ночь была  безмятежна , майский воздух тих, небо светло; тьма стояла только в ущельях улиц да в дворах-колодцах. Окиянов, не захотев задерживаться на улице, сказал, что, войдя на лестницу, они и сами в состоянии накинуть внутренний крюк на дверь, и отправился  в лом. Серж вынужден был последовать за ним, - не без сожаления, так как, находясь с дворниковым Ванькой в состоянии постоянной войны, всегда был рад причинить ему неприятность. Прежде чем войти в дом, он поднял глаза на окна своей квартиры. Их окна были темны. Спал  вообще весь дом. Внезапно  его внимание привлёк какой-то блик, скользнувший по стеклу углового окна. Он с интересом приостановился:  это было одно из окон пустовавшей квартиры Самариной.
     - Эй, не  мешкай, - окликнул его  Окиянов, готовившийся запереть дверь.
     Серж сморщился: померещилось. Какие  отсветы и блики могли играть в окне пустой квартиры? Не призрак же бедной Домны бродил там во тьме.  Впрочем, побуждаемый любопытством, он не удержался и  снова взглянул на окно, жаждая  и страшась увидеть бледный призрак. Однако увидел он нечто совсем не призрачное, а огонёк свечи. В запечатанной квартире кто-то ходил со свечей в руках: язычок пламени перемещался из окна в окно. В квартире, где была убита Домна, кто-то сейчас находился. Грабитель? Но г-жа Самарина увезла все вещи. Что делать грабителю в пустой квартире?
     Откровенно говоря, Серж дорого бы дал, чтобы не стоять сейчас на ночной улице, а , минуя лестницу, очутиться в своей постели и накрыться с головой одеялом. Однако для достижения столь приятного и безопасного уголка следовало подняться на свой этаж и пройти мимо квартиры, в которой  крадучись  разгуливал таинственный злоумышленник. Ладно, если  то был обычный живой человек. А если всё-таки призрак?
     Он уже хотел воззвать к Окиянову, как услышал  за спиной шаги.
     -  Викентий Иванович, Серж, господа! -  раздался в ночи знакомый женский голос. К нему приближалась Элен.
     -  Вы? – изумился он, переводя дух. – Так поздно и одна?
     Из двери выглянул Окиянов. Приблизившись, Элен  довольно воскликнула:
     -  Как хорошо, что я вас встретила, а то иду и не знаю, как попаду домой. Я возвращаюсь из театра, и, как назло, ни одного извозчика. А сопровождающих кавалеров я не признаю, как вы уже успели заметить. Вот славно, что встретила вас и дверь ещё не на запоре. Дворничиха не станет сердиться, что её разбудили. Вы тоже из театра? О, Викентий Иванович, если бы я не восстановила вас против себя, мы, возможно, ходили бы в театр вместе,  и мне бы не пришлось возвращаться одной. Всё-таки Васильевский остров не Невский проспект, здесь  иногда грабят…
     Она говорила и говорила, но Окиянов не отвечал. Серж счёл нужным подать голос:
     - Когда мы подошли к дому, дверь была отперта, а на лестнице довольно темно, и это кажется нам подозрительным.
     - В таком случае я просто счастлива, что встретила вас. Вообразите себе  моё положение, если бы я подошла одна к двери, отпертой на тёмную лестницу. Так мы идём или нет?
     Серж, которому хотелось показать Окиянову огонёк в окне пустой квартиры Самариной, замялся:
     - Идите вперёд, а мы ещё погуляем.
     Окиянов удивлённо покосился на него
     - Однако, милый паж, нынче вы неучтивы, - шутливо удивилась Элен.
     - Да идём, идёи, пока  не переполошили своими голосами весь дом, -  сказал Окиянов, открывая перед Элен дверь.
     Напрасно Серж дёргал его за рукав.
      Окиянов и Элен скрылись в неосвещённой парадной. Быстро подняв глаза и убедившись, что окна Самариной темны, Серж устремился следом за ними
     - Крюк не забудь накинуть, - крикнул с лестницы Окиянов.
     Торопливо исполняя указание, Серж соображал, что если высунуться из окна своей комнаты, можно следить  за находившейся во дворе дверью чёрной лестницы, по которой должен спуститься преступник,  так как  двери Самариной были опечатаны и даже  заколочены. Догнав Окиянова и Элен уже на площадке второго этажа, Серж не преминул в этом убедиться.
     - В чём дело? – осведомился Окиянов, заметив, что Серж присматривается к двери Самариной.
     - Потом, - шепнул тот, кивнув на Элен, и , едва им отперли, устремился  внутрь к себе занять наблюдательный пост у окна.
     Часть ночи Серж действительно просидел на подоконнике, наблюдая, тем более что вскоре совсем рассвело. Из чёрного хода никто не показывался. Квартира г-жи Тальбах мирно спала. За дверью Элен стояла тишина. Странно всё-таки, что она, домоседка, оказалась на улице в столь глухой час. И весьма странен притворно-ласковый тон гордячки, обычно не баловавшей его вниманием.
Следуя по коридору из ванной, он подёргал и дверь г-на Автономова. Скрипнув, она приоткрылась. Автономов обычно запирался, так как не любил, чтобы его видели с сеткой на волосах и с завёрнутыми в папиросную бумагу усами. Ехидно усмехнувшись, Серж сделал щель пошире, желая полюбоваться красавцем в столь  непривлекательном виде, и  осторожно заглянул внутрь комнаты.
     Комната была пуста!

                10. ТАЙНА КВАРТИРЫ САМАРИНОЙ
        Наутро, проснувшись довольно поздно, Серж разочарованно узнал, что Окиянов уже ушёл из дома. Поев, он принялся слоняться по квартире в ожидании наставника, распираемый одному лишь ему известными тайнами, и весело размышляя, как он, Серж Бибиков,  посадит в лужу полицию. Настоящие сыщики сочли дело Домны завершённым и опростоволосились. Огонёк свечи в окне квартиры  Самариной ясно свидетельствовал, что дело далеко от завершения, а загадочное отсутствие ночью Автономова  указывало на то, что  он был  причастен к  преступлению. Потому Серж и не увидел никого из окна, что Автономову не было нужды выходить на улицу: покинув  квартиру Самариной через чёрный ход, он мог прямиком перейти чёрным же ходом в квартиру г-жи Тальбах. Конечно, непонятно, зачем его носило в пустую квартиру, но  это пусть выясняют полицейские. Сержу достаточно и того, что он разоблачит преступника. Довольно этому Автономову носиться по квартире с гантелями, красуясь  мускулатурой, пуская окружающим пыль в глаза. Элен, и та поглядывала на него с удовольствием, а тётя Раиса просто млела. Серж даже слышал краем уха, как доверчивая дама называла  его Жоржем, причём самым тоненьким из своих голосков. Посмотрим, как она станет его называть, когда увидит, что его увозят полицейские вместе с пышными усами.
     - Чорт побери! – выругался Окиянов, выслушав торжествующий рассказ Сержа о ночных событиях. -  Почему ты мне сразу не сказал про свечу?
      - Я хотел, но не успел.  И почему обязательно свеча? Это был блик. Я испугался привидения.
     - Надо сообщить Мельхиорову. То-то он обрадуется.
     Сказано было так, что Серж не уразумел, действительно ли Мельхиоров будет рад или пошлёт их куда подальше.
     Мельхиоров прибыл в квартиру г-жи Тальбах после обеда. Новость, сообщённая приятелем, явно его не обрадовала. Он призадумался.
     - Выходит, дело об убийстве Домны вовсе не закончено, -  торжествующе заключил Серж.
     Мельхиоров свирепо воззрился на него:
     - Опять тут  сей Пинкертон?
     - Оставь, - отмахнулся Окиянов. – Он свидетель.
     - Надо осмотреть квартиру Самариной. Придётся собирать понятых.
     - А когда  арестуют господина Автономова? – напомнил Серж.
     - Раньше я арестую тебя и запру в чулане,  где ты видел шкатулку Самариной, - пообещал Мельхиоров. – Уж не ты ли сам её и стибрил?
     Этот Мельхиоров нравился Сержу гораздо меньше  своего толстогубого, курносого наставника.

     Набрав не без труда понятых, они поднялись по чёрной лестнице до двери кухни Самариной, имея при себе ключ от замка, повешенного ещё Потапычем. Огромный замок попрежнему красовался на двери. Когда его начали отпирать, щеколда легко отскочила от стены вместе с гвоздями.
     - Хороши  тут запоры! -  возмутился Мельхиоров.
     Серж и Окиянов многозначительно переглянулись.
     Потоптавшись, они вошли в квартиру. Мрачная, ободранная кухня  встретила их зловещей тишиной. У печки на полу всё так же валялись брошенные дворником дрова; на столе стояли  чашки и самовар. Из кухни вглубь квартиры вёл узкий коридор. Мельхиоров, приоткрыв  в него дверь, крикнул:
     -  Эй, есть тут кто? Выходи!
     - Э-ге-ге! – подхватил клич храбрец из понятых.
     Что-то явственно  хрустнуло в глубине квартиры. Понятые шарахнулись на лестницу. Следом с неудовольствием  прошёл Мельхиоров; Серж оказался последним человеком в кухне и, боязливо озираясь,  втиснулся следом за Окияновым на лестничную площадку.
     - Там кто-то прячется, переговаривались понятые. – Мы не вооружены…
     - Может, сбегать за топором? – предложил храбрец из понятых, явно порываясь убежать.
     - Надо вызвать подмогу, а то непорядок получается, - решил Мельхиоров. – Одному мне со злоумышленником не справиться…
     Он не договорил, потому что в квартире что-то с грохотом рухнуло. Понятые, а следом и Серж, стремительно побежали вниз. Остаётся удивляться, как никто из них не сломал шеи: лестница была крута и узка.
     Внизу на улице, устыдившись внезапного страха,  все остановились, поджидая замешкавшихся  Мельхиорова и Окиянова.
     - Вот ещё оказия, - негодующе ворчал Мельхиоров, появившись. – У меня дел по горло, а тут  занимайся подозрительной квартирой.  Воображаю, как злится сейчас мой начальник, видя, что я столько времени отсутствую.
      - Так что будем делать? – не дослушал его Окиянов. – Вызовем подмогу или справимся собственными силами?
     - Преступник может быть вооружён, - робко напомнил один из понятых.
     - Если это человек, - не выдержал Серж. – А что, если это дух убитой кухарки?
     Бросив на него свирепый взгляд, Окиянов напомнил, что при видения не разгуливают днём.
     - Так как, господа? – обратился он к понятым. -  Разойдёмся по домам или всё-таки  осмотрим квартиру?
     Наконец гурьба мужчин, неохотно поднявшись по лестнице, всё-таки ввалилась в кухню Самариной. Помявшись, они проследовали по коридору внутрь. Комнаты с распахнутыми настежь дверями были пусты. Серж первым обежал всю квартиру: ни души. Он сунул нос в чулан, - и обнаружил причину слышанного ими  загадочного грохота: обвалилось  перекрытие потолка, вниз свисали доски.  Привлечённый его окриком Окиянов заглянул в чулан  и сразу всё понял:
     - Тайник!
     В чулане была оборудована антресоль, замаскированная штукатуркой. Посреди зияла прорубленная кем-то дыра.
     Появился Мельхиоров, поцокал языком, сокрушённо покачал головой:
     - Вот олухи! Ведь осматривали квартиру и даже половицы приподнимали, а потолок простукать не догадались.
     - Видать, тут золото хранили, - алчно предположил один из понятых.
     - А вот я узнаю у самой госпожи артистки, что она тут хранила, - сердито пообещал Мельхиоров.
     - Нужна лестница, чтобы заглянуть в тайник, - сказал Окиянов.
     Лестница-стремянка обнаружилась тут же, аккуратно прислонённая к стене. Серж мигом вскарабкался вверх, опередив взрослых мужиков в неудобной одежде. Сунув нос в дыру, он убедился, что тайник невелик и пуст.
     Сменившие его Мельхиоров и Окиянов вновь и вновь совали в дыру головы в надежде хоть что-нибудь найти. Напоследок Серж поднялся ещё раз и, не боясь запачкать руки, обшарил все  углы. Ему повезло: он извлёк небольшой обрывок газеты, запачканный белой пылью. Спускаясь по лестнице с добычей, он разглядел на обрывке крупные буквы заголовка какой-то статьи – «Сиамские близнецы».
     - Поглядите, - протянул он найденный клочок  Окиянову. -  Визитная карточка, оставленная нам злоумышленниками. Сиамские близнецы.
      С интересом взяв у него газетный клочок, Окиянов зачем-то понюхал его:
     - Странная пыль. Мельхиоров, надо сделать химическую экспертизу.
     - А! – отмахнулся тот. – И без экспертизы ясно, что ночью в квартире кто-то орудовал. Надо как следует допросить артистку.
     - При чём здесь артистка? Преступнику что-то надо было в квартире. Возможно, убитая кухарка просто попала ему под горячую руку. Как долго жила здесь Самарина?
     - Года два, - неуверенно  сказал  один из понятых.
     - А кто жил до неё?
     - Это можно узнать  в конторе господина Синехвостова.
     - Серж, - обратился Окиянов к ученику, -  Раиса Андреевна, наверно, помнит.
      - Ага! -  азартно согласился тот, готовый бежать допрашивать тётку.
    Окиянов, аккуратно спрятав газетный клочок в бумажник, попросил Мельхиорова:
     - Отпусти нашего дворника-то, а то некому за порядком следить. Ведь яснее ясного, что он к делу непричастен.
     - Тебе ясно, а мне нет, - огрызнулся Мельхиоров. -  Не знаю, как докладывать начальству. Дело-то ведь уже  закрыто…
     Прощаясь на улице с Мельхиоровым, Окиянов попросил приятеля:
     - Не в службу , а в дружбу: разузнай, что слышно о пропаже горничной госпожи Тальбах. Ведь среди бела дня пропала девушка…
     - В  столице и не такое бывает, - недовольно  буркнул Мельхиоров. – Вон на-днях из Обводного канала выловили свёрток с торсом мужчины: ни головы, ни конечностей.
      - Подумай, вдруг исчезновение горничной связано с убийством кухарки.
     - Отстань! Этого мне ещё не хватало! Свою горничную ищите сами.
     И с этими словами Мельхиоров уехал в весьма раздражённом состоянии.
      Окиянов и Серж вернулись к себе. Госпожа Тальбах рылась в сундуке с тряпьём.
     - Гляди, Жоржик, - услышав шаги, воскликнула она, - какой хорошенький галстк я тебе нашла!
      - Я не Жоржик, а Сержик, - недовольно напомнил юноша.
     - Ах, извини! Конечно, Сержик, мой дорогой Сержик! Жоржик  - мой  старший сын.
     - Раиса Андреевна, - вмешался Окиянов, - припомните, пожалуйста, кто жил в квартире Самариной до актрисы.
      - А в чём дело? – удивилась она.
     - Очень надо, честнее благородное. Ну, тётенька… - нетерпеливо вмешался Серж.
      - Кто жил до Веры Нестеровны?  Долго вообще никто не жил. Господа, это заклятая квартира, доложу я вам. Но сначала поклянитесь, что будете молчать. Мы тоже обещали не распускать тревожные слухи.  Такой был солидный, обходительный господин, а оказался …. Фальшивомонетчиком! – И г-жа Тальбах в ужасе округлила глаза.
     - Фальшивомонетчиком?!
     - Представьте себе. Полиция взломала все полы в поисках чего-то, так что домовладельцу пришлось разориться на новый паркет. Господин Синехвостов тогда же взял обещание со всех жильцов не болтать, иначе  квартиру с такой славой не сдашь в наём . Думаю, теперь, после случившегося в ней убийства,
 её никогда не сдашь, так что придётся нам жить рядом с пустующей квартирой.
     - Как  звали этого фальшивомонетчика, не припомните? – не слушая болтовни г-жи Тальбах , осведомился Окиянов.
      - Некто Черепов. После того как его забрали, в квартире даже полицейская засада сидела, но больше никого не поймали. Бедняжка Вера Нестеровна! Я так виновата перед ней, что сразу не предупредила о дурной славы квартиры…
     Окиянов, не дослушав дамы, ушёл. Серж, жаждавший поскорей сообщить новости, не удерживал его.
     - Тётя Раиса, мы нашли тайник! Я нашёл, - скромно уточнил он.
     Слушая рассказ воспитанника, г-жа Тальбах ахала и охала.
     - Интересно, что могли прятать  в этом тайнике? Фальшивые деньги?
     - Неизвестно. К сожалению, обнаружить ничего не удалось. Намедни ночью в квартиру Самариной проникли  сообщники этого фальшивомонетчика и  обчистили тайник. Я своими глазами видел, как они там разгуливали со свечой.
     - Ты? Да разве это возможно? Каким образом? Серж, ты меня пугаешь. Ты видел преступников.
     И Серж с удовольствием поведал о том,  как видел ночью свет в окнах пустой квартиры, чем окончательно привёл г-жу Тальбах в смятение и ужас.
     - Тётя  Раиса, всё это полицейская тайна, - спохватился он под конец. -  Никому ни слова, клянитесь.
     Выдвинутое требование было невыносимо тяжело для г-жи Тальбах, которой страстно хотелось тут же поделиться услышанным со всеми знакомцами и незнакомцами , однако ей ничего не оставалось, как дать обещание молчать. Хотя бы до следующего дня. Впрочем, новость о взломанном тайнике должна была вскоре распространиться  по всему дому, - благодаря понятым.

     В тот день волнениям г-жи Тальбах не было конца. Озабоченный Окиянов, вернувшись откуда-то , попросил её уделить ему пару минут.
     -  Оставайся, кивнул он Сержу. – От тебя всё равно ничего не укроется. Раиса Андреевна, сколько времен и прошло с того часа, когда вы разрешили горничной сопровождать госпожу Боборыкину, до того, когда узнали о её исчезновении?
   Детское личико г-жи Тальбах приняло страдальческое выражение:
     - Мне тяжело говорит об этой несчастной девушке. Я так ей верила и так была добра с этим недостойным созданием! Верите ли, я подарила ей два своих почти не ношеных платья и даже  обещала шляпку…
     - Сколько времени прошло?
     - Господи, как я могу точно сказать?
      - Хорошо… Тогда скажите, сколько времени отсутствовала госпожа Боборыкина?
     - Да она вообще никуда не пошла без горничной. Надеюсь, вы не собираетесь допрашивать  Элен? Предупреждаю вас, это очень гордая женщина. Ваша навязчивость  шокирует и уязвит её. Ах, вы не знаете о ней всего, и я колеблюсь, вправе ли я… Серж, заткни уши.
     Серж с готовностью выполнил приказ, - так, чтобы слышать , и для убедительности даже зажмурился, опасаясь, что его прогонят из комнаты на самом интересном месте.
     - Их разрыв с мужем произошёл вовсе не по её вине, -  понизив голос, продолжала г-жа Тальбах. –Бедняжка его горячо любит и со дня на день ждёт,  что он позовёт её  обратно к себе или хотя бы пришлёт денег. Ах, ведь она нуждается и даже задолжала мне за комнату. Как вы , мужчины, жестоки! Она живёт надеждой. Муж тоже страстно любит её, но это такой гордец!  Сколько она мне рассказывала об их романе! Я от души желаю ей счастья и готова ждать квартплаты хоть  полгода, хотя мне тоже надо рассчитываться с господином Синехвостовым . Так что лучше не приставайте к ней с расспросами.
     - Сколько времени отсутствовала госпожа Боборыкина? – потерял терпение Окиянов.
     Видя, что собеседник начинает сердиться, г-жа Тальбах с усилием наморщила лобик:
   -  Думаю, около часу. Когда я отпустила Варю, часы били что-то очень много. Значит, было уже близко к полудню. Потом я проверяла книгу расходов, заказала кухарке ужин, написала письмо сыну и села вышивать. Я вышиваю ришелье, очень миленький рисунок. Бабочка и паучки. Мне презентовала его госпожа Самарина, а ей прислали его из Парижа, хотя недавно я видела точно такой в Апраксином дворе. Я могу показать вам его хоть сейчас.
     - Лучше потом, - решил Окиянов.
     Серж яростно поглядел на тётю Раису: речь идёт о пропажи Вари, при чём здесь её ришелье?   

                12.  СЫЩИК-ЛЮБИТЕЛЬ
          Теперь, когда Окиянов появлялся за табльдотом, все жильцы  г-жи Тальбах во главе с самой  хозяйкой устремляли на него полные ожидания глаз
     - Что, как?  - сыпались вопросы.
     Окиянов отмалчивался.
     - Ну что же вы молчите, Викентий Иванович? – обижалась г-жа Тальбах. – Весь дом гудит. Только и разговоров, что в квартире Самариной обнаружили тайник то ли с золотом, то ли с фальшивыми банкнотами. А что  с драгоценностями ? Какова их судьба?
    - Возможно, они были спрятаны в тайнике, и воры унесли их с собой. – Окиянов был невозмутим.
     - Подумать только! – воскликнула Элен. – На-днях ночью мы могли столкнуться с грабителями носом к носу!
     Серж удивлённо покосился на неё: ему послышалась насмешка в её голосе, между тем обстоятельства были таковы, что смеяться не приходилось.
     - Вы, кажется , Елена Николаевна, возвращались тогда из театра ? – вспомнил Окиянов. – Можно полюбопытствовать, о чем спектакль?
     Серж понял, что наставник старается переменить тему застольного разговора.
     - А, какая-то современная дребедень! Играла Самарина, только потому я и пошла.
     - Программки у вас не сохранилось?
     - Поищу, если не выбросила.
     - Ах, Элен, вы были в театре, - заинтересовалась г-жа Тальбах, забыв о  преступлении. – И Самарину видели? Если бы вы сообщили мне заранее, я с удовольствием составила бы вам компанию.
     - Значит, Самарину не арестовали? – жадно поинтересовался Серж. Бросив на него свирепый взгляд, Окиянов снова  завёл речь о спектакле:
     - Так вы одолжите меня программкой?
      Непреодолимое стремление видеть Элен, природа коего была неясна для Сержа, заставила его всё время виться возле молодой дамы. Стараясь  уединиться, она уселась в гостиной с  книгой в руках, но Серж так ловко устроился за портьерой, притихнув мышью и сделавшись невидимкой, что вошедший Окиянов не приметил его. Тут ему довелось стать свидетелем весьма любопытного разговора Элен и Окиянова.
      - Вы не меня ищете? – насмешливо окликнула вошедшего Элен. – Так принести вам программку?
      Лампа не была ещё зажжена, хотя читать было уже темно. Окиянов приблизился к даме.
     - Удивляюсь вам, - не дав раскрыть ему рта, продолжала она. – Что вы повсюду суёте нос? Вашему приятелю господину Мельхиорову за любознательность  деньги платят, вот он и вынюхивает. А вы-то зачем  впутываетесь? Ведь вы репортёр, а не сыщик. Что вам какая-то кухарка далась? И Самарина вами возмущается: её пропажа вам тоже покою не даёт.
     Он возразил:
     - В настоящее время мне не даёт покою горничная Варя. Меня  волнует её судьба.
      - Конечно, судьба горничной  вас волнует больше, чем судьба народа вообще. Что вам народ! А знаете ли вы, что в стране ежегодно умирает половина родившихся детей, и всё потому что не хватает врачей? Известно ли вам , что петербургские домовладельцы уже не первый год саботируют  все предложения, направленные на улучшение никуда не годного водоснабжения столицы, от которого столько  заразных болезней? Это, видите ли, потребует от них некоторых расходов! В результате воды не хватает, к профильтрованной приходится подмешивать воду прямо из Невы, а следствием то,  что дизентерия, холера, брюшной тиф у нас практически не прекращаются. Вспомните, какая холера была в прошлом году. Сколько человеческих жизней она унесла! Вас не волнует это? Вам не хочется вмешаться и покарать виновных?
      Окиянов нарочито спокойно поинтересовался:
     - Это всё написано в вашей книге?   То, о чём вы сказали сейчас, конечно трогает и меня как всякого человека. Но я считаю, что каждый должен пресекать то зло, которое всего ближе к нему. Поэтому меня и волнует судьба горничной.
     - Сбежавшей воровки?
     - У вас есть доказательства, позволяющие так дурно думать о Варе?
     - Я  не служу в полиции. Мне достаточно здравого смысла.
    - Выходит, мне его недостаточно.
     - Если вы считаете, что следует ограничиваться  борьбой с малым злом, не замечая большого, пожалуй, диагноз верен.
     - А что такое «большое зло»?
    - Позвольте вам напомнить, что у нас в стране ещё с пятого года действуют военно-полевые суды, по приговору которых всякий человек может быть в два счёта лишён жизни. Они уже отправили на тот свет тысячи людей…
     - Тысячи смутьянов и революционеров.
     - А революционеры – не люди?
    - Нет, если они позволяют себе играть судьбами множества других людей. Военно-полевые суды уничтожают смутьянов, толкающих страну в бездну.
     - Вы хотите сказать, людей, желающих перемен к лучшему? 
     - По-вашему, бросать бомбы означает желать блага народу?
     Раздосадованная, она помолчала, а когда заговорила, голос её был совсем хриплым:
      - Скажите, вот показали бы вам горстку людей и сказали: убей их собственноручно, и тогда человечество заживёт счастливо. Что бы вы сделали? Неужто не пожертвовали бы жизнями десятка кровопийц ради благоденствия миллионов?
     - Вы разве не читали Достоевского? – удивился он. – На ваш вопрос давно дан ответ. От себя добавлю, что даже если убить половину человечества, другая счастливее не станет.
     - Я запамятовала, - насмешливо отозвалась она,  - что имею дело с литератором, человеком начитанным в скучных писаниях Достоевского.
     С этими словами встав, она прошлась по комнате и задела портьеру, за которой скрывался Серж. Он сжался в комок: явиться сейчас  перед их глазами было бы  величайшим конфузом.
     - Странный у нас разговор, - отметил Окиянов. – Я, собственно , хотел увидеть театральную программку…
     - Не программку вы хотели увидеть, а узнать, не я ли  присвоила бриллианты Самаринй, насмешливо отозвалась она. – К сожалению, нет. Это Самарина украла их у госпожи Карабчевской, а та приобрела их на гроши обездоленных, оплативших болтовню её мужа-адвоката.
     Пропустив её слова мимо ушей, Окиянов продолжал:
     - Кроме того, я хотел узнать, когда вы в последний раз видели Варю.
     - Снова о кухарках? – презрительно пожала плечами Элен. – Милостивый государь, я отлично знаю, что вы, лицо неофициальное, не имеете права никого допрашивать . Однако отвечу, успокою вас. Несколько дней назад у меня возникла нужда побывать  у модистки…
     - У которой?
     - На Среднем проспекте, в жёлтом доме с амурами, номер не помню.
     - И фамилию тоже?
     - Кухарки,  модистки и тому подобное – по  вашей части.
     - Итак, вы собрались к модистке.
     - Я попросила госпожу Тальбах отпустить со мной Варю, чтобы она донесла корзину с платьями, которые я намеревалась отдать в переделку. Раиса Андреевна согласилась, и я сказала горничной, чтобы она собиралась, предупредив, что подожду её на улице, благо мне ещё надо зайти в галантерейную лавочку…
     - Вы были там?
     - Да, представьте. Я купила шпилек. У меня идёт много шпилек, чёрт побери эту косу. Потом я вышла на улицу и несколько раз прошла перед домом. Варя всё не появлялась. Наконец, наскучив ожиданием, я вернулась домой, чтобы осведомиться, где же горничная. Мне сказали, что она уже ушла. Вот так. Она исчезла вместе с моей корзиной. А по милости полиции наш дворник отсутствует, и некому приглядывать  за тем, кто входит и выходит  из дома.
     - Сколько времени вы провели на улице, поджидая Варю?
     - Думаю, полчаса.
     - Не больше?
     - Не считая посещения лавочки. Там, не торопясь, я осмотрела товары, побеседовала с приказчиком… Потом вернулась к дому, постояла…
     - Самариной ничего не известно о судьбе её шкатулки?
     - Всем всё известно, не одной Самариной: шкатулку с бриллиантами украла Варя. Не пойму вас , да и только! Чего вы от  меня добиваетесь?
     Окиянов церемонно поклонился:
     - Благодарю вас за беседу, мадам, и за ценные сведения, сообщённые вами. Надеюсь, они пригодятся моему приятелю Мельхиорову.
     - По-моему, я вам не сообщила ничего нового, - лениво отозвалась она.
     Дождавшись, когда оба собеседника уйдут, Серж выбрался из своей засады. Он был  спокоен: ясно, что Окиянов вовсе не влюблён в Элен и ему не соперник.
     - Я всё слышал, - объявил он, входя в комнату Окиянова.
      - Порядочные люди стучат, когда входят к кому-нибудь в комнату, - недовольно заметил Окиянов. – Что ты слышал?
     - Ваш разговор с Элен. Она на подозрении?
     - Вот что, братец, - задумался Окиянов. – Завтра поутру мне  надобно срочно быть в  одном месте. Последи, пожалуйста, за госпожой Боборыкиной. Главное, чтобы она никуда не ушла из дому. Спрячь её шляпку, ботики… что-нибудь придумай.
     Об этом Сержа можно было не просить, ибо он только этим и занимался.


                13.  ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ЭЛЕН
     Всё утро Серж просидел дома, карауля Элен, несмотря на отличную погоду и тётушкины советы погулять. Наконец сама г-жа Тальбах, надев светлую шляпку с пёстрым пером, удалилась за нитками для вышивания. Можно было смело предположить, что скоро она не вернётся, ибо нитки – только предлог обозреть магазины.
     В квартире всё замерло. Элен из своей комнаты не показывалась: Раиса Андреевна, уходя, попросила Сержа не шуметь и дать молодой даме , жаловавшейся накануне на недомогание, выспаться. Серж скучал; заняться ему было решительно нечем.  Надёжно припрятав шляпку Элен, он уже собирался покинуть прихожую, когда раздался  телефонный звонок.  Какой-то мужчина вежливо попросил обрадованного юношу пригласить к аппарату госпожу Боборыкину. Раздумывая. Кто бы это мог быть, - ведь Элен всегда утверждала, что ни одна живая душа не знает о её местопребывании, Серж пояснил незнакомцу:
     - Елена Николаевна ещё не вставала. Что ей передать?
     На другом конце провода помолчали.
     - Благодарю вас. Я позвоню ещё раз, - наконец вежливо ответили ему.
     Не успел Серж покинуть прихожую, как телефон вновь зазвонил, что случалось  вовсе не часто. Схватив трубку, Серж важно доложил, стараясь придать голосу басовитость:
   - Квартира госпожи Тальбах. На проводе Серж Бибиков.
     - Позови Окиянова, Стрюцкий, - сказала трубка голосом Мельхиорова.
     - Викентий Иванович отсутствует, - сухо сообщил  Серж уже натуральным голосом. – Что ему передать?
     - Передай, что звонил Мельхиоров. Получен анализ пыли, взятой с газетного обрывка.
     - Который обнаружил я в тайнике? – обрадовался Серж. – И что же это за пыль?
     - Тальк.
     - Тальк?
     - Ну да. Детская присыпка.
     - А как же фальшивомонетчик?
    - Возможно, он припудривался ею,  -  хихикнул Мельхиоров. – А ты малый с любопытным носом. Гляди, как бы однажды его ни прищемили. – И Мельхиоров отключился.
     Постепенно тишина за дверью Элен и то, что она до сих пор не показывалась, начали тревожить Сержа. Наконец, решившись, он осторожно постучал к ней. Ответа не последовало. Поэтому , едва вернулась г-жа Тальбах, он тут же поделился с тёткой сомнениями.
     - Господи, уж не разболелась ли она всерьёз? – обеспокоилась дама.

     Воротившегося Окиянова г-жа Тальбах встретила с заплаканными глазами.
     - Вообразите, какое несчастье у нас, Викентий Иванович! – воскликнула она, но осеклась, увидев за спиной жильца двух полицейских, нерешительно топтавшихся на лестничной площадке.
     - Что случилось? – сердито осведомился Окиянов, входя в квартиру.
     -  Опять станут обыскивать квартиру Самариной? -  испуганно осведомилась она, кивая на полицейских. – У меня прямо голова кругом. Не знаю, как вам и сказать. С утра я отправилась за мулине.
     - О мулине потом. Что у вас стряслось?
    - Да, мулине… Это для ришелье. Я вышиваю узорчик… Ах, закройте дверь!                Вид полицейских пугал её, однако Окиянов не только не закрыл дверь, но знаком попросил  их войти в квартиру.
     Серж, скромно не принимавший участия в разговоре, ибо чувствовал себя виноватым, не выдержал наконец и  смущённо сообщил:
     - Элен пропала.
     - Что значит «пропала»? – возмутился Окиянов. – А ты куда смотрел? 
     - Я смотрел! Я даже шляпку спрятал. А ботиков не нашёл
     - Ах, за что мне это? – схватилась за щёки бедная дама. -  Исчезнуть, не заплатив мне полгода за квартиру! Нет, как хотите, это невозможно. Я ни за что не поверю…
     Не слушая её причитаний, Окиянов устремился внутрь квартиры к комнате Элен. Привлёчённый шумом, из-за своей двери выглянул г-н Автономов:
     - Слыхали, что стряслось? Елена Николаевна исчезла.
     Сердито на него поглядев, Окиянов молча прошёл мимо.
     - Она всё утро из комнаты не выходила, - пояснял бегущий за ним Серж. – И уйти незаметно она могла только через чёрный ход, потом что я всё время был в прихожей.
     - Она и к завтраку не выходила, -  торопилась сообщить всё, что знала, подоспевшая г-жа Тальбах. – У неё болела голова. Потом я уходила за мулине для ришелье… Когда я вернулась, Серж мне и говорит…
     - Мы принялись стучать, - вставил слово Серж. – Наконец, тётя Раиса своим ключом отперла дверь, и мы вошли…
     - Да, пришлось, потому что тревога наша была невыразимой….
     Свой рассказ г-жа Тальбах и Серж продолжили, уже стоя в комнате Элен
      - Представьте наше замешательство, когда, войдя, мы никого здесь не обнаружили!  Комната была пуста. И даже кровать не разобрана. Все вещи Элен на месте, их немного. Я не знала, что и подумать, пока не нашла записку. Она там, на столике.
      Торопливо подойдя к столику, Окиянов взял придавленную стаканом бумажку.
«Милая Раиса Андреевна! – писала Элен,  - Вчера я получила неожиданное известие от мужа: он сообщает, что решил  развестись со мной, желая вступить в новый брак. Потеря любви для меня смертельный удар, поэтому я ухожу. Моё пребывание у вас было к тому же отравлено домыслами г-на Окиянова – этого доморощенного Рокамболя. Да простит ему Бог, а меня не ищите. Я уезжаю на водопад Кивач. Вам никогда не приходилось видеть этот адский водоворот? Моё тело никогда не будет найдено, в этом я уверена. Прощайте! Элен».
     - Чорт побери! – взревел Окиянов
     - Вы думаете, она утопилась? – со страхом осведомилась г-жа Тальбах, утирая слёзы.
   - Держите карман! Нашли утопленницу. Да она попросту сбежала , чтобы не платить  за квартиру.
     - Не могу в это поверить. Чтобы Элен так поступила?..
     - А она малограмотная, - отметил Серж, изучая записку Элен,  - Много ошибок…
     - Брысь! – распорядился Окиянов, отбирая у него записку.
     Серж попятился, однако не ушёл, осенённый новой версией  преступления:
     - А что, если Варя и Элен сообщницы и действовали заодно?
     Окиянов сердито буркнул:
     - Пока мне ясно только одно: госпожа Боборыкина в комнате даже не ночевала, сбежав, вероятнее всего, ночью.
     - Ночью! – охнула г-жа Тальбах. – Бедняжка!
     - Спросите у кухарки, не  был ли  утром  отперт чёрный ход.
     Ужаснувшись мысли, что всю ночь квартира оставалась незапертой, г-жа Тальбах устремилась в кухню. Окиянов пошёл в обратном направлении – в прихожую, где ожидали два полицейских чина. Последовав за ним, Серж допытывался:
     -  Вы на самом деле допускаете, что  Варя и Элен сообщницы? Мне что-то не очень верится.  Может, Элен действительно задумала утопиться? Ух, Кивач – это здорово!  Да, вам Мельхиоров звонил. Он сказал, что порошок на  обрывке газеты из тайника, который я нашёл, оказался тальком.
     - Какой ещё, к чёрту, тальк? Худо то, что мы её упустили.
     - Только бы она не бросилась в водопад!
    - Что-о? К чёрту! Будь спокоен, эта не утопится.
     Серж никогда раньше не слышал, чтобы Окиянов так много чертыхался. За пренебрежительный отзыв об Элен он обиделся:
    - Да откуда вам знать? Вашим предположениям я е могу поверить. Элен вне подозрений, и Варя честная девушка. Не хочу слышать о них ничего дурного. Какие у вас основания так говорить?
     - Недоросль! – возмутился Окиянов. -  Это твои предположения насчёт Вари и Элен. У меня они совсем другие. Неужели ты до сих пор не догадался, кто я и что тут делаю?  Я  преступников ловлю, потому что служу в полиции. Сыщик я, разиня!
     Изумлённый Серж  не стал обижаться на «разиню», ибо не понял, кому  из них  оно предназначалось. Окиянов тем временем, открыв незапертую дверь на лестничную площадку, махнул рукой топтавшимся там полицейским:
     - Всё, ребята. Можете возвращаться восвояси: птичка упорхнула.
     - Вы – сыщик? – таращился на него  Серж.
     - А ну тебя, - отмахнулся Окиянов, направляясь к телефону.
     Серж не знал, что и подумать. Окиянов – не газетчик, а сыщик? В самом деле, поведение наставника часто выглядело подозрительно. И если у Окиянова имеются причины подозревать  в чём-то Элен, значит, дело плохо. Неужто она способна на преступление? Исчезла, и если серьёзно допустить, что она в чём-то виновата, это исчезновение могло означать одно: её миссия была закончена. Её миссия?  Что , если пропажа бриллиантов, исчезновение Вари, взломанный тайник и даже убийство Домны -  все эти события связаны между собой?
     Серж тут же принялся строить версии. Итак, невыловленные подельники фальшивомонетчика Черепова обобрали тайник в квартире Самариной, где были спрятаны либо деньги, либо приспособления для печати фальшивых купюр. Свидетельство – огонёк в окне пустой квартиры. Позднее возвращение Элен из театра в тот вечер подозрительно. Недаром Окиянов так настойчиво просил  у неё театральную программку. Элен, Елена Николаевна Боборыкина, утаённая любовь… Что, если она – член шайки фальшивомонетчиков? Нет, невозможно!  Но если всё-таки да, она вполне могла в отсутствие Самариной, будучи её приятельницей, обмануть Домну и провести  в квартиру убийцу. Элен звонит, доверчивая Домна открывает дверь, - и вот они входят в квартиру Самариной, сначала Элен, потом неизвестный мужчина. Кто-то недавно звонил Элен по телефону…. Впрочем, зачем искать неизвестных? Автономов! Эврика. Мускулистый спортсмен с пшеничными усами.  Вошедшим пока неизвестно, что в кухне у Домны сидит Мирон Новиков. Автономов набрасывается на кухарку, та кричит, вбегает Мирон, видит убийцу, душившего Домну,  в страхе спасается бегством через чёрный ход. Свидетеля надо  уничтожить, - и вскоре Мирона убивают. Всё логично… А Варя? Тоже из их числа?  Тогда, может быть, и тётя Раиса! Г-жа Тальбах – главарь преступной шайки!  Представив себе всё это, Серж даже разволновался, почувствовав одновременно страх и восхищение собственной прозорливостью.
      - Чорт подери! -  заорал в прихожей Окиянов так яростно, что  в дверях появилась  г-жа Тальбах.
     Убедившись, что  жилец всего лишь разговаривает по телефону, она ограничилась тем, что укоризненно покачала головкой, увенчанной тяжёлой причёской:
     - Что творится с людьми! Какие времена!
     Войдя следом,  Серж мрачно уставился на тётю Раису.
     - Что ты вытаращился? – удивилась она. – У меня волосы не в порядке?
     - Я всех вас выведу на чистую воду, - зловеще пообещал он.

                14.  ВЗРЫВ
          В  один из дней  неяркого северного мая столицу Российской империи потрясло извести о грандиозном взрыве на даче министра народного просвещения Шварца, расположенной в Удельной. Об этом взрыве  жильцы г-жи Тальбах узнали лишь на следующий день: Раиса Андреевна безвылазно сидела у себя, угнетённая обрушившимися на неё неприятностями, Автономов болел инфлюенцей, Окиянова не было дома, а Серж,  углубившись в свои версии, большей  частью валялся на кровати.
     Их кухарка Матрёна в день взрыва ходила на Андреевский рынок и там слышала разговоры об ужасном событии ещё до сообщен я в газетах, но, вернувшись, поделилась этой новостью  лишь с дворничихой.
     «Петербургский листок», получаемый г-жой Тальбах, вышел с броским заголовком «Новая  акция террористов на даче министра Шварца: погибло четырнадцать человек».  Поскольку  Автономов сидел за столом с перевязанным горлом, огласить газетный текст было  велено Сержу. Он зачитал:
     - «С позапрошлого года, со времени неудачного покушения  на графа Витте, не было ничего подобного. В последнее время вообще считалось, что террористы – этот  бич нового времени и проклятие большого города, прекратили активную деятельность, желая посмотреть, что выйдет из затеи Правительства с созывом Государственной Думы. Но вот убивают двух видных журналистов, среди бела дня, прямо на улице. Потом неустановленные лица  кладут адскую машину в  дымоходную трубу дома Витте, и только из-за неисправности часового механизма машина не взорвалась. Доколе эта чума, эта зараза будет мучить русский народ?  По дороге идёт человек, отец семейства, он несёт на руках трёхлетнюю  дочку, нежно обнимающую его за шею. Навстречу ему идёт неизвестный, и, подойдя, неожиданно стреляет в  него , безоружного, нисколько не заботясь, что пули могут попасть в ребёнка; стреляет потому что встреченный им отец семейства –жандарм, то есть человек, служащий порядку в государстве. Четырнадцать человек убиты на даче Шварца: его лакеи, кухарки, дворники; сам министр, не ночевавший там, не пострадал. Что ж, упивайтесь невинной кровью, проклятые выродки, пока рука народная в справедливом гневе не покарает вас…»
     - Господи! – всхлипнула г-жа Тальбах. – Министр-то народного просвещения чем им помешал?
     Отобрав у Сержа газету, Автономов погрузился в чтение. Обиженный бесцеремонностью, тот встал из-за стола , быстро оделся в прихожей и выскользнул за дверь: он задумал увидеть последствия взрыва в Удельной своими глазами.
     Взяв извозчика, Серж велел ему ехать в Удельную.
     Дача министра, отгороженная от дороги решёткой, находилась в саду. Деревья мешали разглядеть подробности, однако было видно, что полдома обрушилось.
     - И, барчук, - говорил извозчик, - уже не первого тебя привёз сюда глядеть. Ужас, что тут делалось!  Сам не видал, а рассказывают: руки, ноги, человечьи головы по всему саду раскидало. От дворника одного нашли только ногу в сапоге. Страшное дело. Говорят, проклятые революционеры подложили бомбу. Простой человек такого не сделает, это ваш брат – господа. Вчерась тут и проезд был закрыт.
     Замешательство и отвращение переполняли Сержа. Что же это за выродки,  бросающие бомбы, убивающие всех подряд? А министр Шварц, за которым охотились, отлично жив.  Впрочем, убей они министра, на его месте тут же объявился бы другой, и , не исключено, гораздо хуже прежнего. Нет, террористы не достойны называться людьми; они – нелюди.
     - Давай-давай! – замахал руками городовой, приказывая извозчику не задерживаться.
     Извозчик дёрнул вожжи, лошадь тронулась, давая место  подъезжавшим экипажам с любопытными.
     - Я бы этих бомбистов давил, как вшей, - донеслись до уха Сержа  сказанные каким-то господином слова.
     Бомбисты… Убийцы… Какой смысл в творимых ими убийствах? Убиенные – министры и генералы, великие князья, - их помнят, им ставят памятники. На торжественном освящении храма, воздвигнутого в память великого князя Сергея Александровича и всех царских слуг,  павших от  руки преступников-революционерв,  любимая простым народом великая княгиня Елизавета Фёдоровна, с ног  до головы в белом, в развевающихся шелках, шла вместе с крестным  ходом; впереди шествовало духовенство в парчовых одеяниях, потом генералы в звёздах и тзолотых  эполетах… Но кто помянет какую-нибудь кухарку?  Только на даче Шварца сразу четырнадцать жертв. Настигнет ли убийц божий суд?
     Воротившись, Серж тотчас осведомился, дома ли Окиянов.
     - Господин Окиянов больше у нас не живёт, - обиженно ответила Риса Андреевна.
     - Как так? – опешил Серж. С исчезновением Окиянова рушились все его блестящие планы.
     - Съехал твой Окиянов. Надо снова давать объявление о пустующих комнатах. Да, он оставил тебе свой номе5р телефона.
     - Викентий Иванович, - заныл Серж в трубку, когда ему наконец удалось дозвониться. – Вы что, насовсем от нас уехали и больше не вернётесь?
     - Эх, приятель, - устало отозвался Окиянов, - прошляпили мы с тобой.
     - Как это?..
     - А так. Прошляпили, опростоволосились. Не упусти мы птичку, может, ничего бы и е случилось… А теперь ищи-свищи.
     - Это вы про  Элен? Значит, её связь с фальшивомонетчиками вне сомнения?
     - С какими фальшивомонетчиками?
     - Ну, с теми, что взломали тайник. С бандой Черепова. Помните найденный мной обрывок  газеты с заголовком «Сиамские близнецы», запачканный в тальке?
     - В каком ещё тальке?
     - Мельхиоров так сказал.
      - А ты и уши развесил? Хорош сыщик. Впрочем, и я хорош.. Запомни: тальк для простофиль, на самом деле  пироксилин.
     - Пироксилин? Что это такое?
     - А то, чем взорвали дачу Шварца.  Составная часть взрывчатой смеси для ьомб и адских машин.
     Серж молчал, но сердце его заколотилось так  громко, да ещё где-то в горле, что, наверно, слышно было Окиянову на другом конце провода.
      - Значит, банда Черепова никакие е фальшивомонетчики, а бомбисты?
     - Выслушай внимательно, - строго велел Окиянов. – Я съехал от вас не случайно, а чтобы не спугнуть преступников. Ты мой заместитель  отныне. Следи во все глаза, днём и ночью будь начеку. Госпожа Боборыина ушла от вас одетой совсем по-летнему,  ибо стояла тёплая погода, а сейчас на наше счастье похолодало до заморозков. Ей надо одеться теплее. Вдруг придёт: у неё дерзости хватит.
     - Придёт Элен? – ахнул Серж. – Вы всё-таки уверены, что она не бросилась в Кивач?
     - В этом-то я уверен, - хохотнул Окиянов.
     - Неужто вы подозреваете её в связях с бомбистами? Уж лучше фальшивомонетчики. Даже воровство лучше. Я булл сегодня в Удельной и видел развалины дома Шварца. Жуть. Нет, как хотите, а я не верю, что Элен  могла связаться с нелюдью.
     - Я этого не утверждаю, так как наверняка до сих пор не знаю. Помнишь, я тебе рассказывал про эсеров?  Так вот, после дела Азефа их партия развалилась на отдельные группы, не связанные между собой. Некто Черепов,  сосед госпожи  Тальбах по лестничной площадке, был главарём одно такой группы. Кто такая Элен – террористка или воровка, до сих пор неясно. Будь осторожен, держи язык за зубами и наблюдай. Чуть что подозрительное – дай мне знать. Насколько я видел, все вещи сбежавшей жилицы твоя тётка спрятала под замок. Вот и ладно.
     Взволнованный разговором с наставником, Серж не находил себе места.  Ему хотелось не откладывая сто-то делать, куда-то бежать, но, помня о поручении Окиянова он не вышел даже во двор, но только время от времени выглядывал в окно. Тут его глазам предстала отрадная картина: посреди двора стоял Потапыч в белом переднике, при бляхе и метле, и по-хозяйски озирал окрестности.  Значит, дворника всё-таки выпустили из каталажки. Его больше не подозревают в убийстве несчастной Домны. Отлично: дворничиха осушит глаза, а Ванька снова начнёт задираться. Но коли выпустили Потапыча, значит, у полиции есть улики против кого-то другого . Почему до сих пор не привлечён к ответу Автономов? Он часто вертелся возле Элен; договориться о задуманном преступлении у них была полная возможность. Возможно даже, что бомбист Автономов  обманом заставил бедняжку Элен помогать себе.
     Ночью Серж решил не спать и лежал в постели, сцепив руки под головой и прислушиваясь ко всякому шуму. После  полуночи сон всё-таки сморил его; он то проваливался в дремоту, то выныривал из неё. И вот в одно из таких выныриваний он явственно услышал осторожные шаги за дверью. Сон мгновенно соскочил; он сел на постели, прислушиваясь.  Крадущиеся шаги, миновав его комнат у, удалились по коридору. Собравшись с мужеством, он встал , приблизился к двери  и осторожно приотворил её. В коридоре стояла кромешная тьма, однако в конце него имелось оконце, света в котором было достаточно, чтобы разглядеть чью-то фигуру. Некто с головы до ног в белом, приблизившись к двери г-жи Тальбах, начал осторожно её приоткрывать.
     В ужасе и смятении, не зная, что предпринять для спасения тёти Раисы, Серж завопил, - причём басом, вдруг прорвавшимся сквозь привычный тенорок. Он вопил, точно рассчитав, что успеет скрыться в своей комнате, прежде чем злоумышленник добежит до неё. Послышались встревоженные голоса; из каморки подле кухни  явилась кухарка с поленом в руках; из спальни показалась  неодетая г-жа Тальбах со свечой. Их взорам предстал г-н Автономов в ночной рубахе, но без сетки на голове  и с пышными усами.
     Господи, Серж, что  случилось? Почему ты так кричишь? – испуганно потребовала объяснений тётя Раиса.
     - Он хотел войти к вам!  - уличающе ткнул пальцем в Автономова Серж.
     - Вздор, чепуха,-  не согласилась тётя Раиса.
     -Я шёл в клозет,  - смущённо признался Автономов.
     - Тётя Раиса, я видел, как он стал открывать вашу дверь
     - Я шёл в клозет! – повысил голос Автономов.
     - Клозет в другом конце коридора !
     Тётя Раиса сочла нужным вмешаться:
     - Ах, Сержик, у нас так темно, что немудрено и заблудиться. Ты всех перебудил. Матрёна, Семён идите спать.
     - Я шёл в клозет, оправдывался Автономов.
    - Да-да, мы уже слышали…
    - Не дошли, так идите сейчас. Мы вас не задерживаем,  - счёл нужным добавить Серж.
     Автономов сердито прошествовал мимо него и возмущённо захлопнул за собой дверь.
     - Спокойной ночи, Сержик, дитя моё, - проворковала г-жа Тальбах, и по  приторности слов Серж понял, что она недовольна. -  Спасибо, что ты заботишься обо мне и охраняешь мой сон. Я, как назло, по рассеянности забыла накинуть крючок на дверь.
     - Запритесь покрепче, тётя Раиса, - строго посоветовал он. – В нашей квартире нельзя быть беспечной.

                16. СВИДАНИЕ
     Два долгих дня Серж провёл в напряжении, каждый час ожидая чего-то. Впрочем, просматривать газету он не забывал. Страницы её были полны проклятиями террористам, но никаких новостей о ходе расследования возмутительного взрыва не сообщалось. Шёл к концу май, но теплей по-прежнему не становилось.
     Однажды они с тётей Раисой сидели в столовой. Зазвонил телефон.  Серж  резво  устремился в прихожую.
     - Квартира госпожи Тальбах, на проводе Серж Бибиков, - привычно доложил он.
     - Говорит Елена Николаева, -  раздался в трубке знакомый голос с хрипотцой.
     Серж растерялся. Раиса Андреевна уже выжидающе стояла в дверях.
    - Это Окиянов. – солгал он ей первое, что пришло в голову.
     Зная об их дружеских отношениях, г-жа Тальбах деликатно удалилась.

     - Слушаю, - каким-то чужим голосом сказал Серж в трубку.
     - Серж, могу я положится на вас? Мне надо вас повидать. Вы согласны, паж? Никому ни слова. Встретимся через час в Соловьёвском садике. Мне нужны деньги. В долг, разумеется. Не мне вас учить, где их взять. Придёте? Принесёте?
     - Приду, - помимо воли ответил Серж.
      Положив трубку, он остолбенело постоял у аппарата. Деньги его не заботили, хотя их у него не было: он хорошо знал, где их прячет тётя Раиса и, случалось, иногда боролся с искушением позаимствовать немного. Его волновало друге. Что было делать? Причастность Элен к преступникам вполне вероятна, - иначе зачем бы ей скрываться. Опасную особу следовало как можно скорее задержать. Надо срочно сообщить Окиянову. Как назло, от волнения Серж никак не мог вспомнить данный ему телефон. Устремившись в свою комнату, он принялся лихорадочно искать бумажку с заветным номером, коря себя за беспорядок в вещах. Бумажка не находилась.
    Как поступить? Обратиться в полицию? Ему не поверят. Начнут выспрашивать, сколько ему лет да где он живёт, а ведь свидание назначено через час, на счету каждая минута. Хорош он будет, явившись в сад с полицейскими. Да она и близко не подойдёт, если что-нибудь заподозрит. Но если по его милости ей удастся снова ускользнуть,  он не простит себе этого никогда в жизни. А что, если Элен вовсе не преступница? Каким облегчением стало бы для него подтверждение этого! Господи, что же предпринять , к кому обратится за помощью?
     В полном смятении чувств  Серж подошёл к окну. Во дворе дворников сынок Ванька воровал дрова, нахально перекладывая по чурбашку из чужой поленницы в свою.
      - Ванька! – крикнул Серж. – Погоди, сейчас спущусь. Ванька, не убегай: у меня дело есть. Хочешь заработать?
     Устремившийся в бегство Ванька приостановился с недоверчивым любопытством.
      Бросившись в столовую и убедившись, что Раиса Андреевна по-прежнему  за столом,  Серж без колебаний устремился в её комнату, где  и нарушил одну из заповедей, -  взял из комода  несколько купюр. Потом он направился в прихожую. Г-жа Тальбах, увидев, что он собирается уходить, начала, было, протестовать, а потом посоветовала мальчику одеться потеплее, так как петербургская весна обманчива Кстати, оказавшись на улице, он убедился в правоте тётки: с Невы дул ледяной ветер.
     Ваньки и след простыл: должно быть, он всё-таки решил, что Серж собирается его  поколотить.
     - Ванька! – заорал с досадой Серж. – Иди сюда, я тебе что-то дам.
    - Покажь, - донеслось из-за сарая.
     - Хочешь пряжку от моего гимназического ремня?
      Ванька  осторожно показался из-за сарая:
    - Давай весь ремень.
     - Слишком жирно будет. Может, и дам, если поможешь.
    - Чего надо?- вышел из-за сарая Ванька.
     - А полтинник хочешь заработать?
     Ошеломлённый обещанием сказочного богатства, Ванька преданно заморгал.
Почувствовав уверенность, Серж принялся объяснять задание6
     - Сейчас я встречусь с нашей жиличкой. Потом, поговорив, мы разойдёмся. А ты незаметно пойдёшь следом за нею, и заметишь дом, в который она войдёт. Тогда сразу же беги ко мне и получай свой полтинник.
     - И ремень?- насупился Ванька.
     - Выжига. Ладно, и ремень.

     В садике Элен не было. Серж подождал минут пятнадцать. Охватившее его после телефонного разговора  возбуждение пошло на убыль. С Невы пронзительно дуло, так что он начинал мёрзнуть даже в тёплом пальто. Элен его обманула! Но ради чего? Обойдя вокруг обелиска, он решительно направился домой , к выходу.
      Внезапно он замедлил шаг: Элен шла навстречу, по дорожке. Откуда она появилась, он так и не смог угадать. Она выглядела очень элегантной, хотя и чересчур легко одетой:  деревья стояли еле опушённые, по Неве плыли льдины, а она вырядилась в светло-серый костюм с букетиком фиалок на лацкане; густая вуаль, пригибая поля шляпы, скрывала её лицо. Поравнявшись с Сержем, она с улыбкой взяла его под руку:
     - А вы милый юноша.
    - Значит, вы не утопились?
   - Утопилась? Ах…. Мужчины не стоят этого. Надеюсь, вы рады, что я жива-здорова?
     Вглядевшись, Серж заметил, что её лицо под вуалью выглядело осунувшимся и усталым; да и наряд её, такой красивый издали, вблизи казался несвежим, а измятый букетик искусственных фиалок совсем поник.
     - Принесли деньги? – нетерпеливо осведомилась она. Ему пришло в голову, что, возможно, она голодна.
     - Почему бы вам не вернуться домой, Елена Николаевна? – осведомился он.
     - Есть у вас при себе хоть сколько-нибудь? – с раздражением перебила она. – Я потом отдам. Я вернусь, вернусь, но деньги мне нужны сейчас.
     Он протянул ей купюры:
     - Деньги позаимствованы мною у тёти Раисы.
    - Ну, ваша тётя не обеднеет, - быстро схватила она деньги и, пересчитав, сунула их в сумочку. – Благодарю. Прощайте.
   Видя, что она уходит, Серж попытался удержать её:
     - Постойте! Слышали про взрыв на даче министра? Преступников, конечно, не сегодня-завтра поймают. Мой знакомый, да вы его знаете, Мельхиоров, сказал, будто среди этих бомбистов у полиции есть осведомитель, так что все имена  преступников известнвы…
    Элен, приостановившись, молча глядела на него сквозь вуаль.
    - А мне-то какое дело? – наконец неприветливо отозвалась она. – Оревуар. Вечером буду дома.
    Она стремительно направилась прочь. Серж провожал её глазами. Сомнений не оставалось: она террористка, потому что поверила в только что сочинённую им ложь, будто полиции известно всё со слов доносчика.
     За углом ограды мелькнул Ванькин картуз.
     - Ох, Пинкертон несчастный! – бранился Окиянов, узнав о проделке своего юного помощника. – Телефона у него, разини,  не было!  У тебя имелся целый час в запасе. Надо было мчать со всех ног…. Да, на худой конец, обратиться к первому же городовому!
     Окиянов прибыл к ним не один, и Раиса Андреевна, выглянув в окно, шепнула:
      - Опять целая колымага полицейских . Когда они  были нужны, мы  их не видели.
     - Ищут рыбий след в воде, - пробурчал Автономов.
     Серж, всё ещё не потеряв надежды, что жильца арестуют, мысленно просоветовал ему: «Шёл бы ты в клозет».
      Окиянов, пройдя в свою бывшую комнату, продолжал распекать Сержа:
     -  Денег ей отнёс, обворовав Раису Андреевну! Тётка еще не схватилась?  Спрашивается, о чём ты думал?..
     - Да Элен, наверно, была голодной, - слабо защищался Серж, понимая, что с тётей Раисой ему предстоит трудный разговор.
     - Голодный людоед ещё опаснее сытого.
    - Да ведь её причастность ещё не доказана…
    Окиянов с сожалением посмотрел на него:
     - Варвару-то Заварзину, вашу горничную нашли.
     - Где? Слава Богу, Варя жива.
     - Как же , держи карман. В подвале её нашли, связанной, с удавкой на шее. Понял, кому деньги относил?
    - Господи, за что убили Варю? Так ведь не Элен же!.. Это, наверно, целая шайка преступников.
    - А ну тебя! – отмахнулся Окиянов.
     Как назло, Ванька куда-то запропастился. Последний раз Серж заметил его возле Соловьёвского садика. Напрасно звала сына дворничиха, грозя спустить с него три шкуры. Его не было так долго, что наконец Окиянов, поджидавший Ваньку вместе с остальными, осведомился у Сержа наконец6
     - Этот парнишка-то надёжный?
     - Ванька? – обиделся Серж. – Да он кого хочешь обманет и  отовсюду убежит. Однако в глубине души он и сам начал беспокоиться: куда запропастился дворовый  озорник?
     Заливистый свист, раздавшийся во дворе, возвестил о ьпнрибытии долгожданной персоны.
     - Ремень неси! – крикнул Ванька высунувшемуся из окна Сержу.
     - Где ты пропадал? – выскочил во двор Серж.
     Выхватив ремень, Ванька неумолимо по требовал:
     - Полтинник давай
     - А ты его заслужил?
    -  Если нет, верну.
    Серж вручил ему полученный от Окиянова полтинник. Ванька удовлетворённо спрятал его в карман, значительно сообщив:
     - В Старой Деревне.
    Поняв, что от Ваньки толку не добиться, Серж позвал:
    - Пойдём к нам,  там господин Окиянов ждёт, ему всё расскажешь.
     - Чорта с два, - заупрямился Ванька, готовясь дать  дёру.
     - Пойдём, дурень, а то твой батяня обещал спустить с тебя тр и шкуры.
     Угроза произвела впечатление. Покосившись на  ожидавшую во дворе полицейскую коляску, Ванька осведомился с сожалением:
    - Значит, полиция не за моим батей приехала?
     Окиянов, устроив Ваньке подробый допрос, выяснил, что тот сопровождал «барыню» до Старой Деревни.
     - Да как ты в такую даль добался?
    - На извозчике, вместе с барыней. Я, конечно, на запятках.
    - Дорогу запомнил?
     - А то как же?
     Прихватив с собой Ваньку, полицейские укатили. Окиянов Сержа с собой не взял, не обратив внимания на его молящий взгляд, - то ли слишком озабоченный, то ли недовольный своим непрошеным помощником.
     Наутро изнемогший от  любопытства Серж помчался к Ваньке.
     - Дрыхнет, - мрачно объявил подметавший двор Потапыч.
     Ванька дрых неприлично долго,  а потом пил чай, строя Сержу рожи из окна и не желая выйти во двор. Смекалистый малый понимал, что Серж ждёт от него рассказа о вчерашнем приключении, и не желал продешевить. Напрасно Серж показывал ему сокровища, способные, по его мнению, придтись по вкусу варварёнку и выманить его на улицу. Но ни моток отличной бечёвки, позаимствованный Сержем у кухарки,  ни перочинный ножичек со сломанными лезвиями, ни даже плитка шоколада не произвели на сквалыгу впечатления. Наконец, сошлись на ранце – совсем новеньком, необходимость в котором, как надеялся Серж, у него болье не возникнет.. Наконец Ванька соизволил выйти, но даже взяв ранец, за которым Сержу пришлось сбегать домой и тайно вынести  его под полою, продолжал ломаться и кривляться, доведя Сержа до белого каленья. Наконец из отрывочных слов бессовестного вымогателя он уяснил, что Ванька указал полиции путь до какого-то домишки на берегу Невки. В доме никого не было, кроме трупа мужчины. Ваньку в дом не взяли, он сидел в «карете», так что ничего не видел, зато слышал разговоры полицейских, из которых уяснил, что убитый – один из преступников, которых они ищут, и разделались с ним, скорее всего, свои.
     - А барыня? – нетерпеливо осведомился Серж.
    - Какая барыня? – начал валять дурачка Ванька.
     Тогда Серж схватил его за грудки и как следует  тряхнул:
    - Говори, а то схлопочешь.
     - Вот как сейчас заору тятеньку! – пригрозил тот.
     - Три копейки дам.
     Ванька тут же сдался:
     - Никакой барыни я больше не видел. Господин главный сыщик сказал: Ищи-свищи ветра в поле. Давай три копейки.
     С отвращением сунув ему монетку, Серж отвернулся. Ванька убежал с победным воплем, напоследок не удержавшись, чтобы не показать неприятелю фигу
      Элен… Труп в Старой Дереве… Чёрт дернул его за язык в Соловьёвском садике сказать, что среди бомбистов есть провокатор, обо всём доносящий полиции. Что, если Элен отправилась в Старую Деревню расправиться с  провокатором? Какие страхи, полно! Разве можно убить человека только из-за подозрения? Да у Эоен и оружия нет. Где она сейчас? Возможно, у неё нет пристанища. Все её соучастники, если они были, рассеялись, попрятались по всяким дырам. Голодная и холодная, она блуждает по каменным ущельям улиц, где за каждым углом её поджидает опасность. Эх, Элен! Неужто ты расцвела, такая статная, видная, пленительная, чтобы якшаться с преступниками и бросать бомбы? Что будет твориться на свете, если всё больше людей станет проступать, как ты?
     Он не мог оставаться в квартире, где всё напоминало об Элен. Вот здесь она сидела, листая «Ниву», здесь стояла, играя кончиком своей роскошной косы, здесь столкнулась с ним в дверях, обдав своим запахом  и одарив надменным взглядом…
       Выскользнув из дома, он отправился, куда глаза глядят. Вечерело, но было светло, как днём. Невский, как обычно, был полон нарядной толпой. Впрочем, сегодня дополнительное оживление было вызвано мальчишками-газетчиками, выкрикивавшими новости, размахивая пачками своего товара. По тому, как жадно хватали газеты, Серж с тревогой догадался, что случилось нечто необыкновенное. Он устремился к газетчику.
     - Новый террористический акт! – кричал мальчишка. – Покушение на генерала Фроянова. Читайте подробности.
     Серж  схватил газету. Во Фроянова стреляла женщина. Она промахнулась, потому что прохожий толкнул её под локоть. Генерал жив. Злоумышленница задержана.

     Поздно вечером неожиданно позвонил Окиянов.
     - Ну, брат, и натворил ты дел, - сказал он Сержу. – Хотел я тебя распушить, да ладно: всё хорошо, что хорошо кончается. Макрина Лошакова арестована.
      - Какая ещё Макрина? – уныло осведомился Серж.
     - Да жилица ваша, госпожа Боборыкина. Элен, как ты её называл.
     - Викентий Иванович; вы ошибаетесь. Она – Елена Николаевна Боборыкина, а не Макрина. Я своими глазами видел её паспорт, который тётя Раиса носила в полицию.
     Серж был в смятении: только Макрины не хватало!
     - Паспорт, по которому она проживала в столице, е фальшивый, - спокойно продолжал Окиянов, - но краденый. В январе он украден у ехавшей в поезде настоящей госпожи Боборыкиной, о чём есть заявление в полиции.  Лошакова – мещанка из Нижегородской губернии. Или  ты забыл, как упорно она отказывалась поиграть на фортепьяно, и ни за что не хотела говорит  по-французски? Недворянское воспитание мне сразу бросилось в глаза. О своей деятельности в террористической группе эсера Черепова  она рассказывает, доложу я тебе, страшные вещи. Впрочем, услышишь сам. Завтра тебе надлежит явиться к нам на Фонтанку, на очную с нею ставку. Не струсишь
     Серж зажмурился: от новости у него кругом пошла голова.
     - Да ты не робей, - по-своему истолковав его молчание, подбодрил Сержа Окиянов.
     - Я не робею.
     - А вот  это напрасно. Если бы я не вмешался, крупных неприятностей тебе бы не избежать.

                16. БЕЗ МАСКИ
       В  назначенное время Серж стоял перед кабинетом чиновника по особо важным делам  А.И.Цорна.
    - Рад с вами познакомиться, Сергей Порфирьевич, - сжимая его руку, заглядывал внимательными глазами в лицо г-н Цорн. – Наш сотрудник  много хорошего рассказывал мне о вас, о вашей настойчивости, целеустремлённости, догадливости. Прошу садиться.
    Серж поёжился,  понимая, что перечисленные достоинства вполне могут быть  лишь красивыми названиями приставания, надоедливости, бестолковости, как, наверно, и обозначал их Окиянов в заглазном разговоре. Тот, находившийся тут же, подмигнул Сержу.
     Церемонно сев, Серж счёл нужным произнести:
    - Весь внимание.
    - Нет-нет, - встрепенулся, заулыбавшись, Цорн, - это я весь внимание. Расскажите мне все подробности вашего знакомства с Макриной Лошаковой.
     - Вы имеете в виду Елену Николаевну Боборыкиу? -  уточнил Серж.
     - Цорн сладко улыбнулся:
     - Елена Николаевна Боборыкина в настоящее время проживает за границей, в Баден-Бадене, наслаждаясь равно как водами, так и обществом своего достойного супруга. Документы и деньги были похищены у неё неизвестным лицом в поезде 22-ого декабря прошлого года. Мещанка Лошакова прописалась на жительство по чужим документам в Василеостровской части 3-его января сего года. Удивляюсь, как вы, с вашей проницательностью, могли спутать мещанку с благородной дамой. Манеры, речь…
     Цорн явно насмехался над ним. Насупившись, Серж подумал, что и в самом деле, будь он немного внимательней, кое-что можно было заподозрить. Туалеты Элен были весьма небогаты: какие-то измятые блузочки, тёмные юбки; ни колец, ни брошек. Впрочем, одна была. Ворованная? Любопытно, откуда у неё появился элегантный серый костюм, в котором он видел её в последний раз. И потом говор, в котором нет-нет и проскальзывало что-то  южное, провинциальное… Теперь он постарается внимательней присматриваться к людям. И, вздохнув, он принялся рассказывать о своих отношениях с Элен.
      - Так, так, - строил из спичек колодец Цорн. – Интересно, чем вы объясняете, что сразу после встречи с вами Лошакова отправилась на конспиративную квартиру и всадила пулю в голову своего товарища по преступлениям?
     Серж смешался. Что, если Цорну уже всё известно из признаний самой Элен?
     -  Элен…. Извините, что я так называю её, привычка… Она находилась тогда в крайне возбуждённом состоянии и, взяв у меня деньги, тут же ушла.
    - Кстати о деньгах, - вмешался Окиянов. – Господин Бибиков позаимствовал их у своей тётушки, негласно так сказать…
     - Зачем вы дали Лошаковой денег? – пропустив мимо ушей замечание Окиянова, продолжал Цорн.
     - А что я должен был сделать?
     Сержу сделалось не по себе: что, если сейчас этот прилизанный чиновник скажет: «Вы арестованы как подозреваемый в сотрудничестве с террористами»?
     - Убийцы, фальшивомонетчики, грабители, революционеры, террористы, - разве это не одно и то же? И разве не долг любого благонамеренного обывателя тут же сообщать о них  в полицию? – улыбнулся Цорн.
     - Разве я не сообщил обо всём, что знал? – вопросом на вопрос ответил Серж, хотя и понимал, что это неприлично.
     - Вы интересуетесь политикой? Какую партию вы предпочитаете?
     - Правительственную, разумеется.
     - Такой партии нет. Может быть, вам нравятся кадеты, октябристы, эсдеки?
      Серж беспомощно взглянул на  Окиянова.
     - Господин следователь,- вмешался тот, - сей юноша даже не окончил гимназии, так что спрашивать его о чём-то сложнее латинской грамматики напрасный труд.
     - О латинской грамматике тоже, - обеспокоился Серж.
     - Вы просили нашего юного друга рассказать о Макрине Лошаковой, - продолжал Окиянов. – Он рассказал всё, что знал. Теперь, мы надеемся, последует очная ставка.
     - О, разумеется, - оживился Цорн. – Это удовольствие вас не минует.
     Когда ввели Элен, Серж не узнал её. В арестантской одежде, бесцветная и постаревшая, она ничуть не напоминала прежнюю царевну; к тому же  один глаз у неё был подбит. Не взглянув на Сержа, Элен села напротив и положила ногу на ногу. Сейчас, когда волосы её были гладко зачёсаны назад, в лице резче обозначились простонародные черты, и она казалась  уже не дамой, а прислугой либо  рыночной торговкой.
     - Где ваша коса? – не удержался от изумлённого восклицания Серж, заметив крошечный пучок волос у неё на затылке.
     Элен не удостоила его ответом .
     - Коса была чужая, - засмеялся Цорн. – Как, впрочем, и документы.
     - Что вам надо от меня? – резко спросила Элен. – Я вам всё рассказала.
     - Расскажи ещё раз, Лошакова, всё сначала, - приказал Цорн. – Итак, ты входила в группу Черепова…
   - …которого выдал провокатор Суханов, - тусклым голосом подтвердила Элен. – Или Сухой, как мы его звали.
     - У подобно сорта людей в ходу всякие прозвища: они боятся называть себя обычными христианскими именами, - отметил Цорн. -  И вечно подозревают друг друга в предательстве. Суханов не был нашим агентом. Черепова мы изловили с Божьей помощью собственными силами. Продолжай.
    - После ареста нашего организатора удалось собраться троим: мне, Тимоше и Сухому.
   - Собирала подельников, конечно, ты?
    - Нет, Сухой. Он очень хотел быть главным, но мы предпочли коллегиальное управление.
     Тимоша – глухонемой дебил, так ведь?
     - Он глухонемой, но дурачком его не назовёшь.
     - Какую цель ставила вновь собранная группа? – загляну в бумаги,  осведомился Цорн.
     - Отомстить за Черепова. Довершить задуманное им.
    - То есть?
     - Убить какого-нибудь министра.
    - Слышите? – обратился Цорн к присутствовавшим. – Какого-нибудь! Им всё равно, кто станет жертвой, лишь бы министр. Лишь бы посеять смятение в обществе. Зачем вы поселились в мебилированных комнатах госпожи Тальбах?
     - Мы знали, что в бывшей квартире Черепова спрятано всё, нужное для изготовления адской машины. Ваша полиция так умела, что не обнаружила тайник, хотя и взламывала полы. У нас не было ни денег, ни времени, ни возможностей, чтобы  раздобыть необходимое другим путём. Поселившись у Тальбах, я постаралась сдружиться с актрисой Самариной, снимавшей бывшую квартиру Черепова. Убедившись, что тайник цел, я стала ждать удобного случая, чтобы проникнуть в квартиру. И если бы не этот появившийся у нас господин, - с усмешкой кивнула она на Окиянова, - в котором я сразу же заподозрила сыщика…
     - Вовсе не сразу, - обиделся Окиянов, - а лишь после того, как остолоп Мельхиоров чуть не разоблачил моё инкогнито.
     - Я стала  следить за этой подсадной уткой…
     - Не вы , милейшая, - возмутился Окиянов, - а сыскная полиция, как тольо стало известно, что некая особа , используя чужой паспорт, поселилась по соседству с квартирой арестованного преступника Черепова.
     - Не будем отвлекаться, - попросил Цорн.
     - Значит, убийцу привели  к Домне вы? – не выдержал Серж.
     Презрительно усмехнувшись и и, не ответив, Элен продолжала рассказ:
    -  Самарина укатила за город к своему содержателю. Я знала, что в квартире осталась кухарка, и в отсутствие актрисы несколько раз приходила к ней, желая узнать, когда она не ночует дома, или по крайней мере приучить  к своим посещениям. Выбрав подходящий день, мы пришли втроём. Я позвонила и, введя Тимошу и Сухого, представила их как поклонников таланта Самариной, желавших осмотреть квартиру своего кумира. Но дура-кухарка подняла крик, и ей пришлось зажать рот. Тут обнаружилось, что в квартире был ещё один человек: на кухне распивал чаи какой-то мужик. Выглянув в коридор, он бросился чёрным ходом наутёк. К нашей досаде, рушилось всё, так тщательно подготовленное…. Мы вынуждены были уйти.
     - Через парадную
     - Не чёрным же ходом! В кухню неожиданно явился дворник и уселся пить чай.
     - И вас никто не видел выходящими из квартиры?
     - Видела Варя, горничная госпожи Тальбах.
     - Кто и как убил Мирона Новикова? Того мужика, что был на кухне у Домны?
     - Понятия не имею, - хмуро отозвалась Элен. – Счастливый случай, и только. Мы к этому непричастны.
     Окиянов и Серж переглянулись: убийство она называла счастливым случаем!
     - Продолжай, Лошакова, - делая у себя пометки, промямлил Цорн.
     - В тот раз, к сожалению, нам не удалось заполучить  содержимое тайника, - снова  заговорила она бесцветным голосом. -  Я вынуждена была ещё некоторое время оставаться у Тальбах . Этот господин, - кивнула на на Окиянова, -  разумеется, очень мне мешал. Не меньше мешал и другой жилец, вздумавший при ударить за мной. У него с хозяйкой были шуры-муры, так что ревнивое подсматривание глупой дамы очень досаждало мне. А тут этот назойливый мальчишка вконец выводил меня из равновесия, - злобно ткнула она локтём в сторону Сержа.
     - Ну, вывести из  равновесия такую особу непросто, - заметил Цорн.
    -  Я рисковала. Тимоша и Сухой жили в это время  в Старой Деревне. Вторая попытка завладеть тайником была успешной. А знаете ли вы, - обратилась она к Окиянову, - что, встретив меня ночью на  улице, вы были тогда на волосок от смерти? Курок у меня был взведён, а стреляю я неплохо.
     Серж взглянул на Окиянова. Тот, помрачнев, сморщился:
    - Ну, в генерала Фроянова вы не попали, любезнейшая.
     - Не попала, потому что какой-то дурень толкнул меня под локоть.
    - Верно, верно, русский народ  не любит душегубов. Зато своего подельника, этого Суханова, вы уложили с первого выстрела. Удобнее стрелять в затылок, а не в грудь, так ведь?
    - Не отвлекайтесь, - потребовал Цорн. – Лошакова, продолжай.
  -  Ночью  товарищи очистили тайник и перенесли всё в мою комнату.
    - В квартиру тёти Раисы? – ахнул Серж.
   - Самое удобное место, - ухмыльнулась Элен. – Немного мешал шмыгавший к хозяйке Автономов, зато господин Окиянов дрых без задних ног. Вы плохой шпик! – обратилась она к Окиянову. – Надеюсь, начальство не погладит вас по головке за проваленное дело.
     - Лошакова! – прикрикнул Цорн. 
    - Что? – нагло осведомилась она. – Мне больше нечего рассказывать. Как только мы завладели всем необходимым для адской   машины, я покинула квартиру Таль бах.
     Серж, осенённый внезапной догадкой, спросил:
     - Ваша группа называлась «Сиамские близнецы»?
    - Какие ещё близнецы? – презрительно поморщилась она. – Мы называем себя революционерами.
     - Революционерами-максималистами, - уточнил Цорн. – А народ вас называет исчадиями ада. Теперь расскажи, как вы охотились за министром.
    - Затея Сухого, - поморщилась Злен. -  Он хотел сквитаться со Шварцем, потому что его исключили из Университета. Я  предлагала не мелочиться, а дождаться открытия памятника царю, на которое соберутся все министры, да и рвануть как следует, сразу всех положив.
     Действительно, вскоре на Знаменской площади должно было состояться  открытие памятника императору Александру Ш; присутствовать  на торжественной церемонии собирался весь сановный Петербург во глав с императором. Никто и мысли е допускал, что подобный злодейский замысел  может зародиться в чьей-то голове. Впрочем, не в пример Окиянову и Сержу, Цорн остался спокойным, осведомлённым, очевидно, обо всём лучше них.
     - Мы ссорились… - продолжала Элен.
     - Как я понимаю, вы все трое ненавидели друг друга , - подсказал Цорн.
     - А за что мне было ненавидеть Тимошу? Он был на моей стороне.
     - Очередной раб, - хихикнул Цорн и, оборотясь к Окиянову, пояснил. – Тимофей Матюхин из крестьян Псковской губернии. Прибыв в столицу на заработки, чинил мостовую: клал булыжник на Знаменской площади. Распропагандирован господами максималистами, хотя мне невдомёк, как они общались с глухим. А, Лошакова?
    - Он не совсем глухой. Тугоухий.
    - Нормальные-то от них шарахаются, так они за глухих принялись. Теперь  вы представляете весь этот злодейский замысел, - обратился Цорн к Окиянову.  – Матюхин закапывает адскую машину под палатку для высочайших особ… Или вы хотели памятник рвануть? Сорвать злость на произведении искусства, так сказать?
    Элен зло ответила:
   - Кабы не Сухой со своим Шварцем, мы бы всё так и сделали. Рвануло бы на всю Россию.
     - Лошакова, зачем? – поражённый её одержимостью, не выдержал Окиянов.
     - Ради торжества светлого будущего, - гордо ответила она.
     - Людей-то вам не жалко? Соотечественников?
     - Люди народятся новые.
     - Так и Россию недолго загубить.
     - А туда ей и дорога. Современная Россия – глина, строительный материал. Надо расчистить место для строительства.
     Все  глядели на неё с неподдельным страхом.
     - Всё-таки как хорошо, что таких, как вы, единицы, - заметил Окиянов.
     - С каждым годом нас будет становиться всё больше. И мы сумеем заставить остальных думать, как мы.
     - Ну, хватит! – хлопнул ладонью по столу Цорн.  – Как был устроен взрыв на даче министра Шварца? Рассказывай.
     Усмехнувшись, она  со злорадством заговорила:
      - Мы уединились в Старой Деревне, где из добытых в квартире Самариной  материалов изготовили две адские машины. Подарок Шварцу мы закладывали в четыре утра. Тимоша залез на крышу соседнего сарая, потом перебрался через  ограду на крышу конюшни, оттуда перепрыгнул на какой-то павильон, примыкавший к даче. Потом он влез на крышу жилого дома и осторожно опустил адскую машину в трубу. Мы подстраховывали его, а когда он слез, тут же расстались, чтобы никто не заметил нас вместе. Тимоша отправился класть булыжник, а мы с Сухим – в Старую Деревню. Когда стало известно, что взрыв произошёл, но Шварц остался жив, Сухой взбесился, и мы разругались. Я уже давно подозревала , что сухой ведёт нечестную игру..
     - Как давно? – перебил Цорн.
     - Это не определишь датой. Ещё при жизни Черепова. Дело в том, что поначалу Сухой проявлял ко мне  интерес, а Черепов…
     - Ну да, твоему сожителю Черепову это не нравилось.
     - Прошу не перебивать меня, - резко потребовала Элен. – Моя личная жизнь вас не касается. И вообще, - брак устаревшее понятие.  В новом мире  останется лишь свободный союз мужчины и женщины.
     - Уважаемая, - взмолился Окиянов, - здесь подросток; постыдитесь  проповедовать распущенность.
     - Что явилось причиной вашей последней ссоры с Сухановым? – повысил голос Цорн.
     - Наша касса была у него. Я требовала часть денег. Поссорившись с ним, я вынуждена была всю ночь провести на улице.
     - Он выгнал тебя?
     - Да. После того как я назвала его провокатором. И я решила покарать его, что и сделала а следующий день
     - Нет, какова? – повернулся Цорн к Окиянову. – На счету этой, с позволения сказать, особы, помимо множества краж, собственноручно осуществлённые убийства.
     - Я не убийца, а мстительница! – возмутилась она.
     - Молчать! Все вы, Лошакова,  не только весь мир ненавидите, но и друг друга. Каждый из вас одного себя считает пупом земли или, как вы выражаетесь, «героем». Экое геройство – убивать безоружных людей! -  Неожиданно Цорн ткнул пальцем в сторону Сержа. – Мы должны поблагодарить этого смышлёного мальчика, выследившего вас.
    Серж заёрзал, вспыхнув от похвалы. В тот миг ему почему-то не вспомнилось,  что выследил-то преступницу не он, а дворников Ванька.
    В это время на столе зазвонил телефон, и Цорн снял трубку. Воспользовавшись тем, что Цорн отвернулся, Элен тихо бросила Сержу:
     - Гадёныш.
     Сержу показалось, что она готова броситься на него .Окиянов поспешил заслонить своего юного приятеля со словами:
     - Нет, Лошакова, это ты гадина, которой  не  дали ужалить.
       Положив трубку4, Цорн резко спросил:
     - Могу я узнать тему беседы?  О чём вы перешёптывались?
     - Мы напомнили даме, что пока ещё не было речи  о краже  шкатулки с бриллиантами
    - Ну что ж, - кивнул Цорн. – Послушаем о шкатулке.
     - Извольте, - дерзко усмехнулась Элен. – У  нашей группы не было денег. Самарина дала мне на  проверила и обнаружила, что там припрятаны её драгоценности, в том числе бриллиантовое колье, выпрошенное ею поносить у какой-то богачихи. Изучив нрав актрисы, я догадалась, что она задумала присвоит  себе чужую вещь, свалив всё на грабителей, побывавших, якобы, у неё в квартире. Это Самарина воровка…
    - Кто же украл бриллианты?  - попросил уточнить Цорн.
    - Я, - безмятежно ответила  Элен. – Но я сделала это не из низкой корысти, а из высоких идейных побуждений.
     - Очевидно, из тех же побуждений ты пустила пулю в  в своего подельника Суханова, когда он не захотел поделиться с тобой украденными деньгами?
    -  Украденными? Одно дело кража, другое – экспроприация.
     - Экспроприировав бриллианты из высоких идейных соображений, в их краже ты придумала обвинить  горничную?
     - Эта девица представляла для нас опасность.
    - Что вы сделали с Варей? – возмутился Серж.
     - Что вы сделали с Тимошей? – злобно осведомилась она.
     - Тимофей Матюхин арестован нашими сотрудниками, когда он явился на явочную квартиру за адской машиной, - бесстрастно  сообщил Цорн.
     - Страшная женщина, - сказал он, когда Элен увели, и впервые что-то человеческое мелькнуло на его белёсом  чиновничьем лице.
    - Всё хорошо, что хорошо кончается, в раздумье откликнулся Окиянов, - впрочем, не очень уверенно.
     Цорн осадил его с холодной усмешкой:
     - Вы юы лучше, господин Окиянов, не разглагольствовали, а подумали, как станете оправдываться, что столько времени не могли разоблачить опасную преступницу, а  под конец ухитрились упустить её.
     Серж, сочувствуя Окиянову, тактично заговорил о другом:
     - Могу я узнать, господин следователь, есть ли надежда, что  мне вернут деньги, которые я передал преступнице? Моя тётушка будет недовольна и обвинит меня…
    - Я тоже обвиню вас, молодой человек, резко перебил его Цорн. – Вы заслуживаете порицания  за своё крайнее легкомыслие. Надеюсь, происшедшее послужит для вас хорошим уроком. Мой совет: держитесь подальше от преступников. Вам не в сыщики надо играть, а зубрить латинские вокабулы.
    Окиянов и Серж , благоразумно решив не задерживаться, поторопились уйти.

                17. ПАМЯТНИК
     На госпожу Тальбах свалилась куча неприятностей. Её всё время вызывали в полицию  по поводу жилички и пропавшей горничной. Бедная дама не снимала шляпы для официальных визитов.
     - Что мне делать? – расплакалась она однажды. – При чём здесь я? Эта Элен,  эта ужасная женщина… Ведь она предъявила мне настоящий, а не поддельный паспорт! Откуда  мне было знать, что он краденый? И потом воровка- горничная… Одно к одному. А теперь бриллианты могут вернуть владелице, но лишь после того как она уплатит три тысячи в ломбард. Самарина наотрез отказывается  и грозит подать на меня в суд. Но я-то, я-то при чём?
     Серж, как мог, утешал тётю Раису, - втайне подозревая, что главной причиной её расстройства был неожиданный отъезд г-на Автономова. Перепуганный агент по продаже швейных машин, сделав открытие, что жил бок о бок с преступницей-бомбисткой, объявил, что съезжает с квартиры, и никакие уговоры г-жи Тальбах  не поколебали его решения.
    Из полиции сообщили, что г-же Тальбах надлежит явиться на опознание трупа молодой девушки, обнаруженного в подвале одного из домов по Обводному каналу, - судя по приметам, Варвары Заварзиной. Полицейский чин, явившись за нею, увёз милую даму  в слезах.
     Оставшись в квартире один и заскучав, Серж уже готовился прогуляться по Среднему проспекту, когда зазвонил телефон. Обрадовавшись развлечению, он в два прыжка оказался в прихожей и схватил трубку.
     - Квартира госпожи Тальбах. У аппарата Сергей Порфирьевич Бибиков, - как можно басовитей произнёс он.
     - Привет, дружище. Как дела? – засмеялся на другом конце провода Окиянов.
     Серж поспешил поведать ему о домашних новостях, и о сбежавшем Автономове также. В свою очередь Окиянов  сообщил ему кое-что новенькое:
     - Помнишь, как мы ездили на Волкушу искать Мирона Новикова? Я всё ломал голову, почему, сбежав из квартиры Самаринорй, он ни о чём не заявил полиции. Так вот, представь себе, он был в полицейском участке. Однако, как следует из протокола, он находился в нетрезвом состоянии, буянил, и его заперли в кутузку.
     - Мирон не мог быть в нетрезвом состоянии! – возмутился Серж. – На столе у Домны стоял самовар….
     - Он мог ещё до прихода к Домне принять… Я передаю лишь то, сто узнал в полицейском участке. Он отсидел двое суток, а потом его прогнали взашй. И погиб он как-то нелепо.
     - Да его убрали эти Сиамские близнецы!
     - Не фантазируй, горе-сыщик. Все умозаключения настоящего сыщика должны опираться на факты, а факты свидетельствуют, что его укокошил  какой-то прощелыга. Жаль, конечно, человека. Да, и приятная новость для тебя: позаимствованные тобой  ассигнации из кошелька тётушки будут восполнены неизвестным благотворителем. Ну, бывай, оревуар.
     - Погодите, Викентий Иванович, - захныкал Серж. – Кто теперь станет учить меня латыни?
     Захихикав, Окиянов пообещал взять его с собой на открытие Памятника, - если, он самостоятельно выучит склонение «хик-хек-хок».

     22-ого мая  на Знаменской площади столицы перед Николаевским вокзалом торжественно открывали памятник императору Александру Ш. Тут  собрались все вершители судеб страны. Окружённый звёздоносными генералами  государь император Николай Александрович обходил почётный караул. Царственные дамы, укутанные в светлые шелка, прятались под тентом от ветра и неяркого северного солнца.
    Окиянов провёл Сержа за ограждение, и они стояли возле собора в толпе газетчиков, имея возможность кое-что видеть. Сдвинув котелок на затылок и заложив руки за спину, Окиянов щурился на солнце; Серж важничал, так как тётя Раиса нарядила его  франтовски: достаточно сказать, что на его голове  тоже был котелок. К сожалению, росту ему всё ещё  не хватало, и он вынужден был приподниматься на цыпочки чтобы хоть что-нибудь углядеть.
     - А всё-таки и мы с тобой причастны торжеству, -  довольно ухмыльнулся Окиянов.
    Серж, юноша совестливый,  подумал, что  дворников Ванька тоже причастен, однако даже намекнуть  на это  прохиндею было нельзя, чтобы не стать жертвой постоянного вымогательства.
   Когда полотнище свалилось с монумента, присутствовавшие на площади дружно ахнули: грузный царь сидел, подбоченившись, на  могучем коне-ломовике, мрачно глядя перед собой; безрадостно опустил голову, опёрся о камень копытами конь: дальше ни шагу, ни с места.
    - Говорят, вдовствующая  императрица вне себя… - переговаривались газетчики.
    - А хорош, господа… Вот это, действительно, памятник. Чувствуешь, что Россия неколебима …

     Шёл 1909-ый год.

      





 
    



 





    
   









-


               
               
   









-