Дневник одного писателя

9 сентября

Опустим банальное вступление, которое присуще неудавшимся писателям. Да, кино весьма дешево, но, разумеется, это жизнь, жизнь моя и уважаема хотя бы тем эго, каким успел я обзавестись. Этот дневник, эпицентр всего неугодного и красивого в моей жизни, я веду не по причине отказа издательства, что, собственно, низко для моего уровня, но все же записи делаю я лишь для доказательства собственного достоинства. Мои идеи, опыт, разумеется, слог, они все достойны признания так же, как и "Анна Каренина", которая, в свою очередь, написана моим любимым автором. Я не жалок. Сравнивая мои произведения с величайшим романом, я лишь показываю, - не штампую, а дополняю. Идея книги нова и, возможно, сыра, но достойна. Действительно, не книгам нужно время, не автору, а читателю.

"Знание только тогда знание, когда оно приобретено усилиями своей мысли, а не памятью." Книга подобна памяти, non de la sorte, un monsieur's?

22 октября

Прошел месяц, забылся я, а аллеи, аллеи стали темнее, заметили? Кто я для вас после того пьяного вступления, если не ничтожество или неудачник. Да, не трезв я, но ситуация гнетет, да так, что любой забудет даже имя свое. К тому же не алкоголь мной играли и, к несчастью, играет, а чувства, эмоции. Причина отказа - пародист. Так и сказали. Добавить хочется, - жалкий пародист. Я не Александр, освободивший крестьян от закрепощения, я себе-то свободы найти не могу. "Со временем забывается все", да, уважаемые? Иван Алексеевич лучший, но и для него было так обязательно время? Я говорил, что читатель требуется в последнем, хотя не говорил, сколько же его требуется.
"Все проходит, да не все забывается". И похмелье мое пройдет, пройдет и угнетающее понимание ничтожности, но не забудут руки мои, как держали, дрожа, отказ. Когда истечет срок непригодности?

9 ноября

"Человек не растение и процветать ему долго нельзя".
В свою защиту скажу, что совершенно трезв, не весел, правда, но сознание готово на осознание. Познакомился с девушкой, интересной девицей, одной из тех, что на месте не усидят, часа молча не проведут и, разумеется, должны лишь говорить и веселиться. Говорить без умолку, веселиться, пока не упадут. Можете ли вы догадываться, как ее звали? Ася. Конечно, это лишь сокращение, но с первых же минут знакомства я решил звать ее именно так. Мне двадцать восемь, ей двадцать, хотя хотелось бы точного совпадения. Но, честно говоря, несмотря на гениальность Тургенева, скажу, на жизнь бы его не переносить. И я рад, что в современном мире нет точного совпадения с миром классики и литературы, ведь, иначе бы, обещаю, был бы я господином Н.Н, уехавшим в Германию.

Я не штамповщик классический произведений, лишь любитель их. Из прошлых дат вы поняли, что я бездарный писатель, которого не приняли в издательстве, сказав: "Вам нужно время".

Ася смогла лишь пожать плечами и сочувственно посмотреть. Я знаю этот взгляд - она не понимает. Да и много ли перенесли это? О, в нашем мире пародистов Ивана Сергеевича слишком мало. Чуть меньше количества людей, которые знают его отчество.
И, может быть, не гнетет меня теперь ничтожество, но все же есть вопрос: "Каково количество времени".
А есть ли исключения в этом секрете? Хотя, Иван, вы правы: "...они лишь подтверждают правило".

11 ноября

Знаете, какие ночи в нашем Петербурге белые? Скажите, идиот я, сумасшедший человек, что вначале пьян, потом опохмелен, трезв и влюблен, а теперь вновь пьян. Но только не тем дешевым коньяком, какой сгоряча я успел найти тогда, а прогулками.

Конечно, любезный читатель, как ты сразу не догадался о Петербургских фонарях, мостах, звездах и любви, которая, как кажется мне, сейчас совершенно легко передается через бумагу, через слова и буквы. Возможно, я не спасал девушку, да и зовут ее Ася, но все так же сладко, как и в произведение. Понимаю недоумение, - где же печаль в моей истории? А ее нет, ведь вся наша прогулка, это та минута в четвертую ночь. И длилась наша встреча около трех часов, но все и было для меня минутной. И было бы для вас, являлись бы вы одиноким и вечно нетрезвым парнем, что, погибая в душе, видит разведенные мосты.

  29 января

Прошло два с половиной месяца, но жизнь моя изменилась так, как не менялась ранее. Предновогодние хлопоты начались раньше обычного лишь для меня, а для моей Аси это было чем-то обычным, ежегодным. А потому после каждодневных встреч с ней в центре города, ее переезда ко мне в конце ноября и вопросов о скучности моей однокомнатной квартиры, в которой водки больше, чем в магазине за нашим углом, где, собственно, и было все куплено, она так резко объявила, что пора бы приготовить подарки.
На мой удаленный вопрос она лишь вздернула свои тонкие губы. "Какая же она чудная", - подумал я и все же через час рассматривал сервиз. Конечно, я лишь делал вид, но, позвольте, я делал это два часа, так что, могу сказать, я его рассмотрел.
Продавец был парень двадцати трех лет с маленькими черными глазками, бегающими от моего лица до моего кошелька и обратно, а также щеками, но настолько пухлыми, что мне всегда казалось, будто бы он что-то подъедал, и как бы каламбурно не звучало, подъедал он мое терпение.

Вопросы мне были скучны и в то же время разъярили меня. Я уж было думал об убийстве этого назойливого создания, но то, наконец, определилось.

-Красиво? - спросила Ася меня?

"А у меня есть выбор", - подумал я.

Стоя в этом глупым магазинчике, я успел подумать и о времени, которое так необходимо читателю. Но, может, автор сам им является. Главным читателем. Я, конечно, подумаю над этим, а пока меня вновь зовет Ася, возможно, для сообщения важной новости, а, может, я через час буду смотреть на сковороды.

Надеюсь, правда будет найдена однажды, но сложно перечить классику: "Говорят, правда восторжествует, но это неправда" .

1 апреля

Два месяца вновь прошло. Чем они только не были забиты, но главное упущено не было. И, возможно, если какие-нибудь простаки будут думать, что я снова буду говорить об Асе, идеализировать ее наивность, романтизировать невинность и выставлять ее моей игрушкой, то прошу меня извинить, вам стоит разорвать эту страницу тотчас. Дневник был заведен для ответа на вопрос и, надеюсь, вы перешли на эту дату именно за этим.
Был перечитан мой роман. Больше всего я стыжусь за часть, где подражал Николаю Васильевичу Гоголю, так стараясь затронуть хоть самую малую часть его мыслей. Но собственное мнение, которое я имел право смешать с мыслями Николая, мои сырые слова, вложенные в предложения писателя, они так черствы и комичный.

Я понял отказ и суть времени. Я понял ошибки, но смеюсь над мнением издателей о том, что перепишу роман с полученными знаниями. Они решили, что вновь возьмусь потратить около года жизни ради того, чтобы вложить больше метафор и убрать лишние сравнения. Я вновь стану пародистом, но при этом тем, что будет знать, насколько смешон в мире писателей.

Извините, что вступление было таким грубым, что много было бездарного, эмоционального. Но я стал писателем. Не жизни одного из героев, нет. Я обрел собственный голос и увидел, что у меня есть собственная жизнь. Я не пародист, не штамповщик, я - писатель.

Но время важно не только для гениальных произведений или сырых авторов; оно, как сумеете вы видеть, было весомым именно для меня.

"Какого горя не уносит время", ведь так, Николай.

15 мая

Я нашел ответ на вопрос, как видели вы. Но перевернул страницу не за этим. Ася. Она всегда приковывала внимание прохожих, и мне стоило понимать, что ваше не оставит. Она, о, боги, нет, не стала мне женой. К сожалению, пришлось ее оставить. Я сменил абзац, чтобы эмоции смогли спуститься. Простите, не пьян я, но все же витает около меня запах алкоголя. Наверно, это и есть запах одиночества. Ответ на вопрос был найден, но не заметил я того, как любимое мной существо исчезло. Она была моей фарфоровой куклой, но не марионеткой, а я был готов на все, лишь бы та осталась. Я не любил ее, так причина мне быть любимым?
О да, она ушла. И были поиски, воспоминания о желтых цветах, которые я так ненавидел. Черт знает почему, но все же я набрал ее номер в сотый раз. Я смог услышать ее голос, смог представить губы, я понял, как скучаю по ней, и мне казалось, что аромат ее духов до сих пор витает вокруг, словно она снова здесь и я могу обнять ее за тонкие бледные плечи, которые, оголённые слишком большим халатом, замерзали. Я осознал, что голубые ее глаза, такие же большие, как и раньше, вновь смотрят на меня, но не с лаской и любовью, не с насмешкой и наивностью, а с презрением и болью. Она была щенком, которого забрали домой, но забыли кормить; маленький и напуганный, он в надежде вновь поверить в чудо, потерял дом, но теперь, уходя, оставил не воспоминания, он оставил кусок, который вырвал, ведь с ним ему уйти не удалось. Он оставил меня.

Вначале она истекала кровью, погибала. Хотела вернуться и простить все, даже мой безразличный поцелуй и бесчувственные губы, но что-то ей не позволило. Надеюсь, то был покой, ведь я бы при ее виде схватил оставшееся сердце, забирая себе. Я изголодался, но голод этот в порыве ярости уничтожил бы ее. А потому, зная это, она повесила трубку.

А я так хотел вновь выбирать сервиз...

"Недоброе таится в мужчинах, избегающих общества прелестных женщин. Такие люди или тяжко больны, или в тайне ненавидят окружающих."

Дата неизвестна

Во мне идет игра. Со смертью или с богом.
Идя по улице, смотрю я на мосты.
И с болью вижу я себя в убогом,
Убогом образе своей вины.
Простите за вино, простите за похмелье,
Простите и за то, что, я, конечно, пьян,
И вижу жизнь свою в забвенье,
Забвенье выхода к моим чертям.
Искал ответа я, когда разводятся мосты,
Когда вся ночь была свободна,
Когда в окне горели все костры,
Когда концовка уж была исходна.
И оправданий я, возможно, не имею,
Но я прощу вас всех понять,
Что время все ж подобно зверю,
Чьи книги смеют жизни разделять.