Девушка из наших снов

В стране, где заходит для России солнце, где пыльные берега городов омываются холодным течением моря Варяжского; о местах этих сказывали после Ивана Четвертого, судорожно стараясь забыть; там, где европейцы язык русский помнят и родственников во Владивосток провожают, появилась нежная девушка Анна, единственно слишком увлеченная делами для кого-то не столь престижными.
Литва, Прибалтика, привлекает туристов мягкостью климата, задорностью ее жителей, сладостью местных фруктов. Коренные персоны не прочь гордиться родиной, припоминая заслуги давние, стихи забытые, людей с морщинами. Румяна красавица, чьи мысли схожи.
Собранные часами ранее волосы уж распались на легкие пряди, терзаемые бризом моря. Она наблюдала за солнцем, бросающим летние лучи последним мгновением на детские макушки, подобные головкам маковым, только светлым, буквально рожденным при лучах утренних.
Двадцати лет Анна вздыхала: «О, море Балтийское!», - позвольте согласиться. Знали бы все на этом свете, сколь много крови хранится в мутных водах безграничного мокрого горизонта. Чтила девушка Ливонскую войну, наиболее важную в истории славян, барствующих, враждующих. По приказу Грозного Ивана кампания шестнадцатого века вторглась на территорию ордена соответствующего; то было по причине дерзкого нарушения ордена Ливонского договора пятнадцати лет; ей пришлось взять все и оставила Ригу в перспективу новым победам.
И без того ослабленное, государство взмолило о покровительстве Великое Княжество Литовское. Пришлось согласиться, но поступило далее предложение российскому монарху: «Разделим мы с тобой умирающего зверя, так пир устроим!».
Не готов был Иван Великий отдавать хоть часть заработанного иным возжелавшим. И подумать только, как преобразилась история, - на этой части Анна предпочитает улыбку, - в конце седьмого десятилетия государство появилось сильное и готовое. К отечественному сожалению, Речь Посполитая да Швеция подобны коням породистым после водопоя, а против них Россия тогда – потная кобылка.
Не удалось России возвеличить влияние европейское с Рюриком последним (но скоро…), хоть не раз еще каждое новоиспеченное государство покажет, кто стоит монеты золотой.
Сейчас же причина смертей люда простого превратилась в мирную гавань бирюзовых оттенков. И пена морская, беленная, видимо, Посейдоном и обласканная десятком его дочерей, врывается в объятия скал одиноких, обделенных любовью стройных морских красавиц.
Не стоит и говорить, заканчивается на этом по-честному высокое в нашей белокурой девочке.
Выросшая в семье хирурга и кондитера, не смогла она перенять расчетливости действий или сладости движений. Ей позволили получить школьное образование за деньги, видеть которое многим из нас придется единожды, когда соберём все наши расходы в одних руках. Знает Анна «Илиаду» и заменяет она ей молитвы; с губ юных срываться могут изречения Дефо, Дидро иль Вольтера; она поклонница поэм Ломоносовых и неплоха в высшей математике. В Россию она переехала ветреной, умной, прекрасной.
По прошествии лет немногих изменился в ней стержень наивности и детскости. Давно покинула безответственность малолетия, самоуверенность незнания, - осталась Анна с холодным умом да запахом невинных майских яблок, сочных влажной свежестью.
Но понимала, красивее сверстниц, желаннее столичных прожженных сигаретами девиц, утончение толстых жен местных богачей. Привыкшая к жизни хорошей, не могла она свыкнуть с относительной нищетой без родителей, порой оставляющих некогда горячо любимого ребенка.
С восемнадцати лет начала она будоражить воображение разнеженных любовников и быстрее многих переросла в постоянную гостью дорогих мероприятий. Впервые сопровождал ее Анатолий сорока четырех лет, сказав при том: «Не оставь меня однажды, когда твоей руки коснутся другие», - она посмеялась. Кому нужна буквально девочка, стеснительная и румяная?
«Ты хороша собой, Анна», - двадцати девяти лет Александр обращался с ней наиболее обходительно и уже на втором вечере сменила девушка кавалера.
Теперь после каждого подобного вечера в уборной красавица обкалывалась пенициллином, мечтая избавиться от последствий бурного развлечения. А затем, перебарщивая, вызывать тошноту различными, порой, недопустимыми путями. Так и сохранялась детская худоба, не гниющая под действием насилия.
А временами заходила Аня в маленький магазинчик где-то средь «островов» огромных торговых центров. В нем продавалась парфюмерия с богатого Востока, ароматного, цветущего! И на стеклянных стеллажах тлели запахи чудные, дорогие, заточенные в чистые рубины. Здесь манго греческих садов любовно касался зимнего инея Европы, раскрывая высокий вкус лавандовых полей точно близ Парижа и так обидно прерываясь на английском фруктовом чае, налитом Российским императорам.
Анна словно бы выжидала, наслаждаясь мягкостью арабских диванов, дивностью малазийских картин…И находилась она ровно до сцены:
-О, что за сладкий аромат! – дама тридцати шести лет оставляла блеск очаровательных склянок, подходила к Ане. – В какой стране довелось приобрести вам этот парфюм? Я готова отдать за него многое.
-Извините, но я не надеваю на себя чужих запахов. Этот – исконно мой, - а рядом уж крутилась другая, более молодая девица, успевшая потерять среди порока истинную молодость.
Только ради этого приходила Аня, - убедиться, что не утеряна искра невинности, что аромат яблок выжил сквозь антибиотики и издевательства минутные. В ночи грязна, а день настанет, ох, младенец средь девиц, грезящих купить непосредственность красоты, - но ее, увы, не вернуть!
Это и еще немногое Нойманн поведала Диане. Запомните, друзья, момент весомый, - за окном шумела листва пышных деревьев заморских и кофе стыл, а игра-то началась; за много километров рухнули дикие камни в воду, и смелые русалки не щекочут игривую волну, а царь морей грустит над их застывшими улыбками.