Трудолюбивый жаворонок

Давным-давно в зеленых лесах, где игривые речушки радовали своей красотой местных жителей, а листья березовых рощей забавляли шелестом пробегающих рядом обитателей, родился пернатый (даже слишком) жаворонок со смешным хохолком, словно бы милым приростком, выделяющим его хозяина средь других. Он до ужаса не любил, когда обращали внимание на эту «нелепость», ведь человеком, а, точнее, птицей, наш жаворонок был серьезной; на подобные колкие иль дружеские шутки времени у него не было. К слову, в большинстве своем, времени у него ни на что не было.
Просыпался он весьма рано, начиная петь с самого утра, покуда не потухнет солнце (именно так; жаворонок думал, вернее, был глубоко убежден, даже знал, определенно знал, что эта горящая звезда в небе затухает, словно б лесной огонь в дождливые дни, а затем разгорается с новой силой под утро) и настанет время сладкого сна, наполняющим его голос приятным звучанием. Но не сложно догадаться, что чудное пение и ранние подъемы лишь очередная особенность его вида, а вовсе не его личная.
И до ужаса нашего жаворонка это расстраивало! А ведь, порой, так хотелось прилететь к кому-нибудь на чашечку ароматного кофею, попросить кусочек хрустящего пирога с самыми жирными сливками, закинуть ноги, то бишь лапки, одна на одну, глубоко, тяжело вдохнуть свежий воздух быстротечного утомляющего бытия и спокойно, даже обреченно пропеть: «Ой, я так устал», а услышать в ответ: «Бедный». Но не было на то повода: определенно, наш несчастный жаворонок радовался всякому теплому утру, которое буквально каждый день в его прекрасном лесу бывало таковым; он употреблял сытную и вкусную пищу (преимущественно выпечку, так как его любящая мама уж больно обожала баловаться стряпней), запивал это свежим чаем, а уж после начинал работу, где не имел надобности себя перегружать.
Но в тягость было ему беспечное существование. Да и разве это жизнь? Никто не восхитится сильной волей и терпением, не посочувствует и не пожалеет, ведь не за что. А в том наш жаворонок видел успех: муки оправдываются счастьем спустя долгое время.
Однажды решил он просыпаться на три часа раньше, скуднее питаться и меньше улыбаться. Теперь всякое утро, даже ночь, начиналась со стакан студеной воды и не более, порой, черного, сожжённого кофею, а затем и монотонной, плавной песни, чьи ноты буквально раздирали нежное горло нашего пернатого друга. Он перестал отдыхать, как делал то раньше, все время при встрече с кем-либо выжидая, когда его спросят, где он пропадает. Трудолюбивый жаворонок обязательно расскажет, как много работает, мало спит и скудно ест, а все ради благого, великого дела! Ох, верно, он еще не знает, какого именно, но скоро поймет, ведь, как говорил он сам и хотел слышать от других «Старания окупятся».
Так и проходила его тяжелая судьба. Изредка давал он себе пару минут покоя, дабы похвастать, вернее, излить душу, сколь тяжело на его душе от вечного недосыпа, и выказать зависть, белую зависть, тем господам, что имеют возможность отдыхать да радоваться жизни.
Когда пришло его время прощания с белым светом, пробежала мысль в голове: «Не зря я жил так плохо; от скольких горячих булочек и ягодных пирожных я отказался, теперь-то ждет меня награда: пресловутое счастье, думается, оно на вкус лучше и сотни бельгийских плиток нежного шоколада.
Но, удивительно, с затуханием жизни нашего трудолюбивого, несчастного жаворонка не пришло к нему измученное, израненное счастье, добытое им бодрыми, томными ночами с терпким привкусом страданий. Лишь когда-то после, во время обеденного разговора, одного из самых обыденных обеденных разговоров, кажущихся едва ли интересными, не то что важными, кто-то, тот самый кто-то, имени коего и знать-то не имеет смысла, произнес в его честь: «Бедный. Сколь ночей он провел в тяжком бездумном труде».