пепел крестьянской души

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

В Курмановку взвод кавалеристов и часть пеших бойцов дружины прибыли
затемно, когда её жители уже готовились отходить ко сну. Но узнав, что в деревню
прибыли повстанцы, во многих избах стал загораться тусклый свет керосиновых
ламп. Вскоре на улицу выскочили пацаны, а за ними появились и взрослые
мужики. «Кто у вас старший в деревне?» - спросил одного из них Василий.
«Абросимов Степан Спиридонович. Вон, идёт», - показал один из них на плотного,
бородатого мужика средних лет. «Добрый вечер, Степан Спиридонович.
Будь любезен, прими на временный постой ночных гостей. Мы только что вышли
из боя с куманьками, так что не взыщи сильно, а если можешь, то и покорми
немного», - обратился к нему Губин-младший. «А где бой-то приняли? Что-то
не слышно пальбы было», - спросил Степан Спиридонович. «На Знаменщиковском
тракте, подле Новотроицка», - ответил Василий, поняв хитрицу старшего
по деревне. «Далековато добирались. Вёрст двадцать будет. Ну, да ладно, что
на улице балясы разводить, чай в избе место найдём», - произнёс Абросимов,
подозвал к себе молодого парня, очень похожего на него, и сказал: «Братуха,
займись устройством людей, а мне с их командиром потолковать надо».

Оказавшись в избе Степана Спиридоновича, Василий сразу почувствовал
уют семейного очага. Натопленная русская печь излучала мягкий и тёплый
воздух, приятно пахло парным молоком и квашнёй, стоящей в корчаге на
печке, а от овчинных полушубков и выделанных шкур исходил вкус кислинки.
«Разболокайся и проходи в куть, попаужнаем, чем Бог послал», - пригласил
Абросимов. На голос мужа прореагировала и хозяйка, которая вышла из горницы
и добродушно улыбнулась.

Разговор Василия со Степаном Спиридоновичем получился коротким. Разомлев
от тепла, вкусной и сытной пищи и усталости, которая давила на плечи



и на веки глаз, Губин, незаметно для себя уснул прямо за столом. «Э, паря, как
тебя разморило! Давай, перебирайся на полати, а завтра договорим», - предложил
хозяин и помог гостю перебраться из кути в горницу.

Но полноценного сна у Василия не получилось. Рано утром, как только хозяйка
направилась в пригон, чтобы подоить корову, в избе появился Аверин
Степан. «Хорошо устроился, командир. Но придётся тебе прервать свой отдых.
В общем, есть дело, которое не терпит отлагательства», - произнёс Степан. «Ты
сперва расскажи, что творится в селе, а уж потом сообщишь о новом деле»,
- попросил Василий. «Чо тебе про Большое Сорокино сказать? После прошедшего
боя не только село гудит, но и близлежащие деревни не спят. Как только
люди услышали, что на поле боя остались убитые и раненые, позапрягали в
сани, кто кого мог и айда туда. Сейчас, поди, уже всех вывезли. Иван Колосов
решил не ехать со мной в Курмановку и дома остался, чтобы на месте все события
контролировать. Поэтому, обо всём подробно от него и узнаем», - ответил
Степан. «Как думаешь, много наших полегло?». «Сложно сказать, но человек
двадцать точно не досчитаемся». «Жаль! Очень жаль парней! Не обстрелянные
многие ещё были. Запаниковали. Обучать необходимо бойцов военному
делу», - высказался Василий. «Надо. Да где время взять для этого и оружия? Вот
и я к тебе пришёл со срочным делом», - перевёл Степан разговор. «Ну, что ещё
за срочное дело? Выкладывай, а я послушаю», - впервые за последнее время,
улыбнулся Василий.

«В общем, сегодня ночью из похода по соседним волостям вернулись Субботин
и Филька. Не удалось им проехать полностью установленный тобой
маршрут. Ну, а обо всём по порядку пусть сами расскажут. Так что, одевайся
и пойдём на улицу, где они тебя поджидают», - предложил Степан. «Зачем на
улицу идти? Тащи их сюда, в тепле и выслушаю», - воспротивился Василий. «Ну,
ладно. Жди. Я мигом», - согласился Степан и выскочил из избы. А ещё через
десять минут, Субботин и Филька сидели в кути на лавках и рассказывали командиру
о своей поездке.

«До Кротово мы доехали благополучно. По пути заскочили в Преображенку,
Покровку и Калиновку. Хотели до Уткамы добираться через Большой Кусеряк,
да нас отговорили местные мужики, сказав, что в Усть-Лотовке стоит
отряд красных и всех чужих забирает в комендатуру. Пришлось ехать через
деревни Половинку и Балахлей. А в Уткаме, как и загадывали, обменяли муку
на рыбу и повернули в сторону Аромашево. Старались двигаться день и ночь.
И уже в конце суток были в этом селе. Собирались было в сторону железной



дороги пробиваться, но во время нашей встречи с руководителями местной
мужицкой власти, в Аромашево прибыл начальник оперативного штаба села
Голышманово – Богомолов. Узнав откуда мы и с чем прибыли в Аромашево,
он посоветовал дальше не ехать, а быстро возвращаться домой и доставить
вам вот этот приказ. Но главная просьба, которую Богомолов просил передать
устно, заключена не в приказе. Он сказал, что повстанческие войска Аромашевской
волости планируют ночью девятого февраля, то есть сегодня, напасть
на станцию Голышманово, разобрать участок железной дороги и прервать
движение поездов с хлебом из восточных сибирских губерний в Москву
и Петроград. Поэтому, чтобы эта операция у них прошла успешно, необходимо
всем мобильным повстанческим отрядам севера и юга Ишимского уезда, совершить
налёт на город и оттянуть на себя значительные силы красных войск,
занимающихся охраной желдороги», - завершил рассказ Субботин и протянул
Василию небольшой конверт.

Василий развернул лист и вслух прочитал: «Приказ №2 начальника штаба
повстанцев Голышмановской волости Ишимского уезда. 6 февраля 1921 г. В
Голышмановской волости власть коммунистов свергнута. Предлагаем немедленно
выбрать представителей от населения волости для организации
новой власти, отвечающей требованиям народа. Поэтому на 7 февраля к вечеру
выслать из селений волости честных, желающих блага народу, делегатов
для организации волостного совета. Начальник оперативного штаба села Голышманово
Богомолов». «Ну, этот приказ нас не касается, а вот просьбу Богомолова
необходимо выполнить», - произнёс после некоторой паузы, Степан
и добавил: «Серьёзное дело задумали осуществить наши соседи». «И как ты
видишь нашу помощь? Мы только что сами из боя вышли потрепанными. Найдём
ли силы, чтобы уже к вечеру оказаться в пределах Ишима? И кто возглавит
нападение разрозненных отрядов на город? Так ведь и друг друга можем
перестрелять», - усомнился Василий. «Место сбора отрядов из северных волостей
в деревне Лозовой, что в семи верстах от города», - сообщил Субботин.
«Это уже что-то. Тогда из Курмановки выезжать надо в часов девять утра, не
позже», - высказал своё мнение Василий и посмотрел на Аверина. «Пока ты
со своим отрядом по тылам куманьков будешь шуровать, я с бойцами постараюсь
власть в Большом Сорокино вернуть. Двадцать пять красноармейцев,
которые остались в селе для восстановления большевистского режима, не
очень-то торопятся своими обязанностями заниматься. Видно, боятся, что народ
может их в любую минуту в муку измолоть, а помощи ждать не от кого. По
всему уезду крестьянские восстания происходят, которые необходимо крас



ным срочно подавить. Но сил-то на всех не хватает. Не будем мы тебя ждать из
Ишима, а сами расправимся с куманьками и их главным помощником Черновым
Иваном, нашим однополчанином», - высказался Степан. «Так всё таки я
не ошибся. Самоход свои взгляды не поменял. И кем же он сейчас служит у
куманьков?». «Секретарём волостной ячейки ВКП(б) и председателем ревкома
», - ответил Степан. «И чем ему сибирские мужики не по нраву пришлись?
Ты, с ним, Степан, если что, не церемонься. Человек, который плюёт в колодец
из которого пьёт воду - поганый человек. Такому нельзя верить и прощать», -
высказался Василий и посмотрев на Субботина, приказал: «Предупреди кавалеристов
взвода, что через два часа выступаем в сторону Ишима. Пусть будут
в полной боевой готовности».

Кавалерийский взвод в количестве 35 человек из Курмановки вышел, как и
планировал командир, в 9 часов утра. Чтобы не нарваться на дозорные посты
красноармейцев, Василий решил обойти своё село с правой стороны и вести
взвод в сторону города через Новониколаевку, Лыкошино, Бурлаки и Заозёрный.
Дорога была не очень наезжанная, зато более безопасная. Уже во время
следования, командир разбил взвод на отделения и перед каждым из них поставил
конкретную задачу. «Братуха, в Ишим мы едем только для того, чтобы
попугать куманьков, или власть в городе захватывать?» -спросил Пётр. «Ишим -
город немаленький и войск в нём напихано, что сельди в бочке. А нас, повстанцев,
хоть и много, но вооружены мы слабо, да и единого командования
нет. Если бы всем мужикам уезда в руки винтовки дать, да на войсковые полки
разбить, то они не только Ишим захватили бы, но и Тюмень подмяли бы под
себя. Это как вицы в голяке. По одной их можно легко сломать, а попробуй это
сделать, когда они все вместе крепко верёвкой связаны. Если только топором
перерубить сможешь. Так что, брат, пока мы не способны на большие дела.
Нам бы набраться сил, чтобы своё родное село защитить. Но придёт время,
сольются все мужицкие отряды в единые полки, а те - во фронты, и попрём мы
тогда эту нечисть из нашего сибирского края. А сегодня у нас задача попроще.
Необходимо наделать больше шума, чтобы голышмановские и аромашевские
отряды смогли побольше путей железнодорожных разобрать, пока за нами по
городу будут гоняться красноармейцы», - ответил Василий. «Много мужиков
на Ишим наступать собираются?» - не унимался Чикирев. «Вот чего не знаю,
того не знаю. Может сотни три, а может и тысячи три. Всё будет зависеть от
того, сколько восставших крестьян с юга уезда прибудет. Наши-то северный
и северо-восточный углы поразогнаны по лесам и болотам красными войсками,
а юг пока ими не тронут. В общем, на месте увидим, сколько повстанцев



соберётся. Но тебя и других командиров отделений прошу об одном, чтобы
берегли своих бойцов и зря не рисковали жизнями. Не наше это время пока.
Впереди оно у нас», - предупредил командир.

К деревне Лозовой взвод подошёл в сумерках. Но заходить сходу в неё
Василий не стал. Не доезжая с версту, он остановил отряд и подозвал к себе
Фильку. «Сходи пешим в деревню. Узнай тамошние порядки и возвращайся.
Мы тебя здесь подождём», - приказал командир ловкому пареньку. Тот молча
кивнул головой, спрыгнул с вершны и через минуту растворился в темноте.
«Ловкий варнак! Настоящий разведчик!» - восхитился командир.

Филька вернулся быстро. Взобрался на лошадь, подъехал к Василию и по-
военному чётко доложил: «В деревне только повстанцы. Сотни две верховых
и с полсотни пеших. Вооружены слабо. Особенно пешие. В скором времени
собираются выступать на город». «По коням! За мной марш!» - скомандовал
Губин-младший и дёрнул поводья. Воронко выгнул дугой шею и рысью с места
устремился вперёд.

Широкая улица небольшой деревни была заполнена конными и пешими
мужиками, которые выглядели возбуждёнными, а многие из них откровенно
пьяными. «Да, с таким войском Ишим не занять. Лёгкой добычей эти мужики
для куманьков станут», - невольно подумал Василий и в очередной раз предупредил
своих: «Будьте осторожны. Без надобности головы под шашки красноармейцев
не суйте».

Кое-как разобравшись, кто в этой толпе главный, Василий спросил его:
«А пешие-то мужики на кой? Их ведь в два счёта кавалеристы порубят». «Для
счёту», - улыбнулся, молодой высокий парень и сделав серьёзное лицо, представился:
«Дьяков Иван», а затем спросил: «С какой волости прибыли и сколько
вас?». «Из Большесорокинской. Кавалерийский взвод численностью в 35
сабель», - по-военному доложил Василий, подчеркнув этим, что не кучку необстрелянных
мужиков привёл, а боевое подразделение. «Задачу, поставленную
перед нами Голышмановским повстанческим штабом, знаешь?» -спросил
Дьяков. «Ворваться с севера в город, вызвать войска красных на ответную
реакцию и как можно дольше держать их в напряжении», - ответил Василий.
«Правильно», - одобрил Дьяков и тут же спросил: «Из офицеров будешь?».
«Фельдфебель царской армии». «Это хорошо. Значит что-то кумекаешь в военном
деле. В общем, через полчаса двинемся на город. Возглавит колонну твой
взвод», - решительно заявил Дьяков и пошёл по направлению к основной толпе.
Но уже через минут двадцать он вернулся и предупредил: «Выступление на



город откладывается до утра. Ищите угол, где притулиться и устраивайтесь на
ночлег». «А что случилось? Почему нападение на Ишим решено перенести на
завтра?» - удивлённо спросил Василий. «Прибыл вестовой из Голышмановского
повстанческого штаба и передал нам такой приказ». «Не лето на улице. Так и
бойцов простудить можно», - проворчал Василий, хотя в какой-то степени был
даже рад этому изменению. «Днём сподручней будет искать красных в городе.
Да и мужики с конями пусть отдохнут. Переход-то не шуточный был», - подумал
он и подозвав к себе Субботина, приказал: «Степан, выступать в сторону города
будем завтра, поэтому подбери попросторней избу со двором и заселяй
туда бойцов на постой».

Ночь удалась не очень холодной. Поэтому большая часть бойцов взвода
на ночлег расположилась в бревенчатом проконопаченном мхом амбаре.
Постелив на пол потники, не снимая пимы и полушубки, они легли и плотно
прижавшись друг к другу, вскоре уснули. К утру, от тёплого дыхания молодых
мужиков, на стенах амбара даже повисли капли. Проснувшись, бойцы
перекусили сухим пайком, состоящим из ржаного хлеба и ровно нарезанных
пластинок свиного сала, запили ядрёным квасом и стали готовиться к походу.
О том, что их ждёт впереди, они старались не говорить между собой, а чаще
чем обычно шутили друг над другом. В таком расположении духа и застал
своих бойцов командир. «Вижу, отдых вам пошёл на пользу. Теперь не уснёте
на ходу», - улыбнулся Василий. «А ты, братуха, наверное, у какой нибудь
вдовы-красноармейки под боком грелся?» - подхватил интонацию брата Петр
и посмотрел на улыбающихся земляков. «Так бы и сделал, если бы знал в какой
избе она живёт. Ночью-то не будешь в окна заглядывать. Можно ведь и
по морде получить», - ответил командир, и бойцы дружно засмеялись. Подождав
пока гогот и комментарии закончатся, Василий громко сказал: «Через час
выступаем. Нашему взводу велено впереди всей колоны в город врываться.
Будьте внимательны и осторожны».

Перед самым выходом объединённого отряда в сторону Ишима, Губин ещё
раз критическим взглядом осмотрел разношёрстную толпу мужиков, в составе
которой предстояло сражаться с армейскими подразделениями красных,
тяжело вздохнул и подумал: «Да! Это скорее деревенская куча-мала, чем войско.
А вооружены-то мужики чем! Косы, топоры, вилы, пешни, оглобли да
серпы. Неужели им не ведомо, что на верную погибель идут? Вот до какого
горячего колена раскалили куманьки народ, что он готов даже с голыми руками
бросаться на их пулемёты! Много невинной крови сегодня прольётся! Но



видно, нет другого пути у сибирского крестьянина, чтобы избавиться от детей
дьявола». «Ну, что, загрустил, командир? К бою готовишься или другие мысли в
голову лезут?» - послышался рядом голос Дьякова. «Да, вот, о судьбе сибирского
крестьянина задумался. Уж больно горька она у него стала», - признался Василий.
«Поэтому мы и идём в бой с красными, чтобы её сладше сделать. Ночью
прибыли ещё полторы сотни человек», - сообщил Дьяков и продолжил: «Наша
цель - Кузнечная площадь. Там мы должны объединится с повстанцами южных
волостей. Если это нам удастся сделать, то уже все вместе пойдём на захват
остальной части города. Прорываться будем по улицам Большая Кузнечная,
Солдатская, Зелёная и Мергенская. В случае поражения, уходить в сторону
своей волости. Теперь - всё. Выходим».

До города от деревни всего семь вёрст, которые кавалеристы могли бы
проскакать за полчаса. Но главным тормозом в передвижении были пешие
мужики, которых набралось не менее трёх сотен. Поэтому, до окраин Ишима
объединенный отряд добирался больше часа. И лишь тогда, когда восставшие
вошли в пределы города, верховые и взвод Василия смогли ускорить свой ход.
Не встречая сопротивления со стороны красных, они через полчаса оказались
на Кузнечной площади, которая была уже занята повстанческими отрядами из
южных волостей уезда. Взбодрённая промежуточным успехом, не задумываясь
над тем, почему красные позволили без боя пройти до центра города и не
дожидаясь пеших бойцов, крупная конная группировка, не имеющая общего
командования и единой цели, ринулась в западную часть города, надеясь
там обнаружить основные силы красных и сходу уничтожить их. Но случилось
непредвиденное. Пропустив конницу восставших мимо себя, кавалерийский
эскадрон под началом помкомполка Лушникова, при поддержке пехоты, вооружённой
винтовками, пулемётами и даже тяжёлым орудием, с флангов и
тыла набросился на своего идейного неприятеля. Началась беспощадная мясорубка,
в которой у повстанцев было мало шансов уцелеть. Бой длился около
часа. За это время подтянулись пешие мужики, но встреченные градом пуль
из пулемётов и тяжёлых орудий, они стали в панике разбегаться по улицам
города. Вскоре и оставшиеся в живых верховые, стали вырываться из окружения
и устремляться за пределы города. А ещё через полчаса, стрельба прекратилась
и нечеловеческий гул голосов замолк. На деревянных мостовых
и на дорожном, укатанном полозьями саней, снеге, валялись тела раненых и
убитых бородатых мужиков. Приглушённый стон и предсмертное бормотание
заполнили улицы и главную площадь города.



Василий со своим взводом находился в середине колоны, устремившихся
в западную часть города повстанцев. Поэтому, когда красноармейская конница
стала наносить удары по тылу и фронтам мужицкой армии, он успел дать
команду своим бойцам на принятие боя с северным крылом эскадрона Лушникова.
Ввязываясь в единоборство с красными конниками, Губин уже не терял
голову, как в первом бою, будучи в колчаковском войске. Он мгновенно
реагировал на ситуацию и адекватно ей принимал командирские решения. Вот
и сейчас, заметив, что в северном крыле противника появилась брешь, Василий
устремился в её направлении. Свист пуль, который раздавался в воздухе,
улюлюкание наступающих красных и крики отчаяния повстанцев, наполнили
всё окружающее пространство. Ворвавшись в эту брешь, его взвод стал грудью
коней пробивать себе дорогу дальше. В дело шло всё: пики, колы, сабли,
штыки, приклады и даже кнуты. Бойцы большесорокинского взвода дрались
отчаянно, оттесняя противника в стороны. Выстрелив из револьвера в очередного
всадника с большой красной звездой на будёновке, Василий краем
глаза заметил, как сражавшийся невдалеке от него Субботин Степан резко наклонился
вперёд, а затем и вовсе положил голову на гриву лошади. «Неужели
убит?» - машинально подумал Губин и на мгновение перевёл взгляд с товарища
в глубину улицы. «А эти откуда здесь взялись? Вроде их не было, когда мы двигались
вперёд?» - молнией пронеслось в его голове, когда заметил бежавших в
их сторону красноармейцев. «Видно, нас здесь сильно ждали, раз так хорошо
организовали окружение», - подумал Василий и привстав на стременах, громко
выкрикнул: «Вперёд! За мной!». Отбив саблей летящую пику и успев выстрелить
из нагана в нападающего, он рванул в сторону пехоты. Воронко, привыкший
к оружейной пальбе и орущей толпе, словно презирая опасность, сбил своей
мощной грудью первого попавшегося на его пути красноармейца и понёсся
дальше. Рубя и стреляя, Василий всё дальше и дальше удалялся от кольца
окружения и уводил за собой взвод. Оказавшись, наконец, вне зоны обстрела
и свернув за дома первой попавшейся улицы, он придержал Воронко.

Подождав, когда бойцы взвода окажутся рядом, командир спросил: «Все
здесь или кто там остался?». «Убиты Бибиков Василий из Московки, Бурковский
Дмитрий из Стрельцовки и Гарин Гаврила из Пегухи, а Субботин тяжело
ранен», - словно ожидая этот вопрос, ответил Филька. Василий с удивлением
посмотрел на паренька и только сейчас заметил, что тот держал под уздцы
лошадь, на которой, едва сдерживая стоны, полулежал Степан. «Видел, как его
ранили, но помочь ничем не мог. Молодец, Филька, что не бросил товарища
в беде! До дому-то дотерпит?», - спросил командир. «Дотерплю», - простонал



Степан. «Ладно. Не будем терять времени зря. Раз больше наших живых в городе
не осталось, то давайте выдвигаться в сторону Большого Сорокино», - скомандовал
Василий и ткнул шпорами Воронко в бок.

Осторожно пробираясь по извилистым улочкам города на Большесорокинский
тракт, бойцы молча перебирали в памяти события прошедшей битвы
с красными. Думал о них и Василий. Но оказавшись на окраине Ишима, недалеко
от избы, где проживала Полина с матерью и братом, у него неожиданно
созрел план. «Сейчас Федьки, наверняка, нет дома. Завезу к Полине Степана
и попрошу её обработать ему рану и перебинтовать», - решил он и подозвал
к себе Петра с Филькой. «Вот чо, братуха. Мы с Филькой завезём Субботина к
моим знакомым, чтобы они оказали ему посильную помощь, а ты во главе отряда
продолжай путь. Если мы до Прокутки вас не догоним, то подождите нас
там, но недолго. Почуешь неладное, уводи отряд домой, однако в село без разведки
не входи», - поручил он Чикиреву. «Что это за знакомые у тебя в Ишиме
появились? Раньше ты мне никогда о них не говорил», - с ехидцей в голосе
спросил Пётр. «А чо об этом болтать? Ну, появились и появились. Мало ли где
и какие у тебя знакомые есть», - не стал вдаваться в подробности брат.

Не доезжая за два дома до конечной цели, Василий остановился и выдал
поручение Фильке: «Дойдёшь вон до той избы и постучишь в окно. Если заметишь
во дворе лошадь, или в окне молодого мужика, то скажешь, что ошибся
адресом. Если выглянет молодая девушка или пожилая женщина, то спрашивай
Полину, не бойся». «А дальше чо делать?» - спросил паренёк. «Передашь
Полине, что её здесь жду я», - оробевшим голосом ответил Василий, в душе
пожалевший, что решился на такой необдуманный поступок. «Захочет ли со
мной она встречаться? Я ведь для её брата окончательно стал врагом. А вдруг
у Полины достойный жених появился?» - подумал с замиранием сердца командир
повстанцев.

Но его сомнения вмиг улетучились, когда он увидел убегающую из калитки
впереди Фильки девушку. Василий соскочил с вершны и забыв про всё на свете,
бросился Полине навстречу. Остановившись в шаге от девушки, он впился
влюблёнными глазами в её лицо и нежно произнёс: «Здравствуй, Полинушка!».
«Здравствуй, Василий Иванович. Уж не чаяла, что ещё когда-нибудь свижусь с
тобой. Известие у меня дурное было. Вроде как убили тебя где-то под Чуртаном
», - ответила Полина, и на ресницах её глаз появились крупные слёзы радости.
«Поторопились меня похоронить мои враги. Жив я и даже не ранен пока», -
ответил Василий, продолжая любоваться девушкой. «Командир, что будем де



лать с Субботиным? На улице-то светло, как бы у кого из соседей вопросы не
появились», - неожиданно раздался голос Фильки. Губин встрепенулся, словно
от наваждения, и сказал: «Проблема у нас небольшая возникла. Товарища
нашего в бою сегодня красные ранили, а до дома добираться далеко. Как бы
что не случилось с ним по дороге. Хочу чтобы ты осмотрела рану, чем-нибудь
обработала и забинтовала её». «Заводите лошадей во двор, чтобы с улицы их
видно не было, и перетаскивайте раненого в избу. Попробую помочь ему. Я
ведь на курсах сестёр милосердия сейчас учусь», - произнесла Полина и повернулась
в сторону своей калитки.

Во время оказания Степану первой медецинской помощи, Василий постоянно
находился рядом с девушкой и выполнял её поручения. Ему даже
нравилось это делать. А когда заметил на лице Субботина облегчение, и даже
слабую улыбку, не сдержался и похвалил: «Ты уже настоящий доктор! Словно
всю жизнь фельдшером в селе работала!». Полина слегка покраснела, но взяла
эмоции в руки и скромно ответила: «Ты преувеличиваешь мои способности.
Ухаживая за мамой, я кое-какой навык по медицинской части приобрела». «А
как мама твоя себя чувствует?» - спохватился Василий. «Плохо. Брат положил
её в городскую больницу, но пока улучшения нет», - ответила Полина и её глаза
стали печальны. «Не переживай. Может, даст Бог, ещё поправится», -поддержал
Василий. И вновь неожиданно прозвучал голос Фильки: «Командир,
нам пора выезжать. А то взвод не дождётся и выйдет из Прокутки. Тогда нам с
раненым сложнее будет добираться одним до дома». Василий сердито посмотрел
в его сторону, но одёргивать не стал, а поднялся с табуретки и не обращая
внимания на своих бойцов, произнёс: «Спасибо тебе, Полинушка, за помощь.
Я очень рад, что вновь повидался с тобой и успокоил своё сердце. Или ещё
сильнее растревожил его. Но как бы то ни было, я теперь твёрдо знаю, что в
моей жизни появился человек, дороже которого никого нет на свете!». Девушка
с благодарной нежностью посмотрела на Василия и тихо ответила: «Береги
себя! Я с нетерпением буду ждать новых встреч». А когда, усадив Степана на
лошадь и отправив его с Филькой вперёд, Губин подошёл к Воронко, Полина
в едином порыве бросилась к нему, обняла за шею и прикрыв красивые глаза,
поцеловала в губы. Вкус поцелуя, его жар и высказанную без слов любовь, Василий
сохранял во время всего пути.

Добравшись до Прокутки, Пётр не стал зря время терять, а решил навести
в селе свой, мужицкий, порядок. Первым делом арестовал часть советского и
партийного актива, которая задержалась на работе. После допроса с пристра



стием, один из активистов назвал адреса остальных слуг советской власти, а
также дом, в котором находился посевкомотряд. Чикирев разбил взвод на три
отряда, и они одновременно приступили к задержанию остатков пособников
куманьков. И не только в Прокутке, но и в деревнях Куимово и Нестерово. Поэтому,
уже через полчаса, после того, как Василий догнал взвод, операция по
аресту партийного актива была закончена. А ещё через час, собравшиеся в
казённой избе прокутские крестьяне избрали Седунова Афанасия Васильевича
начальником повстанческого штаба и Аверина Харитона назначили комендантом.
Они тут же приступили к выполнению своих обязанностей. И первым
делом поместили арестованных в тёмную комнату, в которой до них пересидела
почти половина прокутских мужиков.

Закончившаяся процедура по смене власти натолкнула Губина на мысль
о проведении такого мероприятии во всех крупных близлежащих селениях.
Посоветовавшись с командирами отделений, Василий решил пройти рейдом
по восточным деревням и не доходя до Абатска, повернуть на север, в сторону
Знаменщиков. Напутствуя Номировского, которому поручил сопровождение
Субботина до дома, он сказал: «В Большое Пинигино добирайся через
Ново-Ивановку и Городище. Так меньше вероятности встретиться с красными.
А если узнаешь, что в Большом Пинигино повстанческий штаб не действует,
Степана оставь у кого-нибудь в своей деревне. К нам присоединишься в Знаменщиках
». «Не сомневайся, командир, раненого в лесу не брошу. Доставлю
до места в лучшем виде», - успокоил Ермолай и немедля больше, выехал из
Прокутки.

Первой на пути взвода кавалеристов была деревня Неволино, затем деревни
Тимохино, Костылёво, Берендеево и Болдырево. И если в первую деревню
взвод входил ещё до полуночи, то в последней оказался уже засветло. Нападения
большесорокинских повстанцев для деревенских коммунистов были настолько
неожиданными, что они даже не успевали организовать хоть какое-то
сопротивление им. Оказав помощь местным жителям в создании новых органов
управления, и передав в их руки оружие и часть задержанных советских
активистов, взвод продолжал свой путь вперёд. После завершения всей процедуры
захвата власти в Болдырёве, Василий повёл отряд в сторону Знаменщиков.
Рейд оказался вполне успешным. На двух розвальнях, которые были
конфискованы вместе с лошадями у посевотряда, сидели 9 человек ярых коммунистов,
которые сильнее других лютовали над местным населением. «Прибудем
в Большое Сорокино там и разберёмся с ними. В деревнях оставлять



их нельзя было, так как мужики могли не сдержаться и повесить этих краснопузых
на осинах», - объяснил Петру своё решение Губин. «Неужто тебе стало
жалко этих жидов? Такие, как они, издевались над тобой, над твоими родителями,
над твоими сестрами, над всеми мужиками, а ты спасаешь им жизнь?
Непонятно мне это, братуха». «Если бы я их встретил в бою, не пожалел бы. А
мы их захватили тёпленькими в постелях. Поэтому, сначала разберёмся, кто
из них насколько виноват, а затем уж и наказание заслуженное изберём для
каждого». «Да, что с ними возиться, как с пустой торбой? Отрубить бошки и
побросать в сугробы», - не унимался Пётр. «Не наше с тобой дело покорные
головы саблей сечь. Пусть народ выскажет приговор, а мы его исполним», -
решительно возразил Василий, дав понять брату, что разговор на эту тему закончен.
Тот с обидой посмотрел в его сторону и молча направился догонять
своё отделение.

В Знаменщики кавалеристы прибыли ближе к вечеру. Встретивший их
Григорий, обстоятельно рассказал о событиях, произошедших за последние
шесть дней в их селении. «Дважды в деревню врывались красные и оба раза
быстро уходили. Даже организаторов бунта не искали. Объедут дворы, отберут
у крестьян что на глаза попадётся, и - снова в путь. А вот последний раз
они здорово поиздевались над нами. Это после того, как вы им на Знаменщиковском
тракте жару поддали. Тихомиров, их командир, едва живой остался.
Всю голову ему чем-то разнесли мужики. Вот он от злости и приказал своим
бойцам трясти деревенских до посинения, чтобы они выдали всех организаторов
мужицкого бунта. А кого они могли выдать, если сами все участвовали в
нём? Тем более, что я и мои помощники успели скрыться в избушку на озере. В
общем, и на этот раз куманьки из села убрались ни с чем. Может и пожили бы
в Знаменщиках на наших харчах с недельку, но их срочно вызвали на станцию
Маслянская, охранять железнодорожные пути», - закончил он. «Не слышал? В
Большом Сорокино ничего не произошло за последние три дня?» - спросил
Василий. «Надысь оттуда приехал деревенский, но никаких приятных известий
не привёз», - ответил Григорий. «Плохо. По-видимому побаиваются пока
наши нападать на село», - подумал Василий и посмотрев на Петра, приказал:
«Вот что, братуха, бери с собой Фильку и айда в Большое Сорокино. Тебя в селе
мало кто знает, поэтому тебе легче будет передвигаться по нему. Изучите там
обстановку и если она благоприятная, отправляй паренька назад, а сам жди
нас на окраине Малого Сорокино». «Коней бы надо поменять. Наши-то устали
после такого марша», - ответил Пётр. «В этом мы вам поможем», - вмешался
Григорий и велел Зотию выполнить его обещание.



Филька вернулся уже за полночь. Отдохнувшие и взбодрившиеся бойцы
взвода пребывали в хорошем настроении и были готовы немедленно выступить
в поход. Разыскав командира в доме у Григория, Филька доложил: «По
рассказу Колмаковой Анны, в селе сейчас находятся: отряд красноармейцев
из двадцати пяти человек, их командир, секретарь волостной партячейки и
три милиционера. Ведут они себя не очень агрессивно, словно боятся чего-то,
но некоторых местных мужиков, включая Колосова Ивана, в кутузку намедни
посадили. Сказали, что отпустят, если граждане вернут зерно и фураж на
ссыппункт. Забирали и Анну, но из-за детей и мужа красноармейца отпустили».
«Где проживают красноармейцы и их командир, не узнали?» - спросил Василий.
«Узнали. Весь отряд квартирует в твоей избе, секретарь и милиционеры
обитают в казённом доме, где наш штаб располагался», - ответил смышлёный
паренёк. «А о нашем отряде дружинников, который находится в Курмановке,
что-нибудь слышно?» - поинтересовался Губин. «Почти ничего», - ответил разведчик.
«Так. Понятно. Буду думать, что дальше делать», - произнёс командир и
замолчал. «Я ещё нужен тебе?» - спросил Филька. «Пока нет. Григорий, покорми
парня. Проголодался, поди, с дороги», - попросил Василий Знаменщикова.

«До Большого Сорокино отсюда тридцать вёрст, а от Курмановки наполовину
меньше. Но в отряде Аверина большая часть бойцов пешая, а это значит,
что добираться им до волостного центра даже дольше, чем нам. Можно,
конечно, мобилизовать на время деревенские подводы и посадить на них
всех пеших, но согласятся ли добровольно на это курмановские мужики?» -
размышлял Василий, сидя на лавке в кути. Обдумав все варианты нападения
на волостной центр и взвесив все «за» и «против», через полчаса он негромко
крикнул: «Филька, подойди-ка. Очередное задание для тебя есть». Через
мгновение паренёк стоял уже рядом и молча ждал указаний. «Я знаю, что ты
сильно устал, но лучше тебя с этим поручением никто не справится. В общем,
бери своего коня, который уже должен отдохнуть, и направляйся в Курмановку
к Аверину. Дорога не ближняя. Вёрст сорок отсюда будет, но отвожу я тебе
на них не больше четырёх часов. Писать Степану ничего не буду, а на словах
передай, чтобы он немедленно поднимал бойцов дружины, делил их на два
отряда, и двигался на Большое Сорокино. Для перевозки пеших, пусть реквизирует
у граждан деревни на время гужевой транспорт. Нападать будем с трёх
сторон. Мой взвод со стороны Знаменщиковского тракта - на дом, в котором
квартируют красноармейцы, а его отряды зайдут в село со стороны Викуловского
и Кротовского трактов, и займутся задержанием остальных куманьков.
Необходимо сделать это тихо, чтобы не поднять преждевременной паники и



стрельбы. Если это не удастся сделать, то от боя не уклоняться, а довести его
до конца. Приход на позиции его отрядов и нашего кавалерийского взвода не
позднее шести утра. Не теряй время и поезжай», - закончил наставление командир.
И уже в догонку убегающему пареньку, добавил: «Сам в бой не влезай.
Без тебя много народа, а ты мне живой нужен».

Из Знаменщиков взвод кавалеристов вышел через два часа, после того, как
их покинул молодой разведчик. На улице властвовал февральский буран и
плотной снежной пеленой затягивал наезженный тракт. «Тяжело будет Фильке
добираться до Курмановки. Особенно от Стрельцовки. Как бы не заплутал ненароком.
Даже если Степан не успеет прибыть на исходные позиции, отменять
нападение на красных нельзя. Даст Бог, одни справимся», - рассуждал Василий,
тщетно вглядываясь в ночную мглу. Потом он повернулся к следующему
за ним Беловацкому и спросил: «Ермолай вернулся из Большого Пинигино?».
«Он раньше нас в Знаменщиках был», - ответил Иван. «Пусть подъедет ко мне,
я его попытаю», - попросил Василий.

«Здорово, командир. Хотел раньше тебе рассказать о поездке, да ты всё
занят был», - произнёс Номировский. «Сейчас есть время, поэтому давай докладывай
обо всём по порядку», - приказал Василий. «В общем, добрались мы
до Городищ без приключений. Я боялся, что Степан не выдюжит дорогу, но он
даже стонать перестал к концу пути. И лишь тогда, когда мы подъехали к моему
дому и я потащил его на себе в горницу, Субботин не выдержал, скрипнул
зубами и заматерился. Оставив его на жену, я тут же отправился к отцу, чтобы
узнать о положении в Большом Пинигино. Оказалось, что в деревне куманьков
не было. Конный отряд, который после взятия Сорокино, вышел ночью в
сторону Пинигино, не задержался и в ней. Оставив для наведения порядка в
деревне пять красноармейцев и одного куманька с ними, спешно, через Городищи,
удалился в сторону Абатска. Ну, а наши мужики уже вечером того же дня
арестовали красноармейцев и куманька и посадили их в общественный амбар.
Передал я Степана его семье, а сам через Сергино в Знаменщики махнул», -
закончил доклад Ермолай. «А чо дома не задержался?» - спросил Василий. «А
потом где вас искать? Умчитесь опять в какой-нибудь рейд и не догонишь вас», -
откровенно признался Номировский. «Надёжный Ермолай боец, хоть и неопытный.
Но это не страшно, опыт с боями придёт», - подумал Василий, вспомнив,
как вёл себя в первом бою.

За полчаса до назначенного времени, взвод остановился в версте от окраины
Малого Сорокино, где его поджидал Чикирев Пётр. И хотя на улице было



ещё темно, новый день подавал уже свои первые признаки. Со стороны села
доносились гулкий лай собак, хриплые крики петухов и редкие голоса людей.
К Василию вплотную подъехал Пётр. «Будем ждать Аверина с дружиной или
одни навалимся на куманьков?» - тихо спросил он. «Подождём ещё немного,
а там решим», - неопределённо ответил Василий. «А чо тут решать? Дрыхнут,
поди, ещё комисарики! Брать их надо всех ещё тёпленькими», - горячился
Пётр. «Погодь, не спеши! Успеешь ещё свинца наглотаться!» - одёрнул Василий.
«Ну, ты, братуха, совсем стратег стал. Пока будем ждать Степана, не только охрана
дремать перестанет, но и остальные куманьки проснутся», - не унимался
Чикирев. В это время на тракте, со стороны села, послышалось конское пофыркивание.
Василий достал из портупеи наган, а Петр выхватил из-за спины
винтовку. «Кто это? Разведчики красных или крестьяне с утра пораньше поехали
в лес?», - пронеслось в голове у Василия. Но неожиданный голос внёс
полную ясность: «Мужики, не стреляйте. Это я - Филька».

«Неужто через всё село пробирался?» - спросил Василий. «Нет. С Кротовского
тракта свернул вправо и за огородами Одины, объехал его», - ответил
паренёк и сообщил: «Отряды дружины уже стоят на исходных позициях». «Ну,
вот и дождались сигнала. Ты, Петр, со своим отделением перекроишь все отступления
со стороны пригонов, а я с остальными бойцами постараюсь проникнуть
в дом со двора. В случае оказания красноармейцами сопротивления,
стрелять на поражение», - выдал командир последнюю команду перед боем.

До избы Губиных, в которой квартировали красноармейцы, было не более
двух вёрст. Пропустив отделение Петра вперёд и немного выждав, Василий
дёрнул поводья и Воронко понёс его в сторону родного дома. Но не доезжая
саженей сто до него, командир услышал беспорядочные винтовочные выстрелы
и громкие выкрики. А ещё через мгновение, Василий увидел выскакивающих
из ворот, калитки и даже окон избы, полураздетых бойцов, которые,
отстреливаясь на ходу, убегали в сторону реки. «Окружить и всех задержать!» -
выдал короткую команду командир, и первым рванул наперерез красноармейцам.
Поняв, что путь к отступлению отрезан, они прекратили сопротивление,
и стали с ужасом ждать своей дальнейшей участи.

Как выяснилось позже, бойцов из отделения Петра обнаружил дневальный
красноармеец, который в это время находился в пригоне и поил коней. Заметив,
что со стороны огорода к дому крадутся конники, он сразу понял, кто это,
и выстрелил в их сторону. И тут же прогремели ответные выстрелы. Одна пуля
ранила лошадь, а вторая попала в красноармейца и он упал. В доме возникла



паника и неразбириха. Красноармейцы в полутьме хватали винтовки, накидывали
на себя то, что попадалось под руку и выскакивали из избы. В результате
короткого боя со стороны красноармейцев погибло три человека, и один из
отделения Петра был легко ранен.

Не обошлось без потерь задержание секретаря волостной партячейки и
милиционеров. Их тоже разбудила стрельба. Вскочив на ноги и быстро собравшись,
Чернов первым выскочил на крыльцо и рванул в сторону кладбища. Но
далеко убежать ему не удалось. Бывшего однополчанина Степан Аверин догнал
сам и сбил ударом кулака с ног. Тот жалостно ойкнул и потерял сознание.

Сложнее далось задержание милиционеров. Боясь, что повстанцы их могут
сразу расстрелять, они забаррикадировались в избе и начали отстреливаться.
Бойцы дружины дважды пытались взять штурмом их убежище, и оба раза
сделать это не смогли. А когда ринулись в третий раз на осаду, то вылетевшая
через окно пуля смертельно ранила одного из нападавших - Мягких Агапия.
И только после того, как Степан своим громовым голосом предупредил: «Даю
пять минут! Если за это время не выйдете из избы, мы её подожжём», сопротивление
милиционеров закончилось и они, озираясь, вышли на крыльцо. И
хотя Зайчикова среди них не было, Аверину с большим трудом удалось справиться
с толпой, чтобы не позволить ей совершить самосуд и не разорвать на
куски этих жалких и испуганных слуг советской власти.