Всегда, что-то остается на донышке

Она подошла к окну, как многие, полюбоваться большущим, огненно-рыжим котом, царственно растянувшегося на весь подоконник.

Я очень полюбляю это дело. Делаю вид, что у меня послеобеденная сиеста, типа, мирно сплю в окне, а сам все зорко бдю. Со мной не забалуешь, хоть и редко выхожу на улицу, но лучше всем местным котам придерживаться моих правил. А ты попробуй потягаться с откормленным, взрослым мейн-куном, четко знающим себе цену.

Впрочем, этот рассказ не обо мне – о ней.

Был знойный июль, я дремал на подоконнике открытого окна. Обычно, не особо обращаю внимание на назойливых двуногих. Меня и фотографируют, и, охая, восхваляют, кто-то норовит погладить, особенно эти ужасные дети, прицепляются, как пиявки. Тогда я демонстративно потягиваюсь во всю свою величину и ухожу за шторку на перила дивана.

Она подошла беззвучно, я почувствовал запах, до боли знакомый запах. Открыл глаза и столкнулся с взглядом ласковых и таких родных глаз. Она присела на корточки и совсем приблизила ко мне свое лицо, длинные, светлые волосы, от порыва летнего ветерка упали прямо на меня. Я даже сам не понял, как истомно замурлыкал и зарылся мордой в этом благоухающем ворохе волос. И, и лизнул ее в нос. Она разлилась тихим, журчащим смехом. Я вдруг понял, что в ней мое, родное.

В семью меня принесла Томочка, жена хозяина, моя ненаглядная Томочка. Они с Семеном были уже пять лет женаты, а с детьми все не получалось, врачи разводили руками, мол старайтесь лучше. Они и постарались – завели кота. Как же Томочка меня любила, словно долгожданному ребенку, отдавала всю нежность и заботу. Семен относился ко мне сдержанно, но ни в чем не отказывал.

Три года назад Тому сбила машина, прямо на пешеходном переходе. Пьяный идиот не тормозил на красный свет, так и врезался в пешеходов, моя Томочка умерла на месте, она даже не поняла, что с ней случилось.

Семен похоронил жену, а вместе с ней и свою жизнь. Этот молодой, улыбчивый парень, талантливый на всю голову и руки, превратился в мрачного, вечно небритого мужика. Иногда, кода на него накатывала невообразимая тоска, мне доставались его слезы и горячие объятия. Все остальное время, Семен просто существовал рядом.
От нее пахло так же, как от Томочки, такой же журчащий смех. Ах, ты ж моя родная, неужели ты вернулась ко мне.

Я ощутил присутствие Семена за шторкой, он наблюдал за нашими нежностями. Он стаял там и почти не дышал. Наверное, так же, как и я узнал в ней Томочку.

- Ой, что же теперь делать? Вот я растяпа.

У нее упала сумочка в приямок у окна.

- Сейчас я Вам помогу. Только не волнуйтесь и не двигайтесь. Я все сделаю сам, - быстро заговорил Семен.

Слова бежали одно быстрее другого, путались и толкались, поэтому фраза получилась совсем не понятной.

- Что Вы сказали? Кто это?

Она выпрямилась и даже отстранилась от окна.

- Не пугайтесь. Это я – хозяин этого громилы.

Семен отдернул шторку и, вдруг, улыбнулся ей. Я уже и забыл, что он умеет это делать.

- Я сейчас выйду и достану Вашу сумочку, - уже медленно и внятно выговорил Семен.

А потом случилось чудо, Семен, достав сумочку, пригласил ее к нам, пить чай, она согласилась. Он сбегал в магазин за пирожными, а я затолкал его разбросанные по полу вещи под кровать.

Чаевничали они до темна, я сидел на отдельном стуле и вслушивался в каждое слово, наслаждался происходящим.

Семен проводил ее домой, вернулся задумчивым. Сердце мое упало в пятки.

- Ты не обидишься, если я буду с ней встречаться? Правда, я уже пригласил ее на завтра к нам на вечерний чай.

Не обижусь ли я? Ка же можно обижаться на вернувшуюся в наш дом жизнь.


Автор Екатерина Яковлева
7.03.2021 Одесса.