Шалом. Шалава

Рассказ о службе врачом в Армии обороны Израиля в 2006-м году.



Ветер  на  юге  под  Йотва́та  не  пошевелит  веткой  мирта.  В  эту  пору  он,  несущий  влагу  с  залива  Ака́ба,  слаб.  Иерихонская  роза  скоро  чахнет  под  лучами  полуденного  солнца.

Подобно  лезвию  клинка  женская  красота  усекает  разум  мужчин.  Но  армейский  быт  делает  это  грозное  оружие  бессильным,  так  же  как  камень,  притупляющий  бедуинский  кинжал.  И  тому  не  справиться  даже  с  сухим  олеандром,  который  в  засушливую  пору  роняет  лепестки  своих  бутонов,  оголяя  пожухлые  ветки.  А  женское  сердце?  Оно  без  любви,  как  виноградник  без  влаги.  Кто  напитает  его?

Женщина  без  любви  томиться.  Изнывает  в  ту  пору,  когда  в  военное  время  её  месяцами  не  отпускают  ночевать  домой.  В  мирное  же  время  женщина  останется  в  расположении  части,  если  до  места  её  проживания  путь  в  не  один  рассвет.  На  боевом  посту  она,  скованная  армейскими  условиями,  не  может  любить  кого  хочет.  Изнемогает  без  любви,  как  живой  цветок  без  дождя.  Кто  оросит  тебя,  дщерь  иерусалимская?  Женщина-воительница,  знающая  одну  страшную  тайну  о  мужчинах  Армии  обороны  Израиля,  слабеет  быстрее.  Мужеложство  –  имя  этой  тайны.

Батальонный  врач  Олег  Кузьмин  знает,  что  запретная  страсть  среди  мужчин,  проходящих  срочную  службу,  распространена  почти  поголовно.  В  то  время,  когда  мужчины  пребывают  в  казармах  круглосуточно.  Потому  как,  если  нет  войны,  то  спать  солдат  отправляется  домой.  Армия  обороны  Израиля  –  сущий  детский  сад.

Если  же  есть  воин,  ищущий  женской  любви,  то  в  тех  батальонах,  где мужчины  с  женщинами  служат  совместно  и  длительно,  очередь  на  ночное  свидание  с  ним  в  душевой  –  расписана  на  недели  вперёд.

Женщина  без  мужской  любви  становится  странной.  Всё  нежнее,  иной  раз,  начинает  она  льнуть  щекой  к  дулу  автомата,  безответного  к  ласкам.  Чаще  она  в  задумчивости  ласкает  кончиками  пальцев  мочку  своего  уха,  отстранившись  вдруг  от  оружейной  прохлады.  Или  вдруг  романтичным  взором  постигает  она  облака́,  паря́  в  небесной  лазури.  Волосы  такой  женщины  чаще  распущены,  и  с  завидным  постоянством  начинает  она  позировать  на  камеру,  рассылая  снимки  по  электронной  почте.  Далёким  друзьям  адресованы  те  снимки,  –  "знайте,  кого  вы  потеряли!".  В  сердце  такой  женщины  распаляется  тайный  жар,  –  постигает  Кузьмин.

В  женщине,  живущей  без  любви,  начинают  происходить  перемены.  Перемены, –  но  другого  свойства,  –  начинают  происходить  с  женщиной,  курящей  марихуану.  Использующих  траву  в  целях  физического  расслабления  много,  –  каждая  вторая  "амазонка",  о  чём  и  знает  Олег  Кузьмин.  Частенько  он  видит  тех,  кто  бодрит  себя  кокаином.  Но  без  любви  –  воительнице,  не  ходящей  в  поселение  на  ежедневные  ночёвки  и  не  курящей  траву,  –  становится  худо  по-настоящему. 

Без  тайных  встреч  с  мужчинами  повадки  иных  –  немногих  женщин  –  становятся  грубыми.  Ходят  мужиковатые,  широко  расправляя  плечи.  Плюются,  втягивая  носом.  Сморкаются  от  пальца  и  даже  присаживаются  на  корточки.  Чаще  начинают  они  возглавлять  колонны  марш-бросков.  Помогают  нести  на  себе  амуницию  и  рацию,  –  бремя  какой-нибудь  нежной  девушки.  На  спонтанных  фотосессиях,  позируя,  такие  воительницы  кладут  свою  руку  на  плечи  боевой  подруги,  –  "знайте,  я  её  парень!"  –  такое  послание  втиснуто  в  эти  объятия.  Иногда  на  отдыхе,  они  усаживают  нежных  девиц  к  себе  на  колени,  охватывая  талии  ласковых  подруг.  Такие  женщины  начинают  "жеребцевать",  –  Кузьмин  это  так  понимает.

Когда-то  в  России,  посещая  Адыгею,  Олега  посвятили  в  тайны  коневодства.  Кое-что  он  узнал  из  того,  чего  не  ведает  горожанин,  типа  меня. 

Первое.  Кобылы  в  отсутствии  рысаков  в  табуне  сами  начинают  "жеребцевать".  Вести  себя  так,  как  делает  конь:  вставать  чаще  на  дыбы  и  громко  ржать,  беспричинно  лягаясь.  За  прочими  кобылами  –  жеребцующие  начинают  "ухаживать":  покусывать  гриву,  толкаться.  Реже  кобыла  "покрывает"  другую,  взгромождаясь  сзади. 

Второе  встречается  редко,  но  бывает  так,  что  иную  породистую  кобылу  не  легко  свести  с  равноценным  жеребцом,  которого  везут  к  ней  из  какой-нибудь  Калмыкии.  Сама  случка  называется  са́дкой.  У  слова  "са́дка"  много  смыслов,  как  полутонов  у  алого  цвета,  –  то́на  любви  и  страсти.  "Он  засадил  ей"  –  кто  не  слышал  этой  фразы  из  коневодческого  жаргона?

До  того  как  подвести  на  са́дку  породистого  скакуна,  кобылу  подготавливают:  за  ней  ухаживает  жеребец-пробник.  Это  наблюдал  Олег  не  один  раз.  Наблюдал,  как  пробник  покусывал  ей  гриву  и  тёрся  своей  мордой  о  шею  кобылы.  Как  часто  совал  свой  нос  под  лошадиный  хвост.  Довольная  таким  обхождением  кобыла,  чаще  начинала  задирать  хвост,  –  верный  признак  готовности  к  са́дке.  И  тогда  к  подготовленной  лошади  впускали  в  загон  опоённого  возбудителем  чистокровного  жеребца,  который  с  лёту  вносил  свой  вклад  в  поддержание  породы. 

Природа  кобылы  в  охо́те  такова,  что  покрываемая  обыкновенно  не  разбирает  пристроившегося  сзади.
– Была  бы  са́дка  гладкой!  –  бывало  с  волнением  произнесёт  бывалый  коневод  и  друг  Кузьмина.

В  Армии  обороны  Израиля  не  все  девушки  любят  жеребцеватых  подруг.  Лиза  Шахевич  одна  из  них,  так  как  предпочитает  мужчин.  Однажды  она  была  приглашена  Хедвой  Шульман  в  душевую  палатку.  Сердце  Лизы  не  уловило  тонких  нот  нетрадиционных  страстей  Хедвы.  Тоже  мне,  бедная  Лиза!  Белоруска,  получив  неожиданный  засос  в  шею,  оттолкнула  напористую  еврейку  и,  негодуя,  живо  покинула  место  импульсивного  свидания.  Рандеву,  которому  батальонный  врач  Кузьмин  стал  случайным  свидетелем,  расхаживая  в  лабиринтах  душевых.  Не  только  кровь  заполняет  мужское  сердце,  скажу  я  вам.  Его  наполняют  и  тёмные  пороки!  Подсматривающий  офицер  и  предположить  не  мог,  какие  стихии  временами  бушуют  в  душевых  секциях.

Скажу  ещё  и  то, что  ища  мужского  внимания,  девушки  вроде  Лизы  Шахевич,  навещают  "голубые"  казармы.  Мужелюбивые  солдаты  могут  "совать  нос  под  хвост",  –  ухаживать  за  барышнями.  Но  "покусывают  гривы"  ночных  посетительниц  они  неуклюже,  чаще  просто  симулируя  ухаживания  с  тем,  чтобы  всего-навсего  заполучить  за  такое  обхождение  гостинцев:  лимонада  и  сладостей.  Марихуаны  и  кокаина.  Некоторые  женщины  переводят  средства  со  своих  карт  на  счета  нелепых  ухажёров.

Покупая  ухаживания,  женщины  томятся  по  истинной  любви.  Подготовленные  к  страстным  объятиям  "жеребцами-пробниками  голубых  кровей",  они  готовы  к  "са́дке"  в  любое  свободное  от  службы  время.

Знающие  люди  говорят,  что  оттенки  решают  многое.  Важны  нюансы  и  в  устной  речи.  Не  говорящий  по-русски  еврей  –  не  постигает  различия  слов  "пыл"  и  "пыль".  Пустая  его  голова!  Но  еврей  отличает  слово  "шало́м"  от  других  слов  родного  языка.  Невнятно  произносимое  Кузьминым,  сосущим  карамельку,  слово  "шала́ва"  все  –  и  мужчина,  и  женщина  –  здесь  принимают  за  плохой  иврит.
– Репатриант,  понятное  дело!  –  размышляет  каждый  в  себе.

Любя  евреек,  служащих  в  Армии  обороны  Израиля,  а  особенно  в  пору  нахождения  их  в  наркотическом  плену,  Кузьмин  обычно  привередничает.  Он  выбирает  среди  русскоговорящих.  Вот  вам  и  вся  Ланфрен-ланфра.
– Шала́ва?
– Шало́м!  –  отвечает  еврейка.
– Шала́ва? –  указывает  Кузьмин  перстом,  как  красный  усач  в  будёновке  с  советского  плаката  "Ты  записался  добровольцем?"
В  жесте  пальцы  правой  руки  чиркают  бровь: – Шало́м! Ако́ль бэсэ́дэр! –  мямлит  утомлённая  воительница.
Он  продолжает  свой  обход.
– Шала́ва?
И  неожиданно  к  своей  радости  слышит:
– Что  за  дела,  док?  Вот  ещё  новость! –  звучит  родная  для  доктора  речь  с  нотами  негодования. 

Это  сердится  бедная  Лиза  Шахевич,  прежде  так  неудачно  посетившая  одну  из  душевых  палаток.  Лиза  теперь  пахнет  марихуаной  и  с  толикой  артистизма  вслух  возмущается  тем,  что  её  назвали  проституткой.  Ведь  она  солдат  Армии  обороны  Израиля,  и  она  не  та,  кто  доступна  за  деньги.  Но  уединиться  с  Кузьминым  она  не  прочь   
и  сделает  это  совершенно  безвозмездно.  С  батальонным  врачом  –  это  всегда  пожалуйста! 
Кузьмин  прочитывает  решимость  Лизы  в  её  взгляде.  Ведь  в  глазах  "амазонки"  горит  негасимый  огонь  страсти. 

Довольный  врач,  нежно,  но  уверенно  берёт  девушку  под  локоток  и  произносит  шёпотом:
– Пойдём-ка,  милая,  со  мной!
И  вальяжно  шествуя,  вполголоса  напевает:
– Ланфрен-ланфра...  лети,  моя  голубка!