Интервью

Он быстро нашел нужный адрес. Остановившись перед входной дверью, еще раз продумал свои слова, чтобы убедить пожилую хозяйку дать интервью. Это было его первое задание. Ему нужна была статья о ней, но почему ему дали ее адрес, он не понимал.
Олег, ранее не видел ее, но по описаниям своих коллег хорошо представлял, как она выглядит.
Когда раздались щелчки замков, в дверном проеме появилась пожилая женщина. Она выглядела гораздо моложе, чем он ожидал. Она старалась держать осанку, придерживая пуховый платок на своих плечах.  Недоверчивым взглядом, сквозь толстые линзы очков, она окинула парня с головы до ног. Выдержав небольшую паузу, спросила:
– Это вы мне звонили по поводу интервью?
Олег кивнул, он очень тихо, практически шепотом ответил ей.
– Да, я из газеты.
Женщина отстегнула цепь, впустила молодого журналиста внутрь своей квартиры.
Он вошел, надел предложенные мягкие тапочки. Пока женщина хозяйничала в кухне, внимательно рассмотрел интерьер.
Большая комната не была заставлена мебелью. Светлый старинный сервант сиял фасками узких стекол, полки которого по старой привычке заставлены фарфоровыми чашками и блюдцами. Среди посуды, пошатывалась вместе с сервантом, маленькая фарфоровая статуэтка-балерина. Черное пианино с бронзовыми подсвечниками, занимало центральную часть противоположной стены. В центре зала стоял круглый стол, накрытый кружевной скатертью.
Весь интерьер напоминал прошлую эпоху, которую Олег видел только в кино. Не было ни телевизора, ни проигрывателя, ничего, что могло бы напоминать о современной цивилизации. Он даже не нашел в комнате ни одной фотографии.
Пока Олег осваивался в комнате, хозяйка накрыла на стол. Хрустальная вазочка с ароматным вареньем, тарелочка с печеньем, и две чашки с блюдцами, из тончайшего полупрозрачного фарфора заняли свои места.
; Сейчас будем чай пить с клубничным вареньем, ; тихо сказала она, разливая заварку по чашкам дрожащими руками, ; Присаживайтесь, молодой человек. Как вас зовут?
; Олег.
– Очень приятно, Олег. Ну а меня вам, наверняка, представили, раз пришли ко мне, – женщина присела за стол.
Ее тонкие пальцы еще немного дрожали, и чтобы это скрыть, она легко прикоснулась к блюдцу, как бы придерживая его.
Молодой журналист для приличия сделал пару глотков свежего чая.
– Анастасия Николаевна, признаюсь – я по заданию редакции. Наверняка, вы знаете, что это все приурочено к майским праздникам. Мы собираем истории от ветеранов, участников Великой войны. И мне сказали, что у вас есть интересная история.
Ее взгляд упал перед собой. Она сжала губы, как будто сдерживала плач.
Олег почувствовал неловкую ситуацию.
– Если вам больно что-то вспоминать, можете не рассказывать. Простите, если причинил вам боль.
– Нет, ничего. Дайте мне немного времени, – ответила она еле слышно, и снова погрузилась в свои мысли.
Олег терпеливо ждал. На всякий случай, он достал из кармана свой блокнот и ручку, положил перед собой.
На это действие, женщина обратила свое внимание, всмотрелась в глаза молодого журналиста. Ее взгляд был пронизывающий. И наконец, она тихо начала.
– До войны, я была юной, активной. Ни минуты покоя. Я влезала во все дела, которые можно было только представить. Конечно же, я была комсомолкой. В то время и не было других вариантов, все были комсомольцами. Мне было интересно жить, снова молодой.
– Снова? – переспросил Олег, немного смутившись, подумав, что она оговорилась.
Анастасия Николаевна сделала вид, что не расслышала вопроса, продолжила:
– Когда началась война, я с подругами хотела записаться на фронт. Но нас взяли только на курсы медицинских сестер.
Женщина отпила чай из чашки, которую она с трудом удерживала в дрожащих руках. Казалось, она вот-вот ее уронит. Поставив ее на блюдце, она обмакнула губы салфеткой.
– Курсы были ускоренные, поэтому нас быстро направили в госпиталь. Каждый день туда приезжали грузовики с ранеными. Очень быстро не стало хватать места. Но мы рвались в бой. Мы думали, что сможем помочь нашим солдатам на линии фронта, в бою. Вроде бы, через месяц, в госпиталь прислали новеньких девчонок. Вот тогда из нашей группы набрали медсестер на фронт. Я еще никогда не испытывала столько ужаса. Я узнала, что такое постоянная боль в ушах, от бесконечной стрельбы и взрывов. У меня немели пальцы, я думала, что разучусь ходить. Мы только ползали или бегали, пригнувшись, то в окопах, то по изрытой бомбами земле.
Олег отставил на время свой чай. Он записывал за ней каждое слово. Даже пожалел, что не взял диктофон.
– Вы много бойцов спасли, вытащили с поля боя? – спросил он, приготовившись записать число.
Она в ответ, еле заметно пожала плечами под пуховым платком.
– Не знаю. Может быть, кто-то и считал. Я же, как шальная ползала по воронкам. Прислушивалась к стонам или крикам.
– Это было какое-то большое сражение? – решил уточнить молодой журналист.
– Для нас тогда любое сражение было большим.
Женщина снова замолчала. Она еще раз отпила из чашки, как будто пытаясь протолкнуть застрявший в горле ком. Выдержав очередную паузу, продолжила:
– Однажды, я ползала по полю, от грохота почти глухая. Косынку с красным крестиком где-то потеряла. От звона в ушах, даже не поняла, когда закончилось побоище. Нашла раненого, он был без сознания, но дышал. Я изо всех сил пыталась его привести в чувства, но увидела, как пуля из-за спины пробила его голову. Обернулась.
– Это были фашисты?
– Это были звери. Таких страшных гримас я не видела никогда, за все свои жизни. Их было трое. Откормленные, вооруженные до зубов чудовища. Меня волоком притащили к себе. Чтобы я не сопротивлялась, мне подрезали сухожилья. Я молила, чтобы это кончилось прямо сейчас. Я орала, просила не комсомол и не партию, я просила Бога.
У женщины потекли слезы. Она склонилась над столом.
Олег испугался, что она почувствовала себя плохо, предложил вызвать скорою помощь. Анастасия Николаевна отказалась, лишь попросила его о помощи – добраться до кровати. Она достала какую-то таблетку, положила в рот.
– Олег, простите меня, но давайте закончим на сегодня. Приходите в это же время завтра.
– Хорошо. Я обязательно навещу вас. Отдыхайте. Извините, что заставил вас нервничать, – ответил молодой журналист, собрался уйти, но решил уточнить, – А как дверь закрыть?
Женщина чуть заметно подняла ладонь.
– Оставьте, я позже закрою на щеколду.
– До завтра!
– До свидания! – женщина проводила взглядом молодого журналиста, попыталась улыбнуться.

В назначенное время Олег, позвонил в дверной звонок. Из глубины квартиры донесся женский голос.
– Открыто, входите!
Женщина стояла посередине зала, опершись руками на спинку стула. Стол уже был накрыт для чаепития.
– У вас как в английских аристократических домах – "файфоклок", – подметил молодой журналист, и протянул ей коробку шоколадных конфет, – Я сегодня не с пустыми руками.
– Ну а чем мы хуже них? – ответила Анастасия Николаевна. – Присаживайтесь, молодой человек. Продолжим?


Вторая жизнь

Олег занял свое место за столом. Хозяйка разлила чай по чашкам, раскрыла коробку. Сегодня она выглядела более уверенной. Ее руки не так выражено дрожали. А свой внимательный взгляд, она не отводила от парня. Она следила за каждым его жестом. Как он пишет, даже на то, как держит ручку в руке.
– Позвольте взглянуть? – попросила она его блокнот.
– Да, но там еще нет ничего, кроме вчерашних записей, – протянул Олег ей свой блокнот, но изрядно удивился.
Женщина долго рассматривала пометки. Вскользь прочитала несколько строк, вернула блокнот.
– У вас уверенный и быстрый почерк. Вы умны, эрудированны, тактичны. Вы не спросили меня о моем возрасте.
– Да, – смущенно ответил молодой журналист, – я планировал это узнать после рассказа о войне. Я хотел позже узнать о вашем детстве и жизни после войны. Не все сразу.
– А ее не было.
– Что? Чего не было? – снова удивился Олег.
– Жизни после войны, – Анастасия Николаевна сделала привычную паузу, вглядываясь как будто сквозь парня. Она будто видела картинку из прошлого, где-то за его спиной.
Олегу стало не по себе. Он даже оглянулся.
– Вам было тяжело?
– Нет. Я погибла в тот момент, когда меня насиловали фашисты. Я вам вчера рассказала, как меня вытащили из ямы. Я просила Бога о быстрой смерти. Он выполнил мою просьбу.
Олег оцепенел. Он не знал, как реагировать на ее слова. Спустя минуту, нашел силы шепотом выдавить из себя вопрос:
– Но вы живая?
– Да, опять живая. Я очнулась снова юной девчонкой. Уже после войны, в детском доме. Бог сделал мудро. Я не помнила своих родителей и свое детство. Вернее, я помню самое первое детство. Задолго до войны, задолго до революции. Я могу вас напугать, а вы подумаете, что я сошла с ума, – женщина ухмыльнулась.
Она прикрыла лицо ладонью.
– Если честно, то это неожиданно. Услышать такое не каждому суждено, – признался парень.
– Вы рассказывали о нашей вчерашней беседе кому еще?
– Нет, не успел. Да и пока нечего рассказывать.
Олег пожал плечами. Он еще не мог окончательно прийти в себя. Его план интервью сорвался. Но сделав какие-то пометки в блокноте, он решил отпустить беседу в свободное русло. Конечно, он сомневался в правдивости истории, но ему было интересно. В глубине души, он даже надеялся на то, что женщина запутается в своей истории, а он вдруг поймает ее на расхождении, или несоответствии выдумки с реальными событиями. Но, собравшись с мыслями, он предложил ей продолжить.
– Почему вы спросили меня о других?
Она снова окинула его своим взглядом. Добавила в свою чашку кипятка.
– Просто вам никто не поверит. Да и вы сами мне можете не поверить. Но вы первый, кому я это рассказываю. Мне осталось немного от этой жизни, и я совершенно не знаю, кем буду в следующей.
В комнате на какое-то время повисла тишина. Раздавалось лишь тихое и отчетливое тиканье старых часов на фортепиано.


Первая жизнь

Она отпила чай. Промокнула губы салфеткой.
– Я помню свое детство из середины позапрошлого века. Мои родители были крестьянами. Они работали в полях, на хозяйстве. Наш барин был достаточно зажиточный, и мы жили не впроголодь. Но и излишеств не было. Конечно, жили скромно. А когда крепостное право отменили, отец взял земельный надел. Но мало что изменилось. Как работали, так и работали целыми днями. Только зимой могли отдохнуть. Даже революция для нас прошла спокойно, работали сначала на хозяев, отдавали им оброк. Потом пришли большевики, все поделили, но земля осталась. Нас назвали колхозом. Опять стали отдавать часть урожая. Это была моя первая жизнь.
– Вы ее полностью прожили, до старости?
– Да, если так можно сказать. В то время 50 лет уже была старость. Тяжелый труд на земле здоровья не прибавляет. Да и медицина в то время была не такой как сейчас. В 21 веке я уже пережила всех, мне за 80 а я еще в твердой памяти и пока еще в рассудке. Вот сижу перед вами и рассказываю невероятные истории из прошлых жизней, – она засмеялась вслух. Она это делала так заразительно, что Олег тоже рассмеялся.
– Я никогда не дал бы вам 80 лет, честно, – признался журналист.
– Спасибо! Да, моя третья жизнь самая легкая из всех. Сначала было тяжело. Я была сиротой послевоенной, в то время это не было редкостью. Но я помнила свою прошлую жизнь. Я даже пыталась найти моих бывших родителей, ну тех, из прошлой второй жизни. Но я вовремя поняла. Я совершенно другая, посторонняя девушка, гораздо младше той, ее родной дочери, которую замучили фашисты. Мама к тому времени уже была больна, ее здоровье очень сильно ослабло, когда она получила похоронку. Я ничего не смогла сделать. Я уехала. Меня до сих пор мучает память о тех близких людях, которых я пережила. С первой, еще неосознанной жизни. Ведь, первую жизнь я не понимала, что со мной может произойти. Я жила обычной людской жизнью. Росла, влюблялась, рожала детей, и также как все обычные люди умирала.
– Вы находили своих родственников, детей?
– Да. Я говорила, что до войны была активной. Я нашла и свою могилу, и своих детей. Ну как вы представляете мое признание? Походит к взрослому мужчине девчонка, и говорит ему, что она его мать. Оказаться в психбольнице я не горела желанием. Я поняла это, смирилась.
– Но это ведь очень тяжело морально, узнать своих детей и никак с ними не… – Олег хотел узнать больше о переживаниях, но не смог продолжить фразу. У него у самого застрял ком в горле.
– Это очень тяжело. Поэтому я уехала подальше от своей первой родины. Когда поняла, что происходит, хоть долго не могла в это поверить, но была отчаянной. Наверное, поэтому и просилась на фронт, хотя в то время это было со всеми. Моя вторая жизнь была очень коротка.


Третья жизнь

– А эта жизнь была счастливой?
– Не знаю. Свою третью жизнь я полностью посвятила себе. Я никого не любила. Я работала на радио. Вела светскую жизнь среди богемы. Наверное, поэтому и сохранилась хорошо.
– Я и думаю - откуда у вас такой поставленный голос, – подметил Олег.
– Да, Олег. Именно так. Всю жизнь я ходила по библиотекам, читала книги. Ходила на спектакли в театр. Я знала лично многих артистов. Я совершенно не хотела быть ломовой лошадью, мне этого хватило в первой жизни. Но от старости все равно не уйти.
– Вы сказали, что никого не любили. Вы боялись?
Анастасия Николаевна замолчала. Она снова сделала паузу. Отпила уже остывшего чаю. Сложила руки перед собой, прикрыв одну ладонью другой руки.
– Настало время, когда я стала жалеть об этом, – призналась она, окинув взглядом свою комнату. – Одно время я стала очень высокомерной. Мне казалось, что вокруг собрались недостойные меня.
– Было некого любить?
В ответ она привычно пожала плечами.
– Олег, вы заставили меня задуматься об этом. Все может быть. В нашем светском обществе, редкий случай, когда чувства по-настоящему глубоки. Эти люди часто выставляют все напоказ, поэтому они и добиваются публичного успеха. Вся жизнь как мишура на празднике. Красиво, ярко блестит, но все кончается быстро, а потом протрезвление, похмелье. Вы, оказались правы. Среди них не было тех, кого я хотела бы видеть всю жизнь около себя.
– А как же другие, не в этом обществе? Вы разве не общались вне круга знакомых, – спросил Олег, забыв про блокнот.
Он уже давно не делал пометок в нем.
– Общалась. Я встретила человека, но было поздно. Во-первых, он не любил меня, женился на другой. А во-вторых, он был чертовски неграмотен. В современном мире допускать столько ошибок в письме и разговоре недопустимо. Это меня бесило. Но он был красив, в меру наглым.
– Поэтому вы брали мой блокнот?
– Да, молодой человек, именно так. Ах, если бы вы попались мне на глаза в мою молодость, – женщина стала потирать руки, как будто согревая их. Она ехидно ухмыльнулась, – Я предлагаю вам закончить на сегодня. А то я снова утону в воспоминаниях.
– Да, конечно, – Олег закрыл блокнот и спрятал его в кармане пиджака. Он встал из-за стола, аккуратно задвинул стул, – Но завтра я не смогу. Меня отправляют на освещение большого мероприятия. Можно с вами встретиться в это же время, но в пятницу?
– А сегодня у нас вторник? – уточнила Анастасия Николаевна, – Да! Хорошо. Я буду ждать, если доживу.
– Вы уж постарайтесь. Мне очень интересно. До свидания. – сказал Олег и скрылся за дверью.


Иринка

Командировка Олега затянулась на полторы недели. Одно большое мероприятия переросло в срочную поездку. Коллега слег с простудой, а назначенное важное интервью с чиновником уже было запланировано. Пришлось ехать в соседний район. Олег сначала хотел попросить товарища, подстраховать его и встретиться с Анастасией Николаевной, но представил, как это будет выглядеть. Каково будет удивление нового собеседника на рассказы пожилой женщины. Да и вряд ли она станет снова раскрываться перед незнакомцем.
По приезде, он направился в привычное время на встречу. За дверью никто не отвечал на звонки. Он прислушался – тихо. Простояв с десяток минут, услышал шаги с нижних этажей. Кто-то поднимался. Увидев мужчину с тяжелой сумкой, он спросил у него:
– Извините, вы Анастасию Николаевну не видели?
Сосед, помявшись на месте, поправил ремень сумки на плече, промямлил:
– Так это, ее похоронили вроде. У нее же ни родственников, никого не было. Таких быстро в крематории определяют.
 В редакцию Олег шел как тень. Он не замечал ничего. Сев за свой стол, уткнулся в свой блокнот. Он хотел сделать очерк о загадочной женщине, но не знал с чего начать, да и финал этой истории получался грустный и неоконченный. Он не слышал, как его позвали.
Вдруг к его столу подошла девушка. Она была красива. Блестящие глаза подчеркнуты длинными стрелками. Она светились. Ее русые волосы были завязаны хвостами. Нелепые цветастые штаны и яркая куртка-косуха выделяла ее из толпы. Она широко улыбалась.
– Привет, Олег! – вскрикнула она, и протянула ему руку.
– Привет! – недоумевая ответил Олег, но принял ее теплую ладонь.
– Пошли со мной. У нас много дел! – протараторила девчонка и потянула его за собой.
Она так быстро шла, что Олег как неуправляемый прицеп, шатался и спотыкался, еле поспевая за ней. Для него было полной неожиданностью такое поведение незнакомки. Через десять минут спешной ходьбы, они прибыли на место.
Олег стоял в ступоре. Он удивленно смотрел на знакомую дверь. Девчонка быстро достала ключи, и распахнула дверь в квартиру. Олег вошел за ней.
– Анастасия Николаевна? – спросил он, боясь показаться неадекватным.
Девушка раскрыла шкаф, достала из него бумагу.
– В этой жизни меня все зовут Иринкой, - представилась она и спросила, - Есть ручка?
– Да, вот, – Олег достал из кармана свой блокнот и ручку, протянул ее девушке. - Ты что делаешь?
- Договор подписываю. Я его до смерти оформила с пустой строкой, чтобы можно было себя вписать. Я же не знала кем я буду в четвертой жизни.
Она вписала свои данные в договор аренды квартиры. Проверила еще раз, пролистав его. Вернула ручку молодому журналисту.
- Мы с тобой не закончили интервью. Но мы теперь не будет сидеть в комнате. Пойдем гулять?
Она закинула руки парню на плечи. Взглянула ему в глаза. Ее взгляд искрился. Олег растерянно молчал. Он не мог поверить в происходящее.
- Пойдем, - тихо пробубнил парень.
- Я попросила небо о встрече с тобой. Чтобы я была молодая и красивая. Желание исполнилось.