Глава 10 Я с ним навеки...

"Я с ним навеки. Я его жена -

Надежный тыл в любую непогоду.

Его любовь ко мне – вот та цена,

Которой ради, я – в огонь и в воду!

И если вдруг настанет день такой,

Когда решит громить он бастионы,

Стоять я буду тихо за спиной.

Смиренно подавать ему патроны!"

© Светлана Чеколаева





Подхватив жену в последний момент, я быстро занёс её в пещеру и осторожно положив на импровизированную койку, сделанную из снарядных ящиков, принялся усиленно шлёпать по щекам. В свете коптилки, её, почему-то обожжённые, ресницы дрогнули и показались полные боли, слёз, и непонимания глаза.

- Митя…ты…ты, с ними, с этими гадами…с фашистами? - чуть ли не простонала она. "Как же ты мог?"

- Дура!!! Как ты такое могла даже подумать? - в сердцах матюгнулся я. «Это я для маскировки у одного фрица одолжил. Ему всё равно уже без надобности, а мне получилось в этом маскарадном дерьме через все их посты проскочить.

Эти твари уже повсюду. По крайней мере от Максимовой дачи аж до Куликова поля сплошной колонной идут.

– А наши ж где тогда? Где наши то, родной? Что же теперь будет - забилась она в истерике. «Ведь наше командование чуть ли не каждый день клятвенно обещало, что Севастополь не сдадим ни при каком раскладе, и враг найдёт себе здесь могилу».

Ответить я ничего не успел. В балке под нашей пещерой внезапно разразилась неестественная, дикой интенсивности, перестрелка. Было такое чувство, как вроде кто то пытался салютовать своей победе из всех стволов и калибров.

Судорожно схватив свой автомат, я уже было кинулся к выходу, но Ольга схватив меня за полу плаща, удержала, и быстро произнесла: «Не выходи, это не стрельба, это Серёга Мешков свой склад подпалил, приказ такой пришёл: «Уничтожить всё, что бы немцам не досталось».

Они всем взводом целый день его минировали, а когда уже шнур запалили и в машину заскочили, из облаков вдруг самолёт немецкий прямо над ними выскочил. Кинул всего одну бомбу, но и ту умудрился им прямо в кузов положить. Прямо на наших с дочками глазах это и произошло.

Мы кинулись к разбомбленной машине, а там всех в клочья, а Серёга в кабине с шофёром сидел, это его и спасло, хотя и ему тоже порядком досталось. Мы прибежали, а он лежит на земле, а из спины осколок торчит, и он ещё стонет. Еле-еле успели затащить его сюда, в пещеру , как склады и начали взрываться. С тех пор то затихают, то с новой силой взрываются снова, уже почти день так. У Серёжи я осколок вытащила, а он до сих пор без сознания вон лежит в конце пещеры.

– Что же ты дура-баба натворила! - в сердцах воскликнул я. «Скоро здесь фашисты будут, зароют его живым, и тебя дуру с нашими малышками за компанию рядом прикопают.

— Митя! - со всхлипом, истерично, отозвалась она. «Что я по-твоему должна была его бросить там умирать? Ведь это же он, твой старый друг. Он же нас сюда пустил спрятаться от бомбёжек. Он же и пайком своим делился с нами, иначе бы мы просто с голода померли, наверное. А я ему должна была нож в спину засунуть, рядом с тем осколком?- уже почти прокричала жена.

Я замолк призадумавшись. В голове билась единственная лихорадочная мысль: «Что делать? Как выйти из этой безвыходной ситуации». Но ничего путного не приходило на ум, да и наверное не могло прийти в принципе. Просто не было выхода ни какого.

Любой из вариантов заканчивался смертью, отличаясь лишь её причинами, но ни как не конечным результатом.

Загрузить их в мотоцикл и увести с собой? – вообще без вариантов. За первым же поворотом - либо наши, либо эти кыкнут не раздумывая.

Бросить их здесь? – тут лежит наш офицер раненый, тоже до первого фашиста.

«Что делать, что делать, что же делать»? — яростно пульсировала жилка на лбу.

Жена первой прервала гнетущее молчание: «Может не тронут немцы? Серёга уже в возрасте, форму мы с него стащили, напялили твоё гражданское, может и не убьют?

Да и на меня с малышками, тоже рука не поднимется может быть? – вопросительно произнесла Ольга.

– Это у людей бы не поднялась — прошипел я сквозь зубы. «А это нЕлюди. Их и зверями то сложно назвать.

Скорее бЕсы из преисподней. Они кровью нашей питаются похоже, и пустить её, это для них любимейшее из наслаждений.

"Маруську, нашу соседку, совсем девчонка была ж, помнишь наверное? - Так подырявил фашистский гад её как решето из своего нагана... Сволочь!!!" - в сердцах выпалил я.

Та закрыла рот ладонью, что бы не зарыдать и смотрела на меня так, что у меня остатки моего дряхлого сердца кажись разорвались в клочья.

Я подошёл к своим малышкам. Те, видимо после кошмаров последних дней, спокойно спали, мирно вытянувшись в ящике от снарядов, обняв друг-дружку и мирно посапывая.

И очень мне захотелось завыть в полный голос. От злости к фашисту, любви к ним, и полнейшего моего бессилия что то изменить в их судьбе. Теперь я уже, практически потеряв сознание, рухнул на землю.

-Что с тобой родной? Ты ранен? - прохрипела она, проводя рукой по повязке на моей голове.

– Да, чепуха это. Царапнуло немного, но скорее это не от раны, а от усталости и от голода. Не спал - не помню сколько, и не ел примерно столько же - еле смог я выдавить из себя заплетающимся языком, теряя сознание.

Пришёл в себя лишь после того, как она поднесла к моим губам кружку с водой. Жадно глотнул и сознание вернулось обратно. Опять мозг пронзила та же страшная мысль: «Что же мне с ними делать»?

Неожиданно меня осенило. Я кое-как стал на нетвёрдые ноги и строго скомандовал: "Берём Серёгу и несём в малую пещеру".

Аккуратно, что бы не причинить ему лишние страдания, мы взяли его на руки. Но видимо ранение было гораздо серьёзнее, чем показалось в начале, потому что он после этого так и не пришёл в себя. Дыхание его было хрипящим и прерывистым, так что я, многое повидавший за последнее время, грустно констатировал: "Не жилец Серёга. В госпитале может быть и вычухали его, но здесь ему точно кранты".

С превеликим трудом мы вынесли его из нашей, и затащили в пещеру рядом, поменьше и поглубже. Я замаскировал, чем попало, вход в неё, со словами: «Что бы ни случилось, вы должны остаться жить. А он пока без сознания, пусть здесь полежит. Время от времени приглядывай за ним, но только уходя, маскируй получше».

После этого я стёр со стены пещеры чёрную копоть, которой здесь было в огромном изобилии, и измазал сажей лицо дочек и жены, под её непонимающим взглядом.

«Фриц он себя шибко любит. Возьми ещё вот эту тряпку с кровью, что от перевязки Серёги осталась, засунь себе в нагрудный карман, и кашляй в неё что есть сил, когда они на горизонте покажутся. Туберкулёза эти твари как огня боятся» - только успел произнести я, как откуда-то сверху, со стороны города, послышался яростный рокот мотора, похоже, фашистского танка.

Этот звук я в жизни ни с чем не спутаю. Мерзкий рёв, с надрывом и постреливанием. Сколько буду жить столько буду его помнить. Резко задув коптилку, я пулей выскочил из пещеры, и залёг на обочине, недалеко от входа, взяв автомат на изготовку.

Секунды тянулись часами, и я был в полнейшем шоке. Мысли роились как мухи:

«Начну стрелять – их сгублю. Сдамся... – нет, не дождутся гады, это не вариант однозначно. Бежать – слишком поздно. И увидев убегающего солдата, эти гады вне сомненья прикончат тут же всех моих на месте. Да и без мотоцикла я никуда и не убегу, не успею, рассвет уже на пороге, а до наших, километров минимум пять-шесть осталось.

И тут я взмолился к последней инстанции: «Яяяяяшка!!!» - пролетела истеричная мысль. Она ещё не закончилась, а в нашей балке, похоже что огонь добрался до снарядов крупного калибра, разразилась такая сумасшедшая стрельба, что фашистские танкисты, видимо дико перепугавшись, со скрежетом врубили заднюю, и на полной скорости кинулись наутёк.

«Фууу. Пронесло. Слава тебе Господи» - пробормотал я, вытирая пот со лба. И тут только заметил, что моя верная супруга лежит рядом со мной на боевой позиции, вторым номером.

Я вскочил, поднял её с земли и горячо произнёс: «Мне… над к нашим… какой же я был дебил, что послушал тебя, и не отправил вас на Большую землю. Никогда себе этого не прощу. Прощай любимая. Главное - постарайся любой ценой выжить, и девчонок наших уберечь. Мне без вас, родные вы мои, нечего больше будет делать на этом свете».



Она кинулась мне на шею со слезами и горячо прошептала: «Родной мой, единственный мой! Я верю, верю, верю, что всё у нас будет хорошо» - последние слова прошептала она скороговоркой, захлёбываясь горькими слезами.

«Господь не оставит, остальное всё приложится. Я Его за тебя все ночи молила, видать он меня всё же услышал, раз ты до сих пор живым в том аду остался. Надеюсь и дальше не бросит. Иди, и возвращайся к нам с победой» - произнесла она, осеняя меня крестным знамением.

Я уже было вскочил на мотоцикл, но неожиданно заглянул в коляску, открыл багажник, а там недельный запас провианта фашисты припрятали. В основном галеты, но это лучше чем ничего.

Мы перетащили всё это добро в пещеру. Я попросил жену распотрошить пачки и сжечь упаковки от них, что бы фрицы не стали интересоваться их происхождением, и не навредили девчонкам.

Она пообещала всё это немедленно сделать. Напоследок впилась губами в мои губы, и были они горько-солёными от её горючих слёз. Охрипшим голосом я прошептал: "Прощай любимая. Постарайся выжить и детей сберечь. Мне ведь без вас нечего будет больше делать на всём белом свете" - ещё раз повторил я эту тираду, как какое то заклинание. После этого, стиснув зубы, и закусив до крови губу, я включил зажигание и рванул что было сил навстречу полной неизвестности.