Испанская история, фрагменты текста

1. ЭКАЯ БЕЗДЕЛИЦА

1993-й год. Испания. Приморский городок Сан-Педро. Оздоровительный бассейн Талассия на окраине города. Йодистый запах подогретой морской воды.
Я иду по гулкому коридору, разделяющему голубой оазис бассейна и многочисленные кабинеты спа-процедур. Моё тело, разомлевшее от долгого тридцати шестиградусного купания, торопится покинуть влажные пределы Талассии и остудить кожу «прохладным» двадцати шестиградусным морским бризом.
Неожиданно из бокового прохода прямо передо мной вышаркивает огромный сутулый старик и, покачиваясь на тонких ногах, заправленных в цветастые шорты, направляется к выходу. Его походка напоминает колыхание шлюпки в волнах на короткой береговой привязи.
Ускоряю шаг и, поравнявшись со стариком, пытаюсь протиснуться между ним и стеной коридора. Но сделав несколько опережающих движений, оставляю эту затею и, отступив назад, покорно пристраиваюсь за его спиной.
Что-то глухое, неведомое, похожее на электрическую силу отталкивания однополярных зарядов, удерживает меня от желания обогнать старика. Его громоздкие очертания заслоняют дальний свет в конце коридора и действуют на моё подсознание гипнотически что ли – спина представляется роковой преградой, обойти которую непозволительно.
«Что за чушь!» – думаю я и вновь ускоряю шаг. Но точно – хребет старика реально отталкивает меня назад и продолжает своё царственное колыхание во влажном сумраке туннеля.
«Ах, так! Ну, гляди, старый, «сам пришёл»» – ухмыляюсь я, припомнив название недавно открывшегося в Сан-Педро русского ресторана.
Я демонстративно сбавляю шаг и перестаю куда-либо спешить. Если честно, мне и спешить-то некуда – вторую неделю не случилось найти хоть какую-то работу.
И тогда, то ли озлобленный хроническим бездельем, то ли обескураженный тотальной «непроходимостью» старика, я придумываю себе странное занятие – частный сыск! Да-да, я сыщик – эврика! Мой профессиональный долг – избавить мир от паранормальной непроходимости этого доисторического реликта, а заодно сбросить «по ходу дознания» пару килограмм накопившейся в теле дрянной адреналиновой мути.
Я пристраиваюсь за спиной старика и начинаю сыск! Вот, что значит игра ума: моя незатейливая выдумка тотчас плавит унылое пространство коридора и будит во мне азарт криминалиста – чем я не Шерлок?
«Нэй, Огюст! – будто говорит мне дружище Холмс. –  Тебе же двадцать лет! Помни: жизнь – щедрая расточительная игра – твоя игра. И в этой игре ты обязан играть на выигрыш независимо от окончательного результата!»
                * * *
Перечитываю собственную запись: «озлобленный хроническим бездельем…». Хорош, нечего сказать! Окончил лучшее вachillerato* в Сан-Педро. Сам сеньор Пабло на вручении диплома тискал меня в объятьях и шептал прямо в ухо: «Иди, сынок, пусть дорога укажет тебе путь к счастью!»
И что? Всюду, где я пытался устроиться на работу, холёные менеджеры комкали мои документы, и отвечали, лыбясь, как раздавленные помидоры: «Сеньор Огюст, очень сожалеем, но ваше досье нас не убеждает. Позаботьтесь обзавестись протекцией».
Протекцией?! А где я возьму им эту протекцию? Мой отец – великий умница, но он простой рыбак и не вхож в денежные кабинеты. А протекция сеньора Пабло им нужна как дохлая рыба – вечно, мол,  этот школьный нянька своих бездельников пристраивает на тёплые местечки. У-у, сволочи раздавленные…
Я перевёл взгляд на объект сыска, точнее, на его совершенно лысый затылок.
«Старикан-то непростой, – подумал я, приметив необычайно развитые теменные бугры.
Помню, на уроках психометрии модница Эльза утюжила нас цитатами из какой-то тёмной книжонки: дескать, развитые теменные кости указывают на наличие в экстрасенсорике человека паранормальных способностей. Чушь собачья, но я запомнил. Может потому, что отец частенько говорил мне: «Наблюдай человека, так ты познаешь самого себя».
Пока я рассуждал о своей незавидной доле, старик набрал крейсерскую скорость и метров на десять ушёл вперёд.
«Э-э, дырявая субмарина, так дело не пойдёт! – я поспешил вослед старику. – И вообще, сеньор Огюст, ты сегодня сыскарь, поэтому не валяй дурака и «Fais ce que dois, advienne, que pourra!**». Лучезарный Марк Аврелий, благослови!
 
* вachillerato (исп.) – последние два выпускных класса испанской средней школы, аттестат зрелости
** Fais ce que dois, advienne, que pourra (лат.)— Делай, что должно, и будь, что будет.


2. СЫСК НАЧИНАЕТСЯ!

Как гребцы на двухместном каноэ, мы синхронно движемся по извилистому каньону коридора и через пару минут оказываемся в просторном вестибюле.
Старик тормозит возле стойки ресепшн, что-то говорит консьержке, та улыбается и подаёт конверт. Мой визави долго рассматривает депешу, видно, собирается с мыслями, затем размашистым движением вскрывает печатку и погружается в чтение. По мере того, как его глаза перебегают с одной строки на другую, корпус старика медленно разворачивается в мою сторону.
Наконец, он прекращает читать, поднимает глаза и фокусирует взгляд прямо на мне. Я едва успеваю увернуться от выпущенных в меня двух колких смоляных стрел и сменить на лице выражение охотника на гримасу беззаботного гуляки.
В вестибюле много народа и довольно шумно. По рассеянному состоянию старика я понимаю, что стрелы, выпущенные в мою сторону, предназначались вовсе не мне, а кому-то другому, о ком, видимо, сказано в депеше.
Дальнейшие события показали, что я ошибался – стрелы предназначались мне. Однако сейчас его видимое «безразличие» лишь добавляет моим действиям уверенности, вернее, наглости в исполнении задуманного шпионства.
Почти не таясь, я наблюдаю как старик тщательно мнёт бумагу, затем резким движением руки бросает комок в урну, будто освобождается от тягостной нужды. С минуту стоит неподвижно. Убедившись, что комок исчез в урне окончательно, старик расправляет сутулые плечи, выпячивает подбородок и, ещё раз выпустив в мою сторону стрелу «с прищуром», решительно направляется к выходу.
Я отправляюсь за ним. Эпизод со стрелами, едва не проткнувшими меня пару минут назад, рассыпается в памяти, и я беспечно забываю былую опасность. Так волна, при ударе о волнорез, крошится на миллионы незначащих брызг и перестаёт существовать как самостоятельная форма, только что обладавшая важным или даже бесценным содержанием.
                * * *
Наше «двухместное каноэ» пересекает бурлящую гавань вестибюля, проходит "пороги" вращающихся проходных дверей и оказывается на ступенчатой отмели огромного уличного океана. Я крадусь метрах в шести от старика. А он всё время прибавляет шаг, будто сбрасывает с сутулых плеч мне под ноги мгновения своей прожитой жизни.
Видимо, действия старика не были моей эмоциональной придумкой, потому что – это я запомнил хорошо – первые сотни метров уличной ходьбы реально давались мне с трудом. Нет бы остановиться, раскинуть мозгами – куда там! Дискомфорт ходьбы в ответ на действия старика только увеличивал в моём сознании кураж преследования. Меня буквально распирало от молодецкого задора и интриги происходящего. Ведь я погружался в чужую тайну!
"Эх, быть бы мне писателем! – подумалось тогда. – Вот она книга! Судьба сама подносит перо – пиши!"

(Продолжение следует)