алколь бессонной ночи

 Солнце, бдительным оком одноглазой мачехи, кружило по горизонту и не было ни малейшей возможности скрыться от непрошенных гостей: полярный день, незаконнорожденный сын дня и ночи, завалился ко мне пьяным северным летом и привёл спутниц. Одна из них - Отчаяние, оказывалась рядом со мной каждый раз, когда я открывал газету или сайт с вакансиями. Плутовка наклонялась ко мне, заглядывала в глаза бездонными пустыми глазницами и по костлявой щеке её непременно струился чёрный ручеёк слёз эмпатии.

 Уставившись осоловевшими глазами в решётку  возможностей, что предлагал рынок труда, я пытался примерить социальные роли должностей и не видел в них себя. А, если мне казалось, что видел, то я не подходил из-за отсутствия опыта, стажа, навыков, знаний и умений. Требования, требования и ещё раз требования. Они нагромождались строчками вакансий, образуя забор небоскрёбов, вокруг «радужной» и неизведанной страны трудоустройства.

 Становилось очевидным - путём родителей мне не пройти.  К любой карьере и росту в одной узкой специализации я относился пренебрежительно - не мог себе представить, чтобы я занимался одним и тем же делом всю жизнь. Просиживать жизнь в офисе перед компьютером было для меня сродни пыткам современной инквизиции. Поэтому я искал приглашения в ученики или работу без опыта в какую-нибудь интересную и любопытную мне рабочую среду. Я знал, что не хочу, но чего я хочу - не знал. Я понимал, придётся сменить множество работ, понять, чего я стою и где мне хорошо. Особенное и угрюмое чувство вызывал вопрос о том, как жить на ту ренту моего времени и труда, что предлагали работодатели?

 - Да, хоть говночистом! Хоть говночистом, хватит сидеть без дела! - Говорила мне мудрая мама после месяца моих бесплодных поисков.

 Я устало щелкнул по кнопке сна компьютера и прошагал осторожно на носочках к постели, пытаясь не шуметь. Отчаяние развалилась в моём кресле и листала газету с вакансиями, скрипуче посмеиваясь. Я зыркнул недобро в её сторону и, забираясь под одеяло понял, что там уже дожидается меня другая её подруга - Одиночество. Ложе превратилось в неудобную стеклянную и холодную полку холодильника, когда она обняла меня и жадно поцеловала.

«Таааак, заснуть не удастся»..

Я выбрался из её объятий и прошёл на кухню, где коротал ночь папа, неисправимый филин.

- Не спится, сына? - Подмигнул он мне.
- Та, да. Дай свою сигарету, пап.
- Пшеничную? - Он так называл сигареты с фильтром. - Помни, сына, сигареты чужие, а здоровье - твоё.
- Хорошо, - сказал я, закуривая.

 Напротив стола, у окна висел маленький телевизор.
«...и я, Мандрей Балдахов, приветствуем вас в студии последнего канала. И сегодня мы поговорим о жилом строительстве...»
«...по какой такой причине, уважаемый Зефир Прустович, в вашем новом жилищном комплексе на миллион квартир снова не оказалось места ни для детского сада, ни для школы, ни для поликлиники?!»
«...а я отвечу, достопочтимый Светлояр Бонифатьевич, что целевой аудиторией данного жилого квартала.. элитных студий класса люкс.. площадью 15 метров квадратных.. являются молодые люди-профессионалы, не обременённые тяготами семейной жизни. К тому же не забывайте и то, что ресурсы наши ограничены...»
«...да, но вы понимаете, что уже в этом сентябре в школах, которые находятся в соседних районах будут 33 первых класса по 55 человек! Будут учащиеся и 1го Ы и 1го Ъ, и 1го Я класса?..»
«...я понимаю ваше негодование, но и вы поймите, что мы получаем деньги не за строительство школ, садиков и поликлиник, а за строительство жилья и с этой частью наших обязательств мы успешно справляемся уже которое десятилетие...»
«...напомним нашим телезрителям, что в одном только N-ске родители 155 первоклашек были вынуждены переехать в близлежащие посёлки, для того, чтобы их дети смогли получить среднее образование, но так и не смогли найти место, чтобы припарковать свои автомобили...»
«...Продолжим после рекламы, не переключайтесь...»

 За окном, на крыше соседнего дома истошно кричали птенцы бакланов, дожидаясь старших кормильцев с едой. Я подошёл к окну, выключил телевизор и высунулся в распахнутую дверь лета, любуясь радостью крупных серых сорванцов от возвращения родителей. Обернувшись, я увидел на столе у отца бутылку и три рюмки. Он сидел в позе полной готовности, дожидаясь меня.

- Оп-па! А что это у нас тут такое? - Спросил я удивлённо.
- Эфир ночей, Женька! Верный спутник безработицы.
- Да?.. Тогда наливай!

 Рюмку за рюмкой мы пили алколь бессонной ночи. Третья подруга полярного дня восседала во главе нашего стола. Она положила свою эффектную грудь на столешницу и, поставив локти на стол, поддерживала красные щечки своей красивой головки кулачками, пытаясь не заснуть. Её звали Веселье. Отец посмотрел на пустую третью рюмку, наполнил её, поставил бутылку и рассказал историю об одном своём сослуживце, невольно подтверждая ироничную женскую мудрость о том, что рассказы мужчин - это либо бесконечные байки о службе в армии, либо откровенное враньё.

 «Как ты знаешь, проходил я сверхсрочную в ВМФ страны, которой уже нет. И были мы в Красном море. Суэц. Египет. Никаких подробностей. Начало семидесятых. Боевые действия уже закончились. И нас там вроде бы и нет, как и боевых действий. И всё же мы там. Состав команды многонационален, но особое внимание привлёк именно этот персонаж. О нём и сказ.

 Звали его Андрес. Латыш. А что у латыша, Женька? Правильно, «это» да душа! Деревенский, он плохо говорил по-русски. Ни на Андрея, ни на Андрюху, ни на Андрюшу, ни на Андрюшку не отзывался. Отказывался вовсе понимать, как столь благородное имя, как Андрес, может быть переврано столько раз, да ещё и обозначать одного и того же человека.

 Он был высокий и крепкий богатырь с соломенной шевелюрой.
 Общение с ним происходило следующим образом: ты ему говоришь, что от него хочешь и ждёшь ответа. Всегда требовалось некоторое время и по движению глаз Андреса было видно, что он переводит твои слова на родной язык, отвечает на него по-латышски и уже потом переводит тебе на русский свой ответ. Чтобы паузы между вопросом и ответом не были слишком продолжительными, Андрес приноровился сразу отвечать «да» при утверждении и «нет» при отрицании.

 Нужно также отметить, что любил он в своей жизни не многое, а именно - маму, латышек и рыбалку. Безумно и неистово.
Был день ВМФ. После всех торжеств я увидел его, перебегающим с камбуза в сторону кубрика, который мы делили на двоих. Грудь его парадной белоснежной галанки была испачкана кровью. Я оторопел и уже думал, что он ранен. Я подбежал к нему и, ощупывая его грудь, понял,

- Андрес, что за порнография?
Пауза. Движение глаз. Ответ.
- Да.. это.. небольшая.. домашняя.. работа.. Алекс. - Он достал из-за пазухи кровавый стейк разделанной рыбы.
- Шарик, ты - балбес? У тебя несколько часов, чтобы привести себя в порядок! Утром на борт поднимется тот, чьё имя не стоит называть в суе!
Пауза. Движение глаз. Ответ.
- Да..У меня.. имеется.. запасная.. фланка.. Алекс.. Не волнуйся.
- Что ты задумал?
Пауза. Движение глаз. Ответ.
- Да, Алекс.. Рыбалка.. Тебе ли.. не знать.

 Я махнул рукой и занялся приготовлениями к завтрашнему утру: побрился, умылся, почистил зубы, начистил парадную форму и лёг спать. Заснул крепко, но под утро проснулся от звука падающего сверху тяжёлого мешка. Отодрав голову от подушки своей шконки я увидел Андреса-бойца в необычной позе. Он сидел верхом в проёме ломатора - единственного окошка нашего тесного кубрика, согнув шею, чтобы не упереться в подволок. Одна нога его была в кубрике, другая же за бортом. Нужно было видеть его лицо в тот момент! Всегда спокойный и флегматичный в жизни, сейчас он отыгрывал на Оскар, Пальмовую ветвь Канн и Медведя Берлинале одной мимикой. Я вскочил и взял его руку, пытаясь разобраться, в чём же дело.

- Что ты там делаешь, балбес?! - Прошипел я.
- Акула, Алекс! Я поймал акулу! - Гордо прошептал он, корчась от боли.
- Да! Но для меня очевидно, что это она тебя поймала! - Ещё помню, удивился, как он быстро ответил.

 Я заглянул в ламашку и увидел его вторую ногу с крепко привязанной к лодыжке верёвкой, на поверхности вод бесновалась серая рифовая акула длиной метра два - под стать нашему герою и выписывала такие фортели, что нога Андреса совершала немыслимые акробатические движения в воздухе. Он использовал вместо лески - кручёную  верёвку, джут. С одного конца прочно приделал внушительный крючок, наживил его кровавым стейком, а другой привязал к лодыжке. Забросил в открытое окошко снасть и лёг спать на свою шконку второго яруса. Клюнув, рыбка скинула рыболова с койки, протащила по кубрику и вытащила его ногу-удочку за борт.

 Я нашарил острый шкерочный нож-сувенир в тумбе и твёрдо проговорил своему соседу,
- Тебе придётся мне помочь! Я вытащу тебя насколько это возможно, но ты должен упереться свободной ногой о стенку и тянуть вместе со мной! Скажи, когда акула даст слабину! Вот, нож! Ты должен перерезать веревку сам, а я буду тянуть. Хорошо?

 Он кивнул, но мне показалось, что он был разочарован, как рыбак, который упускает свою самую крупную добычу.

 Я обхватил его корпус и начал тянуть, только когда он крикнул, - Давай!
Я вытянул его ногу из ломатора как раз для того, чтобы он упёрся свободной ногой о стенку и смог подтянуть ногу с привязанной веревкой, перерезал её и мы рухнули вместе на пол».

 -  Я налил эту рюмку, Жень, чтобы почтить память Андреса, который никогда больше не увидел мать, не поцеловал любимую и не рыбачил. При возвращении из похода, у берегов Португалии он прыгнул за борт. «Стоп машина! Человек за бортом!» Бросают ему спасательный круг, а он отталкивает его и гребёт к берегу. Такой поступок, если ты не знаешь, в то время расценивался как измена родине и карался смертной казнью. Замполит лично швырнул гранату ему вслед и бросавшему не нужно было попадать в пловца - подводная ударная волна разорвала внутренние органы моего невезучего кореша и подняла его безжизненное тело вместе с несчастным косяком рыбы на поверхность прибрежных волн.

 - Так, полуночники! - Прокричала мама в приоткрытую дверь кухни. - По шконкам, лоботрясы!

 Мы вывалились из прокуренной кухни и, поцеловав её в обе щёки, разошлись по комнатам.
 Мне снились прозрачные воды Красного моря и разочарованные глаза Андреса, который упустил свою самую большую рыбу.