Сегодняшний разговор с героем повести

  Мы сидим на стульчиках под навесом во дворе у Владимира Петровича. Приятно пахнет скипидаром от сосновых заготовок для ворот. Под навесом верстак, циркулярка, фуганок. На верстаке долото, бурав, киянка. Под верстаком стружки, древесная мука. Я, смеясь, заглядываю в его глаза, в которых тоже бегают смешинки.

Полуседой бравый, выглядит крепышом, хотя уже перенес два  инфаркта. Владимир Петрович покашливает.
----  Простыл где-то? – спрашиваю я сочувственно.
----  Какое там! – отмахивается Владимир Петрович. – Вот древесной пыли нахватался, забил ею лёгкие. Лечусь, а толку мало.

----  Марлевую повязку надевай, когда работаешь в мастерской, или респиратор, - советую я.
----  В респираторе душно, а марлевая повязка плохо спасает. Спасибо, что заехал ко мне.

----  Работаю на зернотоке в Березовке. А тут всего-то семь км! Как не завернуть! Вот, заехал расспросить о твоей дальнейшей жизни после 1948-го года. Мне, да и читателям, наверное, интересно, как ты «докатился» до вот такой жизни, до сегодняшнего дня, до сидения под этим навесом, возле вот этого верстака…

----  Да как, так же как и все. Жил, жил, не тужил, и вот дожил…
----  А подробнее? - настаиваю я
----  О, долго рассказывать!
----  Я никуда не тороплюсь, ты, я вижу, тоже. Рассказывай.
----  С какого момента начать?

----  С того момента, как вы отведали чистого степного хлеба.
----  Да… Очень вкусным он оказался!!! До сих пор запах его и вкус чувствую! Никогда после не испытывал такого блаженства!
----  А с лошадьми-то когда завязал?

----  Тем же летом. Не захотел работать с Можаевым. Хитрый и ленивый дед! Когда выгнали лошадей в ночное, он опять сбежал на ночь к бабушке под бочок, и я опять  остался один с лошадьми. Как всегда я со своей рабочей кобылкой  спрятался в кипрее. Но среди ночи слышу, кони захрапели, зафыркали, шум, топот. Производитель заржал, забегал вокруг табуна. Я отвязал кобылку, погнал её вокруг лошадей, а жеребец прямо на меня летит. Едва я увернулся. Я щёлкаю бичом, кричу, жеребец бьет копытом, храпит. Наконец тише-тише, все успокоилось, а утром, на  свету увидел, что волк погрыз  жеребенка. Он жив, но стоит в сторонке, весь покусанный, дрожит. Когда приехал Мазай, я не сдержался и стал ругать его:

---- Старый! Греешь спину возле бабушки, а я тут один…
----  Ты что!!! Чего я тебе спогався?! – отбился от меня Можаев. – Не уберег лошадей! Отвечать будешь!
--- Но отвечать не пришлось. Жеребенок выжил, но все равно пропал, достигнув полутора лет. Оказывается, волк прокусил ему прямую кишку. Там выросла шишка и закрыла проход.

----  После этого случая я категорически запротестовал: Не буду с ним работать! Тогда мне дали пару хороших лошадей, я съездил за косилками в Абаканск, и все лето работал на сенокосе.

----  Ты же говорил, что перед армией работал на тракторе?
----  Да, работал. В 1952 –м году меня направили в Минусинск на курсы трактористов. Я два месяца проучился, поголодовал там, (домой-то не наездишься), и бросил учебу. Но весной меня все равно посадили на трактор. Дали хорошего учителя. Я с ним поработал в паре, а потом стал работать самостоятельно.

----  Перед армией меня в ночь направили пахать. Завтра в армию, а я в поле пахать поехал. Смешной случай произошел в ту ночь. Я тогда наехал на скрытый в земле пень и сломал каретку гусеницы. Пригнал трактор к кузнице, а сам пошел в баню. Почему-то свет тогда в бане не зажигали. Моюсь и слышу, что в бане кто-то есть еще. Я начинаю плескаться, и он начинает плескаться. Спрашиваю: кто здесь? В ответ молчание. Опять спрашиваю: кто здесь? Наконец слышу голос соседки-старушки: Я это, Володя. Постираться пришла. Мойся, мойся, все равно ведь ни ты меня не видишь, ни я тебя.

----  Где служил? – задаю я наводящий вопрос.
---- На Востоке. Камень-рыболов. Слышал о таком городе? Близко китайская граница. Нам, деревенским лаптям, интересно стало посмотреть китайскую границу. Человек десять собрались и направились к границе. Идём, ничего не видим, вдруг перед нами, как из-под земли, вырастают автоматчики.

 «Стой! Кто идет!?» и автоматы на нас направили. Уже через несколько минут катит к нам «Газ-63» с сиденьями в кузове и там автоматчики. Увезли нас на заставу. Там допросы, запросы в часть, запросы домой в военкоматы. Мать потом мне письмо присылает: «приезжал из военкомата военный, спрашивал, не было ли у меня желания пересечь границу». Наказали нас тогда в части. Перед строем отругали: «Не вздумайте, кто еще смотреть границу!»

----  А на шофера когда выучился?
----  В армии. Направили нас в училище выучиться на автослесарей, но потом сменили направление и обучили на шоферов. Меня, как примерного, назначили помощником командира автовзвода, потом командиром взвода.
----  Прослужил я три с половиной года, когда умерла мать. Младшего Витю к тому времени тоже призвали, а меня демобилизовали, потому что остались сиротами 15-ти летняя Валя и 12-ти летний Саша.

----  Заехал я к сестре Нине в Калинино, что под Абаканом. Она хотела меня устроить в колхоз. Пошли мы к председателю, и он говорит: «Вот есть старый «ЗИС-5» Бери, отремонтируешь и будешь работать. Квартиры нет!» Сестра повела меня к тетушке по отцу. Та говорит: «Живи, Володя, угля мне привезешь, и за постой платить не надо».  Однако приезжаю я в Новоберезовку к Анне, та бойкот мне устроила: «Я не останусь с Сашкой! Он такой бойкий! Свяжется с нехорошими друзьями, что я с ним буду делать? Оставайся в Березовке!» Председатель колхоза Киреев Василий Степанович рядом жил. Позвала она его на вечер, выпили. Я тогда совсем не пил. Он и уговорил меня: «Оставайся! Вот я кладу руку на сердце, придет новая машина – будет твоя. А пока поработаешь на полуторке».

----  Ну, остался я, привез сестру и брата. Было это в январе, а 14-го октября пришел в колхоз новый «ГАЗ-51». И закружился я в работе! Кто помер, назначают меня, надо кому-то в больницу – опять меня, на свадьбу – меня, срочный груз – меня. Ну а как иначе? Новая машина, совершенно не выпиваю. Поднимай в любое время, и я готов, и машина в порядке. Произошел тогда  ещё один курьёзный случай. В два часа ночи поднимают меня. Одной женщине стало плохо. Срочно надо в Идру к врачам. Везу я её, а дороги-то были грунтовые, а я тороплюсь. Трясет и колдыхает на ямках и ухабах. Слышу в кабине - вонь несусветная! Я форточку открываю, но и это не спасает. Едем, половину пути уже проехали.

----  Володя, остановись, - вдруг просит больная.
    Останавливаюсь. Она выскакивает, прячется за машину. Слышу там характерные звуки. Долго она там сидела, потом садится в машину и говорит:
----  Володя, поворачивай обратно.
----  Почему, - спрашиваю.

---- Легче мне стало, - говорит. – Ты, говорит, прости меня, дуру. Это мы в ночь работали в подтоварнике, обрабатывали горох… Ну, я и набрала карманы, а дома поджарила и наелась.

----  А Наташка-то Куклина тебя дождалась? – спрашиваю.
----  Где там!!! Такая бойкая не могла  долго ждать. Еще до армии, когда я ещё был дома, она вышла в Абакане замуж, развелась, еще раз вышла, Я даже не знаю, где она сейчас.

----  А ты-то когда женился?
----  О, это отдельная история!
----  Расскажи! – загораюсь я нетерпением.
----  Рассердился я после Наташки на девчат. Все они мне казались неверными. Три года не женился. То с одной подружу, то с другой, а жениться не хочется. Но приехал дядя по матери Пряников Николай Никифорович и говорит:

----  Володя, до каких лет ты будешь в холостяках ходить?
     Собрал он родственников и спрашивает:
---- С какой ты сейчас дружишь?
----  С Марией, и называю фамилию. Хорошая девчонка!

     А Аннушкина свекровь и говорит:
----  Наливное яблочко, но с червячком внутри…
----  Что такое «с червячком внутри» я не понял, а свекровь и начала перебирать всех родственников Марии. Дала им характеристику. «Вот, говорит, к Склизковым из Черногорки приехала дочь, Тася, если её возьмёшь, будешь счастливым».

----  На Михайлов день пошли мы сватать Тасю. Уговариваем Тасю, уговариваем мать, а они ни в какую: «Да, какая нужда!? – говорит будущая тёща. – Одна она у меня осталась. Все старшие поразъехались». Тесть молчит.  Хороший был у меня тесть! Герасим Склизков. Умный, рассудительный. Еще при батюшке царе Георгиевский крест заслужил. В Отечественной участвовал. Лошадей любил до смерти.

---- Я сватаю, настаиваю. Но Тася тоже отбивается: «Да куда я от мамы!?» Я тогда делаю «ход конем», беру её за руку, веду в горницу за филенчатую дверь. «Дайте, говорю, нам один на один поговорить». Там, один на один уговариваю. Она - ни в какую! Однако, я беру её за руку, вывожу в прихожую и объявляю: Вот Вы, мама, говорили, что Тася не хочет, а она согласна!»
 
----  Ах ты, обманщица!!! - В сердцах закричала тёща. – Да зачем ты  оставляешь меня одну?!
----  А отец?! – вставляю я, а сам смотрю на Тасю, не дай Бог она, все-таки, откажет. Тася молчит. Ни да, ни нет не говорит. Согласна, значит.
----  Не утерпел я в тот момент даже похвастаться: «Вы, говорю, мамаша, еще любить меня будете крепче, чем своих родных детей»

  И в самом деле, по прошествии десятка лет, тёща призналась: «Володя, а помнишь, ты мне говорил, что я буду любить тебя? Правду ты говорил».
----  Крепко подружились мы и с тестем. Но он был способен только к лошадям, топорища хорошего в хозяйстве не имел. Но я хорошо ему помогал. Разбили сад, построили времянку, баню. Я перевез из Шадрино амбар и поставил избу в Новоберезовке возле зерносклада. Через четыре года купил дом по этой же улице.

----  А как же ты в руководителях-то оказался?
----  О, это опять история! В 1962-м году в Новоберезовке был председателем сельсовета пьяница, бывший фронтовик. Не буду называть его фамилии. Пришел он однажды к продавщице домой в три часа ночи, пьяный, кричит: «Дай бутылку водки!» Она отвечает: «Я домой водку не беру». «Открывай магазин!» «Не открою» - отвечает продавщица. «Как не откроешь!? – кричит председатель, - Я – советская власть!!!» «Не пойду!» - уперлась продавец. «Ах, не пойдёшь?!» – кричит председатель, и взялся крушить у неё в доме мебель, разбил радиоприемник. Кое-как она выпроводила его и пожаловалась в район. Из Идры приехали и начали подбирать новую кандидатуру на должность председателя. Долго подбирали. Некого! Нет грамотных мужиков.

 Председатель колхоза и говорит: «Есть у меня в колхозе честный, непьющий, добросовестный шофер и называет меня. Вызывают меня в сельсовет, предлагают: «Пойдешь в председатели?» Да не просто предлагают, а приказывают: «Пойдёшь!». Я отказываюсь: «Какой из меня председатель?! Я  даже семи классов не окончил. Да и не хочу я!» «Пойдёшь! - говорят мне. - Партия приказывает!»

  «Беспартийный я, и даже не комсомолец», - говорю. «Выучим, отвечают. – И в партию примем!» «Не пойду!» - упираюсь я. – Зачем мне власть? Мне и в шоферах хорошо». « Ты что, - спрашивают, - против политики партии? Против советской власти?!»

 Тут уж я согласился, как пойдешь против советской власти!? Избрали меня председателем, потом отправили учиться в Минусинскую совпартшколу. Четыре года я отработал в Новоберезовке, потом сосватали меня в Екатериновку. Ихнего председателя, Королёва, перевели в замы к председателю райисполкома. Я не хотел уезжать из Новоберёзовки, но меня уговорила Тася. Ей показали буклет с машиной марки «Жигули», пообещали выделить в первую очередь. Она и согласилась.

     Я заглядываю в раскрытую дверь гаража, спрашиваю:
----  Это тот самый «Жигуль», которым тебя переманили в Екатериновку?
----  Да, тот самый, - отвечает Владимир Петрович.
----  И сколько ему лет?
----  Сорок один!

----  Ого! – невольно восклицаю я, - А выглядит  почти как новый.
----  С этим «Жигулём» тоже была история, - рассказывает далее Владимир Петрович. – Пришел в район этот «Жигуленок», и выделили его Летягину. «Ты у нас заслуженный педагог, - сказали, - Тебе и владеть этой новинкой». Это был первый «Жигуль» пришедший в район. Но Летягину кто-то наговорил про «Жигули» всякую всячину. Что и не наши они, а итальянские, что в нем все компактно, все сварено, все незаменимо, не поддается ремонту, и что СТО по «Жигулям» нет.

---- Не нужна мне такая машина! – заявил заслуженный учитель. – Если придет «Москвич», дайте его мне.
----  Я при этом оказался свидетелем, говорю: «Дайте его мне».
----  А ты стоишь в очереди? – спрашивает председатель райисполкома
----  Стою, - отвечаю.

---- Забирай, - говорит председатель.
---- И вот уже сорок первый год бегает мой «Жигуль». И ничего в нем не сварено, и ремонту он поддается. Я и ремонтировал его мало. Бегает!  Вот бы еще самому малость подремонтироваться…
-----  Ремонтируйся и живи, - говорю я Владимиру Петровичу при прощании. – Прадед твой жил 116, и тебе дай Бог прожить не меньше.