В Медвежьем углу. Ч III. Раненый коршун

Фото: https://m.fotostrana.ru/public/post/235534/430345661/
Товарищ мой не шевелился. «Оцепенел. Будто был кто подле меня» – как он мне написал и прибавил: «Ну не знаю, словно из иного мира».
Постепенно страх – батюшка в который раз не преминул вставить: «бесовский»  – отступал, а зашевелившийся язык снова начал повторять слова Иисусовой молитвы. Место же страха, только уже не в душе, а в теле, властно занимал окутывающий, словно выползший откуда-то из-за деревьев и пробирающий до самых костей, холод. Вполне земной. Батюшка подтащил к себе рюкзак и стал распаковывать его.
Городской житель, в Академии деливший время между аудиторией, библиотекой и храмом, он не умел собрать рюкзак – что-то да не впихивалось. Присутствовавший при этом  Болгарин, усмехнувшись, помог: так все сложил, что даже место свободное осталось.
И вот к радости товарища моего аккурат сверху свитер лежал. Теплый. Связанный женой хуторянина. Быстро напялив его и почувствовав как уходят остатки сна, батюшка, скрипнув коленками, поднялся на ноги, предварительно не очень-то умело повязав портянки и с неохотой натянув болотные сапоги, встряхнул слегка натертые с непривычки лямками рюкзака плечи.
Да, страх улетучивался, но ощущение присутствия чего-то иного подле не прекращалось.  В помощь к усеявшим небо звездам выплыла луна, осветившая небольшую, затерянную в бору поляну. Тени деревьев казались живыми и даже желтая благодаря сиянию луны и блестящая от росы трава, мнилось батюшке, о чем-то собирается ему поведать.
Он медленно пошел вперед, толком не осознавая – зачем. И в метрах четырех вдруг едва не споткнулся о лежащую на траве птицу. Живую. От орнитологии товарищ мой был далек, но идентифицировал в птице коршуна, заметив у него перебитое крыло.
Какое-то время батюшка оторопело смотрел на птицу, понимая, что ей надо помочь, но не представляя – как? Он сел на корточки и взял коршуна в руки. Тот оказался непривычно тяжелым, но при этом смирным. Только смотрел уж очень внимательно. «Словно пес Болгарина» – говорилось в письме.
И еще почудилось товарищу моему, будто разум у коршуна наш, человеческий, и сам он – волшебный. И оказалась здесь неспроста. Прочитав слово «волшебный» я, признаться, поначалу усмехнулся в усы. А потом представил: окажись я в том дремучем лесу, ночью, в полнолуние, один, подле птицы, пялящейся на меня человеческим взором – небось о том же подумал.
Странно, что вообще кто-то мог ранить коршуна, разве что человек. Но что-то батюшке подсказывало – люди в такую глушь если и забредали, то редко. А рана в виде поврежденного крыла у коршуна была свежая.  Вот поди теперь, разберись, кто нанес ее.
В общем, товарищ мой снова аккуратно положил птицу на траву и стал рыться в рюкзаке, в поисках врученных ему Болгарином лекарств.  Вообще оные несколько раз в письме он назвал зельем. Нашел. Принялся вспоминать: какое для чего. Словом, смазал поврежденное крыло первой попавшейся под руку мазью. «Кое-как» – признался батюшка. Возможно, даже во время  неумелых процедур коршуну и больно было. Но терпел. «Только смотрел – сказано в письме – нашими, людскими будто, глазами».
Товарищ мой толи лишние мысли, которые непрошеными гостями в голову лезли, прогоняя, то ли осознавая особость птицы, взял и  рассказал ей всю  историю про дулепа и дочку хуторянина, вот как мне в письме, ничего не пропустив, а может даже кое-какие подробности прибавив.
Коршун слушал внимательно и от его присутствия на душе стало совсем спокойно и даже хорошо. «Благодатно» – было сказано в письме и наставительно подчеркнуто: «Ибо, как ты помнишь, всякая душа хвалит Господа». Товарищ мой еще в Академии отличался тем, что во всем видел Божий промысл. Не то что мы, его одногруппники-балбесы.
В завершение процедуры батюшка не преминул покропить раненое крыло святой водой.
– Что ж мне делать-то теперь с тобой? – спросил, опустив птицу обратно на землю.
В самом деле, оставлять ее так было нельзя – зверь враз задерет, а летать коршун, как полагал  товарищ мой, еще долго не сможет. 
При этих мыслях он протяжно зевнул: «Сон вдруг отчего-то – прочитал я в письме – одолевать начал. Хоть вот с минуту назад из-за ночной свежести бодрость царила в чреслах. Чудеса прям». 
Батюка решил вздремнуть с минуту, а потом и думать: как дальше быть с птицей. Опять привалился к дереву, положил совершенного смирного коршуна рядом с собой, облокотился на рюкзак и прикрыл веки. 
Разбудил его гомон птиц.  Открыв глаза, он увидел напротив себя с любопытством разглядывавшего его серого зайца, который, заметив как батюшка зашевелился, в два прыжка оказался в ближайших кустах. А вот коршуна под рукой не было.  «Чему и я не удивился вовсе» – было сказано в письме.
Продолжение следует.
7 – 10 марта 2021 года. Чкаловский