О бедном гусаре. Начало

На высоком холме у озера ветер не спеша раскачивал макушки стройных сосен. Воздух был наполнен запахом аира, сосны и луговых трав. Пение птиц будоражило тишину соснового бора и разносилось далеко по окрестностям.
Хутор Новоселянинский просыпался и готовился к новым трудовым свершениям. Избы, крытые камышом и соломой, испускали запах аппетитного, свежеиспеченного хлеба и парного молока. Крестьяне выгоняли из дворов коров, баранов и лошадей, которые шумной толпой спешили на пастбища. В сараях озабоченно хрюкали свиньи, требуя свою долю внимания у хозяев. Повсюду кудахтали куры, и кукарекали петухи. В озёрах плескалась рыба, и плавали утки с гусями. В лесу водились лоси, косули, дикие кабаны, тетерева, куропатки и даже один медведь, которого никто не видел, но все, на всякий случай, туда боялись ходить из-за него. На огородах же колосились хрен, картофель и прочие сельскохозяйственные изыски. Хутор являл из себя маленький рай с изобилием всего, что нужно для счастья человека.
На самом краю хутора, на улице Майоровской, проживал отставной гусар Лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка Пётр Никольский. Был он бедных дворянских кровей, но служба в гусарском полку возвысила его социальное положение. Он ещё с детства мечтал стать военным. Из всех видов войск он отдавал предпочтение кавалерии. Голубой мечтой юного Петра было попасть на службу в гусарский полк.
Своей лошади в семье Петра никогда не было, и он мог только с завистью наблюдать, как другие гарцуют на своих рысаках. Запах лошадиного пота и навоза часто снился ему по ночам, и он просыпался в слезах. Свою первую лошадь Пётр купил у заезжих цыган. Деньги на покупку лошади были заработаны потом и мозолями на чужих огородах, а так же сэкономлены на завтраках в церковноприходской школе. Эта была его первая лошадь, которая добавила ему ещё больше слёз, чем её отсутствие. Лошадь оказалась старой клячей, которую неопытный малец не смог распознать. За это был бит отцом ремнём в сарае. Но беда одна не ходит. На радость оказалось, что кляча была жеребой лошадью, и у неё вскоре появился прекрасный жеребёнок.
Радости Петра не было предела. Впервые у него был свой конь. Единственное, что омрачало эту радость, было то, что жеребёнку надо было ещё расти и расти. Расстроенный Пётр, недолго думая, и, не спросив отца, решил обменять жеребёнка на взрослого жеребца. В очередном кочующем цыганском таборе, тёмной ночью, под песни и танцы жгучих брюнеток, он совершает новую сделку. В этот раз он становится владельцем жеребца. По странному стечению обстоятельств жеребец утром оказывается очередной клячей. Горю молодого Петра не было предела, а его отцу негодования. Старый жеребец, забытый хозяином в сарае, через несколько дней отбросил копыта. Мечта о жеребце была похоронена на окраине хутора, и больше об этом никто не вспоминал. А вскоре Пётру по возрасту пришло время служить в армии, и он отбыл из хутора на долгие двадцать лет.
По слухам служба его проходила весьма бурно и насыщенно, о чём он иногда проговаривался. Злые языки утверждают, что именно тогда Пётр пристрастился к игре в гусарскую рулетку, из-за чего сильно пошатнулось его финансовое положение, и прохудилась личная казна, т. к. большая часть жалования уходила на развлечения. Однако это не помешало бравому гусару, дослужившись до звания майора, выйти в отставку, сохранив честь мундира. Отслужив верой и правдой Отечеству, он вернулся на малую родину и проживал в своём небольшом дворянском поместье, временами покидая его по важным делам либо с целью дополнительного приработка.
Воспитанный в строгой воинской дисциплине, Пётр не мог себе представить, что теперь никто не будет его приветствовать по всей форме и не отдаст свою честь в буквальном и переносном смысле этого слова. Ведь всем известно, что бывших гусаров не бывает! Гусарство остаётся в воине на всю жизнь! Его не зальёшь горькой свекольной настойкой, не вышибешь пулей из головы и шашкой из седла. Гусарство – это осознанный выбор отставного офицера.
После увольнения с государевой службы, Пётр нашёл приложение своим воинским талантам и на гражданской службе. Его деятельная натура не позволяла ему сидеть на месте в бездействии. Как только Пётр просыпался, он седлал своего верного друга и проносился аки пуля из берданы по хутору от одного края до другого. Только пыль столбом стояла там, где пролетал он на своём жеребце.
Встречая по пути на улицах простолюдинов, Пётр непременно останавливался и учтиво беседовал с каждым, делясь своим мнением о делах государственных и новостях местных. Благодаря его стараниям местные новости доходили с одного края хутора до другого быстрее в несколько раз. Некоторые же новости без его благородного участия так и не продолжили бы своего победного шествия от избы к избе, оставшись никому не нужными, или же потеряли свою актуальность.
Ещё только конь принёс его на околицу хутора, Пётр решил, что тихая и размеренная жизнь под сенью вербы летом и сосны зимой, не для него. С гиком и свистом Пётр пролетел по улицам изнывающего от жары хутора. Останавливаясь у каждой избы, он призывал больших и малых, здоровых и убогих явиться поутру на всехуторской сход. Народ, воодушевлённый нахрапистым гусарским набегом, потянулся посмотреть на неожиданно свалившееся на их голову событие – сход. Им, привыкшим к простому крестьянскому труду, было в диковинку слушать служивого человека.
Как человек прямолинейный, Пётр сразу предложил хуторянам создать потешное войско – Новоселянинский гусарский полк. По его предложению, полк можно было бы использовать для охраны общественного порядка на хуторе, решения споров между соседями и для других важных мероприятий. Так же предположил, что после накопления опыта, полк можно будет использовать для охраны коммерческих объектов по всему уезду и губернии на платной основе. Последнее у собравшихся добровольцев вызвало наибольший интерес – все хотели заработать. Народу надоело гнуть спину на полях, добывая хлеб насущный, а тут подоспело предложение настоящей мужской работы.
Командиром потешного полка, Пётр Никольский, естественно, вызвался быть сам, как наиболее достойный и опытный кандидат. Такое предложение ни у кого не вызвало возражений. Вид опытного и закаленного гусара, боевого майора, увешанного орденами и медалями, его шашка и шпоры на сапогах, вызывали неподдельное уважение к его персоне. Пётр купался в изливаемых в его сторону лучах восторга будущими гусарами полка. Прохаживаясь вдоль строя хуторян, демонстрировал им свою офицерскую выправку.
Воины с блеском в глазах обсуждали перспективы предстоящей ратной и денежной службы на благо хутора. Они уже мысленно ломали и выбрасывали свой сельхозинвентарь, выдергивали на огородах хрен с картофелем и сажали на их месте газоны как в столице Санкт-Петербурге. Меняли камышовые крыши на черепичные из металла и строили чугунные ограды. Каждому виделись огромные дубовые винные бочки в погребах под новоотстроенными белокаменными избами. Только манна с небес не сыпалась в представлениях хуторян и словах Петра. Но это был вопрос времени.
Дискуссия о формировании полка была в самом разгаре, народ разгорячился, некоторые уже сбегали по всем известным местам и принесли средства для продолжения схода. Расходиться никому не хотелось. Тёплая и дружественная обстановка объединила людей в страстном желании лучшей жизни. Людей на сходе становилось всё больше и больше. Стали подтягиваться добровольцы и с других окрестных населённых пунктов уезда. Будущие гусары пили, пели и пускались в пляс. Ни конца, ни края не было видно народному гулянию и единению.
Сход обещал закончиться оформлением всех документов по созданию гусарского полка. Были собраны подписи всех добровольцев. Оставалось только поставить печать. Вдруг из задних рядов поднялся один из будущих гусар. Нетвёрдо стоя на перетружденных с утра ногах, он спросил, обращаюсь к Петру, есть ли у него казна, насколько она велика и сколько денег он будет выделять на отдых служивым. Вопрос был неожиданным. Пётр его явно не ожидал и не знал, что ответить. Конечно, ответ он знал, но надеялся, что не услышит подобного вопроса, поэтому заранее не готовился на него отвечать. Никакой казны, конечно, у него отродясь не водилось, но было большое желание её заиметь. Немного покашляв и почесавшись от смущения и стыда, Пётр поднялся и коротко бросил: «Нет!».
Услышав отрицательный ответ, гусары возмущённо зашумели и стали требовать отзыва своих подписей. Пётр пытался увещевать разбушевавшихся гусаров, объясняя, что деньги в казну они заработают охраной, но они его не слушали. Не добившись от Петра возврата своих подписей, они разрешили милосердно использовать документы по его большой нужде, когда потребуется. Толкаясь и возмущаясь таким наглым обманом трудящихся хуторян, несостоявшиеся гусары начали быстро расходиться в разные стороны.
Вскоре место схода опустело. Пётр в растерянности стоял при полном параде и не знал, что делать. Вокруг стояла тишина. На траве остались только стеклянные ёмкости из-под горячительных напитков да несколько сильно уставших гусар. Обрадовавшись, что хоть кто-то остался верен его идее, Пётр кое-как растолкал их. Один звался Иваном, а второй Николаем. Записав их фамилии, он сразу же назначил их своими ординарцами и повысил в звании до вахмистра. Тут же подписал приказ и скрепил его печатью. Несмотря на возникшие проблемы, Новоселянинский гусарский полк был создан и зажил своей особенной жизнью.
Не понятый и покинутый всеми он продолжил охранную деятельность в одиночку, колеся не только по уезду и губернии, но добрался даже до самого Санкт-Петербурга. Его буланый, но уже не молодой конь, набегал многие тысячи вёрст по городам и весям большой страны. Везде знали бравого гусара Петра Никольского. Не только шашкой, но и плугом он умел виртуозно работать. Во время отпуска, или при смене места работы, он неизменно возвращался к своему поместью, чтобы вспахать на буланом коне любимую землю и засеять её хреном и картофелем.
Но никогда гусар не пропадёт. В самых крайних случаях, если не удавалось заработать мозолями кусок хлеба, Пётр сдавал в аренду мундир с наградами на свадебные мероприятия. За это получал место за праздничным столом, где мог от пуза есть и пить. А после всего и переночевать у очередной сердобольной молодки, которая впускала гусара с надеждой, что он останется у неё навсегда. Но Пётр так просто не поддавался на женские уловки, и после бурной ночи буланый уносил его на поиски новой любви. В представлениях Петра любовь должна быть большой, богатой дворянкой, а не городской мещанкой. О простых хуторянках можно даже и не упоминать. В этих поисках гусар был вечно в пути.
Несмотря на неудачу с созданием потешного полка, опытный гусар не опустил руки и шашку держал в них по-прежнему крепко. Как и прежде, его можно было часто видеть проносящегося по хутору с вестями и пришпоривающего коня перед очередным зазевавшимся хуторянином. После передачи всех новых вестей и воспоминания старых, он скакал далее по хутору или другим уездным сёлам. Такая общественная деятельность стала для него важнейшим образцом информирования населения нужными или бесполезными новостями, которые несли в себе разные точки зрения на происходящее.
Постоянные размышления об улучшении жизни хуторян не могли оставить Петра в стороне от политических процессов в родном уезде. На очередных выборах головы уездного земского собрания Пётр выдвинул свою кандидатуру на этот ответственный пост. И снова хуторяне видели Петра, галопом пролетавшего с одного края хутора на другой и разбрасывавшего листовки с агитацией за себя. Он обещал заменить колодезный журавль на всех колодцах на более удобный механизм подъема воды и оснастить их более толстыми цепями и железными вёдрами. Обещал поставить большие качели в центре хутора, чтобы дети и женщины могли покачаться в своё удовольствие за общественные деньги. Обещал много полезного и нужного, которое хотел он сделать на радость всем хуторянам.
Его бурная деятельность по агитации за себя и обещание всяческих благ простолюдинам не осталась без внимания со стороны действующего уездного головы графа Шуйского Дмитрия Ивановича. Граф Шуйский не был настроен на уход со своего поста, тем более что ему очень нравилось удобное кресло в его рабочем кабинете, в котором он любил курить кубанские сигары. В сговоре с местной помещицей Фёклой Спиридоновной Ворониной он замыслил разрушить планы Пётра. По её совету он лично объехал на коляске с кучером, оплаченными из уездной казны, весь уезд и поговорил со всеми избирателями. Граф пообещал им ничего в уезде не менять, придерживаться устоявшегося порядка и бережно хранить традиции, которые достались селянам от предков. Народ прислушался к мудрым обещаниям Шуйского. Ведь никто не хотел такого баловства как качели, ведь жёны тогда совсем отобьются от рук и перестанут варить борщи и печь пироги. Это грозило серьёзными семейными потрясениями на хуторе и во всём уезде. Таким образом, битва за кожаное кресло земского головы была проиграна Петром Никольским. Это стало источником начавшейся тихой войны между графом Шуйским и дворянином Никольским.
Пётр ушёл в глухую оппозицию к уездным властям и стал бороться за счастье своё и простолюдинов. Своими искусными методами он всячески доводил местных графов, баронов и князей до пития пустырника и валерьяны. Они в ужасе разбегались по своим поместьям, когда на пороге земского собрания появлялся подтянутый гусар с шашкой на поясе. Некоторые после его разоблачающих действий уходили в вечный запой и обратно так и не возвращались. Закалённого в боях с местной земской властью Петра Никольского народ стал называть Бывалым Гусаром.
Все его любили и уважали за стойкую бескомпромиссность к уездным, губернским и столичным властям. Он клеймил власть позором, не выбирая выражений, обвиняя во всех смертных грехах, а особенно в неспособности власти пополнить его личную казну. Пенсионное обеспечение и доходы от продажи хрена и картофеля, культивируемых в его поместье, не позволяли дворянину достойно содержать усадьбу и буланого жеребца. Жеребец употреблял слишком много сена, а заменить его на молодого не было денег. Из-за финансовых трудностей у него не было возможности выделить даже немного жалования своим верным ординарцам Ивану и Николаю, которым приходилось оставаться на подножном корме и не мечтать о постоянном окладе ординарца. Петру было иной раз стыдно идти в церковь и поставить свечку за здравие членов своего полка, или за упокой врагов, т. к. карман был не только пуст, но даже с дыркой.
Наступившие суровые времена только закаляли славного гусара. Пётр никогда не унывал и своим поведением давал пример всем хуторянам и своим сослуживцам. С улыбкой на лице и песней на устах он каждый день прогуливался с верным буланым на водопой. Вместе с ним рядом бежали, пока были силы и ресурсы, его верные полковые ординарцы, гусарские вахмистры Николай и Иван. Они старались не отстать от любимого командира. Дети и дворовые псы шумной гурьбой сопровождали бравое гусарское воинство. Народ с изумлением и восторгом выглядывал из-за оград и плетней, когда мимо них проезжала и пробегала славная гусарская процессия. Незамужние девушки и замужние женщины с любовью и надеждой бросали томные взгляды в сторону Петра и его верных ординарцев.
Пётр подмигивал новоселянинским красоткам, и красивым басом запевал полковую гусарскую песню, которую он сам же и сочинил:
«Вейся знамя полковое
Над гусарской головою!
Сабли острые в руках –
Трепещи надменный враг!»
И уже после этого припев подхватывали Иван с Николаем, которые нисколько не уступали в вокале отставному майору – их командиру:
«Тили-тили, тили-тили, где мы только не ходили!
Трали-вали, трали-вали, где мы только не бывали!
Ля-ля бу-бу, ля-ля бу-бу!
Бу-бу ля-ля, бу-бу ля-ля!»
Гогочущая детвора и лающие собаки весело бежали за ними. А Пётр запевал новый куплет:
«Под звуки полковой гитары
Маршируют бравые гусары!
Блестят на солнце сапоги –
Пусть разбегаются враги!»
И снова Ваня с Колай, подтягивая на себе рваные штаны и с азартом сверкая глазами, давали жару:
«Тили-тили, тили-тили, где мы только не ходили!
Трали-вали, трали-вали, где мы только не бывали!
Ля-ля бу-бу, ля-ля бу-бу!
Бу-бу ля-ля, бу-бу ля-ля!»
Граф Шуйский и помещица Воронина захлопывали в своих домах окна и занавешивали шторы, чтобы не слышать залихватскую песню Петра Никольского. А Пётр продолжал будоражить сердца молодок, да и не только их, своей песней:
«Нас провожают у ворот
Невесты, жёны каждый год!
Но мы вернёмся к воротам –
Это значит смерть врагам!»
Такого напора и удали не выдерживала даже бегущая следом ватага детворы и вместе с вахмистрами Иваном и Николаем подхватывала вразнобой:
«Тили-тили, тили-тили, где мы только не ходили!
Трали-вали, трали-вали, где мы только не бывали!
Ля-ля бу-бу, ля-ля бу-бу!
Бу-бу ля-ля, бу-бу ля-ля!»
Весёлая процессия медленно удалялась к водопою за горизонт, и далеко по округе разносились слова бравой гусарской песни! Гусарский потешный полк, наперекор всем недругам и невзгодам, продолжал жить и уверенно идти к своей славе и величию под предводительством бывалого гусара Петра Никольского!