Люсинда, 15 глава

Я провёл в Париже полные четыре недели, представляя сэра Иезекииля (который был пристроен из-за астмы) на Международной коммерческой конференции по регулированию и увеличению мирового тоннажа, вопрос, которым наша компания, конечно же, была глубоко заинтересована. Это был лучший шанс, который я когда-либо имел, отличиться в деловом мире. Работа была не только важной и тяжелой, но и интересной. Промежутки между нашими сессиями и конференциями были заняты обедами, банкетами и беседами; если мы добросовестно относились друг к другу на деловых встречах, мы выражали безграничное доверие друг к другу на светских мероприятиях. Фактически, если бы мы действительно верили всему, что мы говорили друг о друге после обеда или после обеда, каждый из нас умолял бы своего соседа забрать все товары, тоннаж или деньги, которыми он владел, и распорядиться ими как свою непревзойденную мудрость. и беспрецедентная щедрость может диктовать это. Однако мы не делали таких предложений в рабочее время; то, что мы сделали прямо противоположное, затянуло переговоры.
Все это подводит меня к грустному признанию, что две дамы, которые так много занимали мысли праздного мужчины в Ментоне, занимали гораздо меньше, чем занятые мужские мысли в Париже. Они не были забыты, но они отошли на задний план моих мыслей, выходя на первый план только в редкие моменты досуга; даже тогда мое умственное отношение было еще более отстраненным. У меня был припадок по поводу этой ситуации и некоторые неприятные размышления для них обоих. Отсутствие и озабоченность притупили мое воображение, даже когда они не полностью отвлекали мои мысли. Мой разум был локализован; он не уезжал далеко и надолго за пределы моих повседневных дел.
Когда наши обсуждения почти подошли к завершению, как сказано в официальном отчете - когда наше соглашение было передано секретарям, чтобы они были составлены в надлежащей форме - я получил телеграмму от Годфри Фроста, в которой говорилось, что он будет в Париже. на следующий день и попросил меня пообедать с ним. Отложив небольшую помолвку, которую я имел, я принял его приглашение.
Только после обеда, когда мы остались одни в его гостиной в отеле, он открыл мне то, что хотел сказать. Он делал это методично, сознательно. «Я хочу тебе кое-что сказать. Сядь там и зажги сигару, Юлиус.