Три буквы-4

Я познакомилась с секретарём врачебно-консультативной комиссии (ВКК), Еленой Борисовной Свиридовой, в августе 1987 года.
 
Мой предшественник, Лабкович Г.И., примерно за полтора месяца до ухода с должности заместителя главного врача по экспертизе временной нетрудоспособности, из множества претенденток на эту вакансию, выбрал Елену. «За красивый почерк», как говорили недоброжелатели. Зная масштабность мышления Геннадия Ивановича, я только посмеивалась: кого-кого, а опытного эксперта «красивостями» не купишь.
 
И была права: Лена оказалась «глухо-слепо-немой». Нет, с органами чувств у Елены Борисовны было всё в порядке, но за тринадцать лет работы в должности секретаря, она не вынесла из кабинета ВКК никакой информации.

Профессор Гиткина Элеонора Семёновна, заведующий кафедрой медико-социальной экспертизы и реабилитации Белорусской медицинской академии последипломного образования, один из самых лучших специалистов по врачебно-трудовой экспертизе в Советском Союзе, в своё время сказала, запомнившуюся мне, фразу:

— Экспертиза – это КГБ (Комитет государственной безопасности) в медицине.

 В кабинете ВКК озвучивалось много сведений: всяких и разных. Поэтому существовало негласное правило: всё услышанное, оставлять здесь. Это требование было продиктовано двумя основными причинами, вытекающими одна из другой.
Соблюдение принципов медицинской этики и деонтологии, позволявшее избегать компрометации проштрафившегося доктора в глазах пациентов и коллег. Кроме того, медицинский комитет госбезопасности – ВКК, нередко выявлял случаи, фактически граничащие с нарушением действующего законодательства страны, огласка которых, была нежелательной.

По этой причине секретарь ВКК, постоянно присутствовавший в кабинете, должен обладать, названными выше, «дефектами» органов чувств. У Елены эти «недостатки-достоинства», подкреплялись высокой трудоспособностью; мы быстро нашли общий язык и подружились.

Спустя какое-то время, наше общение переросло в дружбу «домами-семьями».
 
Муж Елены, Анатолий Иванович, родился и вырос в Барановичах. До Великой Отечественной войны в небольшом, сорокатысячном городке, преобладало еврейское население, которое активно участвовало в общественной жизни города. После войны, чудом выжившие представители древней нации, работали юристами, врачами, инженерами, привнося элементы международной цивилизации евреев, в национальную культуру белорусов.

В Талмуде, своде правил, основанных на толковании Библии и регламентирующих религиозные, правовые отношения и быт верующих евреев, прописано:
 
— «Человек должен сначала построить дом и посадить виноградник, а потом – жениться».

Анатолий Иванович, следуя славянским традициям, сначала женился и родил сына, затем построил дом и посадил сад. (Строго говоря, он, русский по национальности, вовсе не обязан был соблюдать последовательность выполнения правил, предписанных евреям).

Сын Свиридовых, Виктор, родился в один месяц с моим младшим сыном Павлом: это была ещё одна точка соприкосновения, наших, подружившихся, семей.
 
Празднуя очередной день рождения Витюши, сдержанный и немногословный Анатолий Иванович, вспомнил годы своей службы в военно-морском флоте. Рассказал много интересных историй о специфике службы на подводной лодке, в условиях длительного пребывания экипажа в закрытом пространстве. Затем, выдержав паузу, произнёс:

— А может, я вам лучше расскажу о своём возвращении домой?

— Ну, давай, если хочешь, – согласилась Елена, недоуменно пожав плечами: что интересное о поездке в Барановичи, может рассказать, её малоразговорчивый муж?

 Получив одобрение гостей, Анатолий приступил к повествованию:

— Прибыл я в Москву, на Белорусский вокзал, купил билет. До отхода поезда было более трёх часов; я устроился на деревянном сиденье и развернул газету, купленную в привокзальном киоске. Вдруг, на соседнее свободное кресло, плюхнулся мужчина, тридцати-тридцати пяти лет, в кепке, низко надвинутой на лоб. Воровато осмотревшись по сторонам, вполголоса предложил:
 
— Мужик, купи «Максим».

— Кого – купить? – переспросил Анатолий.

— Ни кого, а – что! – удивился продавец непонятливости военного человека.

— Так что – купить? – уточнил демобилизованный моряк, старшина второй статьи.

— Я же тебе говорю – «Максим», пулемёт! Недорого, всего червонец! – нетерпеливо проговорил «мафиози».

— Мне не нужен пулемёт, я своё отслужил! – невозмутимо ответил Анатолий.

— Ладно, ещё две коробки лент в придачу! За ту же цену! – настаивал коммерсант.
 
— Да не надо мне ни пулемёт, ни коробки лент! – отнекивался мой друг.
 
— Он же совсем новый, практически со склада, как ты не понимаешь?! Всего за червонец! – не унимался торговец.

Анатолий сделал вид, что приподнимается со скамейки. Поставщик оружия насторожился:

— Ты – куда?

— Здесь милиционер недалеко прохаживался, схожу, поинтересуюсь, не слишком ли высокую цену ты «заломил» за «Максима», – задумчиво произнёс Анатолий, не поднимаясь с сиденья.
 
Продавца, как ветром, сдуло.

Заканчивая повествование, Анатолий Иванович, обладающий удивительным чувством юмора, проговорил:

— А может, зря я не купил пулемёт, времена-то сейчас неспокойные (начало девяностых годов). Установил бы на чердаке, да и спал спокойно. Вот только, привезти было не в чем…

Я не могла упустить, такой редкий шанс, блеснуть «глубокими» знаниями оружейной темы:

— А ты купил бы авоську, они в каждом киоске продаются, да и сложил бы в неё пулемёт. И, как рюкзак, закинул бы за плечи! Стволом кверху!

Дмитрий Николаевич Азарчик, чутко реагирующий на любую шутку, замер. Имеющий богатое воображение, вероятно, он представил, как друг несёт на плечах, практически свой собственный вес, в какой-то, ширпотребовской сетке!

Я подготовилась к словесному поединку: сейчас мужчины навесят на меня ярлык оружейной незнайки. Заготовленная мною, беспроигрышная фраза: «Моя мама – тулячка, я кое-что знаю об оружии!», не понадобилась.
 
Дима подхватил тему через несколько секунд:

— А двумя лентами перепоясал бы грудь – настоящий «матрос-партизан Железняк»!

С трудом договорив предложение, Дима расхохотался своим фирменным, заразительным смехом; компания друзей присоединилась к нему.

Мы не могли возвратиться к обычному разговору около получаса. Образ вооружённого, демобилизованного моряка Свиридова, в брюках клёш и бескозырке, постоянно возникал перед глазами и сопровождался, соответствующими случаю, комментариями.

Буквально через две недели после описанного выше разговора, тема упущенного шанса приобретения Анатолием Ивановичем оружия, возникла на одном из заседаний ВКК.
 
 На контрольный осмотр комиссии был представлен сорокалетний мужчина Н., месяц назад перенесший плановую операцию грыжесечения. Послеоперационная рана зажила без осложнений; только необходимость выполнять пациентом тяжёлый физический труд (профессия – грузчик), позволила лечащему врачу продлевать больничный листок, до максимальных сроков временной нетрудоспособности.
 
Попытка хирурга самостоятельно закрыть экспертный документ не увенчалась успехом: жена пациента устроила скандал в кабинете, потребовав консультации вышестоящего «начальника». А всё, что связано с больничными листками – компетенция ВКК.

Вслед за доктором и пациентом, в кабинет врачебно-консультационной комиссии, вошло «сопровождающее их лицо» – жена грузчика. Невысокая, худенькая и подвижная брюнетка, возраст которой (визуально) значительно превышал возраст супруга, была настроена решительно и готовилась защищать своего опекаемого, от «произвола» врачей.

Вся процедура проведения освидетельствования: опрос, осмотр, вынесение экспертного решения, сопровождалась шумным монологом жены пациента.
 
Оказалось, что её мужа, окружают очень плохие люди. Директор универсама «заставляет» Н. сгружать ящики с товаром с машины и переносить их в склад; заведующий секцией – нести товар в отдел; продавщицы – перемещать тяжести в пределах отдела. Вот и довели мужа до грыжи, пришлось оперироваться!

 А после операции «вот эти» (кивок в сторону лечащего врача), буквально через пару недель, «прямо-таки, выгоняют» на работу, «ещё слабого и больного Н.»!

Тамара Михайловна, так звали заботливую жену, относилась к категории «заводных» женщин. В том смысле, что, начиная разговор в обычной «тональности», она постепенно повышала высоту звучания «музыкальных тонов» (коллеги-психиатры сказали бы – истероидное расстройство личности).
 
К моменту вынесения экспертного решения фальцету опекунши могли бы позавидовать многие эстрадные исполнители. От констатации фактов трудовой эксплуатации мужа и негуманного поведения врачей, заступница перешла к обещаниям, носящим угрожающий характер.

Мне удалось вклиниться в единоречие покровительницы, подтвердив обоснованность, принятого коллегами, решения.

Экспертное резюме послужило толчком для перехода Тамары Михайловны на другой, более «высокий», уровень общения:

— Будь моя воля, я бы вас всех, магазинных начальников и врачей, расстреляла бы из пистолета!

Непрерывно маневрируя по кабинету, защитница громко повторяла, зловещую фразу собственного сочинения:
 
— Всех расстрелять! Из пистолета! Всех расстрелять! Из пистолета!

Возрастная частичная адентия (отсутствие зубов), нарушавшая непрерывность зубных рядов бойца «расстрельной команды», трансформировала третью и четвёртую буквы в названии огнестрельного оружия, в звуки «з» и «д». Название короткого ручного оружия для стрельбы на коротких расстояниях, приобрело двусмысленный, непристойный, оттенок.

Врачи-мужчины, находившиеся в кабинете, переглядывались; женщины делали вид, что ничего предосудительного, они не слышат.

— Зачем же всех расстреливать? Присутствующие здесь врачи спасли много жизней; да и впредь, они будут помогать людям. Может, ограничиться одним человеком – Вами? – холодным, официальным тоном, расставила я точки над «и».
 
В ту же минуту Тамара Михайловна, словно по мановению волшебной палочки, из защитницы «сирых и обездоленных», превратилась в «загнанную» пожилую женщину. Она замолчала и начала заботливо одевать своего молодого мужа, который, снисходительно, принимал хлопоты жены.

После ухода семейной пары, коллеги загомонили: как это я решилась, нарушить основной медицинский принцип, «пациент всегда прав»!

— Так я ведь разговаривала не с пациентом, а с его женой! – парировала я.

Когда в кабинете остались только мы с Еленой, я внимательно посмотрела на неё и, задумчиво, произнесла:

— Лена, а, всё-таки, Анатолий Иванович, был не прав!

— В каком смысле, Нелли Гавриловна? – насторожилась Елена Борисовна.

— В прямом, Лена! Почему он тогда, в Москве, червонец пожалел, пулемёт не купил? Сейчас бы – как нашли: против какого-то пистолета – пулемёт «Максим», самый весомый аргумент в споре с эмоционально лабильными особами!
 
 С той поры, как только очередной скандальный пациент покидал кабинет, предварительно «выпив» определённое количество моей, резус-положительной крови, я неизменно произносила, одну и ту же, фразу:

— А, всё-таки, Лена, Анатолий Иванович, был не прав!