Память прошлых лет. часть 10

                ИНСТИТУТСКАЯ ЖИЗНЬ.

В школе я привыкла к внеклассным занятиям - хор, танцы, спортзал, радиогазета. С первого курса стала искать, а чем бы заняться помимо учебы. И нашла, когда мы стали полноценными очниками. Парашютная секция.
Нашим тренером был Игорь, только что окончивший наш институт. Он несколько лет был членом сборной Союза  по парашютному спорту и тренировал начинающих парашютистов в Свердловске, в т.ч. группу из нашего института.
Занятия нравились. Очень. Впервые я увидала прыжки на батуте и сама училась им. Физическая подготовка на земле была самая разнообразная и совершенно необычная. Меня всегда привлекала новизна в любом деле. А здесь в перспективе прыжок с самолета  и спуск на парашюте. В общем, новое занятие меня сильно увлекало и отвлекало от неуютных отношений с однокурсницами.

Первые прыжки были зимой, на снег. Волнение, страх. Эмоции выше разума. Подошла к открытой двери самолета, но сделать шаг в бездну не могу. В первый раз Игорь вытолкнул меня силой.
Взметнулся надо мной купол раскрывшегося парашюта, и сразу пришло спокойствие и восторг от необыкновенного вида внизу. После приземления сразу хотелось вновь в самолет и вновь испытать это восторг. Но первые десять прыжков мы делали только по одному в день.
Прыгали всю зиму, а потом перерыв на весну, пока не пройдет грязь и распутица.

 Весной Игорь стал оказывать мне знаки внимания, приглашая погулять, сходить в кино. В мой день рождения (заранее я не говорила ему ничего) мы сидели в кафе, где я сказала ему, что у меня есть другой человек и он как-то быстро, быстро переключился на другую девушку.
Однажды я видела, как они после тренировки, оживленно разговаривая, уходили к трамвайной остановке. Стало грустно. Но что поделаешь! Жизнь течет и все меняется. Только философствовать в то время  я еще не умела.
В мае начались летние прыжки. Тогда я совершила свой 30-й последний в жизни прыжок с парашютом. Приземление произошло на свежевспаханное поле. Нога подвернулась, и я получила удар с растяжением. Ступать на ногу не могла. В больнице наложили гипс и отпустили домой.
Посещать институт я не могла, лежала в гордом одиночестве и думала о своей жизни. Осенью в секцию я не вернулась.

Училась я без натуги и, честно говоря, без большого любопытства. Вроде большая школа, где основное и самое интересное лежит вне учебы. Конечно, и у меня были свои любимые предметы, и, в силу своей обязательности и ответственности, я много времени проводила в библиотеке за изучением очередных порций наук. Но я точно не сознавала, что то, чему меня сейчас учат, и есть моя будущая профессия. 
Главное - все, что есть вокруг.
По очереди я увлекалась парашютом и туризмом, драмтеатром, оперой и балетом. Единственное, что проходило мимо меня - общественные обязанности. Ни когда по жизни мне не хотелось, кого-то организовывать и к чему-то призывать.
Все праздничные демонстрации, на которые мы в обязательном порядке ходили, были веселым или нудным (в зависимости от окружения) времяпрепровождением.
 
Вспоминаю одно событие, на которое меня подвигла моя подружка из комнаты, учившаяся в параллельной группе. По-моему это четвертый курс.
Самым трудным предметом считалась физическая химия. Все что нам преподавали, было, на самом деле, очень увлекательно. Однако, в материале было столько формул и реакций, что единовременно запомнить просто невозможно. Предстоял единственный экзамен. Все очень напряженно относились к нему.
Преподавала физхимию маленькая старушка (профессор, доктор наук и т.д.). Она не только любила свой предмет, но и любила оболтусов-студентов, считая искренне, что не знать студент просто не может. Забыть, переволноваться, растеряться - да. Но не знать - этого она не допускала.
Как она принимала экзамены!  Она готова была все рассказать сама, лишь бы ободрить экзаменуемого. Но отметки ставила с этим учетом. У нее было много троек и четверок, а пятерки были редкостью. 
Нам с Валей пришла идея - сделать шпаргалки. Но не обычные. На каждый билет был отдельный лист бумаги, где излагался основной материал. Это был целый тетрадный лист не сложенный и не помятый.
Она сдавала со мной, а я с ней. Конечно, нам все равно нужна была помощь однокурсников, а потому, в конечном счете, 20-30% группы пользовались этими шпаргалками. Заходишь в класс, берешь билет и громко называешь номер. Студент за дверью слышит и выходящий тоже говорит этот номер, а входящий уже вносит тетрадный лист с ответом, который надо проходя мимо положить на стол нуждающемуся.
Весь поток, 5 групп пользовались нашими шпаргалками и оценили наш адов труд - создать эту кучу бумаг за 3-4 дня. Но это был единственный раз, когда я занималась изготовлением бумажных подсказок. Тогда я получила пятерку, зная, что это не за знания, а за усердное воплощение идеи взаимопомощи.

А вообще с экзаменами мне не везло. В каждой сессии я обязательно имела тройку, а это означало, что меня лишали стипендии. Однажды, когда я сдавала предмет "процессы и аппараты" мне не могли поставить и эту отметку. Я упросила преподавателя пересдать экзамен с другой группой. Этот опыт мне совсем не понравился. Сдавать экзамен со своими, легко и радостно, даже если чего-то не знаешь. Чужие они и есть чужие. На билет я ответила полностью и рассчитывала как минимум на четверку, однако мне поставили тройку. Она вновь была единственной в моей зачетке.
 
Чтобы получать стипендию, я должна была сдать сессию без троек, но, увы, в каждой сессии я имела такую отметку. Родители каждый месяц посылали мне сорок четыре рубля – размер студенческой стипендии. Девчонки, с которыми я жила в общежитии, согласно  справкам о доходах родителей, могли получать стипендию  при тройках и еще дополнительно переводы от родителей.

Моей палочкой-выручалочкой была бабушка. Раз или два в месяц я приезжала «проведать» ее. Бабушка жарила полную сковородку картошки садилась напротив и всегда удивлялась, что я ее полностью съедала.
Мое тайное желание красивого платья, которое преследовало меня в школе, получило продолжение и в институте. После неудачи с парашютом, я переключилась на драматическую студию.
Пару месяцев мы занимались правильным произношением и дыханием при чтении. А зимой я рискнула читать прозу с институтской сцены и вести концерт художественной самодеятельности. Провал был полный. Мой голос не «летел» и меня дальше пятого ряда никто не слышал, а пользоваться микрофоном почему-то считалось при классическом чтении – невозможным.
 
В общем, на этом мои поиски занятий в институте прекратились. А осенью я вдруг узнаю, что комитет комсомола посодействовал в выделении мне стипендии на четыре месяца за участие в художественной самодеятельности.
С кучей денег в руках я поехала в магазин, выбрала ткань и в ателье заказала себе платье для института, соображая, что со следующей стипендии я сошью себе нарядное платье. Но человек предполагает, а бог располагает.
Мама написала письмо в деканат, где ей ответили, что Антипина Нина Сергеевна стипендию в этом семестре получает. Приехал папа. Мы сидели с ним в роскошном ресторане «Большой Урал» и папа виноватым голосом, что-то пытался мне объяснить. Он дал мне денег и сообщил, что переводов от них больше не будет. Ну и пусть! У меня было новое институтское платье!

Каждый сентябрь, все годы учебы студенты всего института ездили на уборку картофеля в колхозы области. Две-три недели мы жили по избам колхозников по три - пять человек, а утром уходили в поле, где трактор уже вырыл картофель, а нам предстояло его собрать в ведра, ссыпать в мешки, а мешки погрузить на машины.
В хорошую погоду работать было весело. Мы ведь особенно не перетруждались. Болит поясница, ляжешь на меже  и смотришь на караваны птиц в небе, летящих к югу. Вечером на танцы или на завалинку для бесконечных разговоров, смеха, дурачества. Хуже если зарядит дождь.Сушить ватники особенно негде, иной раз по 2-3 дня не выходим в поле, трактора не могут пройти для копки.
Вообще эти обязательные осенние трудовые вахты мне почти не запомнились. Надо перетерпеть и точка.