Тресси и ювенальная юстиция

               

   Дратхарочка Трэсси Елховникова получила либерально-демократическое воспитание и поэтому на стойке могла сдерживаться не больше трех секунд. «Свобо-о-да!» - пела ее западно-европейская душа и летела над нашими лугами и пашнями. И только запах, таинственный запах сказочных птиц иногда останавливал ее полет. На три секунды, не больше. Раз, два, три – всё, прыжок, взрыв куропаток, радостный визг и коричневые уши, пропадающие в синей дымке. «Стоять, Трэсси! Трэсси, стоять!» - на третьем году мне  казалось, что это уже не матерный крик, а плач о недостижимой мечте. Указывая на успехи своего Шмеля, я пытался что-то советовать и как-то помочь, но ни ссылки на старинные охотничьи традиции, ни авторитет известных собачьих профессоров -  ничто не могло поколебать новейшего мировоззрения моего друга Михаила Елховникова, бывшего комсомольского вожака, а ныне либерала, гуманиста и бизнесмена.
 
   Вот сидим мы весной на крыльце у меня в деревне. Юная Яся показывает, как ловко она выполняет команду «сидеть», а я снимаю. Уже два года я пытаюсь снять фильм и о натаске Трэсси  –  нет, ничего не получается, ни сюжета, ни развязки, одна беготня. Елховников гладит Ясю, смотрит ей в глазки и рассуждает:
   - Вот говорят: не очеловечивайте собаку… А как ее не очеловечивать, а, Яся? Как тебя не очеловечивать, скажи мне, морда твоя бородатая?.. Такие глазищи!..

   Трэсси терпит три бесконечных секунды - и резко отпихивает сестру. Ревнует. Миша, обращаясь уже к Трэсси, продолжает:
   - Всё они понимают, да, девочка моя? И всегда мы договоримся, обязательно поймем друг дружку и договоримся, да, Трэсичка? А то придумывают - корды, электроошейники. О пользе кнута! – философии разводят… А в Европе, между прочим, детей теперь вообще не наказывают! И правильно! Дай ему свободу, отпусти его, дай развиться –  Вселенная сама его научит, и принципы ему вложит, и заповеди. У них, между прочим, уже и закон есть, и специальная полиция, за рукоприкладство даже отобрать могут ребенка. А у нас всё по старинке...

   Миша разливает по стопочке, они с Некрасовым чокаются и выпивают. Я пытаюсь что-то возразить, подыскиваю патрончик поувесистей,  но тут в разговор вмешивается Сабанеев.

   - Ну да, не наказывай! Яся у меня по столу гуляет – я думал, со стула влезает, нет, прямо с пола, любую высоту берет! Я объяснял, ругал – как об стенку. Буханку прямо в целлофане сожрала. Да без ремня она голая на столе спляшет!
   - Вот! – поддерживаю я Сабанеева. – Шмель у меня, я уже вам рассказывал, выл в одиночестве, из больной соседки чуть душу не вынул! Встретились мы, она мне и говорит: собака воет, это - к смерти, не выздороветь мне. Ё-моё!.. Успокоил ее как мог, потом дождался концерта, угостил певца хворостиной – всё!
- А соседка?
- Что соседка?
- Умерла?
- Да ладно тебе...

   Елховников слушает, улыбается, но остается при своем. Новый метод натаски торжествует: в начале – распустить, дать щенку полную свободу, а потом – подтянуть, объяснить и обучить стойке. Третий год длится эта политкорректность и толерантность – и сотни полторы споротых вне выстрела куропаток славословят на своем курином языке новое европейское воспитание.

   Еще одна наша проблема – борода.

   Трэсси Елховникова – дратхаар. И хотя она дратхаар, бороды у нее, как положено этой породе, нет. Корни у родителей – австрийские, и неизвестно, то ли австрийцы лукавят, то ли наши обманывают, но борода не растет. Два года мы надеялись – нет! Питомник «Зов полей», родословная РКФ - Российской кинологической федерации, родители - по новой европейской моде – оба бородатые, бороды – щётками, слюнявые, красивые. А у нашей Трэсси – нет! Елховников, конечно, расстраивается.

   Ну, думаю, только этого не хватало, мало нам негатива в общественной собачьей жизни!  Там ведь тоже не всё хорошо, тоже разделение и раздражение: РКФ грызет МООиР –  в России правила испытаний старые, а в Европе - новые! Бороды у дратхааров ярко рыжие, а в Европе ярко рыжие -  не в моде! МООиР, конечно, огрызается: ваши драты, мол, неизвестно откуда браты, а драты без бород - вообще не собаки.

   - Миша, - говорю, - эта порода сейчас на взлете, на нее спрос, их со всего света везут! Помнишь, какие лохматые попадались? Теперь – нет. Отбирают, отбраковывают. Может, пойнтеров подливают, может, курцев. Отсюда и перегибы. Зато чутье какое, скорость какая! Я не нарадуюсь!

   Нахваливаю собачку –  и не лукавлю, она мне нравится. Миша понемногу светлеет.

   Через некоторое время он опять возвращается к бороде - не растет, мол, и всё!

   - Ты уж извини, - говорю, - Елховников, это я виноват. Не хотел я, чтоб ты заводил дратхаара! Заведем, думаю, двух курцев, как хорошо! Да ведь ты не слышишь, что вам друзья, вы своё будете гнуть. Пришлось молиться - к нашим небесным покровителям обращаться. Они и придумали этот компромисс: драт, похожий на курца.

   Миша поглядел на меня и засмеялся.

   - Гад ты, - говорит, - и на земле от тебя один вред, и на небе от тебя покоя нет!..
 
   Однако, на третий год я всё-таки докопался до истины. Леша Сабанеев приобрел себе Ясю – младшую сестру Трэсси. Из того же питомника. Здесь всё как положено – бородка, ореховые глазки, радость и любовь. Родословная в порядке – и деды, и прадеды. Показывают мне фотографию заводчика – сидит на пеньке мужик, рядом собака, морды у обеих небритые, а у мужика еще и опухшая. Судя по их физиономиям и связке уток - открытие утиного сезона. Неужели, думаю, и ты, свой брат, собачник, и тоже поддался этой мировой жабе? Эх, Господи, помилуй нас, грешных...
 
   Вслед за родословной Яси открываю родословную Трэсси и тут, господа охотники, всё выясняется.

   От родословной у Елховникова – одна щенячка, а в ней – только мать и отец. Оказывается, при покупке собачки заводчик сказал: будет бородка – будет родословная, не будет бородки – будет щенок от рабочих собак...

   - Так он тебя предупреждал?
   - Ну да...
   - Что ж ты мне два года мозги пудрил, а? Либерал ты хренов! Сказал бы просто – взял от рабочих собак! У меня Шмель от рабочих собак! Или ты за престиж свой гнилой переживал, а, плюралист?

   Миша молчит – будто и не к нему.

   Люблю я Елховникова – не обижается он на любую брань. Отвернется в сторону и смотрит куда-то вдаль. Гляну и я в ту сторону и тоже успокоюсь, эх, думаю, всё - суета сует, а там – там наша сказочная охота и заветная наша страна, где нет ни печали, ни воздыхания.

   Так и живем мы с ним – в антагонизме. Тридцать лет почти.
 
   Третья наша загвоздка – подача.
 
   Дело в том, что наши дратхарочки – жуют. Нет, поноску они подают хорошо, мороженую дичь - тоже, а вот свежую, особенно перепелок и куропаток – жуют. Возьмет в рот, шлеп компостером – фарш. Лешка набивает в деревяшку гвоздей, маскирует крылышками, бросает - Яся подает. Культурно, вежливо. Улыбается - дурочек нет.

   Я пытаюсь снимать фильм про обеих этих собак, но всё как-то не складывается, и не хватает какой-то изюминки.

   Наконец,  в одно прекрасное утро, когда Луна была на ущербе, а Венера блистала в созвездии Стрельца... и так далее согласно последнему гороскопу, всё разрешилось.

   Отохотились мы тогда – четыре куропатки, пять коростелей и кряква, битая метров за пятьдесят восьмеркой, в надежде на авось и на Шмеля. И авось, и Шмель – оба не подвели и мы остановились на обед. Пруд, березы по берегам, в вершине – полоса леса, а справа – просторное осеннее поле, село на горизонте и колокольня в небе.
 
   Обедаем и решаем снять еще одну сценку о подаче. Трэсси, как в очередной раз утверждает Елховников – всё уже поняла прекрасно и дичь теперь не жует. Бросаем куропатку и посылаем Ясю. Хватает - жует – получает! Опять бросаем куропатку и посылаем Трэсси. Хватает, останавливается… и жует как жевала. Хозяин отбирает дичь и – хлоп! - собачку по ушам. Хохочем на всё поле и я понимаю, что и сюжет, и сценарий у меня в кармане.
 
   - Вот оно, Лёш, подлинное лицо гуманизма! Помнишь, весной кто-то говорил: отпусти щенка на свободу, Вселенная сама его научит...
   - Ну как же! – подхватывает Лешка, - Толерантность! Щенков теперь не наказывают - юстиция, полиция...
   - Представляешь, Лёх, какой компромат?
   - Да что толку? Что с него возьмешь? У него кредитов на миллион! Он как услышит от президента про помощь малому и среднему бизнесу, так и воет сразу, это, говорит, к смерти...
   - Лечить надо, Лёш. Ремень, дубинки, водометы, резиновые пули – щас много лекарств. Может, ему вообще либералы не нравятся, а? А, Елховников? Любимцы твои, красавцы – русскоговорящие, политкорректные, толерантные, зеленые, голубые, а? Может, ты опять в патриоты собрался?
   - Может быть... – Миша загоняет Трэську в кабину и принимается ощипывать куропатку.
   - Что ж, у патриотов свои плюсы – крепостное право, колхоз, гулаг... Другие достижения...
   - Ты ж ведь сам патриот!
   - Я патриот? Ну, не знаю. Я просто родину люблю.
   - Вот же гад! Опять он воду мутит!..
 
   Я не обижаюсь, я тоже стараюсь не обижаться – отворачиваюсь, гляжу в небо и думаю: ладно, мужики, прорвемся. Русскому духу уже тысячу лет и до сих пор он не выветрился, авось и опять прорвемся. Сколько раз уже он выручал нас, наш драгоценный авось!

   А родина моя, вот она, вся передо мной: осеннее поле, березовая роща, село в синеватой дымке, колокольня в небе, охотничья сказка и та заветная неведомая страна, где нет ни печали, ни воздыхания и о которой так плачет моя душа.

   Слава Богу, я не последний её охотник и не последний её солдат.

   А насчет подачи решили так -  нагнешься сам, надо что-то и потерпеть. А из воды они подают хорошо.