Олг. Путешествие через века. Гл. 4 Княгиня

                IV

Оля отложила книжку далеко за полночь. Книжка называлась "Essais, livres I et II". Автора звали Michel de Montaigne. "Опыты" легли на "Английскую грамматику". Под "Грамматикой" покоились "Nova methodus pro maximis et minimis" Лейбница и "Philosophi; Naturalis Principia Mathematica" Ньютона.

Пора спать. А не хочется. И, не скидывая одеяла, Оля задрала рубашку и средним пальчиком правой руки стала гладить бугорок в самом верху пуси. Потом решила встать – иначе опять придется спать на мокром, с пуси и так уже капало. Оля задрала рубашку и, не отнимая пальчика, уселась голой попой в обитое бархатом кресло. Ей очень хочется позвонить и спросить морковки, она о ней давно думает. Но нельзя. Сначала нужно выйти замуж.

Мама Оли умерла, когда ей исполнился год. Еще через год умер и отец. Родителей Оля не помнит. Воспитывает ее брат отца. 

Дядя – очень  важный человек, сенатор. Но дома, если нет гостей, об этом догадаться нельзя. Дома он простой и добрый. Потому что он безумно любит Олю. И растит ее так, что любая принцеса позавидует.

Первое Олино воспоминание – дядя держит ее на весу и уговаривает пописать. Это ей и трех лет не было.

Так и пошло: стоило дяде появиться на Олюшкиной половине огромного  дома, все няньки и гувернантки прячутся, и Олюшкой занимается только дядя. И купал племянницу, и кормил серебряной ложечкой, и убаюкивал на руках, и на горшок сажал. Ни у кого нет такого отца, как ее дядя.

Хотя какой там горшок? Для этого у Олюшки было четыре фарфоровые вазы – две саксонского фарфора и две из Китая. А еще – "хрустальный трон". С вазами Олюшкина попка никогда не соприкасалась. Ваза ставилась на возвышение перед дядиным креслом, а Олюшка усаживается голой попкой к дяде на ручки. Вот так с ручек она всё и делает. Это называется "пустить дождик" и "почистить животик". Когда дяди нет дома, пускает дождик и чистит животик Олюшка на руках у няньки, но при дяде – только с ним. Одна это Олюшка стала делать, да и то, если только рядом не было дяди, когда ей исполнилось шесть лет.

А вот на хрустальный трон Олюшка иногда садилась. Когда дядя ее туда отправлял.

Трон стоял в "их комнате", туда никто кроме Оли и дяди не имеет права входить – только немая горничная, принести что-то или, когда Оли с дядей в комнате нет, убраться. Здесь они проводят вдвоем все время, когда можно не видеть других людей.

Стоял трон перед дядиным креслом, на возвышении высотой с дядин стол. К трону вели десять хрустальных ступенек. Сам трон был тоже из хрусталя, только сидение и подлокотники покрыты бархатом. В сидении – овальное отверстие, под ним ваза из прозрачного стекла. Туда Олюшка и чистила животик.

Это бывало не часто, может, раз в месяц. Олюшка заявляла, что ей надо почистить животик, а дядя вместо того, чтобы, как обычно, подхватить ее на ручки и держать над фарфоровой вазой, говорил, чтобы Олюшка садилась на трон. Олюшка поднималась по ступеням и усаживалась. А дядя смотрит, как из Олюшкиной попы выползает коричневая колбаска.

После того, как животик почищен, начинается мытье попы. Сначала снаружи – пахучим мылом. Потом изнутри – ароматным маслом. На колени дяде кладется специальный матрасик с валиком посередине, всё атласное, Олюшка ложится животиком на валик, и дядя моет ей попку теплой водой с мылом. Потом берет специальную нефритовую палочку с закругленным концом, опускает в ароматное масло, вставляет в дырочку между половинками и чистит Олюшке попку изнутри, нежно скользя палочкой – чуть вверх, чуть вниз. Олюшке это очень нравится.  Когда Олюшка была маленькой, палочка была тонкой – как карандаш. Росла Олюшка, росла и палочка. Пока не стала толщиной с Олино запястье.

И, конечно, за всю жизнь Олюшку не только никто пальцем не тронул, вся дворня и все учителя трясутся от страха, как бы не разгневать барышню. Как-то раз гувернантка-француженка за невыученный урок задрала своей воспитаннице платьеце и шлепнула Олю по попе. Оле тогда было года четыре. Оля разревелась, но через полчаса все забыла. А еще через полчаса вернулся домой дядя и увидел, что у племянницы заплаканы глаза. Ты плакала? Плакала. Почему? Меня мадам шлепнула. И Олюшка показала место, по которому ее шлепнула гувернантка.

Никаких следов шлепка на попе не было. Но гувернантке это не помогло. Не помогло и то, что она француженка. Дядя велел запороть ее на конюшне. Немедленно! И гувернантку запороли. Насмерть. Потом эту историю пришлось заминать. Но дядя замял. После этого любой Олюшкин каприз дворня бросается исполнять наперегонки.

Наказывал, но очень редко, Олюшку сам дядя. Только что это были за наказания. Поставит в угол, а через минуту – Олюшка еще и обидеться не успеет – подхватит на руки и всю, от макушки до пяток, и расцелует. А потом еще подарит какую-нибудь штучку, вроде нитки жемчуга.            

Но после истории с гувернанткой, когда Оля узнала, что детей секут, ей захотелось попробовать, что это такое. И Олюшка пристала к дяде, посеки меня. Олюшкины желания – закон, и на следующий день в комнате появилась мягкая, обитая зеленым бархатом, на выгнутых ножках скамеечка и сделанная из розового бархата розга. Олюшка легла на эту скамейку и дядя три раза дотронулся бархатной розгой до ее попки.

Оля осталась очень недовольна. Не так, не так, по-настоящему! Пришлось дяде послушаться. Принесли настоящую розгу, только отполированную, чтобы не занозить попку, и, дрожа от страха, чтобы не сделать Олюшке больно, дядя стал стегать племянницу, после каждого касания розги, спрашивая, не очень ли Олюшке больно и хочет ли она еще. К его удивлению, Олюшка просила еще и еще. И – сильнее и сильнее. И так, пока попка не покрылась красными полосками. После порки дядя зацеловал попку и чем-то я намазал, чтобы не болела и быстрее заживала.      

В "их комнате" и Оля, и дядя всегда голые. Зайдут и сразу все с себя снимают. Им так лучше. Заберется Оля к дяде на колени и ну, обнимать и целовать. А дядя – ее. Всю: головку, грудку, попку, между ножками, сами ножки...

Целыми часами они могли так сидеть, и дядя заласкивал племянницу. Потом спросит, хочешь на дика? Оля всегда хочет. Дядя смазывает головку своего давно торчащего дика маслом, ложится на спину и говорит, ну иди. И Олюшка начинает усаживаться на дик дырочкой попы. Так же, как она садится дяде на ручки чистить животик. Дырочка у нее сама расходится. Усевшись, Олюшка начинает на дике прыгать, а дядя ее еще и подбрасывает, чтоб веселее. Поиграют так немного, и дядя снимает Олю с дика и начинает мыть – сначала ее, потом себя. От белого. А часто – и от коричневого. Потому что, когда дядя снимает ее с дика, Олюшка часто чистит животик прямо на дядю. Дяде это нравится.

Первый раз дядя усадил Олюшку на дика, когда ей не было и шести лет. Подхватил прямо с хрустального трона, оторвал свисающую колбаску и усадил. Олюшка даже не успела животик дочистить до конца. Так и летала на дике верх-вниз. После этого хрустальный трон из их комнаты убрали.

С пяти лет Оля просит, чтобы дядя на ней женился. Но дядя только отшучивался: ты больше, чем любая жена, чего ж тебе еще?

А замуж Оле очень хотелось. И с того дня, как ей исполнилось 12 лет, хочется всё сильнее и сильнее. Оля знает – почему, но никому не говорит.

Впрочем, кроме дяди, ей и сказать некому: ни друзей, ни подруг у Оли никогда не было, один дядя. Оля от этого вовсе не страдает: сверстники ей и самой неинтересны. И дядя не хотел, чтобы Олюшка играла с другими детьми. Он сам, да дворовые, да учителя, их Оля с восьми лет сама и выбирает и прогоняет, – вот и всё Олино окружение.               

Во все женские тайны Олю посвятил тоже дядя. Когда ей исполнилось десять лет, усадил к себе на колени и все рассказал. И про то, что скоро у Оли из пуси потечет кровь, и откуда берутся дети, и как Оля выйдет замуж, и что они будут делать с мужем, и как Оля будет своих детей носить, рожать  и кормить грудью.

Оля тут же обняла дядю за шею и потребовала дика в пусю немедленно, а не когда она выйдет замуж. Не хочу ждать! Но дядя сказал, что это нельзя. Что в пусе есть пленка. Порвать которую может только муж. Иначе муж не будет уважать Олюшку. А это очень плохо.

Садиться на дика в этот раз дядя Оле не предложил, и они просто сидели вместе. Лицом друг к другу, Оля на коленях дяди. Потом Оля разыгралась с дядиным диком, а когда дик вырос, еще и расцеловала его. И тут дик брызнул на Олины щечки белой струйкой. Оля вытерлась, облизала пальцы, затем дик и бросилась целовать дядю. Так это и есть та струйка, от которой дети? Дядя кивнул.

Учится Оля с упоением. Началось это с четырех лет – она за день выучила буквы, а через неделю читала, как взрослая. И когда ей в руки попадает новая книга, оторваться от нее может только для одного – пойти  к дяде в "их комнату". Но и туда она обязательно прихватит книгу.

Читает Оля все. И сама выписывает книги. Книг у нее куда больше, чем игрушек, хотя отборными игрушками тоже завалены целые комнаты.

Не забывает Оля и про светские науки, вроде танцев. Но здесь такой страсти у нее нет. Хотя от сверстниц Оля не отстает – ни в знании моды, ни в умении танцевать.

Когда ей было тринадцать, Оля пристала к дяде по-настоящему: женись на мне! Ты же мне не отец, а только дядя. И дяде пришлось объяснять, что церковь ни за что такой брак не разрешит. Оля поняла и нахмурилась.

А через два года Оля устроила дяде настоящую истерику – разревелась, как белуга. Всё было обычно: они сидели в "их комнате", Оля на коленях у дяди. И вдруг ни с того ни с сего Оля заплакала. Дядя перепугался: что случилось? Оля ничего не ответила, только ткнулась в дядино плечо и заплакала еще горше.

Наплакавшись, Оля заявила, что хочет замуж. И что дядя должен немедленно ей этого мужа найти. Зачем тебе? Куда ты торопишься? Они сами тебя найдут. Оля покраснела, прижала губы к дядиному уху и что-то жарко зашептала.

Дядя выслушал ее, сначала улыбнулся, потом задумался. И какого же ты хочешь мужа – молодого или старого? Старого, ни на секунду не задумываясь, выпалила племянница. Почему? Оля снова ткнулась в дядино ухо и громко прошептала, что хочет быть вдовой.

Тогда дядя снял Олю с колен, поставил на ноги, поцеловал в попу, потом погладил между ножками, Оля это очень любила, сказал, какая Олюшка у него стала  большая, и задумался еще глубже.

Через две недели дядя привез к ним в дом князя Ширина, кузена олиной бабушки – его и олиного отца матери. Это был очень богатый, далеко за семьдесят старик. Его жена, с который они прожили больше пятидесяти лет, умерла год назад, так и не подарив мужу наследников.

Род Шириных древний, еще в пятнадцатом веке первый Ширин, Аслан, правая рука царя, крестился в Москве и превратился из Руслана, так его здесь все называли, в Святослава,  обвенчался с дочерью великого князя, да так в Москве и остался. 

Против обыкновения, Олю позвали принять гостя, и они провели вечер втроем в парадной гостиной. Оля, как умела, кокетничала с князем, стараясь не нарушать правил приличия. Удавалось не нарушать не всегда – светского опыта у Оли не было совсем, но князь, кажется, этого не замечал и вообще казался очень довольным.

Когда князь уехал, Оля пристала к дяде, это он? И дядя грустно кивнул. А он здоров? Вовсе нет, ответил дядя.

Еще через неделю князь приехал к ним с огромным букетом и предложением руки и сердца. А через месяц состоялась пышная свадьба.      



Брачная ночь получилась совсем не такой, как ждала Оля. Первое, что сказал князь, когда они остались вдвоем, чтобы Оля ложилась на живот, он ее будет сечь. За что? Потом узнаешь. Не лягу! Тогда тебя высекут слуги. И князь взялся за колокольчик. Оле пришлось подчиниться.

После 20 розог муж приказал Оле встать на четвереньки. И стал рукой запихивать своего не очень-то твердого дика Оле в пусю. Оля помогала как могла. 

Пленка лопнула, впрочем, довольно быстро. Оля взвизгнула, но не от того, что было очень больно, попа после порки болела у нее гораздо сильнее, а потому что подумала, что надо взвизгнуть, и князь с удовольствием заметил у себя на дике кровь. Через минуту из дика в Олину пусю вылезли две белые капли.

Наутро князь велел Оле стать перед ним и внимательно слушать. Оля сказала, что сначала ей надо в уборную. Никаких уборных, садись на корточки и всё, что тебе нужно, делай здесь. На ковер. Оля решила терпеть. И князь начал.

Первое – безоговорочное послушание. Или Оля делает, что говорит муж, или Олю секут. Если у мужа не хватает сил высечь Олю, как она заслужила, это делают слуги.

Сказав это, князь спросил, почему Оля не села и не справила нужду, как он сказал. Садись.

Оля закусила губу и продолжала стоять. Тогда князь позвонил. Немедленно, как будто они ждали этого звонка, в комнату вбежали три парня. У первого в правой руке была квадратная деревянная лопатка вроде той, с какой Оля любила играть маленькой в саду, а в левой – черный уголек. У двух других в руках не было ничего. Эти двое подхватили Олю и уложили  ничком на кровать. Один парень держал ей ноги, другой задрал рубашку и прижал плечи к кровати. Князь взял у первого уголек и провел по Оле две черты: одну повыше коленок, вторую пониже поясницы. И сказал только одно слово – "Синим".

И немедленно на попу Оли обрушился сильнейший удар. Потом – второй, и лопатка загуляла по Олиным ногам и попе. Оля захлёбывается от крика, но ни парни, ни князь не обращают на это никакого внимания. Через пять минут все кончено. Олю ставят между двумя зеркалами, и она видит, что все ее тело между проведенными мужем линиями синее.

Парни вышли. Поняла? Оля, глотая слезы, кивнула. Что я велел? Оля послушно села на корточки, и по ковру расползлось большое пятно, а у границы пятна под Олиной попой выросла куча. Колокольчик снова звякнул, и в комнату вбежали две девушки, подхватили ковер за четыре угла и унесли. Меньше чем через минуту они стелили другой ковер, чистый.

Теперь слушай дальше. И муж продолжил. Он знает, почему Оля пошла за него. Но ничего этого не будет. Ни Олиных измен, ни преждевременной смерти князя. С этого дня Оля – его раба. Беспрекословно исполняющая все приказания.

Оставаться наедине с мужчиной Оля будет только, когда танцует на балах. Когда мужа нет, с Олей будут две компаньонки. Всегда. Даже в уборной. Подкупить их Оля не сможет, они знают, что любую сумму, предложенную Олей, князь, не задавая вопросов, удвоит и отпишет им в завещании.

Понятно? Оля залепетала, что у нее и в мыслях такого не было. Но князь не дал ей договорить.

Дальше. Обязанностей у Оли будет две – постель и свет. Дома Оля должна быть сладкой в постели и правильно принимать гостей.  Кроме того, Оля будет ездить с князем в свет и добиваться, чтобы свет ее принял и полюбил.

Дальше. За ошибки в свете и, вообще, за любые ошибки Олю будут сечь.

Вести дом Оля не будет, для этого есть люди. Покупать может всё, что хочет. Но только с разрешения мужа. Туалетами Оли будет заниматься портной князя.

Всё.               

Муж вышел в соседнюю комнату – одеваться. И в комнату немедленно вошли две уже немолодые девушки.

Вечером приехал дядя. Но ему сказали, что княгиня нездорова и принять его не может. Письмо, которое Оля написала дяде в этот день, немедленно было доставлено князю. Князь прочем письмо и позвонил.

Услышав колокольчик,  компаньонки потащили упирающуюся Олю в кабинет князя. Следом туда же вошли три парня. Один поставил княгиню на колени, второй прижал ее плечи к полу. Князь сам задрал жене подол и оголил синюю попу. И снова провел две черты. Верхнюю – там же, где утром, а нижнюю повыше, чем утром, – по складкам между попой и ногами.  Затем князь показал Оле ее письмо. Сжег письмо на свечке. И сказал парням снова одно слово. Но не то, что утром –    "Черным".

После этого три дня Оля не могла не то, что сесть – дотронуться до попы. 

Через месяц Оля узнала, что ее любимый дядя оказался замешан в заговоре против императрицы, бит кнутом и сослан на север. Но до места ссылки не доехал, умер по дороге. Всё свое состояние он оставил Оле. Неделей позже князь Ширин получил звезду за разоблачение заговорщиков.

Молодых людей, с которыми Оля танцевала на балах, в дом не допускали, князь сам подписывал приглашения на свои вечера.

Так прошли два года. За непослушание Олю уже давно не секли, а за ошибки секли очень редко: Оля быстро усваивала светскую науку и без порки.

Раза два в месяц князь объявлял, что сегодня он будет наказывать жену не за грехи, а просто так. Чтоб была слаще. Он брал плеточку и, пока Оля зацеловывало его дряблое тело, стегал молодую жену по попке. Впрочем, не сильно. И даже нежно. Оле это очень нравилось – единственное, что ей нравилось из ласк мужа. Потом князь лежал на спине, а Оля играла с его никак не желающим становиться твердым диком. Наконец, кое-как ей удается сесть пусей на все время наровящий упасть дик. Теперь надо постараться, чтобы дик лопнул в пусе, а не выполз раньше. Но это у Оли получается нечасто.   



Через два года императрица, которая любила князя и, как однажды Оля услышала в свете, была ему чем-то обязанной, умерла. Императором стал наследник.

Наследник несколько раз танцевал с Олей. И, кажется, она ему нравилась. Но императрица сама решала, кому можно быть любовницей наследника, а кому нет. Княгиню Ширину она не разрешила.

На следующий день после коронации, князь испросил у государя разрешения уехать в имение. Но вместо разрешения получил приглашение на бал во дворце.

Горничной, собиравшей Олю на бал, был отдан странный приказ: подмешать к духам княгини содержимое ее ночного горшка. Оля попыталась было отказаться душиться такой смесью, но горничная сказала, что их сиятельство на этот случай велел сразу звать его. И тут Олю осенило.

Оля упирается – зови, не буду душиться. Приходит князь, горничная сразу же выскальзывает за дверь. Я тебя сам надушу. Ни за что! Князь удивлен: за непослушание он не сечет Олю уже года полтора. Может, забыла? Тогда тебя высекут. Пусть. Князь звонит и обводит углем Олину попу – "Синим".

После порки Оля становится послушной и душится сама.

В бальном зале вокруг Оли пустота – дамы морщат носики и стараются держаться подальше. Оля танцует первый танец и видит, что ее кавалер не рад, что пригласил. Закончив танцевать, он ведет  Олю к дамам, которые при ее приближении расступаются, а сам возвращается в толпу кавалеров. Что-то им рассказывает, и Оля слышит смешок.

И тут ее приглашает танцевать император. Они танцуют, Оля выслушивает от императора комплименты, понимает, что ему-то ее духи очень нравятся, и шепчет, что ей нужно рассказать его величеству одну тайну.

Закончив танцевать, император ведет Олю в свой кабинет – показать чудесные миниатюры. Здесь Оля бросается перед его величеством на колени и со слезами просит защиты от тирана мужа. Посмотрите, ваше величество, сами. И Оля показывает императору результат сегодняшней порки.

Император обнимает рыдающую Олю. Оля прильнула к нему, так и не опустив юбки, и будто случайно прижимает к себе императорские панталоны.

Через минуту она уже лежит на полу и помогает его величеству вставить дик себе в пусю. Император говорит, что ни одна из его знакомых дам никогда  не пахла так прекрасно.

Через полчаса один из камергеров передает князю Ширину высочайшее повеление ехать домой и ждать, княгиня будет поздно.

На балу в этот вечер император больше не появился. Отдав какой-то приказ камер-пажу, он сразу отправился с Ольгой в спальню. Вышли они оттуда после полудня следующего дня.

В это время князь Ширин, сопровождаемый поручиком Семеновского полка, уже два часа трясся в карете по дороге в свое новгородское имение. Отлучаться из имения, равно как и вступать с кем-либо в какие бы то ни было сношения, высочайшим повелением князю было строжайше запрещено.

Через два дня князь умер. Заболел он еще в дороге: после трёх тумаков, которыми, и тоже  по высочайшему повелению, семеновец наградил князя, у него отнялась правая половина тела. Доставив князя полуживым, поручик велел уложить барина в постель и просидел у его кровати до самого конца. Он же распорядился и похоронами, которые состоялись в тот же день, гроб к этому времени был уже готов, могила вырыта.

А через десять месяцев после смерти князя Оля, то есть княгиня Ольга Леонтьевна, подарила миру нового князя Ширина – Григория. Крестным отцом князя Григория был сам император. Мальчик родился хотя и переношенным, но щупленьким.

Все эти месяцы, как и два следующих года, Ольга остается такой же послушной рабой императора, какой послушной рабой мужа была до того. Но жизнь ее меняется – теперь она хозяйка фантастического состояния: наследства отца, матери, дяди и мужа. Всем этим надо управлять. И Ольга стала учиться управлять.

Прежде всего нужно было навести порядок в петербуржском доме. Начала это дело Ольга в тот же день, когда в Петербург пришла весть о смерти князя. C того, что приказала запороть при ней, сейчас же, немедленно, трех парней, которые ее секли, и двух своих компаньонок.

Всю пятерку вяжут. Компаньонки кричат, что они не крепостные. Но Ольгу это не останавливает – я сказала запороть! На конюшне, ваше сиятельство? Нет, здесь, в этой комнате. Я сама.

В комнату приносят козлы для порки и толстые ивовые прутья. Ольга требует вместо ивовых железные. Железных прутьев нет, только железные палки. Хорошо, пусть будут палки.

И Ольга со всего размаха лупит палкой первую жертву – парня, который ее порол. Но получается не так, как ей хочется – в два удара она перебивает парню шею, и он умирает. Слишком быстро...

Второго парня, того который держал ей ноги,  она бьет уже осторожнее – только по спине. Потом устает и отдает палку палачу из дворовых, одному из трех, что секут дворню на конюшне. Два других стоят здесь же. А впрочем, не надо палкой, бей прутьями, ничего что деревянные, даже лучше.

Разгоряченная Ольга откидывается в кресло и смотрит, как три сменяющих друг друга палача забивают ее мучителя.

Когда он перестает дышать, Ольга велит принести морсу. Холодненького. Потягивая морс, Ольга наблюдает, как запарывают третьего, того, что держал плечи.

Вся комната в крови, попало и на платье, но ничего – отмоют и отстирают.

Теперь очередь компаньонок. Первую отдохнувшая княгиня сечет сама. Через семьдесят ударов жертва уже не дышит. Ольга велит окатить ее водой и отдает прут палачу – заканчивай. И принесите мороженого. С ананасами.

Первую компаньонку утаскивают и привязывают вторую. Ольга доедает мороженое и требует сливового компота. Компот княгиня допила, когда из комнаты выволакивали последнее тело.    

На шестом месяце Ольгиной беременности император к княгине Шириной охладел. И в первые месяцы после родов, заезжая взглянуть на крестника, он  только морщился от запаха грудного молока. Запах пеленок князя Григория императору нравился больше.

Но затем отношения любовников возобновились. Ольга почти переселяется в императорский дворец и старается угадать любую высочайшую прихоть.

А прихотей у императора много. Он то сам сечет Ольгу, то требует, чтобы она секла его. Любит пустить Ольге в рот желтую струйку. И чтоб она обливала его золотым дождиком. Ну, и конечно, и в попу, и в пусю, и в рот... Но больше всего ему нравится отводить Ольгу в конюшню, укладывать на кушетку под своего любимого жеребца и засовывать дик любимца в пусю возлюбленной.   

На третий год романа с императором Ольга родила дочку, которая получила имя графини Турецкой. Но через два месяца графиня Турецкая умерла. А еще через месяц скончался и ее отец.



На престол взошла жена безвременно умершего императора. Но еще до того, только услышав о смерти его величества, княгиня Ширина поспешила уехать из Петербурга в деревню.

Сделала она это не без удовольствия – быть любовницей царя почетно, но хлопотно. А главное – безрадостно.      

Теперь сбылась ее давняя мечта – сама себе хозяйка. И ей всего двадцать лет!

Из всех ее имений огромное костромское имение князя было самым благоустроенным, они с мужем прожили в нем месяц в первый год супружества. Там Ольга и решила поселиться.

Первые недели в деревне Ольга не ходила, а летала. Свобода! Ни дяди, ни мужа, ни императора – никого! Делай, что хочешь.

А чего ей хотелось, Ольга знала отлично. Первое – книг. Второе – умных людей, ей до смерти надоели светские дураки. И третье – еще кое-чего. Но с этим третьим Ольга не торопилась: возьму сколько захочу. Когда захочу.

Книг было много – с Ольгой прибыло подвод десять. Но Ольге хотелось еще и еще, все новое по философии и медицине – и книги, и журналы. И Ольга принялась всё это выписывать.

С умными людьми сложнее, учителей в этой глуши нет. Но ведь кроме Костромы есть еще и Европа. И Ольга стала писать чуть ли не всем крупным философам и естествоиспытателям Европы. В письмах она просила учить себя. Отвечали её адресаты  немедленно. Потому что к каждому своему письму княгиня прикладывала вексель на немалую сумму – плату за обучение.

И у Ольги завязалась оживленная переписка. Каждый день она простаивала перед бюро часа по два, по три, а иногда и больше.

Два главных вопроса интересовали Ольгу. Первый – есть ли Бог, и, если есть, какой Он? Второй – есть ли у человека душа и, если есть, где она находится? 

Дядя не угнетал Олю религиозным воспитанием. Среди книг, которые она глотала, была, конечно, и Библия. Но Оля быстро закинула ее подальше, найдя чтение поинтересней. Приходил несколько раз священник, рассказывал про молитвы и посты, даже попробовал разучить с Олей "Отче наш", но Оле стало скучно, и она его прогнала.

Всё, что прилично делать доброй христианке, Оля, конечно, делала. Но без души, механически. А вопрос о Боге заинтересовал ее рано, лет в одиннадцать-двенадцать.

Что касается вопроса о душе, то об этом Ольга задумалась, когда ела мороженое и смотрела, как умирают ее  мучители. Ольга видела, как уходит из них жизнь. Но что такое жизнь? И что такое смерть? Вот тело здесь, а жизни нет. Куда она делась? Как бы в этом разобраться?

Для того, чтобы разобраться, кроме книг и журналов, Ольга выписала из Германии всевозможные  медицинские инструменты и снадобья – то,  что ей нравилось на картинках в приходящих книгах и журналах.

Всё это Ольга разместила в специальной комнате для опытов. Она устроила эту комнату рядом со своей спальней, так называемой "Голубой Спальней", которую княгиня выбрала из двух десятков других спален своего огромного дворца.

Но как раз со сном было плохо. Чтение и переписка занимали только дни. А были еще и ночи. И ночами Ольге не спалось. Каждую ночь низ ее рубашки был мокрым, и рубашку нужно было менять. Иногда – и два раза за ночь. Пуся требовала своё и то просто сочилась, то выбрасывала мутноватую струю. Пару раз Ольга попыталась утишить этот зуд морковкой, но это не помогло. Пусе нужно было  другое.

И тогда Ольга нашла среди своих дворовых девушек двух похожих на себя фигурой и даже немного лицом – сестер Дуню и Полю.

Первой она отвела в комнату для опытов Полю. Посадила на специальный стол на колесиках и дала что-то выпить. Поля выпила и стала валиться на бок. Ольга уложила Полю на спину, развела ей ноги и воткнула в пусю привезенную из Петербурга нефритовую палочку. Самую толстую из тех, которыми дядя когда-то чистил Олюшке попу изнутри. Вынула палочку, всё в порядке – в крови.

Затем Ольга разжала Поле зубы специальной ложечкой. Специальными щипчиками вытянула язык. Специальным ножиком отрезала от языка половину. И бросила эту отрезанную половину языка в специальное ведро рядом со столом.

Ольга перевернула Полю на живот, чтобы не захлебнулась кровью, и засунула в рот тряпку, чтобы остановить кровь. На руку Поле Ольга надела массивный золотой браслет. После чего вышла, а комнату для опытов заперла.

На следующий день то же самое она проделала с Дуней.

Потом Ольга занялась главным.

На барский двор согнали всех женатых мужиков от шестнадцати до двадцати пяти лет. Таких в костромском оказалось около ста пятидесяти.

Из них княгиня отобрала пятьдесят. Каждому из пятидесяти рассказали, что он будет делать, и велели выбрать себе зазнобу – или  свою жену, или чужую, или девку, кого хочет, его воля.

Отобранных парней заперли в трех сараях и пять дней кормили от пуза мясом и сметаной.

А через пять дней начали по одному запускать в комнату, где выбранная парнем зазноба ждала его голой на кровати. Девкам, у кого пленки были не порваны, проткнули их княгининой палочкой четырьмя днями раньше – чтоб пуси успели зажить. Одна выбранная не своим мужем жена пробовала было заартачиться, но ей объяснили, что запорют насмерть вместе с мужем, и она покорилась.

Шесть дней с утра до вечера Ольга смотрела на происходящее в комнате через маленькое окошко, сделанное так, что из комнаты ее не было видно, а она видела всё. Тем парням, которые ей нравились, кто красивей, у кого дик больше, у кого он выше задирался, кто дольше не слезает с зазнобы, у кого в глазах больше души, по сигналу княгини обвязывали лоб ленточкой и давали по десять серебряных рублей. Всего таких набралось семеро.

Потом два дня выбранных Ольгой парней парили в бане. А на третий, снова по одному, стали заводить в комнату для опытов.

Здесь Дуня усаживала парня на специальный стол на колесиках, подносила чарку, он пил за здоровье барыни и валилился на бок. Дуня стучала в спальню княгини – всё готово, Ольга входила в комнату для опытов, склонялась над парнем, что-то делала, что-то бросала в ведро, бинтовала парню голову, обматывала веревкой руки и ноги, затем приказывала этого парня унести, всё вымыть и вести следующего, а сама возвращалась в Голубую Спальню.

Через день связанный парень приходил в себя. И узнавал, что у него нет ни языка, ни глаз. Но зато на шее висит мешочек, в котором звенят сто серебряных рублей – цена двух таких, как он.

Всех девятерых – и девушек, и парней – Ольга поселила в пустующем крыле дворца, примыкающем к Голубой Спальне. На комнаты парней Дуня повесила замки, а ключи отнесла барыне. На каждой из дверей кроме замка была еще и надпись: "понедельник", "вторник", и так до "воскресения".

Парням объявили, какая приятная их ждет работа – девушек ублажать. И что в награду за эту работу они получат такое богатство, что больше в жизни никакой другой работы работать им будет не нужно. Но, если они сделают что-то не так, то умрут лютой смертью.

Неделей позже, это был четверг, начитавшись на ночь, Ольга приказала Поле привести парня из комнаты, на которой написано "четверг". 

Через пять минут Поля вернулась, ведя голого парня за руку. И тихо выскользнула за дверь.  Ольга погладила парню дик, от чего тот немедленно задрался, и повалила на кровать.  Перемазала кровью, которая  текла из её пуси, такой у нее был день, и уселась на дик верхом.

Три раза парень заливал Ольге пусю, пока она не позвонила увести парня, и, наконец-то, заснула спокойная. Утром Поля отнесла в комнату, на которой было написано "четверг", серебряный рубль. 

На следующую ночь то же повторилось с парнем из комнаты "пятница".  А Четверга Поля отвела к Дуне в Розовую Спальню, точно такую же, как Голубая Спальня княгини. И Четверг терзал своим диком пусю уже Дуне, не понимая, кто из них барыня – вчерашняя или сегодняшняя.

Так и пошло: две недели, в которые Ольга могла забеременеть,  парни не делали ничего. А в две другие они спали только пять ночей. В шестую их водили к Ольге. В седьмую – к Дуне или к Поле. Та из девушек, кто была свободна от постельной обязанности, стояла у дверей Голубой Спальни и ждала звонка.

Через два месяца Дуня забеременела. И бабка-повитуха вытравила ей плод. Да так удачно, что больше беременеть Дуня уже не могла.

Еще через месяц то же самое произошло с Полей.

Неприятность случилась через полгода. Уже залив Ольгину пусю, Вторник стал ее душить. Но Ольга была к этому готова. Рядом с кроватью лежал нож, в ручку которого был вделан колокольчиком. Этот нож Ольга воткнула убийце в бок, и на звук колокольчика в комнату вбежала Поля. И так ударила Вторника по голове молотком, который был приготовлен рядом с ножом-колокольчиком как раз на такой случай, что Вторник очнулся только утром.

Было холодно. Одежды на Вторнике никакой не было. Голова болела, из раны в боку текла кровь. Вокруг лают собаки. Но руки и ноги у него свободны. Вторник  чувствует жгучий удар хлыста и бежит. Его кто-то догоняет, еще удар. Бежит со всех ног. И слышит сзади "Ату!".

Через несколько минут свора борзых разорвала Вторника. Шесть его товарищей стояли тут же и слышали и лай собак, и "Ату!", и затихающее мычание.

А у Поли в этот день появился еще один золотой браслет, в два раза тяжелее первого.

Неделю до того, как из пуси начинала литься кровь, и неделю после Ольга ходила, расставляя ноги, чтобы не так больно было растертой пусе. Это было именно то, чего она хотела.

Месяца через три-четыре работы парням прибавилось. Девушки водила к барыне и друг к другу уже не одного, а двух парней сразу. Одного для пуси,  другого для попы. А однажды Дуня привела сразу пятерых. Одного Ольга уложила на ковер и села ему на дик, второму выставила попу, а трое других стояли вокруг на коленях, дик одного Ольга держала во рту, а головки двух других терла руками. Утром Дуня отнесла всем парням по три серебряных рубля, а следующей ночью сама проделала с ними всё то же самое, что княгиня. И наутро отнесла всей пятерке еще по 3 рубля. 



Так прошли два года. И императрица стала всё чаще получать письма, в которых знаменитые ученые и философы со всей Европы, с которыми императрица состояла в переписке, восхищались княгиней Шириной, передавали ей приветы и недоумевали, отчего ее величество не украсит свой двор таким бриллиантом.

После четырнадцатого такого письма императрица послала своей статс-даме, а в статс-дамы Ольгу произвели по ходатайству тогда еще живого князя, когда ей не исполнилось и шестнадцати, депешу с повелением прервать затворничество и явиться ко двору.

Ольгу это приглашение обрадовало очень мало. Но она подчинилась.

Императрица приняла Ольгу ласково, посмеялась над тем, как они делили ее мужа, и предложила забыть былую ревность. Ольга присела в реверансе.

При этом разговоре присутствовал фаворит императрицы, граф Сергей Турчин. И ее величество не пропустила быстрый взгляд, который граф бросил на княгиню Ширину.

На третий день граф Турчин приехал к княгине с визитом. Но княгиня выслушала пылкие признания графа сухо. В своем ли он уме? Понимает ли последствия?

Но граф не отступил. Он что-то прошептал Ольге на ухо, и Ольга что-то ему ответила. Тоже на ухо. После этого граф Сергей удалился. А княгиня слегла больной.

Прошла неделя, потом другая. Ольга все так же лежала больная. На третьей неделе своей болезни, так и не встав с постели, Ольга написала письмо императрице, прося отпустить ее для лечения за границу, в Германию.

Через два дня она получила милостивое согласие и паспорт. И уже на следующий день карета с укутанной в подушки княгиней скакала к Пскову. Причем, чем дальше княгиня удалялась от столицы, тем лучше себя чувствовала.

Через полгода в Гейдельберг, где всё еще продолжающая болеть княгиня, чтобы развлечь себя, слушала лекции местных профессоров, дошла весть, что императрица скоропостижно скончалась и императором стал ее маленький сын. А регентом – граф Турчин.  Неделей позже Ольга получила предписание вернуться в Петербург.

По приезду ей была назначена аудиенция у регента. Первые слова графа были о том, что он сделал обещанное, теперь очередь Ольги. На это Ольга повернулась к графу спиной и попросила расшнуровать корсет. 

Через два с половиной месяца регентство у графа Турчина отобрали и передали регентскому совету, а самого графа сослали на Урал. Княгиня Ширина осталась в Петербурге.

Поклонников у красавицы и одной из самых богатых невест империи было, естественно, множество. Но всем им гордая княгиня говорила, что любовь нужно доказать.

Из-за этого дуэли между поклонниками происходили чуть ли не каждые две недели. Что очень развлекало княгиню. Порой она даже навещала раненных дуэлянтов, утешая их то сестринским поцелуем, то лентой со своей головы, а иногда и поглаживанием руки. Но никогда ничего больше.

 

А в доме княгини жизнь шла своим чередом. Много времени она занималась с сыном, то зацеловывая и задаривая подарками, то наказывая по попе. Стоило сыну плохо выучить урок, как мама спускала с него кружевные панталончики и, задрав подол, укладывала князя Григория животиком на свои голые колени. Розгой она сына никогда не секла – всегда только рукой. Не сильно, но очень долго – иногда по часу.

Скоро маленький князь догадался, что когда он начинает ерзать и тереться животиком о мамины колени, шлепки становятся слабее, а потом и вовсе превращаются в поглаживания. И тогда наказания стали сводится к тому, что Гриша елозил у мамы на коленках, а мама гладила ему попу.

Теперь мальчик старался сам заработать наказание всякий раз, когда мама приходила в его комнату. Один раз, когда он лежал на коленях, ему захотелось на горшок. И он стал проситься. Но мама как будто не слышала. Через десять минут он написал маме на ноги и страшно напугался: вот теперь мама нашлепает так, что не сядешь. Но мама вовсе не рассердилась. Наоборот – поцеловала ему попу и пиписку.      

А еще в Ольгином доме появилась стайка прелестных девочек – от шести лет и до девяти. Их, самых красивых, специально собирали по всем именьям княгини и на радость родителям, а больше – самих девочек, отсылали в Петербург. Княгиня осматривала прибывших голенькими и отбирала тех, кто ей понравился. Остальных отправляли назад.

Учила девочек сама княгиня. Для уроков была устроена специальная классная комната.

Начинается учеба с того, что княгиня привязывает девочку к скамье и сечет розгой. Раз десять-пятнадцать. Потом объясняет девочке то, что нужно запомнить и о чем нужно молиться утром, как проснешься, и вечером, перед сном.

Беспрекословно слушаться княгиню и стараться во всем угодить. Это первое. Второе – никому не рассказывать, что происходит на уроках. Ни другим девочкам, ни прислуге, никому. Иначе ее запорют до смерти и того, кто слушал, тоже. Поняла? Запомнила? Если будешь слушаться и хорошо учиться, выйдешь замуж за дворянина.

После этого княгиня снова привязывает девочку к скамье и снова сечет. Пока девочка под розгой не повторит всё, что ей было велено запомнить.

Потом княгиня девочку отвязывает, переворачивает на спинку и подкладывает под попку мягкую подушечку, без подушечки девочка еще дней пять на спинке лежать не сможет. Поднимает и разводит  девочкины ножки, а сама достает из коробочки с нефритовыми палочками, дядиными, палочку подходящего размера, обмакивает ее в масло, и разводит этой палочкой губки девочкиной пуси. Скажешь, когда станет больно.

Девочка дрожит от страха, вся сжалась, ей уже больно. Тогда княгиня отдает палочку девочке, слегка нажимает на кулачок, в котором девочка держит палочку, так чтобы закругленный конец палочки был между губками пуси, и говорит, давай сама. Мама запорет, отвечают те, кто постарше. Будешь слушаться, через год сама маму запорешь.

И девочка начинает пропихивать палочку себе в пусю. Ой, больно! Княгиня резко надавливает на кулачок с палочкой, девочка кричит, а княгиня вынимает палочку и смотрит – всё ли в порядке. Всё в порядке – в крови. На этом первый урок закончен.   

Занимаются ученицы голыми. Голая и учительница. И сидят ученицы не за партами, а у учительницы на коленях.

Учительница то невероятно добрая, то очень суровая. За ошибку в письме или во французском уроке может уложить на скамейку и больно высечь. А может и ничего не сделать. Во время урока может посадить к себе верхом на коленку и начать подбрасывать – играть в лошадку. А может просто зацеловать: и животик и между ножками.

Тут же, в классе стоит и ночной горшок, но отпускает на него княгиня учениц редко. Обычно приказывает, чтобы девочка всё делала на нее. Или, если княгиня занимается сразу с двумя ученицами – на подружку.

Сначала девочки стесняются, но княгиня напоминает им про первый урок: беспрекословно слушаться, и от стеснения и следа не остается.

Скоро девочки учатся, что избежать наказания очень просто. Нужно просто приласкаться. Прижаться всем тельцем, или обхватить княгиню за шею руками, или забраться на колени и расцеловать. Княгиня добрая – сразу же сама обнимет и расцелует.

Потом – новое открытие: если погладить учительнице низ живота, там где волосы, а потом засунуть ручку между ног, то княгиня отопрет специальный шкафик и даст вкусную-превкусную конфету. Или даже прикажет принести мороженое.

Теперь занятия проходят так. Пять минут княгиня проверяет, как сделан урок. Потом ставит отметку. Плохую – розгой по попе, но не очень больно, а хорошую – поцелуями. Потом сажает ученицу верхом на коленку, а если учениц две, то одну на левую коленку, а другую на правую,  и десять минут рассказывает что-нибудь новое или отвечает на вопросы. А потом учительница и ученицы просто обнимаются и заласкивают друг друга – от пусь до шеек.

Потом, если девочки ласкались сладко, учительница угощает их чем-нибудь таким же сладким, что всегда есть в шкафике, задает урок на следующий раз и отпускает. Через полчаса приходит новая ученица. Или две.      

Конечно, девочкам так и хочется рассказать приставленным к ним горничным про уроки. Но они и сами боятся, и горничные ни за что на свете не станут их слушать. Одна послушала. И ее на глазах у всей дворни запороли насмерть. Вместе с болтушкой. На экзекуции присутствовали все ученицы. Наблюдала за ней и княгиня. 

Через три-четыре месяца хорошие ученицы уже спят с княгиней в одной постели. Княгиня ложится поздно. Если не была в свете, то читает допоздна. Или пишет что-то. А иной раз и в комнате для опытов, Ольга перевезла ее из имения в петербургский дом, засиживается, она по-прежнему одержима желанием узнать тайну жизни.

Но вот занятия кончены, и княгиня ложится в постель. Девочка, которая к этому времени давно спит, знает, что сейчас нужно проснуться и всю маменьку, они теперь зовут княгиню так, расцеловать и затискать. Сперва щечки и губки. Потом – шейку. Потом большие, очень большие грудки. Это маменька любит особо, и девочка старается вовсю: в сосок, еще в сосок долгим поцелуем, теперь в другой, теперь грудку приподнять и закинуть наверх, теперь потискать, другую потискать, снова в сосок...

Потихонечку девочка сползает вниз и зацеловывает маменьке животик. Потом ныряет между широко расставленных ножек маменьки и начинает ласкать пусю.

Пуся у маменьки мокрая и горячая. Девочка целует ее всю и забирается ручкой внутрь. Забраться надо глубоко, как маменька любит. Теперь надо водить ручкой туда и сюда, от бугорка снаружи до самого глубокого места. И побыстрее, так маменька больше любит. Вот так. И вот так. И вот так.

Ну, вот и случилась – маменькина пуся обливает девочку теплым и сладким. Девочка вылизывает всё это язычком и высовывает головку из-под простыни: я хорошо делаю?

Дальше уже маменька обнимает и целует девочку, не оставляя ни кусочка непоцелованным. Затем сажает на корточки прямо себе на лицо и велит пустить  золотой дождик.

Девочка знает, что такой приказ будет, и поэтому перед сном никогда не писает. Она уже давно терпит и боится описаться раньше времени. Ну, вот – теперь, наконец, можно. И девочка льет маменьке золотой дождик прямо в раскрытый рот.

А теперь надо снова подобраться к маменькиной пусе, поцеловать ее и попроситься: а мне. Открыть рот и ждать, когда маменька написает.

Сначала маменька этого не делала, только давала ученице тряпочку, которой вытиралась. Сперва – понюхать, после – и пососать. Потом девочки учились вылизывать язычком то, что княгиня вытирала тряпочкой. Отличницы получали дорогие подарки. И через месяц девочки уже дождаться не могли золотого дождика из маменькиной пуси.   

Ну вот, маменька девочку описала. И звонит, требует сухую постель. Через минуту постель переменена, и Ольга счастливо засыпает, прижав воспитанницу к груди.

А утром девочку ждет подарок: браслетик или колечко – маменька добрая.    



Прожив в Петербурге такой жизнью два года, Ольга снова собралась за границу. Ей никто не препятствовал, и она спокойно прибыла со своим двором в Париж.

Париж принял русскую княгиню доброжелательно. Этому помогло и то, что со всеми лучшими умами Франции княгиня Ширина переписывалась уже несколько лет.

Вокруг Ольги составился кружок интеллектуальной элиты. Скоро он превратился в знаменитый салон: быть приглашенным к княгине Шириной стало почетно, здесь собирался цвет Парижа.

В Петербурге Ольга мало-кого принимала дома и на упреки знакомых дам в неподобающем ее положению затворничестве только улыбалась, отговариваясь большим количеством других дел: с десяток имений требовал времени. Чтобы управляющие воровали в меру. На вопросы же своих парижских знакомых, почему у нее не было салона в Петербурге, Ольга отвечала другое: из дикарей, невежд и дураков салон не составить.

Поклонников вокруг княгини вилось множество, дрались на дуэлях из-за нее постоянно. Но Ольга никого не выделяла. И счастливо проводила ночи со своими маленькими фрейлинами. Пока графиня Элеонора д'Aбриньяк не привела в Ольгин салон своего любовника – молодого маркиза де Гриньи.

Маркиз влюбился в Ольгу немедленно и страстно. Он оставил графиню и стал следовать за Ольгой по пятам. И Ольга скоро решила его пылкость наградить. Но дать себе волю ей не позволили приличия, и ночь в охотничьем домике маркиза прошла скучно.

Графиня отнюдь не смирилась с потерей любовника. И при очередной встрече влепила Ольге пощечину. Дуэль между дамами была назначена на следующее утро.

Съехались Ольга и графиня в укромном уголке Венсенского леса. Дрались на шпагах. До первой крови. Обнаженными до пояса. Продолжалась дуэль не более минуты: Ольга проткнула сопернице живот, как раз под поясом, который удерживал спущенный лиф платья графини.

Такие дуэли не были в Париже редкостью, удивила общество не дуэль, а то, что произошло после. Сразив соперницу, княгиня Ширина бросилась к ней раньше, чем успели подбежать слуги графини. И, не слушая никаких возражений, приказала везти раненую в свой дом. 

Два дня Ольга не отходила от постели Элеоноры, ждала пока та очнется. А когда дождалась, покрыла руку соперницы поцелуями и на коленях просила о прощении.

Едва ли это утишило ревность графини, но Ольга увенчала свои мольбы клятвой вернуть Элеоноре маркиза. Услышав это, Элеонора чуть улыбнулась и снова потеряла сознание. Когда она второй раз открыла глаза, Ольга была всё тут. Снова мольбы и та же клятва, про которую Элеонора уже думала, что ей это всё приснилось.

Поправлялась графиня медленно, рана была тяжелая. И все время Ольга не отходила от ее постели, не позволяя никому другому ухаживать за раненой. Она меняла ей повязки, кормила с ложки, подкладывала судно и сама его выносила. И все время целовала руку, молила о прощении и повторяла обещание про маркиза.

Салона княгини Шириной больше не было, Ольга никого не принимала.

Прошло дней десять, и Элеонора стала смягчаться. Она смотрела на Ольгу уже без былой ненависти и больше не старалась отнимать руку, когда Ольга ее целовала.

Еще через неделю Элеонора сама в первый раз поцеловала руку у Ольги.

И между дамами вспыхнула любовь. Быть друг без друга обеим стало невозможно. Когда Ольга выходила из комнаты хоть на пять минут, Элеонора не могла дождаться, когда она вернется. И через два дня она сама попросила Ольгу спать вместе.

Этого Ольга хотела уже давно. Она немедленно скинула платье и через минуту подруги душили друг друга объятиями и целовались до синяков. Оторваться друг от друга они смогли только утром, когда пришло время менять повязку.

Через два дня после этой ночи Элеонора была полностью здорова. Но всем посетителям было объявлено, что здоровье графини улучшается очень медленно и что княгиня Ширина по-прежнему никого принимать не может. Так как никому не может  передоверить уход за больной.

Через две недели Элеонора уже не помнила, что ей когда-то нравились мужчины. Все ее мысли были поглощены одной Ольгой. И подруги то и дело обливали друг дружку то желтым, то прозрачно-мутным. 

Ночи они проводили вдвоем. Один раз Ольга спросила, не хочет ли Элеонора попробовать ее маленьких девочек. Но ревнивая графиня об этом и слышать не захотела – только Ольга. А маркиз? Ты его уже забыла? Никого не хочу, только тебя.

Но, когда после дуэли прошло три месяца, графине все же пришлось объявить себя выздоровевшей и вернуться домой. И вечера у признанной светом святой русской княгини возобновились.   ,

Полтора года любовницы продолжали видеться два-три раза в неделю. Но Элеоноре этого было мало. Ольге же, наоборот, их связь стала надоедать. Тем более, что ей всё больше нравилась другая светская дама – жена маркиза, Изабель де Гриньи.

Как хозяйка салона Ольга уделяла Изабель чуть больше внимания, чем другим своим гостям. Чуть больше улыбок, чуть больше разговора.

Этого хватило, чтобы Элеонора почувствовала неладное. Ты меня больше не любишь? И Ольге пришлось доказывать, что это совсем не так: она впилась губами и языком в пусю Элеоноры и быстро довела ее до изнеможения.

Но, и накричавшись от страсти, Элеонора не успокоилась. Уж не вздумала ли ты таким образом доставить мне маркиза? Ольга только покачала головой и, присев над лицом подруги, обдала ее золотым дождем.

Однако через два месяца Элеонора снова заметила, что к Изабель Ольга внимательней, чем к другим гостям. И вспылила. Колкая шутка в адрес маркизы. Затем другая. Третья, уже почти неприличная – про мужа. И Изабель ничего не оставалось, как вызвать обидчицу на дуэль. Стреляться. Завтра на рассвете.

Через полчаса после разъезда гостей Элеонора вернулась в дом Ольги. Об этом Ольга ее сама попросила, шепнула на ухо при прощальном поцелуе.

Ольга ждала Элеонору у двери, и немедленно повлекла подругу в спальню. Зачем ты это сделала? Я так тебя люблю! А я! И, не тратя, времени они стали срывать друг с друга платья. До пяти часов, когда надо было вставать, Ольга и Элеонора так и не заснули. А в пять поскакали на ту же полянку в Венсенском лесу, где почти два года назад дрались сами. Изабель со своей секундантшей их уже ждали.

Дуэль прошла еще быстрее первой. Изабель, известная в Париже страстью к охоте, пробила графине голову раньше, чем обессиленная страстной ночью Элеонора успела поднять пистолет.

В эту ночь в постели княгини спали сразу три  фрейлины. Все счастливо хохотали, поливая друг дружку золотым дождиком. А когда у Настеньки по ногам в первый раз побежало еще и красное, совсем развеселились.



Ольга прожила в Европе двадать три года. Большей частью – в Париже. Но каждый год она по нескольку месяцев путешествовала и, в конце концов, изъездила всю Европу.

Фрейлины ее росли, и не позже тринадцати лет она выдавала их замуж. Здесь же, во Франции. С таким приданным, которое делало супруга безразличными, почему его жена не девственница. А взамен выросших из имений княгине привозили новых воспитанниц.

А потом ее потянуло в Россию. Европа оказалась вовсе не такой прекрасной, какой когда-то казалась ей из Петербурга. Философы – не такими уж мудрецами. А ученые – не такими уж учеными.

Все эти годы она не прекращала своих занятий. Не прерывала и общения с интеллектуальной элитой. Но результатом занятий были только всё те же неразгаданные тайны. За всю свою жизнь она так и не приблизилась к их разгадке. И уже перестала надеяться, что сумеет приблизиться.   

Ольга знала про масонов, слышала и рассказы про восточных мудрецов, владеющих тайнами мира. Но это был мужской мир, для женщины закрытый. Хотя рассказы про восточную мудрость отчего-то холодили ей низ живота и вызывали позывы освободиться от золотого дождя.

Впрочем, оставалась еще надежда. Один из соотечественников рассказал ей, что среди православных монахов есть великие мудрецы – старцы, знающие о мире больше французских и немецких философов. Конечно, они сторонятся женщин, охраняя себя от искушения. Но некоторые допускают до себя и женщин.

У всегда презиравшей всё, что связано с русской церковью, Ольги от этого рассказа опять отчего-то похолодел низ живота и золотой дождик опять стал проситься наружу.

Рассказ о старцах почему-то запал Ольге в душу. Она всё чаще и чаще думала о нем. Пока, наконец, не решила вернуться в Россию.

Для жизни она определила себе не костромское, сыновье, именье, а украинское, отцовское. Конечно, его нужно привести в порядок, господа в нем не жили лет пятьдесят, если не больше. Но это было исполнено на удивление быстро, уже через три месяца управляющий писал ей, что к приезду княгини всё готово. И к весне со всем своим двором Ольга прибыла в новый дом.



И снова, в какой уже раз, ее жизнь стала совсем другой: поездки по монастырям, разговоры со "святыми людьми".

Некоторых из них княгиня слушала с интересом. Но большей частью уезжала недовольной. Она была слишком ученой, а ее собеседники – слишком невежественными. Отдельные их слова, правда, отзывались в ней. Но не в сердце. А тем же холодом в том же месте – в низу живота. И тем же желанием скорее посетить  уборную.

Однажды в Киевской лавре она встретила группу богомольцев: крепкого, но слепого старика в церковь под руки ввели две молодухи, дочери или снохи. Втроем они прошли мимо Ольги к алтарю. Через три шага старик резко остановился и сделал молодухам какой-то странный жест. Молодухи повели его обратно к выходу. Проходя мимо Ольги, старик громко втянул носом воздух.

Когда Ольга вышла из церкви, все трое стояли у дверей. Но сейчас к ним присоединился четвертый –  молодой мужик, наверное, сын старика. Этот мужик стал спрашивать у Ольги, не окажет ли их сиятельство милость быть крестной матерью у его сына, крестины сегодня? Княгиня сухо ответила, что занята.

В следующий момент сильный удар сбил ее с ног, и чьи-то железные пальцы сдавили Ольгино горло. На ней лежал старик с лицом, перекошенным восторгом ярости. Теперь Ольга узнала его – Суббота.

Потом в левую грудь вошло что-то острое. Потом – ничего.   

Читать всё или купить https://vladwoolf.wixsite.com/olega?otkuda=proza