Кольцо Саладина. ч2. 21

Если он хотел, чтобы я испытала шок, вряд ли нашлось бы что-то лучшее.
Я, которая была готова кинуться за ним, просить, обещать – я оцепенела от этого дикого слова. Мне показалось, оно вспыхнуло огнём на стене нашего коридора, как письмена на пиру Валтасара.
И всё. Я уже не могла бежать, уговаривать, разбираться… Остолбенела. Осталась сама по себе, а он… он ушёл.
Спартак, Спартак, она осиротела...
Что-то во мне сломалось, сбило дыхание. Здесь, в коридоре без окон было душно. Несло запахами из кухни, лук, какая-то печёнка… Стало трудно дышать, застучало сердце, захотелось прислониться к стене. .
Как он мог? Откуда он это взял?
Вот эта милая комнатка с зеркалами и кружевными юбками, с этими весёлыми париками? Это порнография?
Юра, такой воспитанный, вежливый… Это вообще не совместимо! Как он мог! Он же не знает ничего! А я-то знаю? Кто это мне говорил из девчонок: ты его не знаешь, Татка? Нет, Милка, тогда, на юге… Ты его не знаешь, насколько он честолюбивый, насколько он ревнивый… ничего не знаешь.
Не знаю.
Дверь в конце коридора распахнулась, оттуда выплеснулся народ. Весёлый хор грянул на весь этаж:

...Обгоняя безумие ветров хмельных
Эскадрон моих мыслей шальных!
Мои мысли, мои скакуны!..

Это у меня сейчас. В моей пустой голове – эскадрон мыслей. Дурацких скакунов. Обгоняя безумие ветров шальных. Весенних ветров. А какой он вошёл в комнату! В распахнутой куртке, сияющий, весь в цветах, словно сама весна ворвалась. Нет, весна женского рода... Тогда, март. Это март так приходит – нараспашку, в первых цветах. А я дура, дура… Надо было плюнуть, уйти с ним, сели бы на лавочку возле остановки, разобрались бы. Татка с Юрой и не заметили бы, сидели бы и трещали о фотографии…
Надо возвращаться. Что-то сказать естественно, словно ничего не случилось. И лучше бы не врать. Терпеть не могу, когда в сердце одно чувство, а изображать надо другое. И все видят, что человек притворяется. Не буду притворяться. Но если не врать, тогда как? Юра поймёт, обидится…
Я вошла в комнату и села за стол.
- Что-то случилось?
Это спросил Юра.
А Татка ничего не спросила, просто посмотрела понимающе, она и без вопросов поняла, - случилось.
- Ну так, ничего страшного, - я вздохнула. - Договорились погулять, а… а оказалось, что ему надо на переговоры. Маму хочет поздравить. В общем, сначала позвонит, а потом мы встретимся.
И я сама себя поздравила с удачным вывертом.
- Он придёт сюда? – спросила проницательная Татка.
- Ну, наверное, - я налила себе чаю, но выпить пока не смогла. - Съездит на переговорный пункт и… потом я ему позвоню.
Да, вот так правильно. Он же сам сказал: позвони вечером. В общем… всё можно поправить… наверное. Он отойдёт. Он же всегда отходит, потом жалеет. Извиняется. И я сама могу тоже вспылить, а потом сожалею и мучаюсь совестью…
Всё пройдёт. Мы созвонимся, пойдём гулять по весенним улицам. А завтра на выставку. Конечно же, мы пойдём все вместе. А вот сегодня вечером… сегодня вечером… Татка поедет поздравлять тётушку. Комната опять будет наша, мы опять будем вместе. И я, наконец, всё ему дорасскажу. Всё будет хорошо. И я уже посмотрела по своему календарю и всё посчитала, у меня самые удобные дни – можно будет всё, всё!..
Я вздохнула уже почти облегчённо, поправила цветы. Столько букетов ещё не было в нашей комнате. Всё будет хорошо. Только одно слово царапает остро и непразднично - то, что я услышала в коридоре.
Я посмотрела на Юру. Он, как ни в чём не бывало, рассказывает Татке про фильтры. Всё-таки у меня исключительные подруги: что Милка, что Татка могут заговорить кого угодно, и мимо собеседника можно провести слона, он и не заметит.
Кстати, очень удобно, что речь о фотографии…
- Юра…
Он с готовностью ловит мой взгляд. Да, я ему нравлюсь, это видно невооружённым глазом, он чувствует меня, настроен на меня, как камертон.
- Юра, а ты давно в клубе?
- С год, наверное. А что?
- Просто интересно. А сам клуб давно существует?
- Очень давно. Он просто сначала в другом месте был. Даже в нескольких местах. А начался просто в редакции одного из московских журналов... Потом фотокорреспонденты начали потихоньку объединяться. Потом, когда сообщество разрослось, опять начали делиться, группироваться… Короче, сейчас таких объединений по Москве несколько. Бывает, что пересекаемся. Но чаще конкурируем.
- Мы с Юрой договорились, - кокетливо подняв брови, делится Татка. - Он мне тоже сделает портрет в высоком ключе.
- В каком ключе?
- Высокий ключ, - с готовностью говорит Юра, - это твой портрет. Вот эти светлые тона называются «высокий ключ».
- А низкий есть?
- Да, конечно. В тёмных тонах, совсем нет белого.
- А…вот это ваша комната для съёмок… - я упрямо гну свою линию, - она вообще почему там? Это ведь не государственное?
- Нет, конечно. Просто студия при клубе. Для тренировки. Не каждый фотограф имеет дома условия для съёмки. Я, вот, живу в общежитии, например… Кто-то в коммуналке, кто-то с детьми… А там все условия.
- И вы можете приходить в любое время?
- Ну, в общем, да. Кому доверяют.
- Ясно…
Я замолчала. На самом деле, ничего мне пока было не ясно. Чего-то я не знала. Или Юра не знает? Или нечего знать?..

                *    *    *

Сначала я ничего не чувствовал, кроме удушья. Вышел из общежития и медленно шёл, чтобы привести дыхание в норму. Вспомнил, что оставил пропуск. Вернулся. Сердце колотилось от пустяковых движений. Наконец, дыхание восстановилось, но боль в душе стала острее. Зато теперь можно прибавить скорости.
Только куда? Зачем? Всё бессмысленно.
Вероника учила: когда что-то случилось горькое, но вне угрозы жизни, ничего не решай. Просто живи. Не считай, что всё плохо, не оценивать ситуацию. Просто живи, дыши, ищи в жизни какие-то пустяки.
Просто живи…
Попробуй просто живи, когда сердце жалит досада…
Если бы этот симфонический Юра встал, как я, извинился и ушёл первым, я остался бы. Настроение было бы испорчено, конечно, но мы бы разговорились. И, возможно, я бы всё сказал.
Я бы на его месте ушёл. Он не мог не видеть, как она смотрела на меня, как сиял её взгляд… Всё ясно было про нас. Однако, этот гад сидел, как пень… Значит, считал, что имеет право.
И сейчас ещё сидит. Значит, считает, что имеет право. Так, может быть, имеет? Это я дурак, ещё не понял?
Я остановился, непроизвольно стиснул зубы.
И только сейчас понял, что во рту давно пересохло. Вспомнил чай на столе у девчонок и облизнул губы.
Дурак непроходимый. Но, я правда, не мог остаться. Я просто начал умирать…
Итак, гуру говорит: просто живи. Тупо механически. Ну, окей. Попробуем. Воды бы только раздобыть где-нибудь. Я шёл уже довольно долго, не разбирая дороги, но не встретил ни одного магазина. Наконец, попалась аптека, а в ней - минералка, противно, но полезно. Я взял две бутылки, одну выдул, как вышел – и сразу полегчало.
Домой идти… И что я буду делать дома один в вылизанной мною квартире? Напьюсь только. И вообще – погода прекрасная. Праздничная. Могли бы побродить вдвоём… чёрт, чёрт…
Я пошёл вперёд. Правы паломники, что ходят только пешком. Становится легче от ритмичной ходьбы. В голове что-то встаёт на свои места. Я шёл, мелькали дома, площади, стены, заборы, церквушки. Хорошо, что город большой – можно идти и идти. А когда тебя захлёстывает горечь, можно наддать и почти бежать.
План пришёл в голову неожиданно. Осенило как-то сразу. Выплыли, словно из сна, слова: Я буду ждать тебя возле Большого театра.
А остановился, потоптался, поозирался. Я не знал, где я. Но мне вдруг стало легко, словно солнце вышло из облаков. Большой театр же! Вот чёрта ли я тут нарезаю километры впустую и страдаю, как последний кретин? Когда можно жить осмысленно и прекрасно? Она сказала: Я буду ждать тебя в синем платье возле Большого театра. Это замечательно!
Значит, мы ищем Большой театр.
- Девушка, с праздником вас. Скажите, а далеко отсюда до Большого театра?
У девушки смешно округлились глаза.
- Ну… вообще-то он в центре…
- А где у нас центр?
- Центр? – она кокетливо засмеялась. – Центр в центре.
- То есть, пешком никак? – уточнил я.
Она опять засмеялась.
- Лучше на метро.
Смешная такая девчонка. Глазастая, смешливая.
- А где у нас метро? – спросил я, окончательно развеселившись.

Конечно, я его узнал издалека. Несмотря на то, что вышел откуда-то сбоку. Неожиданно сбоку. Почему-то считал, что увижу фасад, но, видимо, надо было выходить на другой станции.
Ничего, нам и сбоку неплохо…
Ведь видно же, что это именно он.  Просто потому, что больше нет вокруг других таких величественных стен, таких величественных колонн. И, конечно же, такой легендарной колесницы наверху…
Я перешёл наискосок улицу, приблизился – и что-то вроде радости плесканулось в душе. Забрезжило, засветлело внутри, и мне самому стало странно. Большой театр может спасти от отчаяния. Сказали бы - не поверил.
Но может, так и есть? Человека может спасти что-то такое, что в разы мощнее его? Выше его, больше его, величественнее его… Может быть поэтому человек идёт в церковь, в храм. Он входит и видит: какая громада стен, куполов. Что там мои печали перед этим всем…
И становится ему легче. Потому что по сравнению с вечным твоё горе – тьфу…
Я буду ждать тебя в синем платье возле Большого театра. Правильное место она выбрала.
Я потрогал рукой серый холодный бок колонны. Вдруг понял, что правильно сюда пришёл. Хотелось здесь быть, стоять… Мимо шли люди, обтекали ступени внизу, или пересекали ступени, или, как я, проходили мимо колонн и спускались с другой стороны. Пёстрая, людская толпа, цветы в руках у людей, чернокожие лица мелькали иногда в этой толпе, и какая-то долгополая одежда, какие-то индийские сари.... Ах да, рядом же Метрополь! Вот я кретин, не сообразил! Вот же надпись передо мной! Да, где-то в самом центре Москвы я сейчас! И где-то тут, наверное, сейчас Нора… Что-то она говорила сегодня про Метрополь, я, пропустил мимо ушей…
Ну и прекрасно, ну и чудесно! Я, значит, не один…
Странно мне было сейчас. Я одновременно был один, внутри себя со своей грызущей болью, и в то же время я был со всеми, в одном большом праздничном потоке – со всем городом, а может, и со всей землей...
Место силы…
Мне захотелось посмотреть на колесницу издалека. Я отступил немного, постоял задрав голову. Мне показалось мало, я ещё отступил. Потом ещё. Потом осознал, что я уже не у подножия колонн, а в уютном скверике.
Оглянулся по сторонам. Небольшой фонтан с классической чашей в центре. Уютные скамейки по обе стороны аллеи.
На одной из скамеек, неподалеку от меня, сидела девушка в синем.

продолжение следует