Заря Востока. Глава4. Диана

Продолжение. Начало в http://proza.ru/2020/12/16/694

-  Антонина  Владимировна, подпишите бумагу о том, что вы даёте нам согласие на изучение вашего мозга.
- Двадцать первый век на дворе, а вы доверяете не слову из головы, а руке, которая сделает закорючку на бумаге?
- Есть определённые ритуалы и церемонии несоблюдение которых может привести к потере данных.
- Неужели, наши разговоры не записываются и не просматриваются? – Антонина попыталась посмотреть вопрошающему прямо в глаза.
Тот не дал возможности  этого сделать. Он демонстративно отвёл взгляд в сторону, всем своим видом выражая погруженность в рутинную скуку  своей работы. 
- Ничего не буду  подписывать. Исследуйте без подписи, - взвилась Антонина. – Облучайте, смотрите, изучайте. Может, что полезного для себя и накопаете.
- Антонина Владимировна, ваша грубость не лучший способ для проведения контакта.
- А я и не напрашивалась к вам на контакт. Вы привезли меня сюда обманом. И контакт этот нужен не мне, а вам. Вы хотите меня исследовать, а не я вас. Согласитесь, что для нормального человека роль подопытного кролика унизительна.
- Соглашусь, - неожиданно мягко сказал дознаватель.

Бывают такие мужские лица, которые не несут в себе монументальной и запоминающейся архитектуры. Ни тебе выдающихся карнизов подбородков, ни широких прямоугольников лбов, ни внушительного фронтона носа, ничего  особенного и крупного, за что можно зацепиться взгляду.  Просто  нечёткий среднестатистический овал лица  с узкими разрезами глаз и рта, и короткой волосяной  растительностью, выбритой треугольниками над плотно прижатыми ушами. Уши кажутся острыми, без мочек, цвет кожи лишён сочности и румяных оттенков – нечто бело-серо-землистое.
- Я с  удовольствием бы рассказал вам все наши секреты. Но тогда ваш выезд отсюда будет под большим вопросом, - голос дознавателя вернулся в нейтральный регистр.
- Мне сказали, что вы можете стирать память. Так в чём проблема? Вы же стёрли её. Я ничего не помню о своём приезде.  Расскажите и сотрите.
- Зачем делать бессмысленные действия?  Вы узнаете то, что забудете… То есть вы ничего не узнаете.
- У вас тут почти концлагерь. Откуда мне знать, что вы успели стереть в моей голове.
- У нас не концлагерь, а рай. Так устроено сознание человека, что он быстро забывает плохое и также быстро привыкает к хорошему. И готов при первом удобном случае навесить на рай ярлык ада.  Вы живёте тут в полном материальном благоденствии, какое трудно представить в том мире, откуда вы прибыли. Мы можем стирать память, не буду спорить, но лишь то, что вы узнали недавно, самые последние события.  Архивы же вашей памяти  нам недоступны.  Что касается  переезда сюда, то он  у вас стёрт автоматически при переходе из одной временной зоны в другую. Считайте, что переезд  вы провели в анабиозе. И сейчас вы пробуждены и находитесь в особенной временной зоне, напоминающей воронку.  Здесь время течёт не линейно, а скручено в спираль. Исходная и конечная точка спирали совпадают -  в этой точке находится наш город.
- Воронка – это   искусственное образование?
- Естественное. Мы умны и могущественны, но не настолько, чтобы искривлять время.
- Насколько я поняла, если человеку находиться здесь постоянно, то  смерть по возрасту  с ним произойти не может?
-  Считайте что так.
- То есть те, кто работают в ЦУПе  вечные?
- Слово вечный не совсем подходящее для них. Они ведь родились когда-то там, во внешнем мире.  Просто здесь они бессмертны.
- И вы тоже?
- И я.
- У вас тоже есть какой-то особенный дар?
- Я – аналитик.
- Это как?
- Аналитик занимается разделением и последующим логическим синтезом отдельных явлений. Все предметы и явления имеют  некие видовые отличия. Так вот главное искусство аналитика состоит в том, чтобы чётко и внятно определить эти отличия и поместить некое явление в определённую ячейку некоей категориальной таблицы.  Вот вы, к примеру, сможете  сказать, чем по внешнему виду взрослый отличается от ребёнка?
- Ростом.
- А карлик? Вы смотрите на карлика и знаете, что он – взрослый. По какому признаку вы это определяете?
- Ну, наверное, по чертам лица.
- Так значит, пропорции лица являются определяющими в данном вопросе? А какие  это пропорции?  Их надо рассчитать, рассмотреть, проанализировать. Вы  должны понять,  что всё не так просто, можно запутаться  даже в самых элементарных  вещах, не говоря уже о том, в какой видовой разряд можно поместить вас с вашим особенным даром. Нам для начала надо понять суть вашего дара.  Я, кстати, подготовил вам фото и видео материалы по войне и отправил вам их на экран.  Включите экран в своём номере и просмотрите кадры в масштабном режиме.
- Хорошо.
- Вот видите. Место приятное, красота вокруг и работа намечается по наведению порядка на планете. Жизнь прекрасна, не правда ли?
- Правда, - процедила Антонина сквозь зубы. – Мне можно идти?
- Да. Вы практически свободны. Зайдите только сегодня в медицинский центр, пройдите первичное обследование.
- Прямо сейчас?
- Нет, можно в любое время, там мед.персонал дежурит круглосуточно.
 - Хорошо. До завтра?
- До завтра, - дознаватель  наклонил голову, опустил взгляд в пол, нарисовав скобку улыбки на плоских губах.

***
Как только Антонина вышла из служебного кабинета, от её плохого настроения не осталось и следа. Так частенько бывает  у женщин - выскажут своё раздражение и успокоятся. 
Каменная терраса парила над верхушками деревьев, птичьи трели доносились из мятных крон.  День обещал быть солнечным. Светило уже перевалило через  монументальную горную восточную стену и его лучи  в тихом шелесте листвы несли негу, нежность и особую истому предчувствия любви.
По  приобретённой привычке Антонина постучалась в номер к Серёже.
Серёжа завтракал, сидя за  бамбуковым столом, стоящим в эркере с мозаичным окном от потолка до пола. Запах ванильной сдобы защекотал обонятельные рецепты Антонины. Солнечный свет, проникая сквозь мозаику, рисовал остроконечные теневые звезды на сером мраморном полу.
- О! Я не видела, что у тебя есть такая красота!
- Окна обычно драпируются.  Поищи в своём номере, и ты наверняка найдёшь такое же окно, - лучезарно улыбнулся Серёжа, надкусывая маковую булочку.
Он выглядел очень жизнерадостно. Светлые кудряшки, голубые глаза без очков и румянец на щеках. Его высокий рост давал надежду на то, что он не может быть негодяем. Обычно негодяи бывают маленького роста, так думалось Антонине.
- Я иду с допроса.
- Не с допроса, а с опроса. Ну что, Тоня, согласилась на обследование?
- А я могу не согласиться?  Ты, наверняка запретил мне это!
- Тоня, я не настолько всемогущ.  И, открою тебе маленький секрет – я тебе это не запрещал. Включай логику и ищи смысл. Зачем ЦУПу тратить силы на запрещение… Зачем бить по мухам газетой, если можно повесить клейкие   полоски?
- Так  мы тут все мухи, так по -твоему?
 - Нет, Тонечка, мы – люди. И надо помнить об этом. О том, что у тебя есть ручки и ножки, над ними голова. И голова определяет разумность, а не крылышки, которых нет, но которые зудятся в попытках вылететь из ловушки. Садись, Тоня, будем пить чай!
Антонина не стала отказываться от возможности посидеть в бамбуковом кресле - качалке, на которое были накинуты прохладные атласные подушки с вышивкой ручной работы.
- Когда я  думаю о логике здешнего места, то оно неизменно ассоциируется у меня с ловушкой. Как же не зудиться моим крылышкам? – спросила Антонина, погружаясь в нежную негу мозаичного света, в запах сдобы  и свежего  медленного потока воздуха, истекающего из полуоткрытой створки окна.
-  Ты сопротивляешься, но уже приходишь к пониманию того, что  эта ловушка  самая приятная изо всех ловушек.  Здесь хорошо, здесь сладкий рай. А там, за пределом… Вся наша планета - одна большая ловушка, липкий шарик, от которого нам никак не оторваться, только ползать по нему в бесплодных попытках выбраться.
Серёжа пододвинул Антонине блюдечко с кусочком Наполеона. Из слоёного теста сочился сладкий густой крем, настоящий, масляный,  а не та  крахмальная заварная бодяга, которой в последнее время пропитывают слоёные коржи.  От такого угощения Антонина не могла отказаться.  Воздушные, мягкие  слойки призывно истекали густым нектаром сгущённого молока, перемешанного с маслом и ещё черт знает с чем умопомрачительно вкусным.
- Взрыв на кондитерской фабрике, просто взрыв мозга, - сказала Антонина, надкусывая пирожное.
- А ещё есть чай, янтарный, с кусочками папайи и манго, -  мечтательно улыбнулся Серёжа и протерев очки, водрузил их на переносицу.
- А почему ты не восстанавливаешь  зрение?  Здесь же супер-пупер технологии?
- Хороший вопрос. Я не могу на него ответить.
- Боишься?
- Боюсь? Нет, всему виной давняя история. Считай, что  очки- мой фетиш.
Мускулы на розовощёком лице Серёжи слегка дрогнули, или Антонине это показалось? Пожалуй, она впервые подумала о том, что Серёжа - мужчина со всеми вытекающими из этого факта функциями. За его рубашкой и штанами скрывается тело, которому нужна ласка.
- Одинокий мужчина, прячущийся за очками, может быть не настолько добродушен, каким он привык притворяться, - сказала Антонина, в попытке по реакции Серёжи прощупать его скрытые мысли.
- Я не одинок, в городе у меня есть девушка, с которой я поддерживаю отношения.
- Она не ревнива?
- Нет.
- Ты уверен?
- А что? Что-то не так?
- Вдруг она видит во мне соперницу и следит за мной?
Антонина решила не говорить Серёже о надписях на зеркалах. Слабые нотки волнения в его равнодушных с виду ответах могли ей показаться. Мозг настаивал на этом, но сердце было иного мнения. Ничего ей не показалось. Серёжу взволновал разговор о женщине. И своё волнение он не смог скрыть, хотя и старался.  Чтобы не вводить  беседу  в ненужный резонанс, Антонина резко сменила тему:
- Скажи мне лучше, где тут можно приобрести красивую одежду и в какой валюте надо за неё платить.
- Заказывай по каталогу, завтра привезут,  бесплатно, - Серёжа написал на листке название фирмы, протянул листок Антонине. – Приветствую твоё решение, думаю, что ты оценишь  жизнь здесь. Ты в раю.
- В этом раю есть кладбища.
- Опять ты о смерти.
- Ты можешь запретить мне думать о ней?
- Я не могу тебе запретить думать, Тоня. Я могу запретить тебе делать что-то.
- Ну и… Что ты можешь запретить мне делать? 
- Ничего особенного. Пока меня попросили не давать тебе возможности заходить в башню- маяк.
- Вот как? А что там в башне?
- Высокочастотное излучение. Сжаришься как курица в микроволновке.
- А другим можно заходить?
- Своим можно. А ты пока чужая. Заслужи доверие.
- Как собака доверие хозяина?
- Если хозяин Бог, то почему бы и нет?
- Бог? Бог может всё. А  судя по здешней обстановке, он не Бог, раз создал то, с чем не может справиться.
- Ну, хорошо, не Бог, но почти Бог. Сама подумай, гравитация и время ему подвластны.
- Это природная аномалия, пространственно-временная воронка. Он её не создавал, просто использует в своих целях.
- Но цели то благородные.
- У меня есть сомнения. Ты, вообще, видел его?
- Кого?  - Серёжа убавил громкость голоса.
- Хозяина.
- Нет или да… Вернее, я не уверен. Тут он не один.
- Банда?
- Коллектив, Тоня.
- Ещё скажи мне, что здесь демократия, - Антонина изобразила нервный смешок.
- Тоня, что бы ты ни говорила, здесь в разы лучше жизнь, чем на остальной земле. Вкусно кормят, мягко стелют.
- Говоришь, как собака, а не человек, - Антонина резко отодвинула от себя тарелку с недоеденным Наполеоном.
- Материальные блага много значат. Вот сейчас закажешь себе красивой одежды, расслабишься и подобреешь.
- Кастрация человека, наверное, так следует назвать данный процесс.
Теперь настала очередь Серёжиного нервного смешка:
- Тоня, роскошь не может  кастрировать человека, она дает возможность ощутить себя творцом.
- И что же может творить человек в роскоши?
- Всё, что угодно, ведь он освобождён от бытовой рутины.
- Ну и, скажем, что ты творишь?
- Хорошее настроение, - улыбнулся Серёжа. – И ещё я изучаю теорию хаоса.
- Вот как?
- Здесь можно просить любых условий для исследования.  Здесь можно запрашивать любую научную информацию.
- А смысл твоих изучений в чём?
- Просто любопытно узнавать, как устроен мир.
- Просто любопытно, говоришь…
- Ты, Тоня, тоже можешь чем-нибудь заняться.  У тебя есть хобби?
- Там, на земле, я любила заниматься садом. А здесь сады растут сами.  Я даже и не знаю, чем мне можно тут увлечься. Ладно, пойду к себе в номер, закажу красивую одежду.

***
Действительно, а чем можно заниматься в таком закрытом месте? Есть, пить, наслаждаться бездельем?   Антонина за два часа переделала все свои «домашние дела».  Заказала одежду не совсем привычных для себя фасонов -  парочку коктейльных платьев, кремовые босоножки на каблуке, купальник цвета морской волны, золотистую блузку с открытыми плечами, белые брюки клёш от колена.  Делая заказ, она сама удивлялась своей «разнузданности».  В своей прошлой жизни она носила исключительно сдержанные вещи, а тут… У клёшей внизу была бахрома, платья по длине не доходили до колен, босоножки украшены яркой пряжкой на широком ремешке, опоясывающем щиколотку, ну просто девушка Бонда! Может быть, Тигран навевал такие мысли?  Или всему виной - чувство близкой опасности?
Опасность… Она здесь совершенно иного рода, чем та, к которой она привыкла в прошлой жизни там, за пределами воронки. Там стоило опасаться физического увечья или немощной старости, там мир занимался тем, что люди тупо убивали друг друга в борьбе за лакомый кусок, за много лакомых кусков, за абсолютную власть надо всеми лакомыми кусками мира. Антонина, вздохнув,  решила открыть видео, переданное ей дознавателем.
Видимо, время тут не просто вращалось, оно образовывало определённые завихрения, которые могли расширяться или сжиматься. Насчёт сжатия Антонина не была уверена, а вот расширение наверняка существовало. Импровизированный кинозал, на который в номере был отведён некий закуток, определённо расширился при приближении к нему.  Кресла, оббитые бархатом аметистового оттенка,  тоже как будто выросли а размерах. Удобные мягкие подлокотники, высокие рельефные, откидывающие  спинки  располагали к  полному погружению в действо, происходящее на экране.
Но само действо не располагало к погружению в него. Кадры бойни  вызвали у Антонины состояние близкое к шоку. Кровь разорванных, искалеченных тел, гримасы злобы, отчаяния, страха и повисший в воздухе вопрос – зачем?
Смерть страшна сама по себе, но зачем ещё и убивать дополнительно? Ведь жизнь – это драгоценность!  Стеклянная драгоценность, которую очень легко разбить, но восстановить невозможно!

Антонина с тяжёлым сердцем вышла из кинозала, который тут  же обрёл свои прежние небольшие  размеры, и решила настроиться на разговор с планетой. Вода… Для разговора ей нужна вода, любая… Вода изменчива и текуча, она словно бы олицетворяет  будущее, которое не определено. Разговаривая с водой, Антонина как будто бы направляет курс Земли в сторону определённого будущего.  Или нет, она не капитан… Земля сама выбирает курс, а Антонина выступает в роли лоцмана, предупреждая о том, чего не видит капитан.
 В каменный бассейн Антонина  насыпала соли с ароматом черники. Вода окрасилась красно-фиолетовым и стала напоминать  горячую кровь.
- Кровь – это прана жизни, - мысль от Земли пришла как всегда отчётливо и ярко.
Эта мысль не создавалась потусторонними фотонами света, которые собираются  в зрительные  картинки ума  или  волнами звука голоса в голове.  Мысль  рождалась некими иными космическими волнами или частицами, от которых обычно всё тело, каждая его клеточка начинали наполняться  не столько жизненной, сколько космической  энергией. Сложно описать космическую энергию, для  неё нет определённого  слова в языке.  В древности, скажем, люди не различали синий и зелёный цвета, потому что  для синего цвета не было отдельного слова, как сейчас нет отдельного слова для космической праны.
Солнце светит ударной мощностью, а земля словно трансформатор, понижает эту энергию, преобразует в комфортную частоту. В свою очередь земная энергия человеком трансформируется в энергию жизни. Кровь, текущая по жилам, имеет доступ к каждой клеточке, она омывает её, передавая  всему  живому телу тепло определённой постоянной температуры.
- Кровь – это прана жизни, - мысль Земли была подобно многоголосому хору клеток.
Клетки в едином порыве радостного волнения отозвались на погружение в воду, превращаясь в некие стебли-каналы-струны, по которым уже текла космическая прана. Они, эти стебли, каналы, струны, пронзали стены любых крыш, уходя лучами в лучи звёзд, рассыпанных  алмазами в чёрном бархате космических глубин.
В приходящей космической пране  было лёгкое возбуждение сжатой пружины или  томительное напряжение готового лопнуть цветком бутона  или да, то самое «зудение» крылышек.  И такие крылышки не ассоциировались с мушиными, да и с бабочкиными тоже, о которых так любят разглагольствовать эзотерики. Это были крылья иного рода – антигравитационные.  Невидимые ядерные процессы в клетках  словно бы балансировали на грани перехода-расширения  из клетки во Вселенную. Да, именно так, каждая клеточка словно бы становилась отдельной Вселенной в зачатке. Свёрнутые в архивный формат файлы клеток  переходили в стадию первоначального космогонического возбуждения. Космос изнутри рвался наружу. 
Теперь надо было закрыть глаза и уйти из головы в центр груди, поместить туда своё Я.  Дальше по  каналам-стеблям-струнам нужно было перевести своё Я в ядро Земли.  А потом, собственно, можно было строить сообщение в форме вербального краткого описания сути дисгармонии и дежурного вопроса – входит ли данное событие в сферу гармонии планеты.

Переместив  своё Я в ядро земли, Антонина, назвала имена главарей в бойне, описала кратко суть конфликта и попросила  исправить в данной ситуации всё  то,  что не согласуется с земной гармонией. 
Передав сообщение, она закрыла глаза и застыла неподвижно  в воде,  расслабленно перебирая разноцветные картинки, вспыхивающие на внутреннем экране зрения.  «Фильм», который  показывала ей сегодня Земля, назывался Зеркало Мира. Название  пришло из глубин лингвистических пластов, раскрылось  внутренним видео файлом  в сцену действия. 
На переднем плане возникли люди, над ними полусферой раскинулось Зеркало  Мира. Оно отражало свет  в центр круга, в который по очереди заходили люди.  Попадая в луч света,  они испытывали трансформацию – кожа  слетала с них как одежда, лица падали ниц как маски. В перекрестии лучей люди представали в своём подлинном облике. Разные люди оказывались под лучами.  Сброшенная оболочка  обнажала внутреннюю суть, открывая либо сияющее совершенство линий, либо тёмные изгибы уродства. Безобразные и страшные пытались  облачиться в свою «кожу» обратно, но её уже не было!  Она стремительно рассыпалась, превращаясь в пепел. А те, кто  обретал совершенство красоты,  уходили… Но куда?
Ответа не находилось. Кожа слетала лохмотьями, открывая истинные тела. И в этом зрелище таилось нечто забытое, какая-то важная мысль. Она не имела семиотической оболочки и потому ускользала, словно перечёркнутая гипнотическим туманом. Картинка застыла в одной поре, повторяясь и прогоняясь по кругу. Развития сюжета дальше было не видно.

Антонина, глубоко вздохнув, вылезла из воды, завернулась в тончайшее бамбуковое полотенце, украдкой взглянула на себя в зеркало. Всё было на месте.  Её тело, глаза, волосы, кожа – всё как прежде вместе с ней, на ней. Кожа вплавлена в тело кровеносными сосудами, закреплена мышечной тканью на корсете костей, всё как всегда. И в то же время лёгкое безумие плывет в воздухе вместе с сандаловым ароматом красного дерева, чьи листья касаются мозаичного окна. Странно, что ранее Антонина не  заметила мозаичную веранду, скрытую за  драпировкой парчовых занавесей.
Всё в этом месте кажется странным. И сознание словно бы расплывается, как и время. Исчезает желание куда-то мчаться, чего-то искать. Перед мозаичными окнами разобрано низкое ложе с матрасом набитым тончайшим хлопком, вышитым яркими лоскутами лазоревой сини в переплетении с  сочными оранжевыми ромбами.
Антонина отбросила полотенце в сторону, легла нагая под разноцветье лучей, которые сворачиваясь в крохотные воронки, словно бы заходили в тело, расщепляя его на систему таких же воронок. И всё кружилось вокруг, словно каждая клеточка на карусели. Всё складывалось в систему праздника, требующего экстаза высшего запредельного наслаждения. Каждое прикосновение пальцев к телу словно сладкий взрыв и само тело словно планета с её впадинами , ложбинами и горами, оно тихонько подрагивает, по нему текут подземные потоки праны и на поверхности в голове уже вспыхивают молниями мысли. Мысли о чём? О невнятном, непознанном, о глубине и ширине, об открытой бесконечности… Стоп. Где здесь бесконечность? Все дороги ведут в город и в ЦУП, в странное образование. И надо как-то действовать.
Антонина резко встала, попыталась  собраться с мыслями. Главное, не утонуть в медовом тумане бездеятельного наслаждения и идти вперёд, пусть и мелкими шажками, пусть и внутри воронки. Идти, идти…
- Светить и никаких гвоздей, вот лозунг мой и солнца, - громко продекларировала она.

Солнце  висело высоко в небе, разбрасывая лучи  над верхушками крон. Если закрыть глаза, то можно попытаться представить себя дома, где за окнами обычный двор с припаркованными машинами и детской площадкой, укрытой рыхлым снегом.  А, в этом городе, наверное, и снега никогда не бывает.  Судя по ничтожной толщине стен, здесь вечное лето. Тепло, светло и мухи не кусают. Нет здесь мух.  Вместо мух люди, обречённые на вечную ловушку.
С такими вот  снова не очень весёлыми мыслями Антонина надела хлопковые штанишки, сверху  футболку и отправилась в медицинский блок на «дежурное обследование». Медицинская сфера всюду генерирует одинаковые конструкты – белые стены, светлые халаты с колпаками, столы, лампы, кушетки, красные кресты.  У дежурной врачицы такой крест был вышит на лацкане белого халата.
Постаралась приветливо поздороваться на английском, женщина же ответила ей на русском с акцентом:
- Проходите.
Ничего страшного, никаких электродов, просто капсула в форме оболочки человеческого тела, словно кожа, которую скидывали люди  из видения, показанного ей Землёй.  В капсулу Антонина облачилась как в водолазный костюм, осталось открытым только лицо, легла осторожно на кушетку, немного  раскинув руки и ноги – в расслабленном положении лёжа на спине.
Женщина задала ей ряд вопросов, на которые  Антонина должна была ответить. Вопросы были всякие разные от вкусовых пристрастий до  любовных предпочтений и целевых установок.  Испытывала ли она чувство первой любви, какого цвета варёные раки, что она думает о космических полётах, стоит ли сортировать мусор, какая у неё любимая песня, книга, время года, дерево, цвет, зачем люди врут, чему равен тангенс угла 45 градусов, кто был лучшим правителем в России, какой вкус у мяса, верит ли она в  колдовство  и тому подобное.  Вопросов было много, частью простые, но частью те, которые должны были показать, что у неё  записано в подсознании. Одни вопросы были открытыми, другие закрытыми, они чередовались и словно крючки постепенно вытягивали из Антонины все силы.
Глаза женщины узкие, как и рот, нарисованные незамысловатыми прямыми линиями на плоском смуглом лице, голос монотонный… Всё же может они врут, что принадлежат к виду людей,  и на самом деле они  инопланетяне? Или люди здесь  меняются под воздействием особого временного поля? Не хотелось бы Антонине превратиться в такую же говорящую особь.
С облегчением сняв костюм-капсулу,  после прохождения процедуры опроса, Антонина решила в свою очередь задать вопросы «говорящей кукле».
- Вы говорите на русском. Здесь много русских?
- Здесь есть всякие. Русские в том числе.
- А где они проживают?
- Рядом с вами, но не в зоне свободного доступа. Здесь не приветствуется  межнациональное общение.
- А в самом городе кто живёт?
- В городе живут исключительно местные жители.  Те же, кто обладают даром,  находятся под защитным колпаком ЦУПа.  Доступ местным жителям сюда, в ЦУП, запрещён.
- А вы – местная?
- Да. Но я на особом положении и живу в ЦУПе, а не в городе.
- У вас есть муж?
- Конечно.
- А дети?
- Мне пока не разрешён ребёнок.
- А кому разрешают иметь детей?
- Практически никому.  Дети нужны для продолжения рода, а у нас тут никто не умирает.
- Совсем никто?
- Бывают, самоубийства. Тогда кому-то дают предписание  завести ребёнка.
- А убийства тоже бывают?
- Мне про это ничего неизвестно.
- И вам нравится такая жизнь? Вам интересно жить?
- Я не задумываюсь, просто живу.
- А как вас зовут, простите?
- Пенелопа.
- Это греческое имя.
- Я не знаю, что значит слово «греческое».
- Название страны.
- Я родилась здесь и плохо знаю историю и быт потустороннего мира. Знаю просто, что там ад, а у нас рай.
- Вот как. Ну, хорошо, что хоть это знаете.
Антонина почувствовала в ответах женщины напряжение страха сболтнуть лишнее и, резко свернув беседу, попрощалась. Ещё не хватало, чтобы кто-то из за её любопытства пострадал.

Вернувшись в свой номер, она умылась, расчесала волосы, свернув их в хвостик широкой резинкой. Переодеваться не стала, лишь слегка тронула губы блеском, придирчиво осмотрела своё отражение в зеркале. Щёки горели неровным жарким румянцем, брови вразлёт, темная радужка распахнутых глаз с сочными ресницами – всё это кажется сейчас особенно красивым. Нарисовано кистью художника, таким ярким ей  видится сейчас своё отражение на фоне  расчерченного  простыми незамысловатыми штрихами  лица Пенелопы из мед. кабинета. Пенелопа… Совпадение?  Ведь имя Пенелопа было написано на зеркале… С какой целью?
Ум у человека похож на лопату. Если есть земля, и в земле загадка, то лопата будет эту землю копать, пока не докопается. Очень интересная история получается. Жители этого города считают, что на Земле ад.  И они называют Землю потусторонним миром. Собственно, с их точки зрения там, действительно, ад, а здесь – рай… Рай, в котором есть кладбище?
Антонина вышла из номера и направилась к лестнице. Тигран вышел из тени ближайшего дерева, кивнул головой в знак приветствия,  улыбку на лице изображать не стал.
- Отведи меня на кладбище.
- Хорошо. Возьми меня за руку.
Антонина слегка фыркнула, но сплела свои пальцы с пальцами Тиграна. Несмотря на жаркий день, его ладонь была прохладной и сухой, кожа грубоватая на пальцах, слегка шершавая, как у маляра или плотника.  Пришло приятное забытое чувство ходьбы, когда можно  идти без сумок, телефонов, документов, просто размахивать слегка свободной рукой, не задумываясь ни о чём. Здесь, в городе, с веток свисают спелые плоды манго, золотые медовые сливы, рубиновые кисти винограда. Камни на узких улочках уложены плотными блоками, дома  выставляют свои светлые стены с нарочито грубой штукатуркой, редкие прохожие почтительно склоняют голову. Возникает ощущение того, что ты- богиня в сандалиях, греческая богиня то ли любви, то ли охоты. За охоту отвечает Диана, а вот за любовь Афродита.   Имя же Антонина означает – вступающая в бой или просторная и широкая. И, видимо, таково её предназначение – вступать в бой со всей своей планетарной ширины.
Антонина улыбнулась своим мыслям. Тигран нежно, совсем не крепко держал её за руку. Он вёл её не по главной широкой улице, ведущей к восточной горе, а в северном направлении, туда, где улицы становились более узкими и кривыми. Они истончались и искривлялись как верхушки корней.  Окончательно иссякнув, они переродились в сухую выжженную, растресканную равнинную землю, а та в свою очередь  плавно начала переходить в низину, похожую на дно гигантской чаши, утыканной частоколом металлических метровых стел.
- Ну что, спускаться будем?
- Будем.
- А ты рисковая.
- Какая есть, - улыбнулась Антонина.
Границы между ней и Тиграном ощутимо таяли. Она уже казалась сама себе красивой девчонкой, рядом с которой славный спортивный парень - мечта всех подруг. И мир вокруг – это декорации приключенческого фильма, в котором героев поджидают испытания и что-то ещё волнующее и романтическое. 
Серое облако закрыло солнце,  расползлось кляксой пот небу. Всё же этот мир имел внешние отличия от того, к которому она привыкла. Здесь облака не плыли по небу, они возникали из одной точки, расширялись, а потом так же точечно сливались обратно.
- Ты не боишься? Уверена?
Антонина хотела бы ответить, что с ним ей ничего не страшно, но промолчала.  Сама низина имела плоское дно, а вот спуск к ней оказался при приближении весьма крутым, усеянным крупными остроугольными камнями и карстовыми впадинами. Иные впадины были похожи на неглубокие пещеры.  Лишь в одном месте  вниз вела узкая стальная лестница  с трубчатыми перилами ,вдвоём на ней не уместиться, только одному.
- Я пойду первым, ты держись за мной.
- Мне сказали, что здесь в основном могилы самоубийц.
- Видимо так, хотя есть и жертвы агрессии.
- Странно, что кладбище не подлежит расширению.
- А его некуда расширять. Тела сожжены, прах перемешан с землёй, а надгробья – это чисто условные метки со штрих-кодами.  По ним можно восстановить сведения об умерших.  Закончится первый этаж, возведут второй. Но это так, к слову. Сейчас число самоубийств снизилось, благодаря тщательному отбору экземпляров. Выведут новую породу людей,  и вопрос закроется сам собой.
- А потом эту  новую породу выпустят размножаться на Землю?
- Откуда мне знать?
- А старых людей утилизируют?
- О, да ты, Тоня, прямо эксперт в области предвидения.
Сказав это, Тигран соорудил на лице гримасу, означавшую:
- Замолчи- остановись! – глаза его при этом округлились, и ладони он выставил вперёд и вверх  в защитной позе отторжения.
- Предлагаю спуститься вниз, там есть пещерка для наблюдения и медитации. Тонечка, милая.
Последние слова он произнёс чуть громче, ведь они были предназначены для чужих ушей.

Спустились вниз быстро, нашли пещерку, на высоте полметра над землёй, можно было усесться на её край и свесить ноги.  Так они и сделали. Тигран взял Антонину за руку и сказал ей прикрыть глаза.  Антонина послушала его, закрыла глаза, ощущая приятное тепло от его широкой, крепкой ладони.
- Вот возьми, пожуй, - он протянул ей веточку зелени похожей на розмарин.
- Что это?
- Катализатор перехода.
- Не наркотик?
- Обижаешь. Жуй.
- По вкусу похоже на кедровые иголки.
- Глаза закрыла?
-Да.
-  Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один, пуск, -  шепнул Тигран.
В мире времени , закрученного в воронку, есть много любопытных явлений.  Одно из них сейчас должна была испытать на себе Антонина. Прежде всего, в её закрытых глазах возникла картинка белокаменного дворца на песочном берегу.  Картинка яркая и панорамная, видно всё, что впереди и с боков. На песок наплывают изумрудные мелкие волны, лениво перекатываются по его жемчужной плоскости, на песке следы от босых ног.
- Открывай глаза, - шепчет Тигран.
Глаза что открыты, что закрыты, разницы нет, в них одинаковый свет чудесной панорамы морского побережья.
- Тоня, здесь нет слежки. Это временная петля, она вне контроля ЦУПа.  Чувствуешь лёгкость? Здесь ты свободна от тела, ты просто – конструкция из лучей света.
- Море, очень тёплое и ласковое. И так легко. Мне кажется, что если я подпрыгну, то зависну в воздухе. И так пахнет, что это за запах?
- Это райские цветы, они здесь размеров с деревья. Посмотри, вправо от дворца, видишь шапки из лепестков?
- Мы в загробном мире?
- Нет. Всего лишь в прекрасном кусочке времени.  Здесь тоже вечность, как в ЦУПе, только природа этой вечности не телесна.  А вот и хозяйка этого мира.

- Привет! – ослепительно красивая  девушка с тёмными волосами протянула руку Антонине. - Я  Диана.  Антонина протянула руку ей в ответ. Пожатие было ощутимым, но более мягким, чем обычное телесное пожатие, словно бы она прикоснулась к песку.
- Ты – призрак?
- И ты здесь призрак, - улыбнулась Диана. – Мы все здесь конструкции из света.
Только сейчас Антонина заметила, что Тигран несколько изменился, вроде бы как стал выше ростом, а она сама, видимо,  тоже как-то изменилась?
- У вас тут есть зеркало?
- Конечно. Не бойся.  Я покажу тебе тебя. Это особое место. Я рада гостям, - и Диана ласково  улыбнулась Тиграну.
Он тоже улыбнулся в ответ, обнял её. От их объятий  ощутимо повеяло сладким наркотическим запахом кальяна.  Эти двое неотрывно смотрели в глаза друг другу, и им явно нужно было уединение.
Антонина ощутила себя лишней. Диана отвела в сторону руку Тиграна и подошла к Антонине.
- Я знаю, что тебе надо, - сказала она, рисуя рукой в воздухе резные чугунные ворота. – Пойди туда. Тебе понравится.
В глазах Дианы искрилась  притворная сладкая доброжелательность, противиться которой было невозможно .
На чугунных воротах Антонина заметила лёгкую изморозь. Тяжелые створки ворот медленно открылись, небо потемнело, открывая заснеженную аллею с фонарями. Ту самую аллею из прошлого. Она была на пути между  институтом и домом. Если сокращать проход, то надо идти через парк. Обычно там, в глубине аллеи на старой скамье под фонарём её Вовчик. Тогда, давно, в мире до аварии.
Идти по снегу в сандалиях  было не холодно . Он падал сверху на плечи и не таял водой, просто испарялся. Пушистый и мягкий, похожий на невесомый рыхлый песок, он покрывал обочины сугробами. Вовчик  стоял под фонарём. Он ждал её как и раньше, когда она  спешила к нему после последней пары. Одет в свою зимнюю куртку с меховым капюшоном. Джинсы заправлены в ботинки на толстой подошве. Это же просто фильм, кино.
Не было видно вокруг людей, только его ласковая улыбка затмила всё вокруг.
- Ты здесь?
- Я тебя ждал.
- Так ты жив?
- Здесь да. Посмотри, какой красивый город я выстроил. И ещё много разных городов на свой вкус из разных эпох.  Хочешь,  я  покажу тебе весь свой мир.
Антонина жадно всматривалась в его лицо? Нет,  не получалось жадно всмотреться, словно бы кто-то отворачивал её взгляд, не давал ей разглядеть подробности лица.
- Дай руку, - сказала Антонина.
Он протянул  ей руку с тем же самым песочным прикосновением, что и у Дианы.
- Это точно ты?
- Конечно.
- А как ты меня называл, когда сердился на меня ?
- Толстощёкая.
- Надо же. Ты помнишь?
- Конечно. Я всё помню. Я ждал тебя. Для тебя я построил этот мир. Здесь нет смерти. Здесь вечность. Никто тебя не задавит, не убьёт. Мы будем вечно молодыми.
- А Диану ты знаешь?
- Какую Диану?
- Ту, которая открыла мне вход сюда?
- Тоня…

Яркая вспышка перерезала картинку. Словно кто-то разорвал с треском фотографию.
- Нам пора, - услышала она над ухом голос Тиграна.
Свет померк, потом снова зажёгся факелами на каменных стенах туннеля.
Не было больше ни зимней  аллеи, ни белокаменного  дворца на песочном берегу. Остался только коридор.
- Идём на выход, - сказал Тигран, - задавай вопросы сейчас, иначе потом будет прослушка.
- Это отдельный мир?
- Да. Мир из лучей. Не такой, как в реальности. Без тяжести телесной.
- Ты её любишь?
- Люблю? – вопросом ответил он.- Не знаю, что такое любовь, просто наслаждаюсь.
- Наслаждаешься на кладбище?
- Она нашла выход в свой мир. Создала его. Проявила свой дар в полную силу.
- Дар призрака. Призрачный мир, надо же…
- Тем не менее, это реальность, хоть и иного качества. Призрачная, сказочная реальность.
- Но ведь тело её лежит в больничной палате?
- И что с того?
- А если тело умрёт?
- Если тело умрёт, его похоронят. А Диана останется жить.
- Ты уверен?
- Не знаю. Ты задаешь много вопросов. Зачем мне искать ответы на них? Какой смысл думать о том, о чём я никогда ничего не смогу узнать наверняка.
- Но только здесь мы можем поговорить, ты же сам сказал
- Всё. Замолчи. Выходим.
Тигран больно сжал её руку. Антонина вскрикнула и открыла глаза.
 Они сидели в пещере.  Опять в том самом мире, где всюду за ними следили  чужие  глаза и уши.  Тяжесть в теле словно после полёта в невесомости. Шумит в ушах. Во рту остался горький привкус хвои. Перед ними чаша кладбища. Туча так и висит в небе,  истончаясь до тумана, в котором красным диском светится солнце. Жарко.
Домой, скорее домой, обратно, в свой номер…
Антонина, позволила Тиграну довести себя до номера и едва доползла до кровати.  Ум кричал, шумел, протестовал. Осталось одно желание - исчезнуть, упасть в провал перезагрузки целительного сна.

продолжение следует.