Глава десятая. Последний месяц в Иркутске

 Как бы хорошо ни было в Иркутске, мы не смогли остаться там до лета. Уже в мае было решено уехать. Возможно, сказывалось отсутствие ощущение того, что ты находишься дома. Возможно, мы все устали от этого города. Я всё чаще возвращался с работы злым. Олег тоже. Мы просто не могли не ссориться, кричать и прочее, прочее. От меня доставалось и Кате. И, несмотря на то, что духовным стержнем вновь стала она, я мог безнаказанно орать. Лишь потом я узнал от них, что в таких ежедневных ссорах я просто был страшен.
 Тогда я этого не знал и пользовался своей безнаказанностью, пока не вмешался Бондарь. Он увёл меня в парк на берегу Ангары и долго, будто совсем ещё пацана, ругал за вспыльчивость и импульсивность. Я не помню, что именно он мне говорил, но помню окружающую обстановку. Был, один из редких, дождливый день, Ангара покрылась пузырьками от дождевых капель. Время от времени их разрезали проходившие баржи или прогулочные параходики. Иногда по парку проходили любители дождя и останавливались под каким-нибудь деревом. За ручку бегали парочки.
 Возвращался я промокший до нитки, уставший и побеждённый. Бондарь и посоветовал уезжать, хотя вот уже несколько недель он предлагал нам летом отправиться через Бурятию в Саяны. Я уже около пяти лет желал вернуться в эти горы.
 Я был в Саянах. Мне было четырнадцать. Это был крайне тяжёлый и опасный поход. Но я не хочу говорить о тех трудностях, через которые проходил каждый в этих горах. Просто отмечу, что было тяжело.
 Я полюбил в Саянах другое: сами Саяны. Ущелья с бегущей далеко-далеко внизу голубой тоненькой сильной горной речкой. Родники с холодной и сладкой водой, которую можно было пить, казалось, бесконечно. Перевалы Шумак и Арщан, долгий путь к этим вершинкам и, наконец, их покорение.
 Я болен горами. Не знаю, как можно передать человеку, который в горах не был, ощущение эйфории от того, что ты стоишь на вершине, и под тобой — весь этот маленький мир, с маленькими деревьями, речками. Путь, который ты проделывал с большими усилиями, кажется совершенно ничтожным. Такими же ничтожными кажутся и люди внизу, и их проблемы. Я болен горами, и этого у меня не отнять.
 Как бы то ни было, насколько бы близкой ни казалась возможность вновь оказаться в Саянах, теперь я возвращался к Олегу и Кате, чтобы предложить уехать.
 Иркутск во время дождя был хорош. Исчезали с улиц многочисленные группы китайских туристов, дорожная пыль прибивалась к земле. Я специально сделал крюк. Чтобы пройти мимо старых двухэтажных деревянных домов до того, как выйду на улицу (Или не улицу, а проспект… Я никогда не был силён в адресах. ) Маркса с многочисленными ломбардами, универмагами, зданиями РЖД и ресторанами.
 Во дворе была привычная обстановка: кто-то пил пиво на скамейке у подъезда, а в самом подъезде очередная промокшая до нитки парочка грелась у батарее и перебрасывалась влюблёнными взглядами. На лестничной клетке меня встретил выходящий за продуктами сосед и с недовольной сморщенной, будто изюм, рожей высказал свое маленькое важное «фи», мол, наши крики мешают их детям спать.
 Олег жарил на старенькой сковородке картошку с помидорами и луком. К этой сковородке постоянно что-нибудь приставало, и отдирать потом было мучением. Так что жарили мы редко. Катя лежала на надувном матрасе, который заменял нам вторую и третью кровати, читая в Интернете очередную статью про кофе. Я предложил уехать, и они почти сразу же согласились. Мы поели, и я стал в качестве извинений оттирать сковородку.
 За два дня до поезда мы вечером собрались у Бондаря. Александр рассказывал про нас, я вновь говорил с ним про литературу, выслушивая упрёки в сторону своей лени. К ужину заехала и племянница с Аджей. Олег, сильно привязавшийся к котёнку, ушёл с ним в другую комнату, а мы остались есть и разговаривать. Вечером, ближе к ночи, мы отправились по приглашению на «Потеющих пингвинов». Несмотря на плохую акустику Кирилл с группой замечательно выступили. В перерывах Кирилл и Глеб ходили к нашему столику и болтали. Под конец концерта Глеб уговорил Олега выступить вместо него. Это было забавно. Сперва у Олега ничего не получалось, но потом он всё же смог доиграть три песни. Пьяной публике было, впрочем, всё равно.
 После концерта мы впятером отправились в какой-то любимый Глебом бар, посидели там час до закрытия и всю оставшуюся ночь гуляли по Иркутску, горланя песни и громко смеясь.
 На следующий день мы собирали немногочисленные вещи, созванивались со знакомыми в Москве и закупались едой.
 В конце мая мы уезжали из Иркутска. У нас было полторы боковушки, запас лапши, пюрешек и остатки тех продуктов, которые были в холодильнике.
 Пробубнил что-то мужской голос из громкоговорителя, проводница прошлась по вагону, провожающие стали выползать из вагона и скапливаться на платформе, чтобы помахать рукой. Поезд тронулся, платформа стала медленно уплывать. Вместе с ней уплывала и полноватая фигура Александра Бондарева.