Люсечкин, красная икра и удовольствие напоследок

Раньше оне не покупала себе красную икру просто так. Только 2 раза в год - летом, на день рождения и 31 декабря. А все остальное время - тратой необоснованной считала. Хотя любила ее до одури. Особенно когда икринки во рту лопались и появлялся этот потрясающий вкус. Шашлыки, колбаски, котлеты - ко всему была равнодушна. А вот икру бы ела ложками. Но ограничивала себя. А зачем, получается? Надо было захотеть и купить. Выкроить денежку-то. Потому что надо себя баловать. Не только по праздникам. Никогда же не знаешь, какой из дней - последний...

С такими невеселыми думами, но с веселым настроем от скорого поедания любимого лакомства, Люсечкин еще раз взглянула на тарелку. Она целых две баночки купила. Представляла, как возьмет сейчас бутербродики, пойдет смотреть любимое кино. И не станет переживать, что дней впереди - так мало осталось.

Сходила в коридор, свет выключить. По пути глянула на себя в тетино еще трюмо, старенькое. Лицо простое совсем, как говорит соседка Светка - деревенское. Все в веснушках. Облако чуть рыжеватых вьющихся волос. Про таких еще говорят - кровь с молоком. Люсечкин одернула платье. Ее любимого цвета, зеленое. И все в больших розах.

- Ты в нем на ожившую клумбу похожа! Вот реально! Словно газон встал с земли и идет навстречу! При твоей комплекции надо бы что-то темное носить. Не кричащее. Зачем 120 кг живого веса запихивать в эти цветочные яркие мотивы? Еще удивляешься, что одна. Нет в тебе ни стиля, ни вкуса! Еще и плюшки эти вечно трескаешь да шоколадки, - качала головой Светлана.

Сама она была худой до такой степени, что казалось, косточки через ткань вылезут. Это по мнению Люсечкина. Она на соседку не обижалась. И советам ее не спешила следовать. Что нравится, то и надевала. И ела. Ну, кроме разве икры. На ту все как-то денег не хватало.

Вообще-то "Люсечкин" - это прозвище. Люся ее имя было. А потом с чьей-то легкой руки прозвали вот. Еще Люсечкин топать любила. И ходила почему-то преимущественно на пятках. Случалось, засидится в гостях и пешком по ночному городу топает.

- Да тебе можно так передвигаться. Это у меня вечно отбоя нет от пристающих мужчин. Даже днем. А тебя ночью увидят - сами спрячутся. Еще зашибешь ненароком! - шутила Светлана.

Люсечкин не обижалась. По характеру - веселая, добродушная. Только вот по тете сильно скучала. Той полгода назад не стало. Неожиданно. Два месяца болела - и все. Люсечкин одна осталась. Тетка ее и воспитывала. Мать когда-то бросила, отца вообще не знала.

Одиноко было. 35 лет. Никто дома не ждет. Уже думала кошку завести. Даже присмотрела одну на улице. Серенькую такую. Подкармливала ее. А как голова болеть сильно начала - передумала. Поняла, что с ней. У тетки-то также начиналось. И куда потом кошку? Только привыкнет к дому, вмиг на улице окажется, когда Люсечкина не станет.

Люсечкин вздохнула и приготовилась к трапезе. К поеданию "ништяков". Это слово от мальчика Тимоши с первого этажа услышала и почему-то оно ей понравилось.

Люсечкин уже тарелку взяла. Как вдруг услышала крики с улицы. Пошла в комнату, поглядеть. Смотрит - а там толпа. Ну, она восьмерых насчитала. Нетрезвые, орут. Среди них и с ее дома парочка была. Один с матерью жил, тетей Леной. Та все вздыхала, тяжко с таким сыночком-то. Миша вроде бы его зовут, подумала Люсечкин. Однажды на пузырь просил, совсем белый стоял. Дала, пожалела. Вдруг бы прихватило?

- И чего разорались? От их ора голова пухнет! - в сердцах подумала она.

Уже приготовилась уйти, чтобы включить телевизор. Но тут разглядела - любители горячительного к какому-то мужику привязались. Высокий такой, тощий. С портфелем и в шляпе. Все к себе его прижимал. На улице - никого.

Ну да, 22.30. Люди добрые до домам сидят. А с этими желающих связываться точно не будет. Люсечкин еще раз вздохнула. Тоскливо глянула на бутерброды с икрой. И стала поверх платья куртку натягивать.

Потом на кухню шагнула и сковороду решительно взяла. Пошла вниз. Была у нее одна черта - обостренное чувство справедливости. Люсечкин вмешивалась во все. И всегда защищала тех, кого обижают.

Вовремя она появилась. Жаждущие разборок перешли в наступление. Когда услышали ее грозный крик. Остановились. Люсечкин решительно растолкала всех могучим плечом и оказалась возле мужчины в шляпе.

Загородила собой.

- Ну-ка, граждане миряне, давайте расходиться! Кино хотела посмотреть, так орете, спасу никакого нет. К человеку зачем привязались? Не стыдно? Вас много, он один. Тут на первом этаже Оксана живет. У нее сыну всего годик, засыпает плохо. Уходите, а то ведь и навалять могу! А мне терять нечего! Меня через два месяца вообще не будет! Хоть получу напоследок удовольствие! - выпалила Люсечкин.

И подумала: зачем про удовольствие-то ляпнула?

- Это что за бабища? Вот наглая! Да я ей щас! - начал было один.

Но его остановили. Тот самый Михаил из дома Люсечкина.

- Это Люсечкин. Наша она, своя. Живет тут. Пошли, мужики, правда. Люсечкин - хорошая. Она мне тогда 200 рублей дала. Когда совсем плохо было. Мать и то не дала. А Люсечкин - добрая.

Видимо, для остальных это стало весомым аргументом. Компания моментально рассосалась. Люсечкин посмотрела на спасенного ею. Лицо тонкое, интеллигентное такое.

- Спасибо вам, милая дама. Шел, никого себе не трогал. И вот тут-то они и привязались. Со своим "огоньку не найдется?". Я им начал говорить о том, что легкие беречь надо. Ну и... понеслось. Меня, кстати, Вольдемаром зовут, - откликнулся мужчина.

- Нашли кому говорить. Вы бы им еще про балет рассказали, - хмыкнула Люсечкин.

И тут же спохватилась:

- Да у вас плащ порван! Пошли ко мне, зашью. Не идти же вам домой в таком виде. Да не бойтесь вы меня!

- А я и не боюсь. Впервые вижу такую решительную девушку! - улыбнулся Вольдемар.

Люсечкина девушкой никогда не называли. Сколько себя помнила. Она даже смутилась немного.

Пока она плащ зашивала, гость чай пил.

- Праздник у вас какой? Не вовремя я, наверное, - протянул он, окинув взглядом тарелку с бутербродами.

- Да я их так хотела поесть. Все раньше денег жалела на икру-то. По праздникам, вы правы, и покупала. Сейчас какой ближайший? Новый год. А я и не доживу! Берите плащ, супруга-то заждалась вас. И давайте такси вам вызову. Или сама провожу. Не переживайте, меня когда увидят, никто не пристанет! - И Люсечкин снова принялась натягивать куртку.

- Подождите, не спешите. Во-первых, я не женат. А во-вторых, насчет того... Что осталось два месяца, не доживете и прочее. Можно поподробнее? - и Вольдемар подошел к Люсечкину вплотную.

Она плечами пожала и рассказал. Про тетю. Про то, что это у них наследственное, наверное. И не лечится.

Вольдемар Люсечкину в глаза посмотрел. Голову потрогал. Потом стал подробно так спрашивать.

- У вас, милая дама, похоже просто переутомление сильное. Не вижу я симптомов того, о чем вы мне только что сказали! - улыбнулся он.

- Не видит он. Как же. Вы что, врач? - усмехнулась Люсечкин.

- Да, - последовал краткий ответ.

- Обалдеть! - только и смогла ответить Люсечкин.

На следующий день Вольдемар ее на работу к себе позвал. И Люсечкин долго думала, в чем пойти. Потом махнула рукой и втиснулась в очередное платье. На этот раз красное, с пионами.

Ее встретили приветливо.

- Вы, наверное, Людмила? Вольдемар Сергеевич предупредил, что к нему придет девушка Людмила. Проходите, пожалуйста, - обратилась к ней блондинка в белом халате.

И Вольдемару белый халат очень шел. Импозантный он такой стал. Пронеслись такие мысли у Люсечкина.

- Итак, я был прав. До чего у нас некоторые люди любят порой себе несуществующее придумывать да себя накручивать, к докторам надо идти. Здоровы вы совершенно, Людмила! Поздравляю! - вынес вердикт Вольдемар после обследования.

Люсечкин ему на шею от порыва чувств кинулась. Обниматься. Потом смущенно отстранилась. Покраснела.

- Спасибо. Пойду я, - и тяжелой поступью направилась к двери.

- Людмила! Постойте! Вы куда это так быстро? Я собственно, еще хотел сказать. Как вы смотрите на то, чтобы вместе поужинать? - спросил Вольдемар.

Через три месяца они поженились. Серенькую кошку Люсечкин в тот день, как ее Вольдемар на ужин пригласил, домой взяла. А что? Жить она до ста лет теперь планирует!
Кстати, Михаил и компания, теперь когда их встречают, в унисон приветствуют: "Здравствуйте, Вольдемар Сергеевич! Здравствуй, Люсечкин!". Просили на них зла не держать, мол, всякое бывает. А Люсечкин и не держит. Смеется, что благодаря всей этой истории и нашла она свое счастье.