Лес

                Л Е С

Хочется встретиться с тем, что утрачено,
Хоть на мгновение упасть в это дальнее…
Только за всё, что промчалось, заплачено
И остаётся расплата прощальная.
             Эльдар Рязанов

     Чтоб увидеть в сибирском лесу выворотень, особо далеко и идти не придётся. Всё просто: зимы суровые, земля глубоко промерзает, за короткое лето только верхний слой успевает оттаять. Понятно, что корни деревьев разрастаются в мягком тёплом грунте, больше вширь, чем вглубь. Другое дело деревья, выросшие в тёплом грунте Украины. Там многие считают, что сколько дерево вверх выросло, столько и в глубь корни растут. Сама видела, когда в огороде спиливали какое-то дерево, то чтобы выкопать его корень, приходилось рыть глубокую яму. Очень часто такую  яму потом использовали, чтобы построить погреб.
     Наше село находилось в такой местности, которую называют – плоскогорье. Вверху поля, без конца и края, а где река, там крутой спуск. Там выходят на поверхность слои камня: гранит, мел, зернистый песчаник. Песчаник желтоватого цвета более хрупкий. Белый и чуть голубоватый песчаник большую ценность в прошлом веке имел. Его использовали, как строительный материал и каменотёсы делали из него надгробные плиты кресты и памятники. У моей мамы оба брата были каменотёсами и работали в артели. Только в нашем селе была такая артель. Каменные слои часто были под самой поверхностью плодородного слоя земли. Это удешевляло добычу камня.
     Село тянулось вдоль реки и на всём этом протяжении три карьера разрабатывались силами Бокотян, как тогда говорили. Молотки стучали о зубила летом и зимой. Там чуть ли ни половина мужского населения села работало. И заработки у них были выше, чем у колхозников. Один карьер был совсем недалеко от дома, где я в детстве жила со своими родителями.
     Когда приключилась история, о которой хочу рассказать, я только в ту осень в школу пошла. Уже не помню, какое задание нам дала учительница, но чуть ли ни половина класса пошли после школы, прямо с портфелями, в ближний лесок, что рос немного выше карьера. Пока мы там листики и жёлуди собирали, поднялся сильный ветер. Корни деревьев в этом лесочке, по причине внизу каменистого слоя, были под самым верхом почвы, (помню, мы часто спотыкались о выступавшие корни), растянулись далеко и переплелись между собой. Это и придавало устойчивости деревьям. Когда ветер на пригорке, где и был тот лесок, стал раскачивать деревья, то земля «загуляла» так под нашими ногами, что редко кто мог на ногах устоять. Почему такое происходило, мы, малые, понять не могли, сильно испугались и такой крик подняли, что мужики, работавшие в карьере, решили, что на детей кто-то напал. С кирками, с ломиками они побежали спасать детей. А мы, бедные, растеряв свои портфели, на четвереньках выползали из леса. Честно скажу, мы такого страху натерпелись, что многие описались.
     На следующий день треть класса в школу не пришли. Кто заболел с испугу, а у кого портфель остался в лесу. Но какую выволочку мамы учеников устроили учительнице возле сельского водопровода, об этом потом всё село судачило…

                ***
     Село Букатинка стояло на берегу реки Мурафа с незапамятных времён. Жили в том селе люди самого разного достатка. И войну, и голод, и перемену власти, и коллективизацию пережили сельчане. Кто дожил до нашего времени, а кого уже с нами нет. Мало того, что село растянулось вдоль реки километра на три, так ещё те, кто побогаче были, жили на хуторах. Вот их-то время не пощадило. Раскулачили, выслали их семьи и сгинули их фамилии. Дома разграбили, всё, что можно было поднять растащили. А потом сельсоветчики стали думать, как использовать ту землю и сады для пользы колхоза. То овчарню, то на лето устроят лагерь для свиней, то утки, то куры на том месте разводят. Оно-то не плохо, если для дела, вот только далековато это от села. Люди, обслуживающие там скотину, жаловались председателю на то, что уж больно рано им приходится вставать, да через поле бежать. А поля-то у нас – идёшь-идёшь и конца и краю не видать. Ладно бы люди взрослые. К примеру, ранние утренники я только в детстве и видела. Живя в городе, не могу сказать, что долго нежилась в постели, а всё же в четыре утра я ещё крепко спала, если не выпадало в ночную смену работать. И всё же – нет худа без добра. Самое чистое, самое светлое в своей жизни, я видела в свои детские годы.
     Волей-неволей, ёжась от утренней прохлады, зевая и морщась, вздыхая и сетуя на вечный недосып, а всё же смотрела на великие таинства Природы. И хоть размышлять над увиденным стала гораздо позже, ну, так и то надо сказать, что сортируют вещи, когда их много накапливается, так и впечатления, накопленные за прожитые годы.
     Росла я в семье глубоко верующих бабушки и дедушки, радио и учителя в школе говорили совсем обратное, но мечтательность девочке по природе дана. И тут уже – ни дать, ни взять. Внешне маленький человечек, как все дети в селе, а что в душе варится, да какими глазами на мир смотрела, и в старости этот спутанный клубок не враз и распутаешь.
     Одним словом, ранним утром, когда ещё туман заполонил старый лес за хутором, пока мама с другими свинарками свиней кормили, я ушла в тот лесок – пошелестеть опавшей листвой. Листвы под старыми липами, акацией, грецкими орехами, нападало не сказать, что так уж и много, но землю плотно устелило. Влажные от тумана листья шуршали неохотно, я бросила эту затею и просто смотрела на всё, что мне тогда казалось необычным. А необычным было то в старом лесу, что деревья выросли толстыми, ветки раскидистые, стволы с большими дуплами, сухие ветки и замшелые коряги валяются под ними. Их даже золото листвы не смогли украсить. А солнышко меж тем взошло и яркими белесыми снопами в просветы меж облаков полился свет с неба на землю. Я же смотрела и казалось мне малой, что небо чистое, белое, а потому безгрешное, а вся грязь, отжившие коряги – это удел нашей грешной земли. Я всё ходила между деревьями, пыталась обхватить руками белые полотна света, просачивавшиеся сквозь туман, высоко поднимала ноги, чтобы влезть на них, но… Под конец устала и расплакалась. Мама так и не поняла, отчего мне вздумалось слёзы лить, а у меня не хватало слов, чтоб объяснить ей то, что моя детская душенька к свету тянулась, а ей суждено жить среди коряг и прочего хлама.
     Годы шли и таких ситуаций в моей жизни было очень много, когда я вынуждена была находиться среди хамства и непонимания, а выбраться на свет, глотнуть чистого воздуха не было никакой возможности. Мне виделись белые полотна света, по которым нам, людям, не суждено подняться вверх, к чистоте, к свету. Мы родились в грешном мире и грязь к нам липнет просто потому, что невозможно кочегару работать в белом костюме и не запачкаться. А те, кто в силу своего положения ходят в белых рубахах и при галстуках, грязь свою прячут за красивыми словами и изысканными манерами. Но даже ноги в лакированных туфлях, ступают по земле наравне со всеми людьми, животными, птицами. И никакой парфюм не перебьёт тех запахов, которые нам приносит ветер с полей… Мы люди земные и это наш мир, нам его украшать для будущих поколений…

                ***