пепел крестьянской души

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

После похода в Тобольск, небольшая передышка для кавалеристов и их
верных коней была очень кстати. Огромные по расстоянию и времени переходы
заметно измотали и людей и животных. Поэтому, оказавшись на заимке, кавэскадрон
тут же приступил к активному отдыху. Бойцы ремонтировали сбрую
и сёдла, перековывали лошадей, чистили и приводили в рабочее состояние
холодное и огнестрельное оружие, а также позволяли себе иногда пображничать.
Но продолжалось это недолго - всего три дня. Двадцать шестого февраля
в расположении войскового лагеря появился связной и сообщил, что накануне
днём вооружённый отряд красноармейцев покинул Большое Сорокино и
вышел в сторону Кротово. «А кто в селе заправляет?» - спросил его Василий.
«Назначенный военными волостной ревком из трёх человек, два милиционера
и вооружённый отряд красногвардейцев из 30 человек. Вот тут на листке
Колосов их места обитания описал», - ответил посыльный и передал Степану
небольшой конверт. «Ещё какие новости ты нам принёс?» - поинтересовался
Василий. «Плохие. Не знаю даже как о них говорить», - потупился парень. «Говори,
как есть», - потребовал Аверин. «В общем, худо всё у нас в селе. После
того, как куманьки заняли его, много крови пролили невинных людей. Шулепова
с Рагозиным арестовали по чьему-то доносу, и в тот же день расстреляли
на базарной площади прямо на глазах семей и всех жителей. А потом конфисковали
всё их добро, а избы подожгли. И ещё в семье Колмаковой Анны беда
произошла. Дня за два до нападения красных войск на Большое Сорокино её
муж, на которого уже похоронка приходила, неожиданно домой вернулся,
дезертировав из красной армии. Баба, как могла, скрывала его, но Зайчиков
как-то пронюхал об этом и пошёл с другим милиционером арестовывать. Ну,
в общем, Прокопий увидел их в окно и шасть из избы в огород, да не успел от
милицейской пули спрятаться. Завалил его прямо за пригоном из револьвера



Зайчиков. Анна на него с вилами набросилась, но сделать ничего не успела,
была сбита с ног другим милиционером. А сейчас её в каталажке держат. Что
теперь с её детями будет, ума не приложу», - рассказал связной. И немного помолчав,
добавил: «Сказывают ещё, что в Ишиме Селивёрстова Ивана Константиновича
и Макушина Петра Ефимовича то ли арестовали, то ли расстреляли,
как пособников бандитов, то есть нас». «Да, брат, не лучшую новость ты нам
принёс. Хорошо придётся теперь покумекать, как дальше нам жить», - произнёс
Аверин и посмотрел на Василия. «А чо тут особо думать? Надо снова брать
в свои руки село и наводить в нём порядок», - отреагировал на слова друга
тот. «Пожалуй, ты прав. Нельзя нам затягивать с этим. А то ещё кого-нибудь из
наших расстреляют или арестуют. Давай, приступай готовить своих бойцов к
выступлению. В ночь выйдем из лагеря», - определился Степан. «Думаю, что
тебе с дружинниками покамест нечего отсюда срываться. Мои два взвода без
особого труда расправятся с отрядом куманьков и милиционерами. А когда
завершим захват Большого Сорокино, пришлю к тебе Фильку с донесением.
Вот тогда и выступишь с обозом дружинников для установления власти в селе
и волости», - предложил Василий. «Хорошо. Давай так сделаем. Только я прошу
тебя быть осторожным и зря под пули своих бойцов не подставлять. И вот
ещё что. Если захватишь членов ревсовета и милиционеров в плен, не вздумай
учинить над ними расправу. Народ их будет судить и наказывать», - предупредил
Степан. «Сам знаю, не маленький уже», - процедил Губин, хотя внутренне
был не готов выполнить своё обещание.

Узнав от брата, что в ночь кавэскадрону предстоит выдвигаться в сторону
Большого Сорокино, Пётр даже обрадовался: «Займём село, может, в Большое
Пинигино удастся на часок заглянуть». Он самолично проверил боеспособность
и дух своих бойцов, осмотрел их вооружение и коней и оставшись довольным,
пошёл на доклад к Василию. Выслушав командира разведвзвода, тот
предупредил: «Присматривай за своими бойцами, чтобы не самовольничали
очень, когда будут красных в плен захватывать. Народ их будет судить, а не мы.
Наше дело захватить этих зверей тёпленькими, как это они сумели сделать с
нашим первым взводом». «А если краснопёрые будут отстреливаться отчаянно?
» - спросил Пётр. «В таком случае и твои бойцы пусть пуль и их крови не
жалеют», - ответил Губин. На том и договорились. «Во-сколько выдвигаться из
лагеря будем?» - спросил Петр. «В часов девять, не раньше. Чтобы в Большом
Сорокино ближе к полуночи быть».



Но за час до выступления кавалеристов, из деревни Тиханиха в лагерь
прибыл Мулявин Семён и сообщил, что из Готопутово на Большой Кусеряк по
тракту движется крупный отряд красных. «Может, засаду куманькам организуем?
» - загорелись глаза у Петра. «Нет. Пусть идут своей дорогой, а мы должны
выполнить запланированную задачу. Одолеть большой отряд, вооружённый
автоматическим оружием и пулемётом, нам будет не просто, а лишние жертвы
сейчас ни к чему», - категорически заявил Василий и приказал: «Бери трёх бойцов
и пробирайся к тракту. Как только красные пройдут, дай знать». «А если
краснопузые решат в Тиханихе заночевать?» - спросил Петр. «Значит, на Большое
Сорокино пойдём завтра».

Вестовой от Петра прибыл только через три часа. «Хрушкие воинские силы
направились в сторону Большого Кусеряка. Видать серьёзная планируется
там заварушка», - доложил он. «Конница есть?» - спросил Василий. «Сабель
тридцать, не меньше. И на подводах сотни две бойцов едут», - отвечал вестовой.
«Действительно, крупную бойню заваривают красные, если стягивают в
район Кротово-Усть-Лотовка-Большой Кусеряк боевые отряды из Большого
Сорокино и Готопутово», - подумал Губин, и посмотрев на командира первого
взвода, скомандовал: «По коням!».

Петр с двумя бойцами поджидал эскадрон на задах деревенских огородов.
«Ты прав, братуха, оказался, что не согласился с моим предложением. Осторожно
куманьки шли по тракту. Отряд со всех четырёх сопровождали конные
разведчики. Вряд ли мы смогли бы к нему подобраться незамеченными. Бой
бы мог завязаться страшный. Уж больно хорошо вооружены красноармейцы
этого отряда», - признал Чикирев. «Не переживай, Петруха. Чувствует моё
сердце, что скоро встретимся мы с этим отрядом на узенькой тропинке», - пророчески
заявил Губин.

На подступах к селу кавэскадрон оказался уже в два часа ночи. Подозвав
Петра, Фадеева, Субботина Степана - вернувшегося после ранения в строй, и
Фильку, Василий тихим голосом стал раздавать указания: «Согласно информации
Ивана Колосова, красноармейцы располагаются в избе Мардусина Федота
Терентьевича и на ссыппункте. Часть из них несёт службу по охране арестованных
крестьян и членов ревкома. Милиционеры проживают в казённой
избе, а ревкомовцы в общественном доме, прямо в своём кабинете. Поэтому,
сделаем так. Под моё начало каждый взвод выделяет по пять кавалеристов, с
которыми я нападаю на милиционеров и ревкомовцев. А с остальными бойцами
вы должны обезвредить красноармейцев. Сделать это необходимо скрыто



и мгновенно. Любая неосторожность может привести к напрасно пролитой
крови. Так что, прийдётся проявить военную хитрость и храбрость. Если нет
вопросов, то давайте быстро организуемся и приступим к выполнению намеченного.
Своих людей и патроны жалеть». «А мне какое указание будет?» -
спросил Филька. «Тебе придётся первым пробраться в село к Колосову Ивану
и предупредить его о нашем нападении на красных. Пусть собирает надёжных
людей и организует дозорные посты на дорогах. Ни один краснопузый и
предатель нашего народа не должны из села ускользнуть». «Понял», - коротко
ответил Филька и стал отдаляться от эскадрона в сторону села. А через час
после его отбытия, три отряда конников тоже направились решать стоящие
перед ними задачи.

До рассвета оставалось не меньше трёх часов, но в избах сельчан уже началось
движение. Подоив коров, бабы доставали с печей корчаги с поднявшимся
за ночь тестом и приступали к выпечке на углях русских печей будущих
душистых хлебных караваев. Мужики, у которых ещё сохранилось хоть какое
хозяйство, в это время поили колодезной водой скот, подкладывали в ясли
пахнущее летом сено и чистили пригоны от накопившихся за ночь глыз. Хранящие
тепло и оберегающие ночную семейную жизнь плотные ставни на окнах
они открывали позже, после восхода солнца. Из некоторых хлевов раздавался
крик отважных петухов, а из подворотен на улицу выскакивали мелкие
дворняжки и звонким лаем сообщали округе о своём существовании. Почуя,
что по селу крадётся конница, они резко усилии свой лай. Но видно крепко
спали красноармейцы и их командиры, что не услышали тревожного предупреждения
четвероногих постовых и не забили тревогу.

Взвод Петра остановился саженей за триста до цели и спешился. «Действовать
скрытно, но уверенно. Окружим красных с двух сторон и одновременно
ворвёмся в помещения ссыпного пункта. Стрелять по людям только в исключительном
случае», - выдал Чикирев привычную в таких случаях команду и
разделил бойцов на две группы. «Всё, робята. Пошли. С Богом», - призвал Пётр
и все, кроме одного бойца, который остался сторожить коней, направились
следом за ним.

Быстро преодолев расстояние до ссыпного пункта, пешие кавалеристы с
особой осторожностью окружили его и резким броском ворвались на территорию.
Находящийся в сторожевой будке постовой красноармеец заметил их
только тогда, когда открылась дверь помещения, в котором отдыхали остальные
бойцы его отряда. На ходу передёргивая затвор трёхлинейной винтовки,



он выскочил на улицу, но тут же был сбит с ног чьим-то сильным ударом. Падая
на снег, боец нажал на спусковой крючок и прогремел выстрел. В тот же миг
нападавший поднял над ним саблю и с силой опустил на его голову. Красноармеец
дёрнулся, выкрикнул какие-то безсвязанные слова и затих. Нападавший
перескочил через труп и побежал догонять своих.

Несмотря на прогремевший выстрел, отдыхающие красноармейцы не сразу
отреагировали на него. А когда до их сознания дошло, что на них соверешено
нападение, было уже поздно: в комнату ворвалось с десяток вооружённых
повстанцев и в темноте прозвучал грозный голос старшего: «Вздумаете шопериться,
будете все порублены как собаки». А ещё чуть позже, кто-то выкрутил
в керосиновой лампе посильнее фитиль и осветил комнату желтоватым
светом. «Всё, братья-славяне, отвоевались вы со своим народом. Будем судить
вас по условиям военного времени», - изрёк Пётр и зло улыбнулся. Но в это
время со стороны дома Мардусина Федота раздались винтовочные выстрелы
и застрекотало автоматическое оружие. «Видно не успел Фадеев застать куманьков
врасплох», - подумал Чикирев и приказал Гарину из Пегухи: «Гаврюха,
оставляю тебе пять бойцов для охраны этих субчиков, а я с остальными побегу
на помощь к нашим».

Отряд Фадеева и на самом деле не успел захватить красноармейцев спящими.
Выстрел постового на сыппункте прогремел раньше, чем они ворвались в
просторную избу Федота. А когда вскочившие на ноги красноармейцы, схватив
винтовки, полураздетыми стали выскакивать на улицу, прятаться в пригоне,
амбаре и сарае и беспорядочно стрелять, то Сергей и вовсе растерялся. «Где
их теперь, чертей красных, в этой темноте отыщешь? Хоть бы Петька со своими
подскочил на помощь. А то ведь разбегутся, краснопузые, кто куда», - подумал
Фадеев, и стал вглядываться в сторону избы. «Сергей, ты где?» - услышал
он голос Чикирева. «Здесь, за зародом», - ответил Фадеев. И уже через минуту
появившийся рядом Пётр спросил: «Предлагал краснопузым сдаться?». «Нет.
Да разве они согласятся на это? Их человек пятнадцать, не меньше. Да ещё
и автоматическое ружьё имеют», - с сомнением произнёс Сергей. «А это мы
сейчас проверим», - решительно заявил Чикирев и громко стал выкрикивать:
«Бойцы, мы со своими братьями-крестьянами не воюем. Нас куманьки шибко
обидели и разозлили. Они и вам головы затуманили бреднями о каком-то
коммунизме. Чушь это всё, мужики. Куманькам власть над нами нужна, чтобы
свои капризы и нужды удовлетворять. А мы для них как были быдлом, так им
и останемся, если не сбросим их со своей шеи. Весь мужицкий народ Сибири



на защиту своей чести поднялся. Вот и в нашем крестьянском войске тысячи
полторы штыков насчитывается. Не сдадитесь добровольно, выловим всех и
расстреляем, как врагов крестьянского народа. Нам торопиться некуда. Дождёмся
рассвета и начнём вас выковыривать из пригона по одному. Большое
Сорокино уже больше часа как в наших руках. Думайте скорее, а то поздно
будет. А так, смотришь, и живыми останетесь». Прошло минут пять и из амбара
прозвучал ответный голос: «Сдадимся, если в плену держать не будете и домой
отпустите». «На кой вы нам в плену. Вас ведь кормить надо, а комиссары всё
добро у крестьян отобрали. Проверим на вшивость и выпустим восвояси», -
пообещал Пётр. «Ну, тогда, добро. Выходим мы на двор, только не стреляйте», -
донеслось из амбара. «Оружие своё не забудьте с собой прихватить, чтобы
нам его потом не искать», - приказал Пётр и обратился к Фадееву: «Иди, Серёга,
принимай краснопузых по счёту».

С ревкомовцами отряд Василия разделался быстро. Без единой помарки
и задоринки обезвредили дремавшего в сенках красноармейца и мгновенно
ворвались в рабочий кабинет красных начальников. Бывший однополчанин
Василия, а ныне председатель Большесорокинского волостного ревкома и
непримиримый враг сибирского мужика Чернов Иван даже проснуться не
успел, как почувствовал на себе чей-то тяжёлый взгляд. «Вставай комиссар,
пора ответ перед гражданами села держать», - услышал Иван знакомый голос.
Тот было резко дёрнулся, пытаясь выхватить из под подушки револьвер, но
сильный удар по голове не дал ему возможности сделать это. «Не взлягивай
понапрасну, Чернов. Разбызыкивайся скорее, оболокайся и готовься людям
в глаза смотреть», - предупредил Губин и обратился к двум молоденьким помощникам
Ивана, присланным в село из чужой местности: «А вы чо зенки вылупили
и брылы распустили? Тоже оболокайтесь и ждите решения граждан
на счёт своей дальнейшей участи». Те нервно хлопали ресницами и смотрели
на своего главного начальника. «Али вам чо-то непонятное сказал наш командир?
Быстрее шоперьтесь, а то я вам сейчас нагайкой ускорение придам», - зло
улыбаясь, предупредил представителей советской власти Бибиков Василий из
Московки. «Собери оружие арестованных, возьми двух бойцов и оставайтесь
их сторожить. Если надумают бежать, стреляйте по ним без жалости. А мы милиционеров
пойдём задерживать», - предупредил Бибикова Василий и вышел
из избы.

Попадавший не раз в подобные переплёты, Зайчиков, как только сквозь
сон услыхал выстрелы со стороны избы Мардусина Федота, сразу понял, что



на село напали повстанцы, у которых к нему есть серьёзные претензии. Однажды
он уже был в такой ситуации, но тогда ему от ответа на вопросы граждан
Большого Сорокино удалось убежать. Вот и на этот раз ждать встречи с
ними Зайчиков не захотел. Подняв по тревоге двух младших милиционеров,
он быстро объяснил им обстановку в селе, приказал хватать оружие и следовать
за ним. И сделал это вовремя, так как буквально минут через пять в
пустую казённую избу ворвались повстанцы. Поняв, что Зайчикову вновь удалось
скрыться от него, Василий рубанул саблей по столу и взревел: «Догнать
этого хряка! Не мог он далеко уйти! За мной!».

Словно чувствуя, что с задержанием милиционеров произошла осечка,
Пётр рванул со своими бойцами в сторону казённой избы. Но не успели они
далеко отбежать от ограды Мардусина, как в предрассветной мгле в саженях
двадцати от себя заметили мчавшихся в сторону реки трёх всадников. «Не
наши. Наши пешком по селу передвигаются. Неужели краснопёрые улепётывают?
» - пронеслось в голове у Чикирева и он недолго раздумывая, приказал:
«По конникам огонь!». Через мгновение раздались несколько прицельных
выстрелов, а ещё через какое-то время, Петр понял, что пули достигла цели,
так как безжизненные тела двух всадников сползли с сёдел, а третьего верхового
под себя подмяла раненая лошадь. Чикирев и его бойцы в горячке бросились
в сторону подбитых, забыв об осторожности. В это время из-за спины
лежащей лошади прогремели несколько револьверных выстрелов и двое повстанцев,
взмахнув руками, упали ничком прямо в снег. А через мгновение от
туда же прозвучал ещё один выстрел, пуля которого вонзилась в плечо Петра
и опрокинула его навзничь. Чикирев собрался было подняться, но страшная
боль пронзила всё его тело и он потерял сознание.

Когда Василий подбежал к месту стрельбы, то первое, что увидел, было
бледное окровавленное лицо лежавшего на снегу брата и испуганные глаза
Зайчикова, сидящего на корточках. От вспышки гнева у него потемнело всё
вокруг. Он непроизвольно выхватил из ножен шашку и поднял её над головой
старшего волостного милиционера. Ещё миг и казнь бы неминуемо свершилась.
Но вовремя подоспевший Степан Субботин, перехватил руку командира
и твёрдым голосом произнёс: «Не надо самосуда. Пусть народ решает, как с
этим зверем поступить». Василий посмотрел на него бешеными от гнева глазами,
громко выругнулся и приказал: «Петра срочно доставьте к фельдшеру, а
этого гада посадите в каталажку. Я с ним позже поговорю».



Но этому разговору не суждено было состояться. К казённому дому, во
дворе которого находилась волостная каталажка, Зайчикова привели как раз
в то время, когда из неё выпускали на свободу задержанных три дня назад
комиссарами активистов восстания и простых граждан. Среди них была и
Колмакова Анна. Заметив старшего волостного милиционера, которого охранял
повстанец, потеряв душевное равновесие и враз забыв божью заповедь
«Не убий», она с диким криком вырвала из рук бойца винтовку с примкнутым
штыком, передёрнула затвор и, не целясь, выстрелила в грузное, бесформенное
тело милиционера. Затем подбежав к Зайчикову и не дожидаясь, когда он
упадёт на землю, женщина с силой воткнула в его выпирающий живот штык.
Старший волостной милиционер ещё дёргался в предсмертных конвульсиях,
когда Анна резко повернулась и пошла прочь от поверженного ею личного
врага. Это произошло так быстро и неожиданно, что все, кто находился рядом,
даже не успели отреагировать на событие и предотвратить убийство. Но
среди собравшихся к этому времени граждан села и повстанцев не оказалось
таких, кто бы осудил женщину. Анна отомстила этому человеку за гибель своего
мужа, за осиротевших детей, за свою бабью долю, которой ей пришлось
нахлебаться по самое горлышко, и за всех своих односельчан.

Сразу по завершении операции по захвату села, Колосов Иван собрал членов
волостного повстанческого штаба и провёл с ними собрание. Первым делом
он сообщил о потерях, которые понёс большесорокинский актив во время захвата
куманьками села и о положении в уезде: «В середине февраля в Ишиме за
агитацию по свержению власти коммунистов была задержана большая группа
граждан, среди которых оказались жители села Макушин Пётр Ефимович и Селивёрстов
Иван Константинович. Эти люди являлись нашими глазами и ушами
в логове коммунистов. 22 февраля ревтребунал Сибири вынес всем задержанным
смертный приговор. Поэтому, как только куманьки ворвались в Большое
Сорокино, они стали искать людей, которые были связаны с расстрелянными.
В результате подлого предательства Чернова Ивана и некоторых других граждан,
ими были арестованы и расстреляны Рогозин и Шулепов. А кроме этого,
было конфисковано их имущество и сожжены избы. Такая же участь постигла
хозяйства семьи Губина Василия и Фадеева Сергея. Сегодня мы снова вернули
мужицкую власть в нашем селе. Очистим от этих супостатов и деревни волости.
Но надолго ли? Из информации надёжных людей следует, что коммунисты за
последние дни получили дополнительные воинские подразделения, которые
в настоящее время брошены на уничтожение восставших, проживающих вдоль
Челябинской и Екатеринбургской железных дорог, и срывающих поставки си



бирского хлеба в Москву и другие крупные города западной России. Сколько
эти бои продлятся, сказать сложно. Но если потуги коммунистов увенчаются
успехом, то они тут же направят эти войска на наведение своих комиссарских
порядков в отдалённых волостях уезда. Так что впереди нас ждут очень тяжёлые
испытания». «Волков бояться - в лес не ходить. Надо меры принимать, чтобы
краснопёрые подольше завязли в районе железной дороги. А поэтому, считаю,
что не стоит ждать красных здесь, а надо помогать повстанцам, которые действуют
вдоль железных дорог», - высказал своё мнение Василий. «Согласен с
тобой. Но и волость нельзя оставлять без присмотра и защиты», - сказал Аверин.
«Я и не говорю, что всех наших бойцов и дружинников надо направлять на
помощь южным соседям. Предлагаю только подвижную и наиболее боеспособную
часть нашей мужицкой армии направить. Отберу самых надёжных и умелых
пятьдесят кавалеристов и выступлю завтра с ними в сторону Голышманова.
Говорят, что там основные силы повстанцев сосредоточены», - с готовностью
произнёс Губин. «Надо бы по этому поводу с Шевченко посоветоваться. Может,
ему самому помощь нужна. Разведка сообщила, что отряды красноармейцев из
Готопутово и нашего села в сторону Кротово и Большого Кусеряка проследовали
», - высказался Аверин. «Согласен. Я прямо сейчас направлю к нему своего человека.
Думаю, что уже к утру он вернётся», - ответил Василий и вышел из избы.
Но, оказалось, что посылать связного к Шевченко ему не потребовалось. Буквально
через десять минут после того, как он покинул избу, в неё вошёл представитель
от Шевченко и сообщил совету о ситуации, сложившейся в последние
сутки вокруг Кротово: «После того, как мы окружили отряд красноармейцев,
наступающий на Кротово, и стали его уничтожать, к нему на выручку пришло
мощное подкрепление. Чтобы не понести большие потери в живой силе, нам
пришлось покинуть село и отойти в болота за Большим Кусеряком. Командир
направил меня к вам для того, чтобы вы завтра вечером вышли в сторону Кротово
и помогли выбить из него красных. Начало штурма он назначил на полночь.
С севера наступление будут осуществлять Балахлейский повстанческий отряд и
истяцкие татары, а с юга - отряды Аромашевского повстанческого гарнизона».
«Срочно найди Губина Василия и передай ему, чтобы не отправлял своего связного
к Шевченко, а возвращался в штаб совета», - приказал Аверин дежурному
бойцу и спросил у посыльного: «Пётр Семёнович рассчитывает на всё Большесорокинское
войско или только на кавалерийский эскадрон?». «Об этом он мне
ничего не сказал. Поэтому сами решайте, как вам поступить», - ответил тот. «Понятно.
Сейчас прийдёт командир эскадрона и мы примем окончательное решение
», - пообещал посыльному Степан.



После возвращения Василия в штаб, члены повстанческого совета быстро
пришли к единому мнению. Было решено направить на помощь северным соседям
и соратникам по борьбе с красной чумой кавалерийский эскадрон в
полном составе и пятьдесят бойцов на подводах. Получив исчерпывающий
ответ на просьбу Шевченко, вестовой попрощался и отправился назад в расположение
своего повстанческого полка.

Закончив с вопросом военной помощи соседям, члены совета перешли к
вопросу ответственности бывшего председателя волостного ревкома Чернова
Ивана, его двух помощников и красноармейцев, оставленных комиссарами
в селе для наведения большевистского порядка и охраны новой власти. О
мере ответственности милиции перед гражданами вопрос не поднимался, так
как физические лица, занимающие эти должности, были уничтожены во время
захвата села, а также в результате мести Колмаковой Анны. После обсуждения,
совет постановил создать судебную коллегию из трёх уважаемых граждан
села, которой и поручить решить судьбу захваченных в плен пособников коммунистического
режима. В этот же день избранная судебная коллегия провела
своё первое заседание и вынесла вердикт: «Рассмотрев по существу вопроса
все обвинения к арестованным пособникам коммунистов, мы постановили: за
жестокость и нетерпимость, проявленную председателем поселкового ревкома
Черновым Иваном к гражданам обеих полов села Большого Сорокино и
деревень волости, приговорить его к смертной казни через расстрел. За проведённые
лично изъятия имущества у граждан села и сожжение их жилья и
хозяйственных построек, приговорить помощников председателя волостного
ревкома Коломейцева Андрея и Кудрявого Ефима к такому же наказанию. Солдат-
красноармейцев подвергнуть публичной порке кнутами и отпустить на
свободу. В случае их согласия служить в рядах восставших мужиков, от этого
наказания они могут быть избавлены. Приговор окончательный и подлежит к
исполнению в течении суток. Председатель Аверин Павел Петрович, помощники:
Брагин Андрей Яковлевич и Сеногноев Михаил Александрович».

Как проходил расстрел членов волостного ревкома Василий не видел, так
как был занят подготовкой отряда к походу на Кротово. Но от тех, кто принимал
участие в этом процессе, узнал о поведении Чернова во время объявления
ему приговора. Он плакал, ползал на коленях перед Авериным Степаном, выпрашивая
пощады, проклинал своих идейных друзей, бросивших его в такую
тяжёлую минуту, вспоминал заповеди божьи и молил помощи Всевышнего. И
только винтовочный выстрел остановил земные мучения, человека, который



предал Бога и свой народ и поддался дьявольскому искушению, которое исходило
из идеологии марксистских философских учений и бредней коммунистических
идолов революции.

28 февраля, сразу после полудня, сводный отряд под командованием Губина
вышел в сторону Кротово. Перед этим Василий побывал у Петра в фельдшерской
избе и справился о его здоровье. «Тяжёлое ранение получил ваш
боец. Пулю я из его плеча вытащил, но как дальше дело пойдёт - не знаю. Будем
надеяться только на его молодой организм и помощь Божью», - сообщил
волостной фельдшер. «Если что брату потребуется из лекарств – обращайтесь
к Аверину Степану. Всё, что сможет, он обязательно сделает», - предупредил
Василий и добавил: «Если вдруг в село вновь ворвутся красные, то постарайтесь
переправить Чикирева Петра на заимку. Иначе они его прямо здесь, в
кровати, и расстреляют».

Первую короткую остановку отряд сделал на полпути, не доезжая пару
вёрст до Покровки. Отправив Фильку на разведку в село, Василий позвал
Фадеева, Торощука Мефодия из Московки, сменившего Петра на должности
командира первого взвода, и Чечулина Илью, возглавляющего пеших бойцов
и провёл с ними небольшое совещание: «Наша задача до одиннадцати часов
вечера добраться незамеченными до окраины Кротово. На двенадцать часов
запланирован штурм села, во время которого мы должны занять его юго-восточную
часть. Сигналом для начала выступления будет набат церковного колокола.
Бой предстоит тяжёлый, поэтому предупредите своих бойцов, чтобы
соблюдали максимальную осторожность. А ты, Мефодий, сразу после прохода
отрядом через Покровку, пошли вперёд человек пять разведчиков. И накажи
им, чтобы держались от нас не дальше, чем за версту, а в случае обнаружения
подозрительных людей, пусть тут же подают сигнал».

Филька обернулся уже через полчаса и доложил: «Всё чисто, командир. В
селе ни наших и ни красных нет. Местный мужик сказывал, что большой отряд
куманьков прошёл по Покровке без остановки два дня назад. Торопился,
по-видимому, сильно». «Ну, раз так, то тогды и мы вперёд двинемся», - принял
решение Василий и громким голосом, скомандовал: «Эскадрон по коням! Вперёд,
рысью - марш!».

Уже на выходе из села, голову Губина словно магнитом повернуло направо,
и он с жадностью стал всматриваться в окна избы, в которой ещё недавно проживала
его единственная и желанная девушка Полина. И хотя окна были закрыты
ставнями, он надеялся, что через небольшие щели сможет рассмотреть



дорогое сердцу лицо. Но чудо не произошло, и образ девушки не появился.
«Увижу ли я её ещё когда-нибудь или так и останется на моём сердце рана от
жгучего чувства и душевного стремления?» - подумал Василий, тяжело вздохнул
и дёрнул поводья. Воронко понял состояние хозяина по-своему и тут же
ускорил бег. Не ожидавшие такой прыти командирского коня, бойцы эскадрона,
а с ними и сидящие на подводах заметно отстали. Очнувшись от наваждения,
Василий оглянулся, натянул поводья и сердитым голосом пробурчал:
«Куда торопишься? Успеешь ещё свою прыть показать».

До Кротово оставалось ещё вёрст пять, когда Василий приказал отряду
остановиться. «Филька, ты дуй вперёд, догони разведчиков, и уже с ними осторожно
обследуйте все подходы к селу. Мы вас будем ждать здесь», - выдал он
поручение своему вестовому. «А если на засаду напоремся или в плен попадём?
» - задал неожиданный вопрос паренёк. «О таком даже и думать не смей.
Ты - разведчик опытный, везучий и даже стреляный, так что с заданием справишься
без всяких происшествий. Ну, а если вдруг случится, не дай Бог что, то
подойдём поближе к селу и будем ждать бой колокола», -ответил командир
и машинально погрозил Фильке нагайкой. Тот улыбнулся в темноту и почти с
места пустил своего коня в галоп.

Время в ожидании возвращения разведчиков шло медленно. А тут ещё налетевший
невесть откуда дуван стал пронизывать насквозь лопатины бойцов,
вынужденных находиться в неподвижном состоянии. «Сколько же сейчас времени?
Поди, одиннадцать часов, не меньше», - подумал командир эскадрона
и полез в карман овчинных штанов. «Долго ещё будем здесь стоять? Может,
пора выдвигаться вперёд?» - услышал он голос Фадеева. «А ну, чиркни спичку
и посвети мне, я время гляну», - попросил командир. Сергей достал из кармана
полушубка коробок, зажёг спичку и наклонился к Василию. «Уже половина
двенадцатого! Где же наши разведчики?» - спросил он сам себя. «Вон едут», -
ответил Фадеев, думая, что вопрос был задан ему. «Где же вас носило так долго?
Давайте, докладывайте скорее», - потребовал Василий. «В общем, разведку
мы провели глубокую. Всю южную и восточную часть Кротово на животах исползали.
Красных в селе очень много. Большая часть их находится прямо на
улице у костров, словно знают, что сегодня на них пойдём штурмом. Две пулемётные
точки мы обнаружили. Одна прямо на колокольне, а вторая на крыше
казённого дома. С нашей стороны на дороге засад не заметили, но на окраине
красные соорудили баррикады из брёвен и телег. Так что если нападать на них,
то только с флангов», - ответил за всех Андрей Абросимов из Курмановки. «А



как же теперь с колокольни нам сигнал подадут, если там пулемётное гнездо
расположено?» - машинально задал вопрос Василий и не услыхав ответа, скомандовал:
«Эскадрон, по коням!», и через минуту добавил: «Мужики, бойцы, по
всем приметам нам предстоит участвовать в тяжёлом бою, из которого могут
выйти не все из нас живыми. Но мы сами выбрали путь борьбы с ненавистными
коммунистами, оставившими наши семьи без хлеба, живности и годами нажитого
горбом имущества. Так что, если кто и погибнет среди нас, то за правое
дело и за светлое будущее сибирского хлебороба. Деритесь с врагом жестоко,
не жалея себя, но и понапрасну голову не подставляйте. Вперёд, на Кротово!
Поможем нашим братьям выбить общего врага из села!».

Приглушённый гул колокола долетел до ушей бойцов тогда, когда они, разделившись,
начали обходить фланги обороны красноармейцев. «Видно, бойцы
Шевченко заняли-таки колокольню», - подумал Василий и пришпорил Воронко.
Первыми, кто попался на их пути, были красноармейцы, только что оторвавшиеся
от костра и бежавшие на свои позиции. Губин выхватил из ножен саблю
и припав к гриве Воронко, помчался вперёд на врага. Не отставали от него и
остальные кавалеристы. В это время на всех окраинах села зазвучали выстрелы,
душераздирающие крики и боевые призывы. С каждой минутой этот шум
усиливался и превращался в единый гул. И даже ночная темнота не спасала
тех, кто с оружием в руках противостоял друг другу. Василий уже привык ко
всему этому, поэтому не задумывался над справедливостью своих поступков,
а делал работу хладнокровно, осмотрительно и наверняка. Вот и сейчас, догнав
очередного красноармейца, он, привычным движением руки с силой
опустил на его голову клинок и не оглядываясь, помчался дальше. Командир
знал, что за ним следуют бойцы, и его поведение для них является примером.
В бою время летит незаметно. Привыкшие к нечеловеческому, страшной силы
вою, уши отключаются, а зрение, наоборот, обостряется. Шальные пули, выпущенные
с обеих сторон и из всех видов оружия, пчелиным роем и с пронзительным
свистом пролетают в воздухе и находят случайную цель. Ещё немного,
ещё чуть-чуть, и чаша победных мгновений неминуемо начнёт перетягивать в
чью-то сторону. Неважно сколько потребуется для этого человеческих жертв,
а важно у кого первым сдадут нервы и он начнёт делать ошибки. Ещё раздавались
с крыши казённого дома пулемётные очереди, во всех углах села бухали
винтовочные выстрелы и орали, ввязавшиеся в смертельную схватку русские
мужики, а в воздухе уже чувствовалась горьковатая радость победы, смешанная
с пороховым дымом, запахом крови и безграничного человеческого горя.
На чьей стороне была эта победа, сказать сложно, но она уже была.



Всматриваясь в позиции противника, Василий вдруг заметил, что прямо на
него во весь опор мчится небольшой отряд конников, в котором выделялся
своими габаритами и под стать себе конём огромный бородатый мужик в будёновке.
Губин не стал уклоняться от прямого столкновения, а скомандовав зычным
голосом: «Выставить вперёд пики и приготовиться к рукопашному бою!»,
рванулся навстречу к врагу. Расстояние между отрядами кавалеристов сокращалось
с каждой секундой. Ещё одно мгновение и послышался металлический
лязг сабель, глухие удары пик об тела противников и их коней, и отборный мат
вперемешку с предсмертными выкриками. Василий первым попытался достать
пикой здоровенного красноармейца, но тот с удивительной лёгкостью увернулся
от неё и тут же саблей рубанул по черенку. Оставшийся в руках кусок
деревяшки Василий отбросил в сторону и приблизившись к борадачу вплотную,
ловко нанёс ему удар саблей по руке, в которой тот держал поводья. Красноармеец
скрипнул зубами, прорычал матерные слова и поднявшись во весь
рост на стременах, взмахнул высоко над головой Василия шашкой. Но верный
Воронко, словно чуя, что хозяину грозит опасность, резко поднялся на дыбы
и шарахнулся в сторону. Шашка противника с шумом пролетела мимо цели,
черкнув своим концом копыто коня. Гнев и ненависть наполнили сознание
красноармейца, и он уже мало что соображая, стал махать клинком направо и
налево. Мгновенно оценив обстановку и поняв, что закончить бой в свою пользу
саблей не удастся, Василий выбрал момент и хладнокровно вогнал пулю из
нагана в мощную грудь достойного противника. Тот прекратил размахивать
саблей и стал медленно сползать с коня набок. Губин выхватил из его руки поводья,
и перекинув их через голову лошади противника, выкрикнул: «Филька,
прими коня». Когда разведчик оказался рядом, тяжёлое тело красноармейца
уже окончательно сползло на утоптанный снег.

Бой за Кротово закончился ближе к утру победой повстанцев. Не выдержали
красноармейцы натиска мужиков, дрогнули и в спешке отступили в сторону
Преображенки. Закончив их преследование, Василий со своим эскадроном
вернулся в Кротово. Не дожидаясь рассвета, пеший отряд большесорокинцев
и бойцы Шевченковского Народного полка стали стаскивать убитых и раненых
на площадь напротив церкви, не деля их на чужих и своих. И чем светлее
становилось, тем чаще во дворах, в пригонах, на улицах и в огородах обнаруживались
пострадавшие. Не ожидая окончательного подсчёта потерь с обеих
сторон, Шевченко собрал всех командиров в своём штабе и провёл детальный
разбор боя. В заключение он сказал: «Сегодня мы одержали уверенную
и громкую победу над краснопёрыми, хотя и сами понесли заметные потери.



Не простят нам комиссары своего поражения. Сейчас их основные войска,
получившие дней десять назад мощное подкрепление из центральных губерний
России, заняты в боях с армиями повстанцев, действующих вдоль железнодорожных
линий. Особенно их продвижение тормозит Петуховско-Макушенский
район военных действий, где задействованы повстанческие армии
Сибирского фронта под началом командующего Родина Владимира Алексеевича.
Не дают краснопёрым спокойно налаживать железнодорожное сообщение
с Тюменью, а, значит, с центральными областями России, и наши соседи -
аромашевцы. И чем дольше это противостояние будет сохраняться, тем больше
у нас времени, чтобы закрепить здесь, на севере Ишимского уезда, мужицкую
власть. Помощь в этом нам обещает оказать и Тобольское повстанческое
правительство, которому мы в своё время подставили своё крепкое плечо.
Кроме того, Главным штабом Северного фронта на 7 марта назначено военное
совещание, где будет решаться вопрос об объединении всех действующих на
территориях Ишимского, Петропавловского, Кокчетавского, Ялуторовского
и Тюменского уездов воинских армий, частей, полков и небольших отрядов,
и создании единой структуры управления повстанческими войсками. Если
это удастся сделать, то коммунистам прийдётся улепётывать из Сибири и забыть
сюда дорогу. На это совещание поеду я и кто-то от вашей волости. Не
за горами и создание Всесибирского мужицкого государства со всеми необходимыми
для этого атрибутами власти. Так что, от нас с вами зависит - быть
над нами коммунистам или не быть. И сегоднешний ночной бой с красными
ответил на этот вопрос. А теперь, поговорим о делах неотложных. Как я уже
сказал, для комиссаров сейчас главным является борьба за железную дорогу,
по которой они должны постоянно отправлять в центральные губернии и
Москву эшелоны с сибирским хлебом. Перерыв в движении поездов, который
образовался в результате восстания мужиков, достиг уже более двух недель.
Для главных куманьков, которые сидят в уездных и губернских кабинетах, это
смерти подобно. Ленин и Троцкий не простят им и расстреляют по законам
военного коммунизма. Поэтому, мы обязаны помочь этим гадам получить заслуженную
«награду» от своих идейных отцов. А чтобы такое у нас получилось,
мы должны оказать военную поддержку повстанцам Аромашевского гарнизона.
И я предлагаю отправить усиленный кавэскадрон под началом Губина в
район военных действий, в распоряжение начальника указанного гарнизона
Богомолова», - закончил выступление Пётр Семёнович и строго посмотрел на
присутствующих командиров. «Когда выходить в сторону Аромашево надо?» -
спросил Василий. «Сегодня, а то станется так, что завтра уже поздно будет», -



ответил Шевченко и обведя командиров взглядом, добавил: «Если нет ко мне
больше вопросов, то приступим к исполнению своих прямых обязанностей».

Вернувшись на площадь, куда совсем недавно доставили последних убитых
и раненых бойцов, Василий даже ужаснулся их количеству. «Сколько среди
них наших?» - спросил он глухим голосом Фадеева. «Убиты девять бойцов из
эскадрона и четырнадцать пеших, и ещё семь человек ранено», - доложил Сергей.
Командир ненадолго задумался, затем твёрдым голосом сказал: «Оставьте
тяжело раненых в Кротово, а мёртвых и легкораненых грузите на сани и отправляйте
домой. Чечулин пусть сегодня же выезжает». «А эскадрон надолго
здесь задержится?» - спросил Сергей. «Перед эскадроном поставлена другая
задача. Уже сегодня мы должны выйти в сторону Аромашево на помощь повстанцам,
ведущим бои вдоль железной дороги. Пусть Илья передаст об этом
Колосову», - ответил Василий. Неожиданно его внимание привлёк к себе выделяющийся
своими габаритами огромный труп ночного противника. «Какой
здоровый мужик погиб. Ему бы пахать, зароды метать да осенью с полей хлеб
убирать, а он за какую-то мировую идею жизнь отдал. Что это уж за идея такая,
что за неё такие справные парни гибнут?» - подумал командир эскадрона и
отвёл взгляд от убитого им красноармейца. И тут он вспомнил лошадь, на которой
мчался к нему навстречу этот боец. «Филька, где конь, которого я тебе
ночью передал?» - выкрикнул Василий. «На привязи с твоим рядом стоит», - ответил
спокойно тот. Губин молча повернулся и пошёл по направлению к казённому
дому.

Конь и в самом деле оказался под стать своему седоку. Огромный каурый
дончак переминался с ноги на ногу и настороженно смотрел в сторону незнакомца.
«Ну, что, не стало твоего хозяина? Придётся тебя нашему «генералу»
подарить. Я ему обещал такого как ты найти», - тихо произнёс Василий. Словно
поняв его слова, конь жалобно заржал. Василий взял его под уздцы и повёл к
избе, где находился штаб Шевченко.

«Пётр Семёнович, я обещал тебе найти доброго коня?» - спросил, улыбаясь
Василий, когда вошёл в горницу, где находился Шевченко уже один. «Обещал», -
подтвердил командир повстанческого полка. «Ну, тогда иди, смотри на него.
Если понравится, то забирай, жалеть не буду», - предложил Губин. «Неужели и
вправду ты о своём обещании помнил?» - не поверил Шевченко, но на всякий
случай подошёл к окну и выглянул на улицу. «Ты где такого красавца отхватил?
Да ему цены нет!» - с восторгом в голосе произнёс Пётр Семёнович и прямо
в рубахе выскочил из избы. Василий улыбнулся и пошёл за ним. «Ну, спасибо,



Василий Иванович, за то, что уважил меня и сделал ценный подарок. Спал и
видел во сне такого коня. Как его хоть зовут?» - спросил он, но поняв, что ответа
не услышит, произнёс: «С сегодняшнего дня Кауркой буду его называть».
«Ну, ладно, Пётр Семёнович, ты тут разбирайся с конём, а я пойду эскадрон
готовить к походу», - заявил Василий и направился в сторону расположения
своих бойцов. «Эскадрон докомплектуй кавалеристами моего полка и патронов
возьмите с собой побольше», - крикнул Шевченко вдогонку.