Если оглянуться...

На отпевание по здравому размышлению Виктор Яковлевич решил не ходить.
Королевство его маленькое, и благополучие местного населения зависит от благосклонности сильных и могущественных покровителей.
Недавно те крестились на каждую церковь.
И даже при выступлении президента у них непроизвольно дергалась правая рука.
Президент хмурился и грозил укоризненным пальцем.
Словно нацеливался смертельным стволом.
Руки по швам!  сокрушал врага.
А свита – та досконально изучила хозяина – щетинилась растопыренной пятерней.
И только дураки не заметят столь явных опознавательных знаков.
Дураки не попадают во власть.
Слухи о перемене ориентиров ширились и расползались.
И уже мелкие правители не решались общаться с неосторожным соседом.
Тот разрешил построить церковь на своей территории.
И даже заставил жителей  собрать некую сумму по подписке.
Толком не разбирался в религии, строптивцев обещал наказать на клиросе.
Те пугались и жертвовали.
Когда власть имущие замучились креститься, комиссия попыталась разобраться.
И конечно, обнаружили значительную недостачу.
Напрасно адвокат ссылался на финансовую безграмотность своего подопечного, того показательно осудили.
Чтобы другим неповадно было! заявил суровый, но справедливый прокурор.
При этом вспомнил рассказ полузабытого писателя. Там, кажется, воспитательница детского сада унесла из столовой грушу, и автор, естественно, возмутился этим антиобщественным поступком.
Если рядовые граждане тащат по малости, то сколько  загребут начальники?
Впрочем, прокурор не с кем не поделился крамольными  рассуждениями, но в зародыше пресек воровство.
Сначала Виктор Яковлевич завидовал удачливому  соседу.
В храм потянется народ, о новой достопримечательности сообщат в средствах массовой информации.
И может быть возвысят мелкого чиновника.
Не возвысили, но справедливо наказали.
Правильно нас предупредили! собрал своих подчиненных Виктор Яковлевич. Не хватает детских садов и школ, а некоторым старушкам не добраться до далекого магазина.
Этими неотложными проблемами необходимо заняться!
Кто-то неосторожно вспомнил о тимуровской команде. Там, вроде бы, сознательные пионеры, переводили старушек через дорогу, чтобы их не покалечил гужевой транспорт.
Но Виктор Яковлевич сходу отмел неверное предложение.
Не только читал про ту команду, но  разбирался в политике.
Тимур – зачем так странно обозвали ребенка – был отцом современного ни к ночи упомянутого преобразователя.
Было опасно вспоминать гибельные его деяния, а если требовалось обругать и проклянуть, то следовало трижды сплюнуть через левое плечо, и каждой плевок сопроводить крепким словом.
Бросим старушек посреди дороги! охотно согласились слушатели.
Поэтому Виктор Яковлевич не решился зайти в церковь.
Но на всякий случай расположился недалеко от нее.
Вдруг снова начнут креститься  на этот раз обеими руками, и тогда можно сослаться.
Найдутся свидетели, которые видели, как он отвешивал земные поклоны, а на собрании пытался защитить незаслуженно обвиненного соседа.
Тремя днями ранее позвонил  бывший друг, на экране высветился незнакомый номер, Виктор Яковлевич задумался.
Обстоятельства могут измениться,  пришлют новое начальство,  после некоторого колебания  ответил.
Сразу же опознал абонента – чтобы подняться, надо узнавать голоса, - но не отключился.
Не так давно случайно встретился с ним, неосторожно спросил.
А когда тот признался, не смог скрыть своего отношения.
Так сочувствуешь человеку, что по тонкому льду попытается перейти на другой берег.
И конечно, проваливается, посиневшими и окровавленными пальцами хватается за край льдины.
Советуешь ему осторожно выползти на лед, лечь плашмя, может быть, больше не провалится.
Учились они в одном классе, и не сразу подружились. Но постепенно сошлись.
Так, наверное, каждый ищет в другом  то, что ему не достает.
Виктора воспитывала мать-одиночка, Иван жил в полной и вполне благополучной семье.
Мать Ивана вместе с другими немцами-колонистами девчонкой попала в голодную степь.
Чтобы выжить, надо было научиться воровать.
И она и ее родители не научились.
Девчонку выходили местные жители, Власть определила ее в детский дом.
Но и там не пропала, а когда вошла во взрослый мир, ее пожалел командированный инженер из далекого северного города.
Не сразу ожила, и память почти ничего не сохранила из детства на берегу полноводной реки.
Порядок и аккуратность, ухватилась  за почти забытые понятия.
Муж не перечил.
И никому нельзя говорить о своем происхождении, не смогла избавиться от застарелой боли.
Не посветила сына, тот не догадывался.
Но по утрам надо  обязательно делать зарядку,  на завтрак есть манную или овсяную кашу, книги и тетради  должны быть обернуты, а школьная форма отглажена,  ботинки начищены, и выйти надо заранее, чтобы не опоздать в школу, а дорогу переходить только на зеленый свет, и еще множество  нелепых ограничений.
А Виктор сам подогревал себе завтрак, мать спозаранку уходила на работу. А на обед мог выхлебать оставленный ему суп или спустить его в унитаз. И даже вечером иногда ужинал в одиночку.
Свобода, которой так не хватало Ивану.
Когда его отпускали гулять с другом, то они не знали ограничений.
Можно  зимой перебраться через канавку, а потом подлезть под сетку  и попасть в зоопарк.
Впрочем,  горько смотреть на зверей, томящихся в клетке.
Можно прокрасться на поле за кронверком.  Там ржавеют старинные пушки. И вообразить себя артиллеристом.
Можно по узкому выступу обойти сторожевую башню на бастионе Петропавловской крепости.
Тебе слабо! подговорил своего друга Виктор.
Не  разрешает мамочка! окончательно добил его.
Выступ шириной в пол ступни, и кажется, порывом ветра сбросит в пропасть. И сердце отчаянно стучит в каждой клеточке напряженного тела.
Подумаешь, если бы у меня не болела нога, пренебрежительно отмахнулся заводила.
Нога или рука, всегда находилась веская причина.
Когда требовалось постоять за себя, умудрялся не ввязываться в драку.
Честные мужские разборки, бились только на кулаках и до первой крови.
Тебе надо было ногой в пах! посетовал после очередной баталии.
Я не могу, объяснил он. Если ты покалечишь, тебя отмажут родители, а кто заступится за меня?
Мать работает экспедитором на овощной базе, добавил с горечью.
Но ничего, я пробьюсь, обещал другу. Переступлю через любое препятствие.
Впервые признался, и тут же пожалел об этом.
Не потому что боялся сглазить, но опасно открываться даже близкому человеку.
Сразу пробиться не удалось.
Мать все чаще болела, в старших классах пришлось перевестись в вечернюю школу и устроиться на работу.
А потом – возраст подошел, и в военкомате подсуетились – не успел поступить в институт.
На проводах привычно обвинил бывшего друга.
Тебе все дано, а мне приходится самому добиваться,  пожаловался перед долгим  расставанием.
Отношения выясняли на черной лестнице; чтобы не упасть, Виктор прислонился к стене, а Иван ухватился за перила.
Столько выпили, что Земля кружилась.
Но тот, кто сам добивается, вскарабкается на самую вершину, объявил Виктор.
Мы не посторонние люди, почудилось Ивану.
Ты должен заботиться о моей матери пока я в армии, заставил его поклясться Виктор.
Пора заботится о родителях? спросил Иван.
Всегда пора. Хотя бы раз в неделю должен навещать ее.
Обязательно, согласился друг.
Поступил в институт, словно попал на другую планету, и откуда-то издалека, из прошлого напрасно пытались достучаться.
Отвечал иногда  невпопад и при этом кивал заводным болванчиком.
Или отмахивался от мошкары, что налетала и жалила.
Только это осталось от того разговора, потом долго не мог залечить болячки, и конечно, забыл о том обещании.
Виктор служил на севере, оттуда пришло сложенное треугольником письмо.
Ивану представил, как на запредельном морозе под ногой хрустит снег, а полночное небо расцвечено сполохами полярного сияния.
Письмо заканчивалось жирным вопросительным знаком.
И все что угодно могло скрываться за этим вопросом.
Виктор вернулся в город, когда Иван учился на третьем курсе.
На экзамен пришлось идти после знатной попойки.
Допрашивала его пожилая женщина, задыхалась и пыталась как можно дальше отодвинуться от  студента.
Единственная тройка, перед окончанием учебы пришлось пересдавать  предмет.
Виктор осиротел, но ни в чем не упрекал былого друга.
Тоже продолжил учиться, и с головой окунулся в общественную работу.
Сначала стал комсоргом факультета, потом института.
Ректор наложил положительную резолюцию.
Я воевал, а ты служил в армии, сказал ему, нам нужны принципиальные и верные соратники.
Если друг оказался вдруг…, поется в известной песне.
Чтобы тот оказался, надо тщательно и кропотливо исследовать.
Виктор выяснил.
И когда встретился с одноклассником – город наш такой маленький, что рано или поздно, особенно, если очень постараешься, то обязательно встретишься, -  поведал ему.
Ивана как отличника вроде бы обещали оставить на кафедре.
Хочу с головой окунуться в инженерную деятельность и в тоже время описать нашу жизнь и поведать людям, признался тот в пьяном угаре.
Раньше, когда вместе выпивали, то одинаково быстро пьянели, с тех пор Виктор заметно повысил  квалификацию.
Два разных источника, несовместимая кровь, сообщил изыскатель.
Не обладал изощренным воображением, но почудилось, что опытным охотником отыскал уязвимое место и ударил.
Или Ивану показалось, столь неожиданным был удар.
Это замечательно, что мать у тебя немка,  продолжал бить охотник, можешь убираться к чертовой бабушке! не сдержался он.
Некоторые готовы продать родину за  понюшку табака! осудил неверного соотечественника.
Как ты смеешь! взорвался Иван.
Ударь, всегда тебе хотелось ударить! разошелся Виктор.
Так бывает,  скрытые свои желания приписываем мы другим. И за это ненавидим их.
Он не посмел ударить, подытожил Виктор после той ссоры, за мной вся идеологическая надстройка нашего  общества.
А сам он обязан сообщить.
Не только намеки, но и прямые призывы к бегству, признался, потупившись.
Сначала поведал своему парторгу, потом узнал и парторг того института, где учился Иван.
Потом добровольного помощника пригласили в  закрытое заведение.
Есть такие приглашения, от которых невозможно отказаться.
Когда выписывали пропуск, то  изучили  паспорт. Будто что-то неведомое таится за обыденными сведениями.
В проходной внимательно вгляделись. Словно обшарили ухватистые руки. Ничего не нашли и неохотно пропустили.
Широкий коридор с истоптанными половицами, стены в кое-где облупившейся серой краске, такие же серые и даже не бронированные двери.
Дознаватель в гражданской одежде,  но под пиджаком  угадываются погоны.
Неприметное лицо,  в памяти осталось лишь бледное пятно, на котором едва выделялись губы.
Странная манера общаться, губы почти не шевелятся.
С кем и когда говорил он о бегстве?
Не знаю! Забыл, напрасно попытался отвертеться доносчик.
Пришлось вспомнить, еще бы, когда пытают, и шипы вонзаются, и истекаешь кровью, то обязательно признаешься.
Виктор не стал исключением.
Нет, конечно, никто не собирался  карать предполагаемого беглеца, но в папку сложили обвинительные документы.
Отличника не оставили на кафедре, нашлись более достойные кандидаты, более того  тому долго не удавалось устроиться на работу.
А когда взяли на стройку, то готов был бежать не только в неметчину, но куда угодно.
Виктора после окончания института пригласили в райком комсомола, где вскоре стал он первым секретарем.
Последние годы перед крушением.
Не верил, не желал верить в грядущую катастрофу, кормчий поднаберется опыта и проведет корабль через бурю и непогоду.
Волны все сильнее раскачивали судно.
В соседнем райкоме верховодила девушка даже младше его на несколько лет.
Приехала в город из  какого-то захолустья и не сразу обжилась в  каменной пустыне.
Потом привыкла, но иногда ощущала себя той давней заблудившейся девчонкой.
Хотелось опереться на  твердое плечо.
Виктор не смог да и не хотел противиться ее желанию.
Остались вдвоем после очередного совещания.
Игра в бутылочку, запускают ее вертушкой, и тот, на кого покажет горлышко, обязан исполнить.
Бутылка опустела, горлышко указало, запах пота смешался с ароматом  коньяка.
Потом, когда свершилось, запах перебил аромат.
Теперь  будем вместе, сказала женщина.
Виктор, слух у него  изощренный, уловил вопросительную интонацию.
И надо подтвердить ее предположение.
А он задохнулся в густом запахе и закашлялся.
В нос попало, придумал правдоподобное объяснение.
Если…, насторожилась она.
Что? не разобрал он.
Идешь по тонкому льду, предупредила женщина.
А ты… с другими, обвинил ее.
Город маленький, сплетники постарались.
В иной жизни, оправдалась женщина.
Неосторожно сблизился, хотя его предупредили. Кажется, отказала старшему товарищу. Тот слыл злопамятным человеком. Когда его оскорбляли,  мог уничтожить.
В старые времена врага сажали на кол, а под ноги подкладывали кирпичи. И по одному вышибали их.
Кол, показалось неосторожному любовнику, безжалостно вонзился.
У меня невеста, ухватился  за спасательный круг.
Познакомился с дочкой директора успешного завода.
Комсомольские работники, особенно женщины, быстро изнашиваются, директора крупных предприятий вхожи к небожителям.
С их помощью можно быстрее и надежнее вскарабкаться по карьерной лестнице.
Если ты уйдешь…Уходи! выгнала его женщина.
Вырвался из капкана, но долго не мог отдышаться, запах навечно въелся.
В годы крутых перемен невозможно предугадать грядущую катастрофу.
После свадьбы недолго  наслаждался могуществом тестя.
Продукция, которую выпускал завод, вдруг оказалась никому не нужна, рабочие изголодались.
Директор слег с сердечной недостаточностью, Виктор умудрился отыскать ведущего специалиста.
Тот всерьез не отнесся к заболеванию.
Это все, батенька, нервы, поставил диагноз.
Иногда ему удавалось излечить и самых безнадежных пациентов. Временами ему мнилось, и он упивался своим могуществом.
Так случилось и в тот раз.
Встань и иди! воздел  целительную длань.
Больной шагнул.
Лицо его посерело и взмокло, губы посинели.
Доковылял до стула и тяжело плюхнулся на сиденье.
Врач небрежно засунул в карман причитающееся ему вознаграждение.
Больной умер через несколько минут.
Свесил голову на грудь, стул покачнулся, Виктор подхватил обмякшее тело.
Завод закрыли, и уже невозможно было что-либо изменить.
Девица, с которой он случайно сошелся, секретарь бывшей комсомольской организации соседнего района выжила в том водовороте.
Ее гонителя, заслуженного партийного деятеля, отодвинули от кормушки.
Тот постарел в одночасье.
Если до этого легко поднимался по лестнице  на высокий третий этаж, то теперь палочкой нащупывал каждую ступеньку.
А выбравшись на улицу и ухватившись за спинку скамейки, этой же клюкой грозил неведомому божеству.
Вернее дьяволу, что вознесся обманным путем.
Ибо только нечистая сила могла так надругаться.
И бабки, что сидели на скамейке, испуганно замолкали.
Самые набожные прикрывались скрещенными руками, будто таким образом можно уберечься от небесной кары.
Секретаря, женщину, что отвергла  поползновения Виктора, перевели в столицу.
Видимо, нуждались в стойких и верных товарищах.
Когда многие комсомольские и партийные деятели хором открещивались от былых кумиров, она не последовала их примеру.
Служила и горжусь этим, не побоялась признаться. Но готова и дальше  быть полезной.
Посланец, который вел ознакомительную беседу, задал коварный вопрос.
Будешь служить, если нас завоюют инопланетяне или какая-нибудь иная нечисть?
Вы же не нечисть, отбилась она.
И если некогда Виктор различил вопросительную интонацию в ее утверждении, то посланец не обладал его изощренностью.
Мы – Сила, приняли ее в команду победителей.
Виктор промахнулся.
Долго и тяжело карабкался к своему креслу,  вторично не  одолеть крутизну.
Все вернется на круги своя, твердил со своими соратниками.
Обедневший народ мечтал возродить былое благополучие.
Коммунисты, а Виктор еще в армии вступил в партию, ходили по квартирам и агитировали.
Некоторые прислушивались.
И казалось, можно победить на этот раз.
Партийный лидер, который до этого яро критиковал новый порядок, почти добрался до вершины.
Осталось последнее усилие, и можно опять водрузить красный флаг.
Но неожиданно затаился в глухой деревне.
Так некогда прятался основатель новой царской династии.
Переждать лихолетье, а потом возвыситься.
На этот раз не получилось.
Да и не могло получиться.
Когда караван бредет пустыней, то стороннему наблюдателю кажется, что предводитель выбрал не тот маршрут, и песок вскоре поглотит странников.
И надо встать во главе процессии и указать правильную дорогу.
Или  погибнуть вместе с ними.
Лучше укрыться в бункере.
Он укрылся, а когда выбрался из подполья, а караван, оказывается, добрался до оазиса, впустую набросился на предводителя с еще более жестокой критикой.
Виктор разочаровался в борьбе и занемог от переживаний.
Не забыл, как погиб тесть.
И теперь побаивался.
Не качнет ли, когда встает с кровати?  Когда сидит, то не свешивается ли голова? И не кренятся ли ножки стула?
В бытность секретарем  вместе с другими избранниками съездил на Кубу.
Перед ответственной поездкой прошел строгую медицинскую комиссию.
И врач сокрушенно покачал головой, когда расшифровал его кардиограмму.
Впрочем, я бы поехал при любых обстоятельствах, благословил его.
Словно отложенный приговор, надолго ли отложили?
Иногда покалывало в груди, и немела левая рука.
Столько бед выпало нашему поколению, что редко кто  доживает до старости.
Виктор по примеру многих организовал кооператив.
Покупали и  перепродавали все.
Когда на него наехали, то можно было рвануть  рубаху и подставить грудь, а он заплатил вымогателям.
Но отказал другой группировке.
Пожаловался  покровителям.
Те разобрались.
На очередной разборке наказали наглецов.
Так тогда было  принято.
А потом похоронная команда подобрала трупы.  Крючьями, чтобы не заразиться – черт знает, от чего они преставились – подтащили тела к машине. Запаковали их в мешки и закинули в кузов.
Покровители перестреляли его обидчиков, но, видимо, на всех не хватило патронов.
Выжившие отомстили наводчику.
Разграбили и сожгли  магазин, Виктор успел выскочить через черный ход.
А во дворе  прислонился спиной к стене дома, и, раздирая куртку о битый кирпич, сполз на землю.
Его не сразу определили в больницу.
Говорят, наши люди снисходительны к пьяницам.
Было такое в налаженной жизни.
Когда  работали и вовремя получали зарплату. И  если отмечали с друзьями,  то что-то удавалось донести до дома.  Жены не особенно ругались на мужнин привычный загул. А некоторые сами выставляли  угощение.
А тех, что прикладывались  на работе, иногда осуждали на собрании. Но профсоюз заступался за случайно оступившихся товарищей.
Некому стало заступаться, и своя рубашка ближе к телу.
Подтянул колени к груди и обхватил их руками – поза эмбриона, никто  не потревожит.
Если поймают, то могут привлечь к ответственности, поспешили попрятаться случайные свидетели.
Но заинтересовался мужичок потрепанного вида, оглядевшись, склонился над ним.
Не нащупал пульс и не поднес к губам зеркальце, это не поможет,  обшарил карманы.
А потом в соседнем дворе выбросил пустой бумажник.
Сердобольная старушка все же вызвала медиков, те после долгих препирательств неохотно приехали.
Куда везти человека без документов? конечно в заштатную больницу,  лишь через несколько дней  жена отыскала его.
Обеими ладонями зажала рот, чтобы не закричать и не проклясть персонал больницы.
Будто они виноваты в разрухе.
Им тоже не платили, пытались выжить за счет больных.
Жена привезла постельное белье и необходимые лекарства.
Виктор не погиб в тот раз.
Воля  к жизни – поведал некий писатель.
Человек видит корабль в бухте и ползет к этому миражу.
А потом к воспоминаниям о мираже.
Видимо, Виктор заразился от тестя, но частично одолел болезнь.
Только с трудом приподнимал левую руку,  и при ходьбе подволакивал ногу.
Но и недужным не поддался общему безумию, по ночам не рылся в мусорных баках и на паперти не выпрашивал подаяние.
Вспомнил о  происхождении, дед его приехал с Кубани, и наверняка принадлежал к казачьему сословию
Задумал возродить казачество.
По легенде попал в плен к туркам, они надругались, но не сломили. 
Ему вроде бы поверили, когда погибаешь, то хватаешься и за соломинку.
Написали устав, ввели воинские звания, а на брюки нашили лампасы.
Но долго не могли договориться, чем заменить  звездочки на погонах, решили пока их не трогать.
Городская власть не препятствовала их потугам, пусть порезвятся, тем более они патрулировали районы, куда не решалась сунуться милиция.
И опять не сложилось, когда Виктор узнал о грядущих переменах, то едва не сорвался.
Оправился от удара, но медики строго предупредили.
Сплошное отрицание, нет в бесконечной степени.
Нельзя не только пить и курить, но даже не стоит заглядываться  на бутылку. Такое выделение слюны, что можно захлебнуться.  И тем более никаких женщин.
Когда лечащий врач запретил, то сладко облизнулся. Язык со скрежетом разодрал губы.
И конечно, не волноваться.
Виктор пытался следовать пустым заветам.
Жена не протестовала. Устроилась в благотворительную организацию, там, разочаровавшись в людях, подбирали и выхаживали  собак. Всей душой отдалась этим заботам.
Не получилось не волноваться.
Власть спохватилась. Нельзя бывшей столице Российской Империи оставаться в  запустении, прислали строгого и решительного комиссара.
Надежда Ерофеевна, бывшая  комсомольская работница, попала в восходящую струю.
Обустроилась на новом месте и прижилась.
На  нее обратил внимание удачливый предприниматель.
Нет, не занимал высоких должностей, но когда, например, требовалось обновить президентский дворец, его фирме доставался выгодный заказ.
Еще бы, вырос в одном дворе с президентом, и мальчишки вместе   отражали  нападение пришельцев.
Многие женщины, узнав о  драчливом детстве, пожалели его, но Надежда лишь фыркнула, когда при знакомстве привычной хвалебной фразой оценил ее стать.
И следовало отомстить чересчур независимой даме.
Он отомстил: организовал правильную осаду.
Как раньше брали крепости? глупо и бесполезно лезть на неприступные стены.
Надо так окружить город, чтобы не  пролетела птица.
Он окружил.
И когда Надежда отправлялась на работу, то поклонник подгонял машину, чтобы довезти ее до Дома Правительства.
Если не мог подъехать сам,  отправлял  слугу.
Раньше, в давние благословенные времена, восточные правители безжалостно калечили  слуг. Усекали, чтобы не было поползновений. Лишали языка, теперь не сговорятся, и еще кое-чего, пусть приглядывают за гаремом.
Нынче   не калечат, но строго предупреждают.
Слуга был нем и непреклонен.
Если осажденные не поддаются, то роют подкоп под городские стены.
Когда олигарх пообщался с президентом, то шутливо рассказал о затянувшейся осаде. 
Надо пособить  другу.
Женщину решили назначить послом.
Но в министерстве иностранных дел предупредили.
По давней традиции, в целях безопасности и так далее.
Когда министр наставлял, то презрительно кривил губы. И слова выплевывал, как короткие ругательства.
Непрофессионально вел себя, за это в дальнейшем поплатился.
Надежда, несмотря на то, что волновалась, все же уяснила.
Конечно, они не заложники, но гораздо надежнее, если на родине остаются близкие  люди.
Согласна! распахнула  ворота крепости.
Повинную голову не сечет меч, утверждает народная мудрость, но не ощущала себя пленницей.
Свадьбу справили скромно и мгновенно, в виде исключения не назначили испытательный срок.
Попала  в чужую страну, пусть такую маленькую, что с замковой башни была видна граница, она предпочитала не смотреть.
Да и границ не существовало, никакой вспаханной полосы, тройного ряда колючей проволоки, сторожевых псов и бдительных пограничников.
После нескольких лет изгнания  вернулась на родину.
Там не сразу придумали, куда пристроить опытного специалиста, наконец решили отправить в город, где началось ее возвышение.
Не волноваться, предупредили врачи Виктора, тот не знал плакать или торжествовать, когда услышал о новом губернаторе.
Жизнь раскидала их в разные стороны, и если она попала на благодатную почву, то ему досталась каменистая пустыня.
И не всегда удается укрыться, когда поднимется ветер, и лицо сечет кирпичная крошка.
Но ведь было,  замирали в любовной истоме, и секунды оборачивались вечностью.
И не его вина, что она надругалась и предала, напрасно он умолял и каялся.
Если она забыла, надо позвонить и напомнить.
Рука дрожала, только с третий попытки  набрал номер.
Сердце, казалось, проломит грудную клетку,  за судорожными ударами едва распознал голос.
Позвал ее путником в пустыне, обязана протянуть спасительную руку.
Надя, надежда, последняя надежда!
Позвоните в чрезвычайное министерство! откликнулась опытная секретарша.
Не разобрал за отчаянным током крови.
Тебе было хорошо со мной, так не притворяются! воззвал из пустыни.
Различил напоследок.
Желанное обнаженное тело, потянулся к этому видению.
Секретарша оглянулась на дверь кабинета, поджала губы в пренебрежительной гримасе, но тут же спохватилась, могут заметить и донести. Наказала: двумя пальцами слегка ударила по губам, они еще ярче заалели.
Обратитесь к медикам, посоветовала настырному  больному абоненту.
Он  не обратился.
Вспомнила его и опознала, долго не мог успокоиться после этого разговора.
Наконец  поднял левую руку, другой рукой ухватил ее за запястье и вздернул над головой.
Потом отыскал скрепку, распрямил  и вогнал в бедро.
Так излечиваются от хромоты, так борются с немощью.
Ядовитое лекарство, если увеличить дозу, то можно погибнуть.
Женщина даже облеченная властью непостоянна и ветрена. Может подобрать  в пустыне и напоить родниковой водой, или песчаной пылью запорошить путевые вехи.
Нет, не погубит, просто   решила напугать, уговорил себя.
Она напугала, придумала избавиться от местного казачества.
Это просто ряженые, клоуны, что смешат публику. Пусть выступают  на арене! нашла им применение.
Ее подручные устремились гончими псами.
Пасти оскалились, клыки обнажились.
С некоторых упрямцев принародно сдирали лампасы. А если те были намертво пришпилены, то вместе со штанами.
Но Виктор заранее избавился.
Слишком круто она берет.
Поскользнулся на краю пропасти, но в последний момент уцепился за чахлый кустик.
И когда пальцы – ободрал их до крови – были готовы разжаться, случайно встретился со школьным другом.
Признал его, расправил плечи, постарался не хромать, здоровой рукой покровительственно похлопал по плечу.
Оператор в котельной, признался тот.
И тогда Виктор Яковлевич выдал по полной программе.
Разве тебя для этого учило государство? возмутился он.
Книги мои иногда издают, сказал Иван.
Вроде бы похвалился, но не стал настаивать, Виктор не обратил на это внимания.
Столько денег напрасно потратили, каким низким ты стал! разошелся обвинитель.
Справедливые упреки, если сам он напыжился и стал похож на взъерошенную птицу – такие слетаются клевать падаль, - то Иван усох от жара котлов.
На лице морщины, щеки прорезали глубокие продольные складки.
Куртка обвисла как на вешалке.
Разве что волосы не поредели, и седина была почти не видна, Виктор Яковлевич заметно облысел и старался не смотреть на его шевелюру.
Такие порядочные родители! не ведал он пощады. Им не стыдно?
Иван не ответил.
Странный человек, при разговоре мог отключиться, чем еще больше раздражал собеседников.
Так долго не живут, догадался Виктор Яковлевич.
А все же дольше моей матери, а ты не навещал ее, когда я был в армии! обвинил он.
Дом облицован гранитом, различил Иван, но под ним крошится кирпич. Если не укрепить…
Это я не позволил тебе остаться в институте, признался Виктор.
И внутри у меня все крошится, определил Иван, слишком поздно, уже не исправить.
Когда узнал, то взмолился – Господи, позволь остаться хоть деревом, хоть травинкой, - но не поверил в такую возможность.
Так больно и тоскливо, что иногда ощущают даже самые бесчувственные.
Виктор Яковлевич ощутил.
Вместе ухватились за чахлый кустик на краю пропасти.
Корни  лопались.
Можно выжить, если сбросить от балласт.
Чтобы и ты узнал, как тяжело пробиваться без поддержки! разошелся Виктор.
Иван вгляделся.
Многое разладилось. Но такой  цепкий организм, что еще долго просуществует и с  мелкими разрушениями.
Тебе долго и счастливо, напутствовал долгожителя.
Неудачник! не смог тот угомониться.
Иван ушел не попрощавшись.
Так нельзя, потом, когда сил останется на несколько слов, все же позвонит.
Она меня ненавидит! прозрел Виктор Яковлевич.
Иван не обернулся.
Есть запасной вариант! Товарищество собственников, меня уже избрали председателем! Пусть синица в руках! Слишком маленькая пташка, Ерофеевна не заметит!
Уже не различить за другими спинами.
Прохожие сторонились безумца.
Некоторые, миновав Виктора, осторожно оглядывались.
Репетиция оркестра! вспомнил он о каком-то фильме.
Трубы взревели.
Под этот рев вернулся в свое убежище. 
Не сразу удалось успокоиться.
Бдительные охранники и дрессированные секретарши избавляют большое начальство от нежелательных встреч.
А ему приходится  отбиваться.
Справился на этот раз, и вспомнил рекомендации врачей. Главное – не волноваться, тогда, как предсказал оракул, можно дожить до глубокой старости.
Когда на экране высветился незнакомый номер, то после некоторого колебания – вдруг звонят по поручению неверной любовницы – взял трубку.
Что ж, не стал утешать и перечить, все там будем.
Многие уже ушли.
Не знался с одноклассниками и сокурсниками. Но все же выслеживал.
И когда те уходили, в поминальный журнал заносил очередную фамилию. Почти не осталось свободного места. Страницы истрепались в зачитанной книге.
Занес ручку и прицелился.
Но не записал, а через три дня оказался около церкви.
Провожала бывшая жена и дочка с мужем.
После той встречи Виктор Яковлевич поинтересовался.
Жизнь Ивана не сложилась.
Так бывает со многими, кого долго опекают родители. 
Иван сначала работал прорабом на стройке, пропало столько материала, что  едва не посадили.
Но пожалели  простофилю.
Женщина, что подобрала его, пристроила мужа на завод в отдел технического контроля.
Завод обанкротился, рабочих разогнали. Впрочем, останься завод на плаву, от контролера все равно бы избавились. Глупо и неуместно придираться к мелочам.
Так долго искал новую работу, что жена устала.
Дочку я прокормлю, прогнала бездельника, двоих  не потянуть.
Ты не устал марать бумагу? ударила в  уязвимое место.
Когда работал, то поднимался затемно, чтобы успеть.
Жена, устав от привычного утреннего одиночества, с головой урывалась одеялом, чтобы не слышать надсадный скрип пера.
А на работе невпопад отвечал на вопросы.
После развода очутился в крошечной комнатушке. Дом признали аварийным, но жильцов не расселили, зато никто не покушался на мнимую его свободу.
Чтобы не голодать, устроился оператором в котельную, наверное, там собрались такие же чудаки и отщепенцы.
Вместе с соратниками удалось издать несколько коллективных сборников, после долгих поисков Виктор Яковлевич откопал один из них.
Завалялся на складе в книжном магазине, бумага покоробилась от сырости и заплесневела.
Читатель надел  перчатки, чтобы не замараться.
Страницы скрипели под резиновыми пальцами.
Потом раздраженно отбросил книгу.
Вчерашний день, напрасные поиски потерянного времени – кажется, был такой классический роман, тому древнему автору не удалось найти, теперь тем более это бессмысленно.
Раньше нельзя было высказаться по идеологическим соображениям – был когда-то комсомольским вожаком и вразумлял недоумков, - а когда  разрешили, образовавшуюся нишу заполонили более молодые и резвые авторы.
Убивали и совращали на каждой странице,  читатели упивались ранее запретной тематикой.
Иван не последовал проторенной дорогой.
Летом на его деревьях зеленели листья, потом их срывал осенний ветер, неторопливо кружась, опускались они на мерзлую землю
Читатели наблюдали за прихотливым их падением.
Были скучны и неинтересны подобные опусы.
Виктор  писал без ошибок,  отыскал одну в рассказе и  снисходительно усмехнулся.
Вспомнил об этом, когда выносили гроб, и опустил голову, чтобы скрыть усмешку.
Несли вчетвером, попросили помочь трех мужичков, случайно оказавшихся около церкви.
Те пересчитали мелочь, им не хватило на бутылку, и охотно согласились.
Мужики степенно донесли гроб до машины.
Сколотили его наспех и из горбылей, те выпирали под красной материей.
Бывшая жена укрылась  черным платком; Виктор Яковлевич раздобыл старый снимок, но не признал ту  женщину в этой старухе.
Зато дочка была похожа; не плакала, но вцепилась в свободную руку мужа.
У того на шее выступили жилы.
Блеснули  головки шурупов, которыми прикрутили крышку.
Виктор Яковлевич последним поднялся в катафалк.
Недавно меняли трубы, канаву небрежно засыпали, машину подбросило на рытвине, гроб сдвинулся на полозьях.
- Дружили в школе, он был примерным учеником, - вспомнил Виктор Яковлевич.
В свое время поднаторел, выступая на митингах и собраниях, а теперь не смог подобрать проникновенные слова.
И голос хриплый и глухой, первые осенние дни, впереди дожди и слякоть.
- Примерным человеком, - откликнулась вдова.
Будто передразнила – такой же глухой голос.
С кем-то сошлась после развода, Виктор Яковлевич и это  выяснил, и опять не сложилось.
- Мне его не хватало, - сказала дочка.
Волосы  ее растрепались –  густые и светлые, как у отца, - забросила их за спину, на очередном ухабе те снова упали на лицо.
- Так же встряхивал головой, - вспомнил Виктор.
- Цветы подарил, - вспомнила вдова.
Зять незаметно взглянул на часы.
Жена укоризненно посмотрела на него.
- Запястье чешется, - оправдался мужчина.
Ехать было недалеко, отпевали в церкви около кладбища.
Два мужика встретили машину около свежевырытой ямы.
Запарились и скинули куртку, у одного на предплечье был изображен якорь, у другого руки заросли черным волосом.
В соседний холмик был воткнут деревянный крест с цветной картинкой в изголовье. Недавно прошел дождь,  краска поплыла.
Ноги увязали в глине.
Она карабкалась по сапогам и брюкам, и невозможно было уберечься.
На дереве – кажется это осина, мертвецам положена осина – пожелтели нижние листья.
Гроб опустили я яму.
Надо бросить горсть земли на крышку гроба, глина прилипла к пальцам, не сразу удалось очиститься.
- Мне будет не хватать, - повторила дочка.
Муж ее опять незаметно взглянул на часы.
- Молодость ушла, - сказала вдова.
- Его книги…, - вспомнил Виктор Яковлевич. Но сбился, и замолчал.
В доме повешенного не принято говорить о веревке.
Его не осудили за оговорку.
Но все равно пришлось попрощаться.
Можно сослаться на болезнь, на дождливую осень, на то, что пришло время подводить итоги, на бестолочь нашей жизни,  он не сослался.
- Заседание высшего совета, - придумал отговорку.
Еще сильнее захромал, и болталась сухая рука.
Слышал, как вгрызаются  лопаты, и как глина с чавканьем падает в яму.
Скорее бы добраться до дома, утешиться малиновым чаем, а потом отогреться под пуховым одеялом.
Водитель такси поделился своими предложениями.
- Надо сжигать, а не закапывать, - сказал он.
Пассажир нахохлился на заднем сиденье.
И уже  не был похож на хищную птицу.
- На земле скоро не останется места.
Опять ничего не ответил.
- А мой прах лучше развеять над океаном! – придумал словоохотливый водитель.
Пока еще не развеяли, и когда избавился от угрюмого старика, так рванул с места, что на асфальте остались черные полосы.
В магазине рядом с домом старик приобрел бутылку дорогого коньяка.
В некоторых случаях можно позволить.
На лестнице зажал бутылку коленями и нетерпеливо сорвал пробку.
Плевать на врачей, что они понимают.
Глотнул прямо из горлышка.
Колючий напиток оцарапал горло.
Не согрелся от одного глотка.
- Пусть земля будет нам  пухом, - попрощался с былым.
Не согрелся и  от второго глотка, но саднило обожженное горло.
- Неужели зима никогда не кончится? – ужаснулся он.
Привычно побрел к своему убежищу.
Все глубже увязая в глубоких снегах.
Никогда не кончится, боялся этому поверить.

…………………………………………….
Г.В.Март 2021.