А потом очко заклеил адресами к юбилею

     Читая книжку о Блюмкине, чуть не единственную, что появилась у интересующихся историей своей страны руссиян, подонка Матонина, долбанного дупель - пусто с РТР, не мог не сравнивать схожие по биографии и авантюризму судьбы Рейли или Савинкова, чьи похождения описаны как ими самими, так и более крупнокалиберными литераторами, нежели уё...ый последователь Малахова Чапман Шишкина, и сравнения привычно укатывались в лежневку русофобии : ну вот почему аглицкие исследователи даже не подумали вставить парочку еврейских анекдотиков в рассказ о молодых годах Рейли, а Матонин, черт поганый, напрочь уничтожает жизнь реально существовавшего Блюмкина херотой одесского разлива ? Почему, почему, потому. Начинается, заканчивается, в середине и суффиксами - сплошные У. Весельчаки и Крысы, Невинный и Кононов. Гости, мать вашу так, из прошлого. Тошнит, но читаю, интересна фигура, а блевоту автора можно и опустить. Ха, я поймал себя на ощущениях цензора, неужели я окончательно оханжился ( нет такого слова, блябуду нету), постарел и стал обыкновенным мудацким брюзгой ? Прислушался к бурчанию кишок и облегченно выдохнул. Хуууууу. Не, не брюзга. Просто человек, искренне недоумевающий над все тем же вечным вопросом : почему эти упыри и гады ни х...я не умеют. И опять эта буква, ничем не хуже и не лучше других. У. А хочешь " Жигули" ? Такой маленький и уже на " Жигулях". Кефир еще. Вот они и выросли, маленькие на " Жигулях", сменили пионерский халстух на костюм от  " Бриони", отрастили щетинку, получили на пару с Латыниной медаль приз орден, с Жигулей скакнули на Монблан и " БМВ", но остались все тем же бесталанным пионерским говном, что и когда - то восхищавший оглоедов Елизаров. Уроды.
     - Алиса, меелафон ! - заорал я и проснулся.
     В кресле напротив, оплывая бесформенной жабой, восседала толстая паскуда Милявская, медузившая меня кошмарным циклопическим взглядом мутационной кошелки широченного мира шоу - бизнесей разнообразных. Я застонал и закрыл глаза, одновременно переворачиваясь на другой бок. " Это сон, - думал я, прислушиваясь, - бывает такое : кажется, что проснулся, а на самом деле спишь. Вот сейчас я проснусь и увижу вместо этой лошади мелкую Алису Кэрролла или Долорес Гумберта ".
     - Ну очень смешные цены, - голосом мужа забулькала толстуха, перхая овцой и сотрясая свои сальные телеса мелкой дрожью, будто кощунственный свиной холодец трепыхалась она, не в силах стечь на пол. Удерживали гадину подлокотники кресла и неудобная прямая спинка, прожженная в том году сигаретой.
     - Тридцать шекелей.
     Понимая, что больше не уснуть, я встал и принялся надевать штаны, старательно не глядя в сторону пришелицы. Сморкался и кашлял, закурил и, подойдя к ней в упор, с наслаждением выпустил дым в бессмысленную рожу, а потом еще и харкнул поверх.
     - На, сука !
     Примитивная магия, как обычно и всегда, сработала : гнида пошла рябью, выпуская усики тли Киндреда, осыпаясь с тихим шорохом ядерной зимы. Кукурузные хлопья усеяли кресло, частично украсив валявшийся на полу палас китайской фабрикации затейливым рисунком, в котором я, присев на корточки, тут же и принялся искать тайные подсказки Неша. " Щас кофе жахну и снова перекурю, - мыслил я поступательно, как коммунизм, - а потом пойду ... ". Хлопья на полу вопияли истошным визгом мумриков, что ставить точку после кавычек, замкнувшихся сразу же после многоточия, значит - провоцировать самого Познера. Он такое не одобряет. " Пидарас, - металось в моей голове, пока я, преодолевая привычное головокружение, вставал с корточек в полный рост сто семьдесят четыре, если не горбатиться, сутулясь, - вечно он не одобряет, а люди сходят с ума, уже и не зная, как им существовать в бесконечной борьбе за существование без одобрения этого парха. " Взгляд упал на численник с лыбящейся лаково японкой. Голой, конечно. Увидев день, я заскакал по комнате бабуином. Ништяк ! Можно передать привет. Подскакал к зеркалу и закатил свои близорукие бешеные глаза, приплясывая и гримасничая урожденным идиотом безвозрастным младенцем, я сожалел, что не имею такого шмотья, как у модного Невзорова. Вот было бы вумат нарисоваться в Останкино в брючках - дудочках и передать привет роботу Вертеру, горбатому, разумеется, и из дерева осины с новомодным клеймом  " Мейд ин космодром  " Восточный ", товарищи ".
     Набрасывая на себя куртку и спускаясь по лестнице, я думал об облупошенных героином и канабисом астронавтах, бесконечно обреченных кружиться по орбите вокруг нашей планеты, задыхающейся от информационного дерьма на разных языках и наречиях. Хорошо, что Керви выполнил мое насущное требование не переводить меня на русский, а то так и слов не напасешься, чтобы передать приветы на тот свет, где люди ходют отарками, голосуют, плотют налоги и знают, кто такой Мишустин. Или Никитин, по х...й.