Одно сердце - две жизни

     Очнувшись в больничной палате, Адам Грин сначала мог видеть один только белый потолок. Он казался ему бесконечным и как будто живым. Два больших диодных светильника, расположенные прямо над ним, представлялись чьими-то глазами, а граница, пролегающая между потолочными панелями, выглядела, как растянутый в кривой, жутковатой улыбке рот. Мужчина прислушался к себе: он чувствовал себя странно. Словно он ничего не весил. Или у него вообще отсутствовало тело. Наверное, именно поэтому ему с таким трудом даются самые простые движения. Он совсем чуть-чуть приподнял голову и постарался разглядеть очертания ног под тонким покрывалом, но не добившись успеха в изнеможении откинулся на подушку. Он постарался пошевелить пальцами рук и у него это, пусть и не сразу, но получилось! Уф, подумал Адам, ну хоть что-то. Ему даже удалось нащупать пульсоксиметр на среднем пальце левой руки. Господи! Да он жив! А в этом его состоянии, скорей всего, ничего противоестественного нет. Наверняка, так и чувствуют себя люди, перенесшие пересадку сердца.
     Мысленно Адам вскочил в этой дурацкой больничной распашонке в голубенький цветочек и, что есть силы, принялся прыгать на кровати, стараясь достать руками светодиодные «глаза». А потом с радостным воплем спрыгнул на пол и, размахивая руками, как немного спятившая от переполняющего его счастья большая птица, наверное, выбежал бы в больничный коридор, целуя и обнимая встречающихся ему на пути всех подряд людей. Но в реальности Адам лишь смог слабо улыбнуться и именно с этой тенью улыбки на бледном лице, застал его доктор, вошедший в палату.
- Отлично! Ваша реакция через несколько часов после сложнейшей операции - лучшая награда для врача… Майк Баннет, - представился он, кардиохирург и ваш лечащий врач. Доктор был молод, подтянут и полон сил. Он широко улыбался, демонстрируя два ряда безукоризненных зубов. Кроме всего прочего, у него, судя по всему, было просто отменное настроение. Глядя в карту Адама, и сверяясь с показаниями, отображающимися на мониторе, Баннет что-то негромко напевал.
- Всё идёт замечательно… Каковы ощущения? - подмигивая ему, спросил доктор. Адам чуть заметно шевельнул плечами, пытаясь таким образом дать понять, что не успел пока разобраться в этом вопросе.
- Не беспокойтесь, - заверил его доктор, - все показания в норме, сейчас вы чувствуете большую слабость, но повода для беспокойства нет. Силы скоро начнут прибывать… Никаких предвестников отторжения пересаженного органа, к счастью, не замечено.
- Доктор Баннет, скажите, кто? - тихим голосом спросил Адам, - мы не успели перед операцией… Всё так быстро произошло…
- Конечно, быстро, - улыбнулся доктор, - когда речь идёт о пересадке, тут уж, как говорится, не до разговоров… Да и донорское сердце - на вес золота, сами знаете… Вы в листе ожидания появились ведь не в прошлую среду, верно? - он снова подмигнул. Адам едва заметно кивнул головой:
 - Мне, всё же, хотелось бы знать…
- Кто донор? - понимающе кивнул врач, - Некий Стив Уоррен, ваш ровесник, мистер Грин, кстати, - он вздохнул и слегка нахмурился… Суицид, - доктор развёл руками, - такое, к сожалению, случается. Тридцать семь лет, жена - красавица, двое детей, и вдруг, на следующий день после своего дня рождения… Доктор Баннет повернулся к вошедшей медсестре, давая той указания, а Адам погрузился в мысли о том неизвестном ему парне, благодаря которому, он обреченный из-за своего больного сердца на медленное угасание или мгновенный, но всё равно ожидаемый конец, сейчас жив, идёт на поправку и через некоторое время сможет вернуться к своей обычной, но такой прекрасной, такой драгоценной жизни.
     Адам любил жизнь горячо, жадно, неистово. Эта любовь настолько тесно переплелась в нём, что он не мог никак понять поступка этого Стива Уоррена. Как можно добровольно уйти из жизни, рассуждал он. Ведь жизнь так чудесна, так замечательна даже, когда что-то идёт и не совсем так, как тебе бы хотелось. И всё равно, она восхитительна даже в одной только своей удивительной изменчивости, подвижности и абсолютной непредсказуемости. Адам то и дело возвращался мыслями об этом и позже, когда находился уже на реабилитации.
     Может, у этого Уоррена были какие-то медицинские, финансовые или семейные проблемы? Но тут же отметал эти мысли. Во-первых, Баннет сказал, что Стив был совершенно здоров, являлся менеджером средней руки в одной крупной фирме, у него прекрасная репутация и отличная семья. Никаких долгов, кредитов, зависимостей или тайных страстей на стороне за ним не водилось. При всей, переполняющей Адама благодарности к этому человеку, он не мог ни понять, ни принять такого поступка. А как же его семья? Родители? Что могло произойти такого, что заставило его пойти на этот шаг? Вот у Адама уже нет родителей, да и крепкую семью ему так и не удалось построить, хотя было уже две попытки, но он, тем не менее, любит жизнь ничуть не меньше, чем раньше. И цепляется за неё! И так всегда было и будет! Когда два года назад он узнал, что не доживёт и до сорока лет без пересадки, вот было бы самое время погрузиться в пучину отчаяния и мрака. Он ведь прекрасно понимал, что никакая  медицинская страховка не покроет эту операцию. Но он и тогда не опустил руки. Потому что хотел жить. Он искал варианты, ему помогали друзья, коллеги, и у них, в конце концов, всё получилось. Его другу Ларри каким-то чудом удалось отыскать этот малоизвестный, но делающий такое благое дело Фонд поддержки людей, нуждающихся в пересадке органов. И всё в итоге закончилось хорошо.
    Постепенно жизнь входило в свою колею. Адам уже находился дома и чувствовал себя прекрасно. Но что-то всё же не давало ему покоя. Он испытывал такую огромную признательность к человеку, чьё здоровое сердце билось сейчас в его груди, что она не помещалась в нём. И требовала выхода. И какого-то реального воплощения. Адам долго раздумывал, что можно сделать и, в конце концов, написал длинное, исполненное искренней и тёплой благодарности письмо вдове Стива Уоррена - Кэрри. Он писал о себе, о своей любви к жизни, о том мрачном периоде, когда ему сказали, что его сердце в скором времени остановится. О своих друзьях, которые не оставили его и не позволили опуститься на самое дно тоски и безысходности. В этом письме Адам рассказал о замечательных людях, организовавших Фонд и регулярно совершающих чудо спасения человеческих жизней. Он даже описал этой незнакомой ему женщине Майка Баннета, молодого, обаятельного и очень талантливого кардиохирурга, с которым непосредственно связано ещё одно чудо в его замечательной, прекрасной жизни. А ещё Адам с огромной теплотой рассказал о том, что чувствует, когда думает о её погибшем муже - Стиве Уоррене, когда слышит в ночной тишине, как бьётся в груди его сердце. Их сердце… Одно на двоих. В конце он написал, что очень хотел бы хоть как-то отблагодарить семью Стива. И был бы счастлив, сделать для них всё, что только в его силах.
     Через время пришёл ответ. Кэрри благодарила его за тёплые слова и написала, что рада такому исходу, несмотря на весь ужас и внезапность обрушившейся на их семью трагедии, от которой они вряд ли вообще когда-нибудь в полной мере оправятся. Женщина упомянула, что прожили они со Стивом пятнадцать счастливых лет. И ни что не предвещало беды. До самого его последнего дня. 31 марта в три часа пополудни, на следующий день после его тридцатисемилетия, когда он поднёс к виску пистолет и нажал на курок.
    Адам несколько раз перечитывал письмо и всё никак не мог успокоиться. Каждая строчка дышала такой нежностью, таким печальным смирением, что было выше его сил, оставить это послание без ответа.
    Они начали переписываться. Их письма раз от разу становились всё длиннее, всё сокровеннее. Адам уже легко и свободно представлял их всех. Саму Кэрри, лёгкую, изящную, детей - старшего Ника и малютку Нэнси. Он улыбался, когда читал очередное письмо, качал головой, округлял глаза, шевелил губами, угадывая следующую фразу, он буквально жил этими письмами. После того, как Кэрри тоже призналась, что с большим нетерпением каждый раз ждёт ответа, Адам предложил встретиться.
     После того, как он увидел её, ему показалось, что земля под ногами стала ускользать. То, что Кэрри действительно оказалась красавицей, его как раз совсем не удивило. Поразительно было другое. Он просто как-то сразу понял, что перед ним именно та, кого он искал так много лет. И она была самой прекрасной женщиной на свете. Адам это осознал практически сразу. Хотя, будучи скептиком, сам всегда посмеивался над всеми этими возвышенно-романтическими историями.
     Вскоре они поженились. Наверное, в тот день не было счастливее, чем он человека на всём земном шаре. Ему, по крайней мере, казалось именно так. А самое удивительное было в том, что и потом, с течением времени, это ощущение его не оставляло. Дети Кэрри стали ему настолько близкими и любимыми, что роднее просто не бывает. Своему другу Ларри он однажды признался, что если бы сам не жил этой жизнью, то ни за что бы ни поверил, что такое возможно. Вот так незаметно, в насыщенной и яркой, пропитанной взаимной любовью жизни, шли годы.
     Они были очень разные - Адам и Стив. Даже сравнивать этих двух людей было бы довольно странно. Стивен Уоррен - сдержанный, целеустремлённый, превыше всего ценящий покой и стабильность. И Адам Грин - жизнерадостный, энергичный, дружелюбный - остряк и балагур. Первый - высокий, стройный шатен, с техническим складом ума. Второй - широкоплечий, статный блондин, невероятно артистичный, работающий в сфере театрального искусства. Одним словом, разные. Совершенно. Тем загадочнее и драматичнее выглядит кровавая развязка этой роковой истории. Никто и никогда уже не сможет ответить, почему спустя ровно пятнадцать лет своего действительно безоблачного брака, 31 марта, ровно в пятнадцать часов пополудни, пятидесятидвухлетний Адам Грин закрылся в своём роскошном, со вкусом и любовью обставленном кабинете с видом на океан, и выстрелил себе в голову.