Пауза

Когда Моцарта спросили о том, что он считает главным в своей музыке, Моцарт ответил не задумываясь: «Пауза». И словно указал своим тонким пальцем на другой мир. Открылись шестерёнки с острыми зубчиками, оси, смазанные машинным маслом, и первозданный образ всего того, что мы зовём жизнью, заблистал, как звёзды Большой Медведицы.  «Пауза!» – повторил Моцарт ещё раз и убежал в соседнюю залу, где уселся за клавесин сочинять музыку.

Пальцы тонули в мягких клавишах, бежали и прыгали как мальчишки, катающие мячик во дворе. Всюду свистели птицы разных расцветок, и виноградники юга прятали среди созревающих ягод свой рождественский свет…

Моцарт улыбался!

– Ага, сейчас подадут овации, живые взгляды, полные слёз, и крики «браво!», летящие, как птицы, к потолку консерватории!

И тут произошла заминка. Очередная нота застыла, как на морозе слеза. В залу вошла Грусть, заглянула Моцарту в глаза и прошла, шурша накрахмаленными юбками, к балкону…

Пауза!

Моцарт опустил голову и снова заглянул в иной мир. Там не было ничего, что бы связывало его с нами. Там была тишина, но совсем другая. Не та, к которой мы привыкли, гуляя по саду среди роз. Мир иной скрывал тишину, богатую возможностями. В которой протекала жизнь, свистели бури и бились волны о скалы. Так за окнами дома разговаривает прислуга, жестикулируя руками и поправляя парик на голове, но звуков не слышно…

Пауза!

Моцарт вгляделся в неё и нашёл то, что недоставало его музыке. От чего произошла остановка, временный упадок сил. Поднял мизинец правой руки, покрутил им в воздухе, забылся на одно мгновенье и ударил по клавишам клавесина.

Звуки рассыпались по зале, наполняя её углы и проходя сквозь рыхлую штукатурку. Связали залу с облаками, плывшими по небу в предвечерний час, с полями и лесными окрестностями знакомого с детства Зальцбурга.

Пауза закончилась, но из неё продолжал изливаться беззвучный звук. Так нежгучий огонь изливается в Пасхальную ночь, радуя паству, в главном храме Иерусалима!

Время исчезло совсем: музыка для него, как мука. Из паузы вылетел голубок, захлопал белыми крыльями и вскоре растворился в тишине, пахнущей лаком паркета…

Пьеса была закончена!

Звуки остывали в воздухе словно формы, извлечённые из раскалённой печи, отбрасывая тени на нотные листы в виде карандашных кружочков. Часы, блестевшие латунным маятником на стене, стали снова отбивать время. Крышка клавесина захлопнулась, по атласу камзола пробежали оранжевые молнии. Моцарт поднялся со стула, поправил на шее бант. И произнёс в тишину живое, знакомое с детства слово:

– Пауза!