На конкурс Мурка! Ты мой котёночек

МАНЕЧКА

Маня! Манюшка! Маша! Манька! Кот! – кричу я с кухни. Она приходит спокойным шагом, садится напротив, обернув хвост вокруг себя, и вопросительно смотрит на меня умными зелёными глазами, которые ясно говорят:
     -  Ну, что такое? Зачем звал? Неужели питание принёс?

А я просто соскучился, глажу её, она не сопротивляется, но разочарование, которое она из-за воспитанности не выражает явно, всё равно видно. Я чувствую себя немного виноватым. Вынимаю из ящика стола пакет с сухим кормом и трясу им в воздухе.
     -  Конфетку? – спрашиваю я.
     -  Можно! – говорит она на своём языке, который я понимаю, как свой родной.
     -  Пять штучек! – говорю я, отсчитывая пахучие «конфетки», – тебе больше нельзя, ты помнишь?

Маня вздыхает. Конечно, она помнит. Врач давно уже запретил ей сухой корм, но разрешил «мокрый» из порционных пакетиков. Она его тоже любит, но «конфетки» – вне конкуренции.

Я насыпаю, вернее, накладываю все пять «конфеток» в плошку, и Маня аккуратно, я бы сказал, изящно начинает их грызть по одной. Я смотрю на неё и не могу не восхититься грациозностью и какими-то почти «версальскими» манерами моей любимицы.

Маня – обычная, на первый взгляд, дворовая кошка. Полосатая, пушистая, достаточно миниатюрная для своего возраста. Но только на первый взгляд. Кто бы ни взглянул на неё в первый раз, равнодушными остаться не могли. Восхищались все! И её умными зелёными глазами, и роскошной белой горжеткой, и не менее роскошным пушистым хвостом, доставшимся ей от каких-то сибирских предков.

Но главное – взгляд! Полностью осмысленный взгляд разумного существа. Иногда даже оторопь брала – ну, не может быть столько понимания, сочувствия или презрения во взгляде обычной кошки! Ан, нет, оказывается, может!


Она появилась у нас случайно, ещё котёнком 4-5 месяцев от роду. Просто зашла к нам в подъезд и села у дверей нашей квартиры на третьем этаже. Жена вышла в коридор и увидела это чудо. Позвала меня. А чудо просто сидело и смотрело на нас как бы оценивающе. Ни мяуканья, ни попытки войти в квартиру без разрешения. Её красивая мордочка была слегка испачкана, а почти все усы обожжены. Какая-то сволочь в человеческом обличье так развлеклась! Пара-тройка оставшихся усов скрутились пружинками и выглядели смешно и нелепо.
 
Жена охнула и тут же побежала на кухню за едой. Вынесла на блюдечке кусочек рыбы и поставила перед кошечкой. А та всё смотрела на нас, словно силилась понять, о чём мы думали в тот момент.

     -  Ешь! – сказала жена, – Ешь, не бойся!
И только тогда кошечка принялась за еду. Аккуратно, изящно, чисто по-женски.
Я ушёл, занялся своими делами и успел забыть о маленькой беспризорнице, когда увидел, что жена отнесла на кухню пустое блюдце.
     -  Всё съела! – объявила она мне.
     -  Вот и хорошо! – ответил я.

И всё, больше мы о ней не вспоминали…
До следующего дня, когда наша полосатая знакомая снова пришла к нам и села перед дверью. И всё повторилось. Подкрепившись, кошечка умылась лапкой и ушла во двор.
На третий день я был чем-то занят и не обратил внимания на то, что жена то выходит в коридор, то возвращается, а то торопится на кухню. Я отложил дела и присел на диван, чтобы посмотреть новости по телевизору.

И тут я увидел, что в прихожую из коридора вошла жена со словами «Заходи! Не бойся!», а за ней – наша маленькая гостья. Она огляделась, присматриваясь к незнакомой обстановке, а потом, увидев меня, прыгнула ко мне на колени и заглянула в глаза.

     -  Это кто ж такой? – с напускной строгостью спросил я её.
     -  Это я! – ответила та по-кошачьи и вдруг…
Она привстала на задние лапы, а передние упёрла мне в живот и стала массировать его, сначала осторожно, а потом всё сильнее, мурлыкая в такт. Её маленькие кулачки то сжимались, то разжимались, а коготочки выступали чуть-чуть, чтобы получался массаж совместно с иглоукалыванием. При этом киса смотрела мне в глаза, я бы сказал, ловила мой взгляд, чтобы определить, всё ли правильно она делает.
Ну, что вы хотите от слабого человека? Конечно, я растаял и поплыл, как малолеток! Жена смотрела на нас с улыбкой, и мы оба поняли в тот момент, что это судьба.

     -  Как же звать тебя, красавица? – спросил я мою маленькую массажистку,
     – Мурка?
     -  Нет! – ответила киса, и я снова понял её.
     -  Пуся? Муся? Бася?
     -  Нет!
     -  Маня?
И тут она улыбнулась и прижалась ко мне щекой.
     -  Так значит, Маня?
     -  Да, Маня!
     -  Вот и славно! Маня, Манечка, Манюша!

Ну, а дальше – понятно! Мытьё, вычёсывание, глистогонные таблетки. Покупка лотка и наполнителя для него. И в первый раз мы удивились, что Маню приучать к лотку не нужно, она обо всём догадалась сама. А может быть, уже была приучена, мы ведь ничего о её прошлой жизни не знали.

Маня пару дней изучала нашу квартиру, наш образ жизни, кухню и привычки. Потом освоилась и сообщила, что ей всё нравится. Мы тоже присматривались к нашей новой жиличке, отмечая многообразие положительных качеств.
 
Питалась она с нами три раза в день, хотя мы, конечно же иногда нарушали этот режим. При этом Маня никогда не пыталась съесть больше, чем нужно, сколь бы вкусной ни была еда. А могла и отказаться, если ей что-то не нравилось. При этом она демонстрировала своё безразличие к еде поочерёдным потряхиванием лапок. Этакая вежливая брезгливость.

У Мани оказался очень тонкий слух. Если кто-то приходил с улицы, она всегда первой бежала к дверям. Независимо, звонили или нет. Мало того, очень скоро она выучила нашу походку и заранее бежала к дверям, когда я или жена ещё только поднимались по лестнице. И это несмотря на двойные двери.

Поразительно, но очень скоро Маня выучила наши имена. Утром ей можно было сказать: «Иди, буди Витю!», и Витя был обречён. К нему на кровать вскакивал пушистый «будильник» и начинать лизать в щёку. После этого ни о каком сне не могло быть и речи. Витя мог ворчать, притворно, конечно, но вставать приходилось.
А можно было сказать, сидя в комнате: «Иди, позови Наташу!» И Манечка бежала на кухню, садилась перед Наташей и говорила на своём языке «Мяу!», что означало «Пойдём, тебя зовут!» И бежала обратно, оглядываясь и проверяя, идут ли за ней.

Мы часто ездили на машине в другие города навестить родню. И Манечка была вынуждена ездить с нами. Ей устанавливали лоточек на полу, а на задней полке – старое одеяло. И всё, можно было выезжать. Но самым любимым местом в таких поездках у неё была моя шея. Так и ехали: я рулил, а Маня тёплой горжеткой лежала у меня на плечах и смотрела вперёд, иногда щекоча мне щёки усами. Насмотревшись на пейзажи, она прыгала на заднее сиденье и уютно устраивалась на коленях у жены.

Однако стоит сказать, что машину она просто терпела, а вот гулять со мной во дворе любила. Особенно летом, в хорошую погоду. Ведь там столько интересного! Можно погонять обленившихся голубей, можно посмотреть сквозь решётку забора на проезжающие машины, а можно поискать в густой траве особую «кошачью» травку и погрызть её. А можно просто запрыгнуть на дерево и победно взглянуть на хозяина: «Смотри, как я могу!» А потом изящно сползти по стволу вниз, весело размахивая хвостом.

Так было и в тот раз.
     -  Маня, пойдём гулять? – спрашиваю я свою красавицу.
Красавица, сидя на подоконнике, прекращает умываться и замирает с поднятой лапкой. Так и видишь даму у зеркала с кисточкой туши у глаза.
     -  Правда, гулять? – словно спрашивает она.
     -  Пошли-пошли, я не вру!

Маня спрыгивает на пол и направляется к двери. Садится на пол и оглядывается, на меня, словно торопит. Я надеваю туфли и открываю дверь. Маня шустро сбегает на первый этаж и ждёт, когда я выпущу её наружу.

А на дворе лето. Птички, травка, малышня в песочнице. Мы с Манечкой чинно идём в сторонку поискать «кошачью» травку. Маня сосредоточена, но не забывает оглядываться, проверяя, чтобы я не потерялся.

Вдруг она замирает. Я осматриваюсь и вижу, что слева на нас несётся юный доберман. В ошейнике, но без поводка. Месяцев семи-восьми от роду, глупый и энергичный. Он не лает, а просто летит к Мане, имитируя охоту. Его хозяин отстал и просто наблюдает за этой сценой.

Я делаю шаг вперёд и встаю так, чтобы Маня оказалась у меня между ногами. Она неподвижно сидит, внешне спокойна, но это спокойствие сжатой пружины. Только кончик хвоста слегка подёргивается, выдавая напряжение.

Доберманчик осаживает в метре от меня и выдаёт первый «Гав!» И последний. Я нагибаюсь, делая вид, что ищу камень. И тут…

Из-под моих ног вылетает мохнатый шарик. Уже в воздухе видно, что из шарика торчат растопыренные лапы и пушистый хвост. Раздаётся жалобный визг – это одна из лап полоснула пса по носу. Успеваю заметить, что задние лапы тоже проехались по коричневой морде.

Пёс, повизгивая, резво убегает к хозяину. За ним, высоко подпрыгивая, несётся нечто, напоминающее издали шаровую молнию серого цвета – шерсть дыбом, хвост трубой.

     -  Маня! – кричу я, – Манюшка! Куда!?
Шар перестаёт преследовать пса, опускается в траву и направляется ко мне. Это уже не молния, а домашняя кошечка, которая ищет целебную травку. Она периодически откусывает стебельки и посматривает на меня. Подойдя поближе, садится и смотрит мне в глаза.

     -  Куда же ты, Маня? – укоризненно говорю я, – Это ведь собака!
     -  Щенок! – отвечает Маня на понятном мне языке, – Да к тому же трус!
     -  А ты молодец! Я просто не ожидал! – я приседаю перед Манечкой и глажу её.
     -  Пустяки! – отвечает она.

Потом улыбается и скромно смотрит в сторону. Я меняю тон на более торжественный:
     -  Ну, Манюшка! – начинаю я, продолжая поглаживать её, – Отныне ты получаешь титул «Кот Годфруа отважный!» Дома получишь медаль. Из колбаски!
     -  Хорошо! – соглашается Маня – Пусть они ещё только попробуют напасть!

Манечка смотрит мне в глаза, потом улыбается и весело бежит к подъезду. Её великолепный хвост напоминает восклицательный знак. Сплошная гордость и самоутверждение!

На сегодня впечатлений достаточно. А я иду сзади и в который раз размышляю, откуда в этих пушистых трёх килограммах столько ума, отваги и решимости. Никакому псу не выдержать такой натиск!
Спасибо тебе, защитник мой милый!