Пассаж

   Так случилось, что по приезду в Одессу, мы жили в Пассаже.  Он мне не чужой. Мы его весь облазили. И снаружи лепниной восхищались и в окна нашего верхнего этажа ее вблизи разглядывали.
   Надо сознаться, что в ремонте Пассаж уже и тогда нуждался. Но чтобы еще один этаж достроить... В Пассаже? да кому токае в голову могло прийти?!
   Хотя и  Нотр-Дам не пожалели

   В ту пору это была военная гостиница. Люди жили там  семьями.  Годами жили.  В ожидании получить свое собственное жилье.  Отцу было положено внеочередное получение жилья. Родителей сразу отрезвили, чтобы не обольщались.
   Нам сразу же рассказали о двух старожилах. Один, одинокий, умер пожилым, выйдя в отставку, прожив а Пассаже девятнадцать лет, так и не дождавшись своей квартиры. Второй, семейный,  пятнадцать лет.
   
   Заходили мы через парадный вход. Наверх  поднимались по красивой лестнице с высокими зеркалами. Ее все знают по фильмам. Торжественно вышагивали по ступеням первые два этажа. На нашем  позолота и помпезность исчезала. 
По коридору катались  на трехколесном велосипеде два мальчика, сновали женщины в цветастых халатах, за полы некоторых  цеплялись их малыши.  Несли  кастрюли, тазы с бельем.       
   Слева от лестницы была общая кухня. На весь большой этаж стояли две плиты, но  действующая плита была только одна на четыре конфорки.
   Словоохотливые соседки сразу рассказали, что готовить на них почти невозможно. Плиту захватили две самые скандальные женщины с грудными младенцами. Огромные их кастрюли, выварки с бельем стояли  с раннего утра до ночи. Над головами висели пеленки. Готовили на примусах.

На входе в кухню я всегда терялась - темно, сверху нависало густое  облако из чада и пара.  Специфические ароматы подолгу не покидали мои ноздри.
   Моя мать долго противилась. Но наступил день, когда и она  вернулась из магазина с кастрюлей,  тремя глубокими тарелками , вилками, ложками и примусом.   Вещи-то наши все шли малым ходом в контейнерах.
   И  не раз потом звучала фраза:
   - Все  ожидала. Но чтобы  вернуться к примусу... В Одессе!
 
   Выбрать место, куда его поставить, тоже оказалось проблемой. То стол "не Ваш", то "я  здесь уже  заняла место раньше"...
   Поэтому готовила она неохотно, редко. Ставила кастрюлю, забрасывала все туда и спешила скорее уйти. А присматривать, помешивать поручалось мне.               

   Что удивительно, те же агрессивные  кухонные хозяйки, только что вытеснявшие ее с кухни, потом  начинали ссориться между собой, делясь на два лагеря. Каждая сторона обвиняла другую: 
   - Вот, такую хорошую женщину выжили!
   Потом бежали, стучали к нам в дверь и уговаривали ее вернуться.  Всегда безуспешно.
   А чайник мы ставили на плитку у себя в номере. Конечно, на это был строгий запрет. Как и на катание на велосипеде по коридору, как на бесконечные выварки и пеленки на кухне. Временами шли строгие разборки. Но все  возвращалось на свои места.   

   У нас была комната на верхнем этаже окном на ул. Сов.Армии.
   Оказалось, что это большая удача. В номерах напротив окна выходили вовнутрь Пассажа. А там под крышей голубей было видимо-невидимо.
   Видно их не было. Зато слышно хорошо. Спать мешало. Летом просто невозможно. С закрытым окном душно, с открытым мука.
   
   К вечеру все голуби Пассажа собирались под крышей и активно переговаривались.  Голубиные семейные страсти и разборки долго не стихали. Но и смолкнув, они умудрялись доводить нервных людей до дрожи непрерывным цоканьем когтей по металлической крыше. 
   А уж какой убийственный аромат стоял от них душными вечерами под раскаленной крышей... Словами не передать. Окна отрывали глубокой ночью и тут же захлопывали.
   Люди страдали и становились ярыми ненавистниками голубей.

   У нас тоже ворковали голуби над окном.
 Иногда шумно. Но наши  уличные ни в какие сравнения с пассажными не шли.
    Я их даже прикармливала сначала. Пока соседи не узнали и настрого не запретили. Продолжала тайком. Впрочем, все новенькие этим грешили.

   Номер был рассчитан на двоих. Третью кровать при всем желании ставить было некуда. Мне после долгих препирательств на третий день дали раскладушку. Поперек комнаты ее поставить не получилось, ставили у окна наискосок.
     И тут же стали  сдирать и за меня по рупь сорок каждый день. Что тоже возмутило моих родителей - ребенок бесплатно! На что им администрация резонно возражала:
    - Номер-то стал трехместным.
    Хотели было купить свою раскладушку - сразу пресекли:
    - Оштрафуем! Дороже выйдет! Были тут такие... 
     Старожилы подтвердили:
    - Не связывайтесь!

   Вскоре мы встретили в Пассаже хороших знакомых, сослуживцев родителей. Обзавелись новыми приятелями.  Обменивались новостями, советовались.  Жить стало веселее.   
   А с семьей  знакомого отца по прежней службе Ивана близко сошлись.
   Теперь по вечерам все  собирались у нас наверху.  После чаепития они подолгу разговаривали, расписывали пульку.
   А меня вместе с их дочкой-однолеткой  Таней отправляли к ним в номер на бельэтаже.   Мы там тоже неплохо проводили время и засыпали в одной кровати.
   Позже нас отправили в одну школу недалеко от Пассажа на Гаванной. Потом послали  в один пионерлагерь. То есть, хотели мы, не хотели, а дружить приходилось.
   А перед выпускным классом Танин папа и вовсе неожиданный сюрприз преподнес. Быстро организовал нам поездку на стареньком теплоходе по Дунаю, потом в Кишинев погостить у своего фронтового друга и домой. Родители взяли себе каюту люкс, а нас впятером заперли в маленькой четырехместной. Пятой была  их гостья-студентка.

   Поездка никак не входила в наши планы. У нас  у всех были свои девичьи, далеко идущие планы на августовскую жизнь в городе. Поэтому на всех снимках  мы  надутые и смотрим в разные стороны. Да и фотографироваться-то мы отказывались наотрез. 
Радовалась одна студентка и сами родители. Особенно возмутило, что сразу после отплытия Танин папа объявил, что поднимет нас утром в полпятого. Как вы умаете зачем? - Рассвет встречать. Это, мол. обязательно. Быть на море и не встретить рассвет....

   И вообще он заранее распланировал все мероприятия заранее.               
   Да, а рассвет тот родители проспали.
Дядя Ванечка, правда, потом  говорил, что  он  встретил рассвет один в гордом одиночестве. Мы тут же придирчиво стали выяснять во сколько, оказалось, в семь часов.

   Дружба эта длилась годами.  Обзаведясь своими квартирами, по-прежнему могли встречать праздники  вместе. Чаще  в гости, шли мы, причем, всей семьей,  с собакой, с ночевкой у них.  Иногда на несколько дней.
   Там мы уже спали в Танюшкой на ее большой двухспальной кровати, купленной. как шутливо тогда говорилось, ей в приданое. И так же долго, как в Пассаже,  вели свои разговоры.

   Жили они в большой уютной квартире в старинном доме. Хозяйка, Аннушка, как ласково все ее называли в нашем и не только нашем доме,  отличалась редкой гостеприимностью.
   Всегда встречала всех объятьями, поцелуями. Очень любила  детей и всех была готова принять под свое крылышко. И детей многочисленной родни. И детей друзей. А их у этой щедрой семьи хватало. 
    А позже уже и их деток. Мою дочку двухлетней Таня забрала и отвезла к себе на неделю, когда я заболела. И вся семья баловала ее там.

   
   Нет уже ни ее, ни моих родителей. С Таней иногда встречаемся. Почти родня, как никак.  А вот наши дети, третье поколение в истории дружбы двух  наших семей, также поневоле дружили в детстве. Но выросли врозь и теперь, встретившись, думаю, и не узнают друг друга.