Сказанье о горшочной ёлке. часть V

***
Ну что ж, часы полночь пробили,
Под яркий, пышный залп огня,
Что вмиг фейерверки зародили,
На небосклоне тёмном обронив
Букет из искр, мерцанье золотистой пыли,
Что рассыпалася, по куполу игриво пробегая,
И лишь потом, к земле подавшись догорало…
Этот чудесный вид,
Когда раскидистый покров небесный,
С невиданным роскошным торжеством,
Переливается, брызгает светом, да нескончаемо блестит,
Собою знаменуя милый праздник, Новый год,
Сияньем заполняя мир кругом –
Прохладный, слегка зябкий, по-своему прелестный,
Очерчивая долгожданный переход
В тот совершенно новый день,
Что нам с собою принесёт
Много раздумий, мыслей, идей,
Был очень давно уж знаком,
Душе моей.
Моим очам уж не впервые было видеть,
Как среди мелких звёзд восходит пылкий огонёк,
Бросаясь к звёздам живо так, как только мог,
И разливается средь них тончайшими узорами,
Расславленными пламенными языками,
Игру которых подчас и не передать словами,
Не подчеркнуть самыми ревностными спорами,
Глаз, сердца и честной души,
Да не затмить иными разговорами,
Пусть даже, если они хороши,
Пускай воображение пленяют,
С собою ввысь куда-то забирая,
Туда, где мысль поёт,
Где рассветает жизнь
И почву сочинений подаёт,
Поэтам страстным, любимцам добрых муз…
Но ёлочке всё это было ново,
А потому вопросом за вопросом,
Меня она захлёстывала скоро,
В порыве чистых, ярких чувств,
Твердя, сбиваясь, снова и снова:
«Признаться, залпов этих я боюсь:
Они подобны майским резким грозам,
Когда едва успев проделать путь
Из крошечного семени на волю,
Я, вся дрожа, укутывалась в хвою,
Дражайшей матушки своей
И спрашивала я у ней,
Тревожася без перебою,
Когда же небо нам пожалует покою,
Когда же деревам позволит отдохнуть,
От хладных струй, что под раскаты грома,
Обрушивались наземь будто бы стрелой,
К земле соседних ёлок наклоняя,
Ветрами трепля беспощадно густые их покровы,
Каплями серебристыми жёсткие иглы к стволам прибивая…
Она мне отвечала: «росточек милый мой!..
Ужель не видишь, что я здесь, с тобой?..
Ужель не видишь, как глубоки мои корни?
Никак не вырвут их ветра,
Не попадут разряды молний!..
С тобой я буду здесь всегда…
А пока прижмись ко мне покрепче,
Притаись, да подожди,
Чувствую я: облака уж стали легче –
Скоро кончатся дожди,
Их вберёт земля,
Тучи сизые оставив позади.
А затем и вместе мы –
Ты да я
Будем влагу ту из свежей почвы пить,
И прошедшую грозу хвалить…» -
Ёлочка запнулась на мгновенье,
И поспешно я к ней повернулась –
Но вовсе не осталось сожаленья,
В её тончайших, столь лёгких движеньях,
Колючих, навострённых ветвей мановеньях
По тем давно прошедшим дням,
Об этом как переживала я,
Не было этой смутной бури,
Что настороженно клубилася в душе,
Хвоя её всё же не стала хмурой,
Так, как то ярко вдруг помнилось мне.
Похоже, с наступившим Новым годом
И вся её чистая суть, природа
Нежданно изменила свой мотив:
Довольно тепло и светло
Лучилось деревце моё,
Словно само являлось меньшим отраженьем солнца,
Блистающим тем сгустком красоты,
Искренней радости, невинной доброты,
Будто сам праздник, разрешенья не спросив,
Устроил свой расцвет, разлив,
В её остывшем от тоски сердечке,
Что под твёрдой корой теперь неудержимо бьётся,
Хоть раньше был размерен его печальный ход,
От всего мира, как казалось, отрешённый,
На смену подошедший год,
Отметил трудность ту решёной.
И надо бы его мне поблагодарить,
Ведь вид счастливой ёлки, душевно ободрённой,
Смог и в меня веселие вселить,
Дал мне возможность стать так же окрылённой,
Как и она, колючий милый друг,
Такой приветливый, жизнелюбивый, лучезарный,
Напористый, запальчивый, даже слегка азартный…
И даже, если где-то, пусть,
На хвою пряную свой отпечаток бросит грусть,
То эта грусть столь же ясна,
Ведь боле не закреплена,
Посреди мира, где уныние, испуг
Пред ней соорудили стену, встали вкруг –
Нынче она не властвует над скрытой болью,
А разделяет отысканный путь свой с верой и любовью.
Древнейшее величественное торжество,
Вновь проявило предо мной то волшебство,
Которого в обыденности часто не хватает,
Мне чётко показав, что даже, если холод подступает,
Душа иная всё равно растает,
От яркого, сердечнейшего чувства,
Что нам способно подарить подобное искусство.
Забыв про горести свои,
И поменяв настенные календари,
Встречать жизнь новую от предстоящей зари,
И верить, верить, что солнца свежего восход,
Знакомого, но всё-таки другого,
Нам нечто лучшее преподнесёт,
Посеяв в нас надежду снова,
Так, ровно так, как заронил осколок света
Торопливого, недолговечного,
В мою ёлочку, в её душу нежную,
Что с нетерпением ждала того рассвета
(Пускай вслух мне не говорила и об этом,
Но точно поняли глаза мои,
Куда её пытливые взоры были устремлены –
В те тёмные, бескрайние небеса,
Лишь сим фейерверком грандиозным осенённым,
Где вскоре уж проявится светлая полоса,
Пропустив луч, рассеянный, ласковый и спокойный,
Луч того солнца свежего, из нового дня,
О коем уж упоминала я.
***
«Какие замечательные сказки
Порой готова показать обычная искра!
Как будто кто-то развёл краски,
Ими играет вдоль холста…
Думы свои перебирает,
Так смело, храбро изливает,
Готовит цветастый портрет,
Свой ловко подперев мольберт,
Пытаясь в разуме своём найти ответ,
На тот вопрос, что сложный и простой –
Что же такое свет?..
Тот свет, что внезапной вспышкой
Готов прорезать вездесущий мрак,
Весь мир освободить от его оков так,
И все мельчайшие частички,
Что крайне въедливой пыльцой,
Упрямо ищет уголок заветный свой.
Не устаёт он стержнем кисточки стучать,
Не устаёт в палитру кончик он макать.
Всё сотрясает тот художник своей отчаянно головой,
Будто штришками, понемножку,
Прочерчивает маршрут свой,
Всё размышляет он о том прекрасном,
Надеясь, наконец, его постичь,
Но к сожаленью, или, к счастью,
Всё это оборачивается напрасно –
Никак не может он его постичь.
Он в буйстве красок затерялся,
В ловушку хитрую попался,
Она сомкнулась вслед за ним.
И вновь на кисть он набирает,
Всё, что лишь видит пред собой,
И за подсохшим слоем новый слой…
Он чувствует, что почти знает,
Ответ на мучивший вопрос,
До коего не дорос…
А знаешь, что свершается в итоге?
Картина поразительная, но видимая многим.» -
Так разглагольствовала ёлка.
Я живо восхищалась ей.
Её прелестные слова, формулировки, тонко
Витали в голове моей.
«Скажи, ёлочка дорогая,
Откуда же так много знаешь
Ты о художественных делах?..» –
Этот вопрос я не сумела славному древу не задать:
Уж сколько бы я не пыталась,
Немо, но неподдельно восторгаясь,
Его в себе с усильем удержать,
Но мой пытливый, неотступный разум не желал молчать,
Лишь только ёлке вопрошать
С благоговеньем, с уваженьем,
Мне оставался, отбросив разом иные сомненья. –
«Ты столь наивно, удивлённо молвишь,
Будто недавнее пристанище моё нисколько не припомнишь!.. –
Так деревце с усмешкою сказало
И с разочарованием макушкой покачало –
Неужто ты и в самом деле,
Забыла тот самый вещей большой приют,
Что у вас супермаркетом зовут?
Покамест я в рядах его сидела,
Бесцельно шевеля ветвями,
Немало и других переглядела
Его разнообразнейших товаров.
Коробки с новогодними сластями,
Как помню, почти всё то место занимали
На стендах, что ютилися у входа,
Украшенные с пышностью и зовом,
Чтобы новых людей привлечь в свои владенья,
Чтобы поздравить их с наступающим годом,
И чтоб коробочку конфет заветную, им предоставить для именья…
Тогда же многое узнала я,
Об искренней природе красок,
Когда на полочке, напротив чуть меня,
Я увидала стопочку раскрасок, открыток,
Бантов, плюшевых медведей,
Тот миг мне ясно понять дал,
Как много есть диковинок на свете,
Что путь нерукотворный, избранный природой,
За рукотворным человеческим спешит всё год от года» -
«И долго пробыла ты там?..» -
«Не менее пяти ночей» -
Внимала я её устам,
И впечатлялась лишь сильней. –
«Наверное, там очень интересно?.. –
С всё нарастающим, игривым любопытством,
Участливо расспрашивала я. –
«О, нет! Я так бы не сказала!.. –
Вдруг резво та ветками расплескала –
Всё незнакомое кругом
В том месте, шумном и чужом.
Холодно. Людские возгласы гремя,
Невольно то и дело коробили меня...
Да и вся эта праздничная «мишура»,
По большей части только напрягала,
Отвечу тебе, ничего не скрывая.
Вы – люди, это ваше право,
Где вам нужные вещи продавать,
И где ходить, да покупать,
Но честно тебе признаюсь я:
Рода подобного пространства –
Всё ж, не для моего житья,
И рада я практически безмерно,
Что выбралась из этаких чертог.»
Тут я задумалась и догадалась:
«Если ты говоришь так чётко, верно,
То в нужную повозку всё-таки забралась.
Кто же тогда тебе помог?»
Ёлочка было уж вдохнула,
Готовясь передать своё объясненье,
Но скорейше смекнула,
И свою хвою отдернула:
«Скажи, тебе взаправду интересно
В сие мгновенье проведать заключенье?..
Ведь главное в таких стремленьях –
Терпенье, чистое терпенье.
Иль ты, читая только купленную книгу,
Желаешь тут же разломать интригу,
Весь заговор поставив под угрозу?..
Прошу тебя я предельно серьёзно,
Умерить свой глубокий пыл,
Что ты ретиво распаляешь:
Скоро и без того узнаешь,
 Какой финал в моём рассказе был.»

***
Затем, мы всю оставшуюся ночь,
Повеселиться были и не прочь:
Друг друга с жаром, с шумом поздравляли,
И всяких благоденствий с чувством пожелали,
Забыв про весь временной ход,
В яром ребячестве старались вести хоровод,
Вокруг высокой искусственной ёлки,
Что друг мой ревнивый и чуткий,
Успел прочно наречь, хоть правдиво, но колко
«Скучным нахмуренным бездушным муляжом»,
Который истинную свою суть,
«Унылую и простую»,
Прячет под гроздьями блестящих украшений,
Не в силах всё ж её открыть когда-нибудь,
Чтоб не взирая на тени прочих мнений,
Искру всех чувств своих всё же отправить в свет.
При каждом случае, удобном, или нет,
Настойчиво напоминая мне о том,
Что ей не достаёт живых примет,
И обыщи хоть каждую хвоинку,
И горделиво собранный каркас,
Пускай один, а пусть несколько раз,
Нельзя найти в них этот огонёк души,
Что людям в мире, ярком и большом
Видеть совсем и не в новинку,
Ведь любому знаком он хорошо:
Эта неукротимость, порой незримая улыбка,
Что нам наглядно сердце жизни здесь сулят,
Но в сделанных на фабриках вещах,
Такое встречают навряд…
Я только лишь плечами пожимала,
В ответ на речи таковы,
Но мне весьма понятны были они,
Поскольку я поспешно замечала,
Как ёлочка младая горячо переживала,
Ведя все эти рассужденья
И проводя сии сравненья,
Пристально взора не спускала
С единственной меня,
И не малейший раз ни допускала,
Чтоб глаз своих с неё я неожиданно свела –
Хоть та поверила в мои недавние слова,
Что ни одна копия мне её заменить не могла,
Да, видно, осадок остался,
В глубины светлой той души закрался…
А, позже чуть, уже устав,
От несколько детских забав,
Она вскинула вдруг ветви
К искусственной своей конкурентке,
И несколько игрушек с неё сорвав,
На свои иголки их гордо нанизала
И величественно к тумбе в горшке прошагала,
Чтобы так устроиться поспать –
Не желала торжеством себя так утомлять.

***
Первый день года опять прошёл в разлуке:
Вновь разыгралась праздничная кутерьма,
Когда не замолкают телефоны,
А с улиц слышатся весёленькие звоны,
Дрожит от коих хладная земля,
Какая инеем посеребрена:
Едва успели поприветствовать друг друга
Вставая поутру от сна.
А во дворе мороз кружился,
Прихватывая всё порой,
Но только изредка сочился
Снежок из тучки проходной,
А ветерок, такой холодный,
Своим порывом обжигал,
Некоей стужей обдавал,
И с облачками лишь играл,
Что видела я, мимоходом,
В окошко кухни заглянув.
Ёлочка же весь день свой провела,
Касаясь веткой скользкого стекла,
Ну, а когда меня краем взора встречала,
То лишь макушкой тягостно качала,
И только временами безучастно примечала,
Как шепчутся горшочные цветы,
В сторонке что-то живо обсуждая,
Но ей скучны были они.

***
«Ну что, ты к завершению готова?..» –
Твердила ёлочка моя снова и снова,
Перед клавиатурой беспокойно хлопоча,
Нетерпеливо по столу горшком своим стуча –
«А может ли иначе быть? –
Мне лишь осталось ей проговорить,
С решительностью открывая наше сочиненье,
Уж подходящее к своему заключенью.
И пододвинув поближе клавиши свои,
Я приготовилась к тому приятному мероприятью,
Когда с неиссякаемым вниманьем,
С надеждой, с сопереживаньем,
Я слушала речи её,
Забыв про всех, забыв про всё,
Практически без шуток:
Какой сегодня день,
Какое время суток –
То для меня было неизмеримо далеко,
От тех мест, записей и слов,
Где я ищу успокоенье и тепло,
Где мне так дышится легко,
И где парит подле пушистых облаков,
Мечта, стремленье и любовь.
Как будто крылья появились за спиной,
И только ждут мгновения они,
Чтобы смогла я оторваться от земли,
Чтоб они унесли меня с собой,
В тот мир, что хоть и многогранен,
Но удивительно простой,
Пускай и всё его устройство,
Не могут передать порой
Даже применив всё своё искусство,
Что так прелестен и неподражаем
И в мелочи своей любой извечно уникален…
Те миги были безупречны,
По-детски радостны, беспечны,
И в них готова уж была сполна
В который раз отдаться я:
Они, хоть поначалу были необычны,
Скоро сумели стать чем-то привычным –
Будто бы ёлочка всегда
Свои мне приключенья диктовала,
И будто бы всегда писала,
И восхищалась ими я.

***
И чутко блистала луна,
Своим прелестным, ясным кругом,
Лучи свои ласково посылая,
До моего чуть осветлённого окна,
И бережливо по стеклу перебирая
Едва ль заметным, тусклым потоком –
Ещё одна моя любезная подруга,
Та, что вовек готова со мной музу разделить,
Иль что-то новое открыть
В заранее прописанных уж строках,
Свой проницательный и бледный свет на них пролить.
Она была на пике славы,
Среди небес закреплена,
Но не искала в том забавы,
Не радовалась всё ж она –
Наоборот, была грустна,
Смотря на землю свысока,
Всеми высотами своими она гордиться не могла:
Сколь не старалась – не хотела.
Её единственное дело –
Не допустить господства мрака,
Мглистой ночи пронзительного страха,
Чтоб помогать звёздам меньшим –
Сестрицам названным своим,
Коих сверканье неприметно –
Покончить с тьмою непременно.
Хотя с ответственностью, смело
Она бралась за это дело,
Она едва ли много думала об том,
И развеивая сумерки кругом,
Думы её меж тем шагали собственным чередом,
Вздыхая только об одном –
Привольном и широком мире,
Что мягким, шёлковым ковром
Под ней словно в поклоне расстелился,
Который был ей притягателен, пускай и скор,
Пускай в нём не было такого постоянства,
Каким, известно, мир её гордился,
Тот, что парил, нередко задевая струны лиры
Непринуждённых лёгких облаков,
Которому столь жарко подпевали все зефиры,
Свою трель грандиозно развеивая
По тёмному ночному покрывалу,
Расписанном богатой звёздной россыпью красиво,
И привычно скучающим ночным светилам
Досуг тоскливый непременно украшая,
И небосклон до самого рассвета,
Был страстно, живо петь её готов.
Под эту песню пробужденье солнце начинало,
С мягкой своей колыбели вставая,
Восход свой важный проживало,
Как проживает каждый новый день,
И у границ времён луну встречая,
Обменивалось с ним тихим приветом.
Та, отвернувшись, быстро исчезала,
Нечасто наградив его слышным ответом.
А солнышку лишь оставалось подивиться
Шустростью, какою ночей обладает царица,
Да повелительница мелких пёстрых звёзд,
Которые не смогут в его свете проявиться.
В одном только, по собственному утвержденью,
Сумела взять она судьбу за хвост,
Уверенна без всяких я сомнений:
Одна была луне лишь радость,
Единственная в мире надземном этом,
Бессменной жизни в тьме отрада,
Её возлюбленная сладость,
И сердцу нежному награда -
И заключалась она в том,
Чтобы благоговеть поэтам,
Застыть над одиноким их окном,
Пробраться сквозь тёмные стёкла,
В коих едва отыскивался тусклый блеск свечи,
И слышать, как муз певцы вздыхают томно,
Волнуемые пламенем души,
По подоконнику их тихо и скромно
Разлить свои полупрозрачные лучи,
Внимать до конца ночи…
Читатель из неё прекрасный –
Внимательный, тончайший лик
Мгновенно потеряет вид несчастный,
Едва заманчивые строки вдруг найдёт,
Извечная печаль её тотчас уйдёт
И диск болезненный нальётся серебром,
Будто искреннего впечатленья румянцем,
И оттого труднее с ней прощаться,
Когда вдруг вспыхнет горизонт,
Осветится в солнечном глянце –
Предвестнике скорой зари.
Как тяжело смотреть на то,
С какой стремительностью спешная синева
Своим покровом луну укрывает,
Как в своих красках её растворяет,
Как меркнет аккуратный силуэт её потом,
Затем и вовсе – быстро пропадает…
Порой заходит и ко мне,
Темнеющего небосклона
Грустящая владычица-луна,
И отражается в моём окне,
Острым лучом своим рисуя на стекле –
На небесах, как не были бескрайни,
Наскучило ей уж светиться год от года:
Стремится она лишь туда,
Где бы ждала её свобода.
Ей любопытен людской разум многогранный,
Насыщенная и глубокая молва,
Эти эпитеты, слова,
Что на бумаге ординарной,
Из белизны незаурядной и простой,
Способны создавать истинные города,
Одной масштабной, резвой мысли,
Где есть душа и след жизни иной,
Далёкой от заученных ей правил,
По коим мир её высокий безустанно правит.
И рада я, её меж занавесок иногда примечая,
Свои открыть ей думы
Ни на миг не отвлекаясь от возлюбленной клавиатуры,
С радушием всегда встречая
Её, поистине одну,
Красавицу ночей луну…
Я видела: она вздыхает,
В окно моё опять глядя,
И в памяти перебирает
На чём остановилась я,
Записывая рассказ ёлки.
Деревце радо было только:
От нетерпения дрожало
С благоговением склоняя
Пред ней верхушку свою, да иголки.
Та уважительно сверкнула ей в ответ,
Как будто бы один секрет,
Они давно уж разделяют,
О каком я никак не знаю…
Что же, томиться боле смысла нет,
И ёлочки историю я заключаю.

***
И обратимся чуть-чуть вспять:
В тот самый миг, когда уж ёлка наша помышляла,
Что ей повозки заветной не достать,
Когда уж думала она, что полностью пропала,
И потерявши над собой контроль
Начала в воздухе возиться,
Решая, как бы не разбиться,
Как не столкнуться ей с землёй,
Которая была всё ближе:
С каждой секундой дорогой,
Ёлочка опускалась ниже,
Чувствуя только ветер под собой,
Да зрея лишь серую мрачную почву,
С коей вот-вот должна была удар принять:
Усеянную частыми буграми и кочками,
И не могла самой себе от страха внять.
«Да уж, хорошая идея! –
В этот момент мелькнуло в её мыслях –
Добросить меня до повозки!..
Меня не радовала вся эта затея.
Ах, ну почему от этого так просто
Я отказаться не смогла?..
Видно, и тут была слепа,
И тут мой разум позабылся,
Когда за ниточку последнюю с жадностью уцепился!»
Той быстрой, убывающей фигуры,
Она почти не замечала,
К земле прохладной направляясь,
Однако всё равно вскричала:
«Простите меня, милые подруги,
За то, что с вами была не мила!
Как вы не старались развеять мой страх,
Да только я осталась там же, где была.
Я оттолкнула вас, была с вами холодной,
И напряжённой, отстранённой –
Не верила вашим словам,
В собственных думах однотонных,
Во тьме и мраке безвыходно заточена…
И невнимательной к вам тоже я была.
Не слушала тебя, сестра старшая ёлка,
А между тем ты оказалась целиком права!
Права в том, что в пути, в дороге,
Вдали от дома своего,
Должны мы помогать друг другу,
Но я не поняла сего!
Простите, чем угодно заклинаю,
От всего сердца я вас умоляю,
Подругу вашу и сестру,
Меньшую ёлочку свою.»
Едва спешной скороговоркой,
Успела то она произнести,
Поджала мигом все иголки,
Уж понимая, что ей не спасти,
Скрестила ветви в одночасье все свои,
Ими сверху укрыв свою макушку от удара,
А дальше лишь спускалась, ждала,
Когда же примет на себя всю мощь земли.

***
И вот, в то самое мгновенье,
Когда нещадного столкновенья,
Ей, казалось, не миновать,
Когда земное притяженье,
Не думая ослабевать,
Готовилось к себе ёлочку приковать,
И только пару сантиметров отделяло,
Её от страшного паденья,
Ёлочка с внезапным испугом осознала,
Что кто-то в последний момент, поскорей
Схватился за одну из её поднятых ветвей.
Чуть вздрогнув, и боязливо распахнув взор,
Та удивлённо для себя увидала,
Что это ёлка старшая её туго держала,
Поймав её у самой у земли.
«Сестрица-ёлка! Но как такое может быть?..» -
Деревцу изумлённому захотелось спросить,
Но вмиг одёрнула себя: не к месту был ведь этот разговор,
Хотя и поражалась ещё долгое время:
Повозки с ёлками-подругами её,
Уж должен был и след простыть давно.
Так как же старшая из них,
Смогла здесь очутиться вмиг,
Едва успел замолкнуть её крик?..
«Тяните же нас, славные сестрицы! –
Раскатисто промолвила она.
И сердце только быстрее стало её биться,
Поскольку ёлочка моя с изумленьем узрела
Сквозь иглы густые спасительницы своей,
Что та на выручку пришла ей не одна,
Что прочие добрые ёлки,
Игривые и дружелюбные знакомки,
Отрадных её сердцу нынче прежних дней
Все вместе поспешили к ней
Самоотверженно и смело,
Взявшись за это осторожнейшее дело:
Они сплотились меж собой:
Горшки, в коих произрастали,
Решительно обхватив ветвями,
И аккуратно, ель за елью,
Выстроилися друг за другом тёмной цепью,
Тяжко нагнувшися над самою землёй,
Ставши шатким, но уверенным мостом,
Что ёлочку соединял с уходящей повозкой,
Старшая ёлка же была его концом.
Едва услышавши её наказ,
Ёлки, что те спасительные звенья составляли,
Внезапно встрепенулись в сей же час
И лишь покрепче за горшки друг друга взялись.
И мельком уловила ёлочка моя,
Что деревце, кое с краю воза стояло,
Паре другим, что рядом знак подало.
Те лишь кивнули, меж собой объединясь
И сильным резким рывком ёлок остальных,
С собою поравняли через миг
Да только сил совместных всё ж не рассчитали,
И доблестных подруг своих по всей повозке разбросали,
Горшками точно вверх.
Ёлочка же дорогая, чудом удачно приземляясь,
Прижалась в уголок воза, трясясь,
А отчего – сама не понимая.
И много времени для ней ушло,
Чтобы переварить в себе всё то,
Что с ней сейчас произошло,
Чтобы осознать свой успех
И то, что та теперь с друзьями.

***
«Ах, ёлочка, это и вправду была ты?» -
Часто дыша, к ней кинулась подруга –
«Ах, милая!.. за всё меня прости! –
С ветками распростёртыми, ещё дрожавшими с испуга
К ней ёлка наша бросилась, обнявши, что есть с силы –
И вы меня, подруги, тоже извините…» -
«Ну полно, перестань! –
Отозвалась старшая –
Всё, что ты скажешь нам, уже мы знаем –
Тех извинений, что ты в небо слала,
Для нас и без того вполне хватило.
Однако ж ты темна, и, верно, ты устала.
Не спорь и быстро встань
В пустующий тот уголок:
Там ветер есть, и есть тенёк,
Отправься подремать»
Так ёлочке она сказала,
Макушку её веткой потрепала,
И собиралась было отойти.

***
Но в благородном том порыве,
Что на героиню нашу колкую нахлынул,
Ёлочку было уж не остановить –
Продолжила она немедля говорить,
И все фразы её лились с огромным жаром,
И бойкие уста сиюминутно вспыхнули пожаром,
Высоких, яростных, но подлинных словес,
Тех, что резвились, долетая,
До синевы вольных небес
И неохотно замолкали,
Столкнувшись с облаками наконец:
«И всё ж, как не старались вы
Искупить часть моей вины,
Пред вами я склонюсь сестрицы-ёлки,
Склонюсь безропотно, и честно, и покорно.
Хочу, чтоб выслушали вы меня
Чтоб поняли раскаянье моё,
Что осознала я в пути недавнем своём.
Путь для меня хоть был недолог,
Но был острей он мне,
Чем тысячи иголок,
Чем тысячи иголок мне трудней… -
При этих речах ёлки хвою навострили,
Вскочили тотчас на свои горшки,
Оставив на возу древесном часть чёрной земли,
Рассыпавшейся при неловком их паденьи.
Мгновенно мою ёлочку подруги обступили,
Сомкнув пред нею тесный, пышный круг,
Чтобы послушать в искреннем недоуменьи,
О чём дальше идут её слова.
Лишь на секунду растерялася она,
Но поняла, что отступать впредь не должна
И не позволила твёрдому голоску
Вдруг оборваться, задрожать –
Вы так желали разогнать мою тоску,
Но этого я не хотела понимать.
Мне жаль: я прежде не ценила вас, подруг,
Хотя наша равнина была нам общим домом,
Я сторонилась, не хотела я играть:
Мне больше нравилось рассматривать природу –
Мысленно с нею становилась я свободной,
И корень, что меня навек с землёй связал,
В моих мечтаниях ослабевал,
Словно на краткий миг теряя свои силы.
Мне была неприятна суета,
Которая рассеивалась по долине,
В тот час полуденный, когда
К нам легкокрылые бабочки залетали,
И меж тонких ветвей ваших порхали.
Так редко навещали те создания меня!..
Хотелось мне от почв влажных освободиться,
В дорогу дальнюю пуститься,
Где обрела б мир для себя…
И вот, исполнилась мечта…
О воплощении её вздыхаю и поныне –
Действительно ли это то, чем грезила столь я.
Грустила я, и облетала моя хвоя,
Мне не было ни сна, ни мира, ни покоя –
Вдали от сего света рождена,
И ничего о нём не знаю я.
Так что же во мне ночь вся эта изменила,
Пока я по вершинам добрых ёлок-матерей,
Бежала всё быстрей-быстрей?.. –
Сказала она, узкий круг ёлок взглядом обводя –
Ещё не догадались вы, но вам отвечу я,
Что тяжко мне на сердце оттого,
Что хоть вы и звали меня сестрою и подругой,
Я дружбы с вами почти не водила,
Не стала вам я настоящим другом.
Но после этого всего
Пришли ко мне вы на подмогу,
Себя в спасеньи не щадя,
За то так благодарна я,
За то и низко преклоняюсь,
Пред мудростью ёлки старшой,
Той, что мне объяснить пыталась,
Что пока мы едины меж собой,
Дом, наша вечная долина,
И ёлки-матери, что заронили наши семена,
Будут вовеки в наших сердцах,
Останутся с нами поныне
На все будущие времена.
Быть малой частью из общины –
Вот чему учила нас благодатная долина.
Вы этот святой закон скоро для себя открыли –
Я же долго не могла взять в толк
Этот важнейший для дерев урок.
За то прошу и, коль такое может быть,
Мои проступки в глазах ваших искупить».

***
С словами теми моя ёлочка вздохнула
И опустила свою макушку с этими словами,
На сердце тяжесть томная тянулась,
Душа и мысли были как в тумане.
«Они, наверно, даже не узнают,
Каким важным для меня пришлось это признанье –
Иные чувства в думах их, намереньях блуждают,
И, вероятно, трогают сознанье, совсем иные толкованья,
Тех фраз, что совестливый шёпот им принёс.
А я и не сужу их понапрасну:
Словами этими я облегчила груз,
Тот бешеный водоворот понятий страстных,
Что мне мерещился всю ночь,
И кой я спрятать уж была не в мочь…
Ах, неужели я была такою эгоисткой?» -
Так ёлка мыслила моя,
Зажавшись в мохнатый зелёный комок,
Не в силах подарить сестрицам снова взгляда,
Да, им, скорей всего, того было не надо,
И в смутных размышленьях пребывала всё она.
И неизвестно, сколько так бы простояла,
Если б не услыхала вдруг,
Шагов спокойных мерный стук
И подняв верхушку на звук,
Перед собой старшую ёлку опять увидала,
Но жест её был, к удивлению, совсем не строг,
Хотя ёлочка всё ж затрепетала –
Призрачный взор потуплен сильно был.
А как же она изумилась,
В невероятную секунду когда,
Подруга старшая к ней поспешно нагнулась,
И горячо, сердечно обняла,
Так, что и ветерка прохладного порыв,
Едва ли сумел остудить её пыл.
А пока деревце в смятениях терзалось,
Подруга-ель тихонько прошептала:
«Ах, ёлочка, раз ты просьбы прощенья воссылала,
Тебя тогда я тоже попрошу:
Не изводись пустою мыслью навязанной –
Твоих беспочвенных укоров я не допущу,
Как не допустят ели и все остальные.
Подругами и сёстрами мы по рожденью были,
А значит будем ими и поныне.
Ты говорила, что могла обидеть холодностью нас,
Винила себя в нашей с родиной разлуке –
Но ни вчера и не сейчас
Тебя за это мы, отнюдь, не корили.
В детскую пору ты казалась
Нам необычной, молчаливой,
Ты не была, как все, игривой,
А потому мы от сердец своих старались,
Тебя развеяться, и мир весёлым смехом одарить,
И хоть мы в том не преуспели, может быть,
Ты оказалась нам по-своему дорога.
Мечтательна, замкнута и хрупка –
Одной из самых младых елей ты была.
И оттого мы так хотели,
И оттого мы порывались,
Тебя пуще зеницы ока оберегать,
И нам было совсем не важно,
Могла ли ты то понимать –
Пускай безмолвна ты и томна,
Пускай витаешь в облаках,
Мы привязались к тебе страшно –
И не желали бы терять.
Свою вину ты искупила уж сполна –
Я убедилась в сём в твоих словах,
Ты очень мудра и отважна,
Ёлочка. Нам без тебя нельзя никак.
Эпитета достойного всем нам не подобрать,
Чтобы с заслуженным, высоким чувством,
Искренне, ярко чтоб нам передать,
С красноречивым языковым искусством,
Как рады снова лицезреть тебя в своих рядах,
Ведь прежде всего любим мы тебя,
Такой, какой на свет была ты рождена,
Милая ёлочка, нежный росток,
Трепетный, ласковый дружок.»
И с ёлочки моей вновь хвоинка облетела
При этих тёплых, подлинных признаньях,
На прочих ёлок она с вопросом посмотрела,
Затем ответила на старшей сестрицы объятья.
«Спасибо за это объясненье.
Я вам сказать могу открыто, не тая,
Насколько ценно это было для меня» -
«Поверь нам, ёлочка, мы знаем:
Поэтому-то и сказала
Ёлка-подружка старшая из нас,
Все наши мысли прочитала,
Их воедино собрала –
Ведь нас тут целая толпа,
А мысль для всех была одна.
Приятен был нам твой рассказ.
От всей души с прекрасным возвращеньем.» -
«Но не закончено пока что наше приключенье –
Напомнила ёлка старшая – хотя и близится к концу…
Что ждёт нас там, ещё не представляю,
Но просто так тебя, сестрица, я не отпущу!» -
Сказав это, та потрепала её хвою. –
«Я тоже постараюсь быть с тобою» –
Пообещала ей она.

***
И вновь объятия скрепили их союз,
Какие в счёте – уже было неизвестно,
Да было это, впрочем, и не так уместно,
Поскольку ободрения и смех,
Вдруг вырвались из зелёных уст
Густой толпы колючих ёлок –
Игольчатых их компаньонок,
Запомнились они ею вовек.
«Ах, как же всё-таки чудесно,
Что каждый посланный урок
Всегда имеет верный прок –
Так замечательно, прелестно!» -
Внезапно раздалося за их спиной,
И ёлочки всё неуклюжею гурьбой,
Торопливо на голос развернулись,
И когда, наконец-то обернулись,
Увидали, что троица людей,
Что их везла в повозке поскорей,
Глядя на них, лишь улыбнулась веселей.
Извозчик их и юный паренёк,
Казалось, будто бы над ними усмехалась,
Девица же, наоборот, за них упрямо заступалась.
Горели светлым изумрудом большие глаза…
«Но что это?.. что за чудеса?! –
Вздёрнулась боязливо ёлка,
Не осознавшая случившееся толком.
И все её подруги сочувствовали ей,
Опешивши в тот самый миг,
Так как никто из дерев не привык
К тому, что посторонние их понимают:
Они того не принимают.
Но именно ёлочка, она,
Проделала поспешно два шага
(Толпа немедля расступилась перед ней),
Бесстрашно решив выяснить у них,
Спросив без отступлений, напрямик:
«Откуда ведаете наш вы язык?»
 Девушка только шире улыбнулась
И во взгляде её вспыхнула искра,
Какая незнакома деревцу была.
«Ты слышал, Генри?.. – та живо встрепенулась,
Легонько топнув своим сапожком –
Что та ёлочка сказала?» -
 «Слыхал я, как же не слыхать -
Сказал ей монотонно паренёк потом –
Видать, черты людские в нас признала,
Да испугалася. Чего же здесь скрывать?..» -
«Не люди мы, ёлочки дорогие» -
К ним обратившись, заключила пёстрая девица. –
«Не люди?! Да кто ж вы такие?
Какое право вы имели так вторгаться,
Выкапывать нас, разлучать нас с семьёй,
Навеки порвать связи с нашей родной землёй?..» -
«Простите нас за то,
Не нужно вам сердиться… -
Таков был вкрадчивый ответ –
Мы созданы, чтоб в праздник веселиться
Мог человеческий народ всех лет,
И чтоб, встречая новогодний рассвет,
Всяк вашей красотой сумел б дивиться.
Это наша душевная забота
Из года в год, из века в века,
Это наша важнейшая забота –
Открыть достоинства грядущего торжества для всех,
Не вырубая ёлок, не обрывая жизни
Невинных душистых дерев,
Смолою пряною благоухающих,
О счастье и процветании напоминающих…» -
«Но кто вы?..» - ель до сих пор не понимала.
«Рождественские эльфы» - девушка кратко отвечала. –
«Рождественские эльфы?.. – старшая ёлка подалась вперёд –
Разве они не перевились на свете?
Давно о них не слышал хвойный народ,
Давно в своих угодьях не приметил.
Лишь в детстве, когда я ещё юным ростком была,
Младше тебя, милая ёлочка-душа,
Мне ёлка-мать однажды сказку рассказала,
О зимних хранителях она упоминала,
Что стелют свой далёкий путь по небесам,
Через поля, луга, леса,
Снежинками их гордо посыпают,
Какие почвы хладным пухом покрывают,
Творят подручные зимы большие чудеса –
На стёклах окон людских они изящные узоры рисуют,
Над ветрами, метелями они вольно колдуют,
И смотрят, чтоб каждому древу зимой,
Под белым покровом был мир и покой,
Да шапки снегов часто, но не спеша,
Они поправляют у спящих цветов…
И рады они беречь милый праздник,
И порой, в сумраке новогоднем, ясном,
Может раздаться звучная трель –
Смех озорных бубенцов.
Тихий тот звон означал, что теперь
Новый год место своё занять готов.
Преклонялась пред этим всякая ель,
Да ветвями своими качала,
И не гас долго свет у людских дверей,
Когда весело те торжество справляли,
На торжественной ёлке свечи зажигали,
И фигурками маленькими ветви украшали,
Чуть потом появились шары –
Это всё были добродушной зимушки дары,
Что она им чрез подручных передавала –
Хранители нередко оставляли
 Горшочки с ёлками у самого крыльца,
Потом людям в окна стучали,
И спрятавшись, умильно наблюдали,
Как выходили те, и удивленья не скрывая с лица,
Подарки эти принимали.
И радовалась в этот миг зима,
Довольна та была хранителями своими,
Неравнодушна, благосклонна и щедра,
Что в какой раз они ей верно угодили…»
«Да, были эти времена… -
Вздохнула девушка с трепетным теплом,
Которое, однако, было тяжестью омрачено –
Тогда и Новый год, и Рождество
Сулили людям веру в волшебство.
Наставница-зима не смела руки опускать,
Но в радость ей было с заботой хлопотать…
С вершин густых облаков белоснежных,
На свой труд неустанный та любила смотреть нежно,
Любила видеть, как людской народ, готовясь к торжеству,
На макушки пушистых ёлок прикрепляет светлую звезду,
Любила смех, игры и пляски,
Да свято верила: её работа не напрасна.
Она жителей под облаками
Год за годом всегда воодушевляла –
Заставляла их поверить в сказку…»
Тут на глазах у неё слёзы проступили,
В горестной боли и тоске она ладонью их закрыла,
Но не сломилася средь далёких воспоминаний.
«То есть, вы вправду эльфы, как и говорите? –
Ёлочка милая моя снова свой голос дрожащий подала –
Но отчего вы так грустны, когда вы о своих делах твердите,
Как будто бы уж истекли они, и вы не в силах продолжать их далее?» -
«Права ты, ёлочка младая: не так легки наши дела,
Как было то когда-то ранее,
И есть сие причина нашей печали,
От грусти не находит себе место и зима –
Прежде величественная госпожа,
Милостивая покровительница
Всех своих хранителей,
А ныне же несчастная она,
Своей тоской утомлена
И чахнет она с каждым новым годом:
Беднеет лишь её погода,
Хотя по-прежнему мудра,
Нить истинного предназначенья потеряла уж она,
Во тьме всё подолгу сидит
И очень мало говорит,
А потому грустим и мы,
Служители милой зимы.» -
Так вздохнул вскоре паренёк,
Голову томно наклонив набок.
Всхлипнула эльф-девица,
Подруга давняя его,
Сжал плечи ловкий эльф-возница,
Но всё ж не глянул на него.

***
Однако ёлочки сильно недоумевали,
Когда о грусти и тоске зимы узнали –
Подруги скоро переглянулись промеж собой,
Заговорили что-то тихим шёпотом наперебой.
«Но объясните – всё ещё я не пойму –
Что так расстроило снежную госпожу?..» –
Вновь последовал вопрос ёлочки моей.
Юноша-эльф же отвечал, не сводя с неё очей:
«Виной тому стала первоначальная причина,
Её извечных хлопот да забот,
Та мысль, кой теперь она мучима,
То чувство, что покоя не даёт
Зовётся просто – людской народ.» -
«Народ?.. однако ж, почему?..» -
Вновь обратилось моё деревце к нему,
Одёрнувшись, как будто от огня. –
«Давно уже прошли златые времена,
Как поднимались кубки дорогие,
Как бубенцы перекликалися, звеня.
О, да – и не ошибся я тогда,
Виной печали той назвал людей когда!
С момента шумных празднеств да пиров
Успело миновать порядком трёх веков.
Люди всегда были охотники до знаний –
Чем больше крепли их умения и ум,
Тем больше становилось их желаний –
Прекрасных, светлых, вольных дум.
Они построили себе грозные города,
О коих и мечтать не смели никогда,
Машины, транспорт... и всерьёз,
Поймав как-то судьбу за хвост,
Сумели взметнуться до звёзд,
Что так недостижимы им казались,
А позже, друг с другом не желая,
Никогда больше не терять связь,
Они всё новые устройства изобретали –
И не успели мы перевести дух,
Как высшая технологическая эра началась.
И что? Доволен современный человек?..
Теперь не выпускает он из рук,
Своё прижившиеся приспособленье,
Нашёл он себе в жизни развлеченье,
Его не собирается он оставлять… -
С этим вердиктом эльф-юноша вновь принялся вздыхать,
Растрёпанную голову чуть понурив,
Глаза расстроенные чуть прикрыв –
Люди… сейчас им кажется, что они едины –
На деле никакого же единства нет:
Природу всю и целый белый свет,
Теперь смогли им заменить машины.
Ныне они лишь пленники всемирной паутины,
Той, что с названьем звучным «интернет».
Сейчас даже румяные детишки
Не так охотно перелистывают книжки,
Не так весело выходят гулять,
А если не они, то зачем землю снегом посыпать,
Прекрасно зная, что на ней никто не станет впредь играть,
И милого снеговика катать?..» -
«Открытья – это так прекрасно,
Они подчас готовы заменить
Людям наземным пищу и питьё,
Но даже и изобретения оказываются напрасны,
Когда природы увяданья не остановить» -
Строго высказала подруга его
Рассудительное мнение своё.
«Так, это значит, что зима
Зачахла от тоски по прежним людям?» –
Вдруг ёлка моя поняла.
«Всё верно, ты всецело права,
Тебе лукавить мы не будем, -
Ответил ей открыто паренёк –
Она давно не знает людских лиц –
Ровно с тех самых пор,
Когда мысль человеческая лишилась границ,
Когда рассвет разнообразной техники в сей мир пришёл,
И праздники стали совсем другими.
Даже все те, кто традициям предков верен свято был,
О зимних торжествах ничуть не позабыл,
Теперь их отмечают на свой лад,
И нынче у них всех фигурки искусственные стоят,
Которые они поспешно «елями» нарекли
И в мишуру, в гирлянды тут же облекли,
Те, кто же истинную ель
Себе к празднику предоставить захотел,
Безжалостно часто её срубает
Или её такой же покупает,
Затем несёт к себе домой
Ствол бездыханный, неживой
И с ним свой Новый год встречает…» -
«Это и есть главная печаль зимы –
Что было уж давно, того не возвратить –
Подытожила эльф девица,
Кратко помолчала,
Но потом всё же бодрее им сказала –
Но попробовать вздумали мы –
Нет нам более сил зреть грусть её!
Хорошо размыслив всё,
Мы, наконец, сумели решиться,
На одно дело авантюрное своё…» -
«И к этому причастно наше похищенье?..» –
Вздрогнуло в догадке хвойное древо. –
«Да, и мы за то просим у вас прощенье, -
Признался юный эльф честно и смело –
План наш в том лишь заключался,
Чтоб, как в былые времена,
Мы попробовали к людям подобраться,
Живую ёлку им оставить у крыльца.
Идею эту предложила Амели, -
Сказал он, открыто указав на подругу –
И сам я не знаю, почему согласились мы,
Но я очень хотел прогнать долгую скуку
Нашей владычицы зимы,
Хотел, чтобы люди, увидав прелесть хвои,
Вдруг вспомнили о былых временах
О госпожи-зимы прекрасных чудесах.
Чтобы забыли они о прочих делах,
В предпраздничный глубокий вечер,
С друзьями, с близкими назначив себе встречи,
Чтоб, как когда-то было раньше,
Они собрались в тёплый круг
Своих дражайших семей,
Чтоб возвратили свои думы
В моменты жизни те, что радость им немало приносили,
Почувствовали своё сердце чуть светлей,
Вдохнув душистые древесные смолы,
Чтоб стали на мгновение похожи на детей,
Те образы, ныне далёкие, что в своих сердцах они сохранили,
Внутри, пусть глубоко,
Но до конца не позабыли.
Мы думали, что глядя с небес высоко
На нашу добросердечную затею,
Зиме, матери нашей, станет на душе легко,
Она впервые за долгое время
Нам сможет улыбнуться, засмеявшись,
И наградит нас редкостной снежинкой,
Что так нечасто теперь можно увидать…» -
«Да, я просто в это верю! –
Промолвила его подруга, в запале с места приподнявшись –
Но, чтобы сбылось то, что суждено,
Вы все должны ту веру на себя принять, -
Она на хвойные древа
Свой взор опять перевела,
Тот взор, что исполнен был волненьем,
Теплом, любовью, чистейшим стремленьем,
Тот, что пронзает светом, будто меткая стрела,
В коем вдруг отыскали своё отраженье
И трепет, и душевная мольба –
Скажите, ёлочки, вы же не против нам помогать?..»

***
И эта чуткая мольба задела струны сердца древесного,
Зародив чувство в нём такое, с которым спорить было бесполезно.
Задумались серьёзно ёлки,
Но более всего, деревце наше размышляло тонко,
Чуть опустив свои иголки,
Макушку понурив легонько.
И оказалась в тот же миг
Она со смятеньем один на один.
За их бесцеремонным похищеньем
Таился добрый умысел на самом деле.
Рождественские эльфы… они добры, чисты,
Они помочь лишь подлинно хотели,
Доставить радость госпоже-зиме,
Что для неё ныне была забыта,
Чтобы она пускай бы на мгновенье,
Отбросила одеянья тоски,
Чтобы хоть на секунду прогнала в душе своей
Унылость и ненастье,
Чтоб воспылала она счастьем
И озарила им людей,
Умыла тропы и дома
Давно утерянными снегами,
Вновь пролетела бы по небесам,
Резвясь, играя с облаками,
Дала бы волю уж давно зачахшим чудесам…
Конечно, благородная затея,
Но стоила ль того её разлука?..
Назад она вернуться права не имела,
Но мысль одна казалась ей почти что мукой,
Что там, в её родной долине,
На широкой, раскидистой равнине
Стоит милая старушка-мать
И ничто не в силах боль расставания её унять,
И продолжает та иглы свои ронять,
Вздыхая ежечасно и поныне…
…но! – она огляделась резко по сторонам,
Увидев, что повсюду в ряд,
Возле неё сестрицы-ёлочки стоят –
Она здесь вовсе не одна:
Ещё при ней её семья –
Славные добрые подруги-ёлки.
И обнаружила вдруг ёлочка моя,
Что те давно уж завершили свои думы,
И расступились перед ней, подавшись слегка прочь –
Все они ожидали её конечные слова,
И ёлочке изрядно пришлось себя превозмочь,
Чтобы пройти вперёд, подняв макушку
И проронить с трудом дыша,
Так тихо, что почти на ушко:
«Согласна я,
Все вместе вам поможем мы».
Она не помнила саму себя,
Когда твердила эту фразу:
Пред взглядом помутнело сразу,
Но справилась с собой она.
Эльфы же тут же просияли.
«Спасибо, - ей они сказали,
В почтеньи главы наклонив –
Что поняли вы наш мотив,
И оказались благосклонны –
Откликнулись на наш призыв.
Мы вас на веки вечные запомним.» -
«Внимание, мы подъезжаем!» -
Воскликнул вдруг возница молчаливый в этот миг,
Тройку лошадок своих сильных погоняя –
«Прощаться видно наша пришла пора, -
Амелия негромко заключила –
Уж такова, милые ёлочки, ваша судьба,
Она-то у всех из нас терниста, непроста, -
На минуту голос её будто бы оборвался, стих,
Но позже та добавила, встав во весь рост –
Настал добрый час, чтобы вам приземляться,
Земли чтобы твёрдой горшками касаться…»
Промолвив это, к ёлкам поближе она подошла,
Горшочек нашей героини на руки взяла.
Оттого и макушка у неё закружилась:
Ёлочка сама для себя осознала резко,
Что повозка отнюдь боле не неслась по земле,
И преград, злополучных ухабов и кочек уж не было ей,
Ведь она ныне мчалась в бескрайней синеве небесной,
К самым сероватым тучным облакам она поднялась…
«Но… отчего же?» - произнесло древо недоуменно –
«Не смеем показаться людям мы,
Такова издревле наша природа –
Хлопочем о порученьях милой нам зимы,
Влияем мы на смену года,
Да заставляем люд поверить в чудеса,
Однако на внимательные человечьи глаза,
Мы попадаться не должны,
Нам допустить того нельзя.
А потому и наши скакуны
Без страха, гордо, смело,
Взмывают прямо в небо,
Подальше от взоров пытливых,
Что нас смогут внизу заметить непременно,
Летят они средь синевы красивой,
И гривы развиваются у них игриво…» -
«Ну что же, вы готовы сделать этот шаг?.. –
Девица ёлочке тихонько шепнула –
Докажите вы людям, что огонь не иссяк
Тех празднеств уютных, весёлых?..
Будьте вы им светлым лучом во мгле,
Сделайте так, чтобы в грустной зиме
Сердце забилось с трезвоном!..»

***
«Но не успела я перевести и духа,
Как оказалась резко на земле.
Рядом со мной ютились и подруги –
Все вместе мы теперь стояли на крыльце,
В подарочном и аккуратном картонном коробке.
А то крыльцо принадлежало магазину,
Работники которого проходя просто мимо,
Увидели нас сквозь стекло дверей широких
И сильно изменилися в лице,
Когда они к нам вышли, непонимающе и робко,
Подняв красным бантом повязанную коробку.
Из неё позже выгрузили нас, поставили на стенды, да на полки,
Чтоб покупателей сумели мы привлечь им многих…
Всё остальное, знаешь ты уже сама» -
Уж таковы были её последние слова,
Сказанные для заключенья.
Я написала их с усердием, терпеньем,
А после всю поэму до конечных строк,
Весь проработанный детально монолог,
Стала прочитывать усердно, ловко,
Живо глазами вниз перебегая,
Немножко поработав и с рифмовкой,
А также кое-что доделав и поправив
И от самой себя, конечно же, впоследствии добавив.

***
Сколько же я читала,
Строчку за строчкою перебирая,
Уж честно нам скажу, доподлинно не знаю.
Меня заворожил сей текст:
Погрязнув в нём, я не услышала ни стук, ни треск,
Какой обыкновенно различался у горшка,
Когда милая ёлочка куда-либо шагала.
А потому, завершив, не сразу уверилась я,
Что моё деревце и со стола давным-давно сбежало.
И огляделась я в недоуменьи,
Окинув кабинет мой беглым взором,
Однако быстро успокоилась, узрев без промедленья,
Миниатюрную колючую фигурку, ту, что на подоконнике стояла,
Взглядом расплывчатым, рассеянным, неясным
Кружась, петляя вкруг заборов,
Что серым, но довольно гордым строем,
Твёрдо держались в почве напротив моего окна,
Будто старалась что-то отыскать у них, увы, напрасно.
Отложив все дела к ней поспешила я.
Одним движеньем, торопливым, резким,
Свои одёрнув занавески,
Я догадалась в сей же миг,
Отчего ёлочки душистый лик
Так притаился, а голос так затих…
Сначала не поверила я,
Оторопело взглянув вверх,
Ведь с высоты к земле опять мирно, играючи спускались
Добрые, нежные снежинки,
За ветви славны древ цеплялись,
На почве хладной оставались,
Осев на ней с лёгкой ужимкой –
Растаявши чуть-чуть.
Иные продолжали путь…
Тогда увидела я то,
Что, мне казалось, зреть отныне не дано –
Отбеленное светлое полотно,
Что землю вновь собой укрыло,
От крепкого мороза добросердечно приютило,
Звалось оно же просто – снег.
«Это зима!  - ёлка вскричала –
Я почти слышу её смех…
Она рассказ мой услыхала,
Печаль превозмогла и просияла,
Пришла, чтоб красотой своей порадовать нас всех!» -
«Да, чуткая моя подруга,
Гордиться можешь ты своей заслугой –
Я несколько лет не видала,
Такого мощного, красивого снегопада –
Зрелище прелесть! Мне большего на Новый год не надо!..» -
Сказала я и замолчала.
И мы почти что до утра,
Замерли тихо у окна,
Глядя, как падают снега,
Да как играет среди них луна.

***
А вы, мой дорогой читатель, вольны решать сами,
Что кроется за этими словами,
Историей, что кончена мною теперь –
Сказка ли, что навеяна была
Предчувствием искрящегося волшебства,
Не столь давно зимы прошедшей,
Или, быть может, это истинная быль,
О коей в самом деле поведала мне малютка ель?.. –
В доверьи к мыслям сим сокрыто ваше полное желание и право.
И остаётся только мне же,
Пред тем, как совершенно точно,
Поставить в монологе точку,
Хочу сказать, что ёлочка славная моя
В доме и по сей день живёт у меня,
Она раскидиста и весела,
Бойка, но безмерно добра,
Как и ретива,
Стройна, душиста и очень красива,
Но также колка неизменно –
В своём яростном, игривом порыве,
Может иголкой задеть непременно.

***
Но так бывает иногда,
Когда, пораньше отложив дела,
К своему древу возвращаюсь,
Встречая снова её у окна,
И ей невольно восхищаюсь:
Она мне кажется грустна,
Но достоверно знаю я:
В душе её светло горит поныне
Подругам милым преданность, как и своей долине.
И вижу, как покачиваются в неслышный такт ветви её –
То по хвойным нарядам разольётся вмиг тепло,
Что необычно и необъяснимо,
Для мыслей моих далеко, непостижимо.
Встаю тогда я рядом с ней,
С блестящего оконного стекла,
Не смея отвести своих очей,
И кажется мне, что слышу я тогда,
Протяжную звонкую трель бубенца –
То было эльфов рождественских прощанье,
Они уходят, но уходят ненадолго
В родные снежные края,
Что спрятаны у небес самых –
Лишь удаляются от нас до исхода
Пёстрого, свежего, юного года,
Они вернутся, возвратив нам хозяйки-зимы своей чудеса.
Меж тем природой уже властвует весна…